Читать книгу Sinderella - - Страница 4

На улице шел промозглый дождь, сопровождавшийся сильным ветром. Ева по пояс стояла в озере – дрожала, не в силах усмирить холод.

Погода не мешала съемочной группе. О модели, как исполнителе, никто и не думал.

Хочешь того или нет, но современные стандарты красоты делают из нас кукол. Порой я задумываюсь: заказчики, стилисты, визажисты, фотографы, операторы и многие другие – они хоть когда-то принимали нас за людей? И речь вовсе не о физическом воздействии. Поверьте, ничто не сравнится с моральным давлением. Будучи окруженным чрезмерно уникальными и по-своему красивыми людьми, ты вынужден идти на уступки и порой даже через себя, лишь бы закрепить свое имя в индустрии.

Общественное давление меркнет перед твоим собственным. Только ты наделен властью уничтожить себя.

В тот судьбоносный день Еве было плохо. Чрезмерно чувствительное тело содрогалось от столкновения с прохладными каплями. Они медленно расползались по коже, оставляя после себя уродливые ожоги.

– Ева, соберись!

– Так я и без того собрана.

– Ты дрожишь.

Девочка и бровью не повела, но губу все же прикусила. А как можно не дрожать, стоя в ледяной воде? будучи не до конца окрепшей после простуды?

– Я… я… – до боли переплела пальцы она. Выдать хоть что-то не удалось.

«Интересно, заметили бы они, будь на моем месте кто-то другой?» – поразмыслила она, утыкаясь в стену непонимания.

Обида, широким комом подкатывая к горлу, забаррикадировала путь к легким. Ее и без того перепуганные глаза принялись выискивать в толпе маму. Она должна была ее спасти, уберечь от множества глаз; взять свою единственную дочь за руку, вывести из лабиринта озлобленных людей.

Очи непрерывно всматривались, перепрыгивали с одного незнакомого лица на другое, пока сердце ныло от абсолютной беспомощности. Подсознание без устали шептало: ее здесь нет, твои попытки тщетны.

Ева была убеждена, что подсознание в силах породить правду, даже когда та скрыта за ширмой. Этот день не стал исключением: мамы рядом не оказалось.

– Я замерзла! – взвыла девочка, подавляя обиду на самого родного человека.

Еще один немаловажный момент: никому не интересны твои слезы. Особенно на работе, требующей солдатской стойкости. Обычно за подобное нытье мысленно списывают баллы, однако…

– Ладно, – устало вздохнул один из дяденек. – Иди в шатер, погрейся. Но учти, Ева: через полчаса будь на месте! Иначе шкуру спущу!

В шатре было не до отогреваний. Попросив команду оставить ее в покое хотя бы на пять-десять минут, Ронан, прикусив нижнюю губу, согнулась в три погибели и заревела. Безмолвно, содрогаясь и подавляя желание завыть диким зверем. Раньше для этого была необходима подушка: разочек прокричавшись вполголоса, она могла ощутить, как бремя валится с кровоточащих плеч.

(Тогда я не знала, что для полноценного оздоровления лечение необходимо продолжать, не сворачивая на полпути. Полагаться на временное облегчение отнюдь не выход.)

А потом девочка внезапно уловила легкий малиновый аромат. Казалось, нутро согревалось благодаря одному лишь этому запаху.

Чуть вздрогнув, она подняла голову, увидев перед собой уже на тот момент известного Дилана Клеймана. Мальчика, обретшего аудиторию благодаря съемкам в короткометражных фильмах.

Легкая тьма в шатре прочертила на его скульптурном лице четкие тени. Вьющиеся медные волосы, казалось, скрыли от ее взора нимб.

Дилану было всего пятнадцать. Ева частенько слышала, что ему прогнозируют успешное будущее в актерской карьере. «Мама определенно хотела бы иметь именно такого ребенка!» – подытожила про себя Ронан.

Затем Ева подумала: что же будет, если он кому-то поведает о ее слабости? Перед глазами пролетела вся жизнь. Больше всего девочка испугалась за маму: а что, если она ее разочарует? Как она будет на нее смотреть?

– Т-ты… – слетело с ее дрожащих уст.

– Да не пугайся ты так! – воскликнул Дилан. Казалось, он видел девочку насквозь. – Никому я ничего не скажу. Лучше вот, выпей чаю. Ты вся продрогла.

Ронан одними губами поблагодарила его; руки потянулись за угощением. Чуть подув, она с неописуемым наслаждением отхлебнула горячий напиток. Тело полыхнуло пламенем, сердце будто заново забилось.

– Команда сегодня не очень, – продолжил юный Клейман, с осторожностью поглядывая на жертву погодного (и не только) ненастья. – Наверное, заказчик забил тревогу: слышал краем уха, что послезавтра снимки должны быть готовы, а эти все ждали хорошей погоды. Дождались, ничего не скажешь!..

Еву поразила его болтливая натура, смутило открытое поведение. Он, известный среди сверстников профессионал, стоит перед нею, обычной новенькой из провинции, сплетничает про группу и смеет осуждать их работу! Разве так можно? А что, если его специально отправили к ней, чтобы проверить на слабость?..

Клейман вдруг замолчал, словно уловил поток девичьих мыслей. Прикусил язык, испуганно озираясь, – на лице Ронан расцвела улыбка. Значит, они в одной лодке.

Однако она рано радовалась: теперь уже Дилан не доверял ей.

Мальчишка поспешил уйти. Ева не посмела его задерживать. Единственное, что она тогда могла делать, – смотреть на него, запоминать каждое движение, улавливать их схожесть и принимать это за нечто особенное. Его тонкие руки открыли шатер, и перед тем, как уйти, он обернулся и напоследок одарил ее обеспокоенным, полным сострадания взглядом. Свет ласково упал на его щеку, та затеплилась нежно-розовым.

Без него в шатре вдруг стало душно и тесно. Девочка поплелась к креслу, вслушиваясь в тишину, будто чего-то ожидала.

Она все продолжала смотреть на выход даже после того, как Дилан исчез.

Ронан довольствовалась чаем в абсолютной тишине лишь две минуты – затем к ней заглянули стилисты и визажисты. Пускай окружившее ее столпотворение не давало ни вдохнуть, ни выдохнуть, ягодный дурман, осевший на языке, даровал ей непривычное спокойствие.

Выйдя на съемочную площадку, Ронан заметила, что дождь прекратился.

Была середина октября, но Ева шла к озеру с небывало крепкой уверенностью в том, что сегодня Дилан Клейман подарил ей весну.

***

Периодически окунаясь в воспоминания, она чувствовала, как сердце сковывают шипастые лозы, оставляя на нем болючие царапины. Сейчас, проводя параллели между прошлым и нынешним Диланом, Ева со сложностью видела хотя бы малейшие очертания того человека. Возможно, она бы относилась к этому более спокойно, не будь в подобных глобальных изменениях ее вины.

Ронан приподняла воротник с целью скрыть уже и так скрытые под толстым слоем тонального крема следы пальцев на шее. Съежившись от постоянного дискомфорта, она сглотнула, ощущая себя словно собачонка на поводке. Наверное, любой адекватный человек постарался бы сбежать куда глаза глядят, но речь шла о госпоже Ронан.

– Ева, – шепнул вдруг Розенберг, – ты чего?

Она бросила на него утомленный взгляд и улыбнулась. Менеджер Итан жуткий модник, и все-таки сегодня ничто в нем не привлекало внимания; лишь праздничное щегольство костюма не совсем вязалось с деловой озабоченностью лица.

– Просто вчера использовала новое масло, – ответила девушка. – После него жутко зудит кожа, плюс покраснения появились… Пришлось надеть водолазку…

Итан вздохнул.

– Пожалуйста, в следующий раз проконсультируйся с косметологом и только потом используй всякие там масла! – Из его толстогубого рта разило пивом.

– Конечно-конечно! – заверила Ева и улыбнулась. Повелся, дурачина.

– А теперь, – произнесла помощница директора, – я бы хотела пригласить наших корейских коллег. Напомню, что среди ребят по две модели обоих полов, три фотографа, один визажист и два стилиста. Прошу отнестись к ним с максимальным дружелюбием: они новички в своем деле, а наша студия, подписавшая с их школой договор, предоставляет возможность испробовать свои знания на практике, также…

– Уж лучше б зарплату нам повысили, – шепотом выдала Ева, на что Итан бесспорно кивнул.

 Видеть чужаков на съемочной площадке никто не желал. Не будь в этом калейдоскопе знака доллара, ни о каком договоре не могло быть и речи.

– Ну что ж, не стану больше тянуть. Прошу любить и жаловать! Ребята, проходите!

Знаете, в чем уникальность и однотипность азиатской внешности? Все друг другу будто под копирку.

Небольшая группа юных корейцев пересекла порог. Стояли они сдержанно, уверенно, но в глазах читалось дикое напряжение. Пускай Итан улыбался, Ева знала, что за его доброжелательностью скрывается дикое желание по-расистски пошутить. Только вот ей их было жаль: разве они не знали, как сложно мелким рыбешкам-новичкам работать в среде, где плавают столетние акулы? Неужели организаторы их не предупредили?

– Маскарад, – невольно слетело с девичьих губ.

Благо никто не услышал. Даже господин Розенберг. Ронан спокойно выдохнула.

– Как думаешь, они хоть на что-то годны? – послышалось за спиной. – Или они тут лишь в роли нахлебников?..

Если говорить честно, Еве было не по себе от этой пассивной агрессии. В подобной среде очень сложно работать, даже если ситуация зациклена не на тебе. Но и вмешиваться Ронан желанием не горела. Она знала, чем это всегда заканчивается.

Дилан нанесет очередной удар.

Неожиданный звонок заставил Еву сначала удивиться, а потом и вовсе взволноваться. Ужас извивался в голове дождевым червем – звонил Дилан. Ронан, барахтаясь в нежелании с ним говорить, все же заставила себя набрать его номер после нескольких проигнорированных звонков.

Итан тут же вмешался:

– И не думай, Ронан. Поговорите позже, не сейчас. – Чему Ева безусловно повиновалась.

Было кое-что неведомое, к чему она тянулась где-то глубоко в своем подсознании. Еве еще предстояло познать это в скором, наступающем ей на пятки, будущем…

***

Казалось, телефон не выдержит и лопнет от бесконечного потока звонков. Имя «Дилан» высвечивалось на экране без остановки, Ева продолжала натянуто улыбаться, чувствуя, как начинают побаливать мышцы лица.

Ронан опасливо поглядывала на Розенберга. Тот, в свою очередь, был не на шутку раздражен из-за выходок бойфренда своей подопечной, но молчал – как, собственно, всегда и делал. Итан прилагал отчаянные усилия, чтобы как можно мягче донести свою мысль. Потом отказался от этого и повторил:

– Поговорите позже.

– Я уже слышала.

– Он вечно так назойлив?

Ева сглотнула.

– Бывает. Мы с ним немного в ссоре.

– Потому он продолжает тебе названивать?

– Да. Он, наверное, просто хочет извиниться.

– А на деле мешает и не уважает твои границы.

От резкой фразы вздрогнули оба. Ева с небывалым удивлением застыла на месте, вопросительно зыркнув на Розенберга. Мужчина, прикусив язык, выдавил улыбку и принял удобную позицию:

– Прости старика, несу всякий бред. Не обращай внимания.

Ева пожала плечами. В какую-то секунду ей почудилось, что тревожные мысли не выдумка, не иллюзия, сотканная из сомнений в Дилане, а чистого рода правда. Девичье сердце вновь погрязло в смутном сожалении, но Ронан подавила чувства и заставила себя продержаться до конца. До момента, когда ей удастся перезвонить Клейману.

Было без двадцати пяти час; Ева считала минуты. Периодичность звонков уменьшилась, отчего гнетущая атмосфера только уплотнилась. Тревогу не так просто подавить – девушка дождалась удобного момента и, не останавливаясь и даже не поворачивая головы, выбежала в коридор.

Именно там Ронан настигло неведомое. У окна стоял Дилан.

Ева невольно сглотнула. Захотела пройти вперед, к нему, но ноги подкосились – она чуть не упала. Мгновенно приблизившись, парень легонько схватил ее за локоть, позволяя опереться на него. Девушка замерла: как можно скрывать в себе столь нежную сторону?

Только все было воспроизведено на публику. Он знал это, а она лишь догадывалась.

Клейман был уверен еще кое в чем: Ева Ронан напряжена. Скоро она не в силах будет сдерживаться; эмоции прорвут ее, как прорывает плотины вода. Дилан уничтожит ее, переместит, словно пешку, на исходную позицию; туда, где ей место. А пока… пока он ее испытает. Партия завершится его безоговорочной победой.

Ева неприветливо улыбнулась, Дилан рассеянно ее обнял. Девушка, конечно же, напряглась, но не сильно: здесь, в пучине людей, он не станет поднимать на нее руку. Пользуясь моментом, Клейман захотел поцеловать ее в щеку, однако Ронан, нервно усмехнувшись, мягко воспротивилась этому и сказала:

– Я ведь предупреждала, что буду занята. Почему названивал?

– А ты почему не отвечала?

– Открою тебе Америку: я на работе, Дилан.

– Ты, как я погляжу, расхрабрилась, – погладил ее по голове парень и, наклонившись, выдал: – Останешься ли такой же, когда мы окажемся тет-а-тет в одной комнате?..

Страх проснулся, расползаясь под кожей, разносясь по всему организму. И как птица, будучи взаперти, отчаянно машет крыльями, так и сердце забеспокоилось, забилось о грудную клетку в попытке сбежать и спастись. Явственный привкус железа во рту вызвал тошноту. Колени подогнулись, будто на плечи взвалили мешок муки.

Парень посмотрел на ее склоненный затылок и почувствовал себя неловко. Лик его похолодел. Только не здесь, только не среди людей. Когда Клейман поступал подобным образом, у него всегда возникали угрызения совести. Он безжалостно вырывал их из мыслей, словно сорняки, и заставлял исчезнуть.

Он – никто. И он такой из-за Евы.

Но что сильнее – собственная гордость или человечность? Каждый решает сам.

Дилан убрал со лба непослушную путаницу огненных волос. Лично он уже принял решение.

– Прости за вчерашнее, Иб.

Его глаза – горячий, дурманящий мятный чай. Она – всего-навсего сахар. Полагаю, вы и без слов понимаете, что с ней стало.

Ева одарила его шокированным взором. Это сокращение использовали лишь Дилан и мать. Первый искоренил редкую вариацию ее имени сразу же после того случая.

Дрожащие руки бережно прикоснулись к его лицу, большие пальцы мягко поглаживали точеные скулы. Глаза принялись выискивать в его взгляде что-то родное, пускай и некогда упущенное. Слезы закипели, но не пролились.

В надменном взоре, в этом диком дремучем лесу она видела свое погибающее от безнадежности отражение.

Ева припала к его плечу, несколько раз всхлипнула – обошлась без рыданий. Это все, что она могла себе позволить: сметающий со своего пути ураган, но тихий и незаметный.

– Ну же, успокойся, – шепнул он, бережно убрав с лица платиновую прядь.

(А ведь еще вчера он вырывал их с корнем.)

– Я люблю тебя, слышишь? – вторил голос.

Ронан прижалась к его груди сильнее. Она словно дух, мираж, пытающийся проникнуть в чужое тело. Завладеть им, вытеснить из него злобу, чтобы усилить любовь.

– Ты ведь знаешь, мне сложно контролировать себя… Отец, он всегда издевался надо мной, я рассказывал… и… и мне правда порой тягостно держаться в узде! Но я стараюсь. Ты видишь, что я пытаюсь искоренить это?..

– Да, – вяло подтвердила Ронан.

– Дай мне время. Все будет хорошо. – А в качестве ответа он получил ее кивок.

В то мгновение Ева лихорадочно пыталась сообразить, что она сделала не так. Она прекрасно знала: все его слова – пустой звук.

Однако полагаться на надежду девушка не переставала, потому-то она и умирает последней.

***

Еще в детстве Ева понимала, что если часто молчать, то люди постепенно забывают о твоем существовании. Да Хён был того же мнения и использовал эту фишку, не забывая выделяться своими грандиозными навыками. Поведение самого обычного человека.

Есть люди, которые, несмотря на количество внимания и любви, всегда одиноки. Хён приписывал себя к ним чуть ли не с детства. На то не было каких-то прямых причин, сковывающих его в кандалы детских травм и не позволяющих идти туда, куда хочется, – просто он чувствовал себя полустертым фальшивым бриллиантом среди кучи самоцветов. Зато глаз его был зорким, а взор метким: он отличал моменты, которые можно было смело приписать к искусству. Именно так Да Хён нашел свое предназначение.

Конечно, кореец был искренне рад побывать на съемочной площадке известного модельного агентства “VOMA”. Система работает как часы, люди исполняют роли шестеренок – каждый занят исключительно своим делом, благодаря чему в итоге получаются непревзойденные результаты.

Но больше всего фотограф был счастлив поработать со знаменитыми моделями. В конце концов, здесь отсутствовала надобность учить человека позировать или подготавливать к фотосессии. Не нужно бегать от одной локации к другой, выискивать на витиеватых и атмосферных авеню подходящие лица. Эти ребята знают, что делают. И именно поэтому практикант уповал от возможности окунуться в хаотичную, очень увлекательную повседневность.

Если часто молчать, люди перестают тебя замечать. Да Хён полагал, что это работает лишь в кругах знакомых или друзей, но в тот день ему было суждено изменить свою позицию.

Когда приветственное мероприятие и чрезмерное внимание порядком поднадоели, парень поспешил прогуляться по зданию. Фотограф не ожидал встретить за углом знаменитую Еву Ронан с каким-то парнем. Да Хён был в шоке, услышав его свирепые угрозы и заметив ее испуганный взор.

Веселье как рукой сняло. Паренек думал, что его ждут спокойные деньки, ведь ему и без того хватало обремененности там, у себя на родине. Да и зачем терпеть подобное в либеральной стране? Непонятно.

Потом произошло нечто еще более удивительное: он снова что-то сказал, и лицо модели смягчилось. Через мгновение она обнимала его так, как обнимают горячо любимых родителей.

Кореец смутился, однако не ушел. А какой бы парень на его месте не напрягся? Незнакомец принялся поглаживать ее по голове, ласково что-то нашептывая. Да Хён выдохнул и, поразмыслив, все же решил прекратить эту неуместную слежку.

Он медленно двинулся назад. В окна, расположенные по правой стороне, било солнце, разгоняя из дум фотографа мрачные мысли. Возвращаться к ребятам никакого желания не было. Все, чего он хотел, состояло из кофе. Максимально крепкого – чтобы заглушить беспокойство.

Путь до противоположного конца коридора занял минуту-две. Да Хён выбрал первое, что понравилось, нажал кнопку. Фотограф ждал, глядя на отражение в стекле аппарата. Неожиданно он заметил за своей спиной медленно подходящую к нему девичью фигуру.

Ева Ронан.

Когда девушка принялась терпеливо дожидаться очереди, в нем разгорелось пламя. Он должен был защитить ее. Не знал почему, но чувствовал, что должен. То он хотел удостовериться, что все в порядке, то мечтал усмирить желание вмешаться не в свое дело. Одно он мог сказать точно: в подобные моменты необходимо строить неведение и широко улыбаться. Во всяком случае, на начальном этапе.

– Здравствуй! – произнес он.

– Здравствуй. – Она пыталась казаться максимально любезной, потому улыбнулась. – И добро пожаловать в команду! Надеюсь, сработаемся.

– Да Хён.

– Чего?

– Меня так зовут – Да Хён.

– А-а-а, – протянула модель, будто его имя интересовало ее хотя бы малость. – А я – Ева Ронан.

– Знаю, запомнил.

– Понятно, – был ответ.

Он смотрел на нее, она – на него. Далее Хён забрал свой кофе, взглянул на напиток без какого-либо желания пить. Ева, продолжая улыбаться, прошла вперед. Все как обычно. Все как у обычных одиноких людей.

Он приметил круги у нее под глазами. Под покровом безнадежного женского взгляда фотограф почувствовал себя обязанным обсудить увиденное. Даже если она поймет его неправильно, обвинит в сталкерстве… чтобы утихомирить свой пыл, ему стоило пойти на этот шаг.

– Что с тобой?

– Ничего, – отворачиваясь, отрезала она.

– Ты в норме?

– Да. Что-то не так?

«Действительно, Хён, а что не так?» – разозлился на себя парень, не зная, что ответить. Вертикальная морщина рассекла ему переносицу.

Неловкое молчание распространилось по коридору. Ронан поспешила удалиться. Прижимая к груди бутылку воды, Ева не совсем понимала, о чем говорить дальше. Оставалось лишь неловко улыбаться и уповать, чтобы случилось хоть что-нибудь: например, звонок, из-за которого ей бы пришлось срочно уйти.

Ничего не происходило.

– Хорошего дня! – на прощание бросила девушка.

Казалось, этим и должно было закончиться. Итог любого знакомства.

И все же что-то пошло не так.

Да Хён прошел вперед, а потом, набравшись смелости, признался:

– Я видел тебя и того парня в коридоре. И да, я слышал, как он тебе угрожал.

Его слова пригвоздили ее к полу. Страх ежовыми иглами впился в гортань; казалось, она вот-вот задохнется. Ева впервые услышала правду вне своих бесконечных дум. Правду, которая причиняла внезапную боль. Ничего нового, однако, когда это было сказано так откровенно, у нее сжалось сердце.

Он был эталоном актерского мастерства лишь в ее глазах.

(Его слова – это угрозы, Ева. Не иллюзии.)

– Тебе показалось, – ответила Ронан. – Ты неправильно понял.

(И с каких пор ты отчитываешься перед незнакомцами?)

Обернуться и посмотреть на него она не решилась. Быть умной – это вовремя прикинуться глупой, слепой и безнадежной. Пускай сегодня она побудет инвалидом третьей степени.

– Может, я неправильно делаю, раз вмешиваюсь, но со слухом у меня все хорошо. Не стоит лгать.

– Даже если так… тебе-то что? Почему интересуешься?..

Изначально Хён предполагал, что защитной реакцией Евы будет нападение – банальный человеческий инстинкт, когда тебя загнали в угол; оттого он и представить себе не мог, насколько бунтарским окажется ее нрав. Фотограф подошел к ней, попытавшись ступить на полосу правды через ее глаза. И пускай модель слышала приближающиеся шаги, она не сдвинулась с места, не убежала; будто в землю вросла. Главное – затуманить бдительность.

Ева кинула на него полный ярости взгляд. Каково же было ее удивление, когда девушка обнаружила чрезмерно выделяющиеся среди типичной корейской внешности черты: коротко подстриженные волосы (позже она заметила, что у остальных парней локоны были куда длиннее), крупную родинку под правым глазом. Его кожа не сияла неестественной белизной, напротив – была совершенно обычной.

Они пялились друг на друга чуть меньше минуты. Он – с состраданием, она – со злостью.

Первым сдался Да Хён:

– Знаю, что лезу не в свое дело, но, пожалуйста, не смотри на меня как на врага народа. Просто… если вдруг что-то не так, я готов тебя выслушать и помочь.

Ева Ронан посмотрела в его карие глаза. Казалось, она лишь тогда различила их цвет.

Хоть его слова и проникли ей в сердце с явной теплотой, она не могла позволить кинуть Дилана в яму. Ронан открыла было рот, чтобы съязвить, однако практикант оказался быстрее и миролюбивее:

– На этом, собственно, все. Мой номер известен вашему организатору. Хорошего дня! – поклонился он и ушел.

Ева поступила точно так же – продвинулась вперед, к двери. Хотелось выбежать из душного коридора. Уберечь себя от этого наглого юнца.

– Уж больно глаза у тебя потухшие, – выдал на прощание кореец, не забыв повысить голос, – чтобы девушка точно услышала.

Сердце кануло в бездну. Казалось, он швырнул в нее копье, поразив насквозь.

– Нахал! – ответила Ева, наконец избавившись от его компании.

(Небольшой факт: если в свой адрес вы вдруг услышали «нахал», то знайте, что вы успешно кого-то задели.)

Это его «уж больно глаза у тебя потухшие» преследовало еще долго.

Она спешила домой, чувствуя, что внутренности словно выжжены дотла, а ладони саднят там, где ногти впивались в плоть.

Тогда Ева даже не заметила, как его имя наглухо застряло в голове: Да Хён.

Тогда она и представить себе не могла, что отличит его лицо из тысячи азиатов.

В конце концов, ей только предстояло узнать, что всякую весну чередует другая.