Читать книгу Три дня в раю - - Страница 3

– Да, такова воля духов.

– Прости Билли, но ты же знаешь, я не очень-то во все это верю.

– Духам неважно, веришь ты или нет. Они считают, что именно ты его узнаешь. Того, кто победит Виндиго. Помни, в тщедушном теле может скрываться великий дух и в мощном теле сидеть заячья душа.

– Я не очень-то похожа на шаманку.

– Знаешь, на кого ты похожа, – вдруг устало и по-отечески ласково улыбнулся Билли.

– На кого?

– Ты похожа на красивую белую женщину. Кровь Билли-шотландца в тебе проявилась сильнее всего.

– Мигвеч, – рассмеялась Харпер. На языке оджибве это означало «спасибо». В детстве бабушка учила ее языку оджибве, но Харпер редко говорила на нем и многое уже забыла. Язык живет до тех пор, пока на нем говорят люди. В молчании он умирает.

– Да, внешне ты не наша, но в твоих жилах течет кровь оджибве. Помни об этом. Духи показали мне мост душ.

Харпер знала, что по поверьям оджибве через этот мифический мост души умерших оджибве попадали в загробный мир.

– Я видел Рогатую сову. Она зорко охраняла его, а неотвратимый дух времени Пасугу с огромными рогами провожал по мосту в загробную жизнь тех, чей черед пришел. Кто-то шел по мосту уверено, словно по широкой дороге, а кто-то едва ступал, словно мост был с огромными дырами и страшно качался на ветру. Я узнал некоторых на том мосту, – последние слова Билли произнес едва слышно.

– Скажи, кто, кидан, Билли» – с тревогой спросила Харпер. «Кидан» означало «скажи».

– Каа, нет. Нельзя.

– Им ничем нельзя помочь?

– Нет. Пасугу уже ждет их.

Харпер увидела в руках Билли виигваасабак – берестяной свиток. Он был вылеплен из нескольких кусков бересты, прошитых ватапом – нитью, сделанной из корней кедра. На нем были нацарапаны какие-то эзотерические символы и фигурки невиданных существ.

– Зачем оджибве прячут их в пещерах и других тайных местах?

– Чтобы не попали в плохие руки. Там многие знания нашего народа. Несведущий человек может неправильно истолковать и накликать беду. Ты спрятала то, что я тебе дал?

– Да.

– В надежном месте?

– Более чем.

– В Пэрэдайз?

– Нет.

Старик удовлетворенно кивнул.

– Зачем их вообще понадобилось перепрятать? – спросила Харпер.

– До меня дошли слухи, что ими стали интересоваться. Кто-то хочет призвать Виндиго. Этого нельзя допустить. Знания древних помогают не только исцелять, но и уничтожать. Я пустил слух по деревне, что ты их спрятала в своей школьной библиотеке.

– Это неразумно, Билли.

– По-моему, более чем разумно. Это далеко отсюда, и где еще хранить свитки, как не в библиотеке. Это правдоподобно.

– Да, но это школа! И там дети! – Однако спорить со стариком было бесполезно, – Ты не веришь собственным людям?

– Не в этом дело, милая. Люди слабы. А цена их слабости может стать очень высокой. От боли или жадности, или глупости они могут сболтнуть лишнее. А этим свиткам много сотен лет, и некоторые из них хранят поистине уникальные знания, которые для всех должны оставаться тайными. Форт-Талон нынче не безопасное для них место. Я не спрашиваю тебя, где ты их спрятала. Когда-то ты станешь их хранителем, и на тебе будет ответственность передать их дальше.

– Я не хочу этих знаний, Билли. Я не стану шаманкой.

– Мне еще рано думать, кому передать знания. Духи сказали, что я узнаю его, как придет назначенный час, также, как и ты узнаешь того, кто победит Виндиго. Твоя задача – хранить свитки. В конце концов, Харпер, ты же библиотекарь, разве не этому учили тебя в твоих университетах.

Откуда – то раздался удушливый стон великого сыча, заглушаемый воем вьюги. Харпер с детства не любила этих сов. Женщина вздрогнула, а Билли вдруг улыбнулся и погладил Харпер по голове:

– Не тревожься. Завтра приедет Болтливая росомаха. Возвращайся с ней домой.

Болтливой росомахой индеец Билли называл мать Эммы, подруги Харпер.

– Тебе это тоже духи сказали?

– Нет. Оливия Фергюсон вчера звонила. Барбара к дочери приезжает.

2

На следующий вечер после долгого трудового дня Эмма Фергюсон и Харпер Перри сидели в баре «Змеиного ручья» и пили сидр.

«Сильнейший зимний шторм пройдет над территорией Канады и США на этой неделе. Он может принести в некоторые районы самую холодную рождественскую погоду за последние четыре десятилетия, считают синоптики. Министерство охраны окружающей среды Канады предупредило, что в связи с приближением зимнего шторма следует по возможности избегать любых поездок в Онтарио и Квебек. Шторм ожидается в пятницу и в праздничные выходные. Если вы планируете поехать на праздничные мероприятия, постарайтесь приехать до начала шторма или перенести встречи на воскресенье».

Эмма выключила телевизор. Она была невысокой худенькой женщиной с короткой стрижкой светло-русых волос. Они смешно топорщились в разные стороны и походили на одуванчик.

Харпер ростом была на полголовы выше, с четко очерченной талией, крутыми бедрами и двумя длинными черными косами, на манер, как носили индейские женщины.

Эмма отпустила Мод домой. За окном синел ранний декабрьский вечер. Зажглись уличные фонари. Эмма погасила в баре весь свет кроме двух бра в простенке между окнами.

Только что ушел последний посетитель. Это была Виктория Барнс. Молодая женщина была изрядно навеселе и пришла купить еще пару бутылочек портвейна.

– У тебя все хорошо? – спросила у нее Харпер, когда Вик расплачивалась. Выглядела она неважно.

– Кошмары. В последнее время меня мучают какие-то странные кошмары, – заплетающимся языком пролепетала Вик, потом улыбнулась, – а так все в полном порядке.

– Кошмары ее мучают, – злобно процедила Эмма, когда Вик скрылась за дверью, – Кошмары терзают тех, у кого совесть не чиста и есть, что скрывать. Пусть мучается.

– Эмма… – хотела остановить ее подруга.

– Харпер, – перебила ее Эмма, – я не поверю, что ты не понимаешь, о чем я. В этом городке у каждого есть свои тайны. Что еще делать долгими зимними вечерами? Только то, что потом превращается в тайну. Чем скучнее общественная жизнь, тем насыщеннее личная. А если есть тайны, всегда найдутся те, кому они интересны, и кто захочет до них докопаться.

Харпер не могла не согласиться, что Эмма была права.

– Как ты думаешь, я узнала о романе Гарри и Вик? Я получила анонимное письмо. Многие думают, что это я рассказала Кэнзи про них, но это не так. Я уверена, что и он получил точно такое же письмо. Харпер, тебе налить еще?

– Нет, мне достаточно. Ты догадываешься, кто бы это мог быть?

– А кто у нас знает обо всем, что происходит? Миртл Хейз. Та еще сплетница. Письмо было точно в таком же конверте, какие продавались у нее на почте.

– Его мог купить кто угодно.

– А вчера эта старая ведьма сказала по «большому секрету», что Мод Кингстон получила письмо.

– И что в этом удивительного?

– Харпер, очнись! У Мод Кингстон кроме ее матери никого нет! Она всю жизнь прожила здесь, ты не хуже меня это знаешь.

– А от кого письмо?

– Вот тут самое интересное. Из департамента по индейским делам и развитию Севера.

Харпер удивленно посмотрела на Эмму:

– Но в Мод Кингстон не течет индейская кровь, как и в жилах ее матери. А сама Мод тебе ничего не рассказывала?

– Нет. Она вообще о себе никогда не говорит.

– Как дела у Кэнзи и моего брата? Ты звонила им? – сменила тему Харпер.

– Нет. А давай сейчас и узнаем.

Эмма отставила в сторону стакан с сидром, взяла телефон, лежавший в углу барной стойки, и набрала номер Кэнзи Барнса:

– Кэнзи, привет, это Эмма, когда вы сможете доехать до нас?

– Все очень плохо, Эмма, – услышала она на другом конце, – В Лонгли сильный снегопад. До Престонского поворота дорога закрыта. Приедем, как только расчистят. Вы как там?

– Пока держимся. Но продуктов мало.

– Я смотрел твой список: сидр, пиво, виски, еще сидр, ты решила утопить Пэрэдайз в алкоголе?

– Раз есть спрос, мы обеспечиваем предложение, зимой тут пьют все. Там помимо выпивки много чего еще, ничего не забудь, – Эмма положила трубку, – Они застряли в Лонгли. Ждут, когда расчистят дорогу до Престонского поворота, – Эмма опустошила стакан.

В следующий момент звякнул дверной колокольчик, и на пороге магазина возникла высокая мужская фигура в красном пуховике. Мужчина откинул капюшон, отделанный пушистым волчьим мехом. От него сильно разило псиной. Женщины сразу узнали Дэмиана Хьюза. Хьюз жил отшельником на одиноко стоящей в лесу ферме. Ферма находилась в пяти километрах от Пэрэдайз на северо-запад от охотничьего домика Эгона. Дэмиан разводил породистых ездовых собак. Его собаки принимали участие в разных гонках, самой почетной из которых был Айдитарод.

– Добрый вечер, дамы, – басисто произнес он. Дэмиан был высоко роста, с красивым резко очерченным профилем. Ему было шестьдесят пять. У него были каштановые волосы, которые хорошо сохранились от седины и красивые серо-зеленые глаза. В молодости он слыл первым красавцем в районе и от представительниц прекрасного пола у него не было отбоя. Говорили, что он перетоптал всех женщин в радиусе пятидесяти миль. А еще Харпер почему-то отчетливо помнила, что ее мама не любила его. Она никогда про него не рассказывала плохого и поэтому тем сильнее Харпер не понимала причину ее холодности к нему. Сам Дэмиан, наоборот, был крайне тактичен, если не сказать, заботлив, по отношению к Харпер и ее матери. После смерти отца он порывался помогать им, но мать категорически отказывалась принимать его помощь. Только когда она умерла, Харпер и Дэмиан сильно сблизились и стали хорошими друзьями. Харпер знала, что его жене Джинилле приходилось на многое закрывать глаза, но в конце концов, и она не выдержала и после трагедии, разыгравшейся в его семье, она от него ушла.

Многодневная щетина на его лице и потухший взгляд выдавали его безразличие к собственной внешности, к собственной жизни и к противоположному полу. В жилах его матери Дагмары Хокки, текла норвежская кровь. Этим он объяснял вою страсть к ездовым собакам. Держался он прямо и властно. Он развернул холщовый мешок:

– Дай мне пять булок хлеба, – обратился он к Эмме, – три килограмма сахара, оливкового масла две бутылки.

– Масло закончилось, есть подсолнечное.

– Хорошо. Машина с продуктами не приходила?

– Нет, – вздохнула Эмма, – Итан с Кэнзи не могут проехать. Кое-что из продуктов еще осталось. Бери консервированные бобы. Скоро и их не будет.

– Давай, – согласился Дэмиан, – решил до бури к вам заскочить. Потом несколько дней выехать не смогу.

– Ну и правильно, – Эмма сложила буханки хлеба в мешок.

За окном раздался дружный собачий лай. Сквозь витрину было видно, что к упряжке подошла чья-то фигура.

– Как поживаешь, Харпер? – мужчина бросил беглый взгляд на женщину.

– Хорошо. Спасибо, – суховато ответила женщина, – Ты приехал на собаках?

– Да уж понадежнее ваших снегоходов будут. Слышали, в Лонгли католический приход на днях подожгли?

– Да, в новостях передавали. Нашли, кто это сделал? – спросила Эмма.

– Говорят, нашли двадцати пяти центовую монету, – Дэмиан посмотрел на Харпер, – реверсом кверху.

Харпер вспомнила, что на реверсе этой монеты изображена голова карибу.

– А еще Церковь Алых слез – этот оплот сатанистов – сгорела. Говорят, Виндиго проснулся и таким образом знаки оставляет. Вот и у нас церковь столько времени пустая стоит. Бога нет в этих местах. А значит сюда придет Виндиго, – Хьюз кивком попрощался с женщинами и отравился к выходу.

Слева от главной улицы сразу за домом Миртл Хейз действительно стояла небольшая протестантская церковь, давно не беленная, под красной черепичной крышей. Церковь пустовала уже два года. Викарий, служивший здесь, был уличен в краже и отозван. С тех пор верующие вынуждены были ездить в Лонгли.

Женщины удивленно переглянулись.

Выйдя на улицу, Дэмиан увидел около упряжки стройного паренька выше среднего роста, в куртке нараспашку. Парень гладил собак.

– Э! Парень! Отойди! Не ровен час, покусают! – прикрикнул Дэмиан.

Парень обернулся. Старик узнал Сэнди Фергюсона, старшего сына Эммы.

– Не покусают! – рассмеялся Сэнди, – мы с ними подружились. Хорошие у вас собаки, мистер Хьюз.

– Хорошие, – согласился Дэмиан, – А ты им понравился. Занятно. Обычно они к себе чужаков не подпускают. Любишь собак?

– Очень, – Сэнди продолжал теребить пушистую морду одной из собак. Другие ревниво требовали свою порцию ласки, – У нас тоже есть две собаки, только они не такие большие как ваши.

– Погонял когда-нибудь сани?

– Нет.

– Ты же тот парень, что на лыжах бегает? Если хочешь, можешь как-нибудь приехать ко мне. Я тебя научу санями править. Быть погонщиком – целое искусство.

– Буду рад! – радостно согласился Сэнди.

3

Мод вовсе не была этому рада тому, что Эмма отпустила ее пораньше. Добродушная и улыбчивая, Мод менялась в лице, как только переступала порог своего дома. Тоска камнем сдавливала ее грудь. Тоска и ненависть. Дома ее встречала престарелая мать. Мод жила вдвоем с пожилой матерью, за которой, как все единодушно считали, она трепетно ухаживала.

Присцилла Кингстон почти полностью ослепла. Мод уходила на работу и оставляла ее, сидящей у стола вполоборота к окну с прямой спиной. Как паучиха ловит мелких мушек, так Присцилла, своими почти ослепшими глазами словно ловила последние фотоны света в своей жизни. Когда Мод возвращалась домой, то заставала ее в той же позе.

– Что у нас на ужин? – голос у старой женщины был твердый и властный.

– Разогрей что-нибудь, что найдешь в холодильнике.

– Ты знаешь, я не вижу, – Присцилла не понимала иронии или делала вид.

– Тогда сиди и помалкивай. Я с работы. Мне нужно время отдохнуть, потом я что-нибудь приготовлю. Может быть, – со злорадством бросила Мод.

– Я вчера не ужинала. И на завтрак ты мне оставила только черствый хлеб. Сама ешь на своей работе целый день, а меня решила уморить голодом? У тебя ничего не выйдет! Я всем расскажу, какая ты неблагодарная ужасная эгоистичная дочь!

– А я все расскажу про тебя! – выкрикнула Мод.

Присцилла замолчала. Мод удовлетворенно хмыкнула:

– Вот так и сиди, молча. Я пойду приму душ, и потом, возможно, пожарю гренки с яйцами.

– У меня от яиц раздувает живот.

– А у нас в городе заканчиваются продукты! Так что будь добра, заткнись, и ешь, что предлагают.

Мод ушла в свою комнату, достала конверт, спрятанный в одной из книг, и повалилась на кровать. Она развернула письмо. Она делала это уже, наверное, сотни раз за последние три дня. Она вновь перечитала его, и на лице появилась улыбка, а в глазах слезы счастья.

«Многоуважаемая Мод Кингстон,

По Вашему запросу было установлено следующее.

Ребенок (мальчик), в возрасте трех месяцев поступил в августе 1985 года в приют католической церкви города Лонгли. Ему дали имя Август Колтер. В возрасте семи лет он был направлен в школу для детей индейцев. После окончания школы община трудоустроила его на животноводческую ферму в штате Онтарио. Дальнейшее местонахождение неизвестно».

Ничего страшного, что неизвестно. Она найдет его. Мод была абсолютно уверена, что Август Колтер жив. Материнское сердце ей подсказывало: ее сын жив.

Почти сорок лет она искала его, того, кого прижимала к своей груди лишь пару месяцев, но ни на секунду не сомневалась, что отыщет его. И вот, спустя столько лет надежда впервые обрела явственные формы.

4

Харпер вернулась домой поздно вечером. Торопиться ей было некуда. Она сидела на диване и смотрела девятичасовые новости. Опять передавали тревожные сводки про надвигающийся шторм. В доме было тихо. Одна мысль не давала ей покоя. От кого получила письмо Мод Кингстон? Какое отношение она имеет к индейцам? Она взяла телефон и позвонила Билли Марчеру.

На другом конце вскоре Харпер услышала знакомый голос.

– Билли, добрый вечер, это Харпер, не разбудила вас?

– Нет, милая, смотрим новости. Весь день передают про надвигающийся шторм.

– Да, Билли, какое-то время мы будем отрезанными от всего мира. Я вот что хотела спросить. Помнишь в Уэдингфорде жила семья оджибве.

– Это было давно, милая. Белые же почти все оттуда еще в пятидесятые ушли, а оджибве остались.

– Как была их фамилия?

– Кардинал.

– Они были из нашего рода?

– Нет. Из клана карибу. А что?

– Просто воспоминания из детства. А сколько их человек было?

– Да двое всего. Кирк Кардинал и его сын Вэл.

– И что с ними стало?

– Их давно уже нет. Они сгорели в своем доме. Кажется, это был 1984-й год.

– А белые?

– Из белых тогда остались Присцилла Кингстон и ее дочь Мод.

– Ты хочешь сказать, что в 1984-м году в Уэдингфорде проживало четыре человека? Отец и сын Кардинал, и мать и дочь Кингстоны?

– Именно так, милая. Присцилла и Мод какое-то время жили вдвоем, а когда они перебрались в Пэрэдайз, жизнь в Уэдингфорде угасла совсем.

– Кингстоны принадлежали к оджибве?

– Да что ты, милая. Нет, конечно. Присцилла Кингстон была яростной католичкой и белой женщиной до мозга костей. Очень властная, сильная женщина, скажу тебе, несгибаемой воли. Именно благодаря ее упрямству Уэдингфорд и продержался так долго.

– Я помню, как однажды приезжала к ним с тобой. Ты у них доски покупал и на сани грузил. А почему они сгорели?

На другом конце повисло молчание.

– Билли? – переспросила Харпер.

– Полицейский приезжал, сказал, несчастный случай, печь была неисправна, из поддувала угли, горящие, вылетели, и дом загорелся, – наконец отозвался Билли. Что-то в его голосе заставило Харпер задать следующий вопрос:

– А на самом деле?

– Как было на самом деле, никто не знает. В доме было два окна: из кухни и из спальни. Ставни на них были закрыты. Это я в отчете случайно увидел. И входная дверь была вроде как подпертой снаружи ломиком.

– Значит, их убили? Заперли в доме и подожгли?

– Кто же теперь знает, милая. Но зло жило в тех местах. Это точно.

– Уж не думаешь ли ты, что их убил Виндиго?

– Виндиго – злой дух, он убивает сердца людей. А людей убивают люди.

Харпер посмотрела в окно и улыбнулась. Все-таки ее двоюродный дед был удивительно здравомыслящим человеком. За окном продолжал валить снег.

Харпер решила что-нибудь почитать перед сном. В гостиной напротив дивана висела книжная полка. Она потянула за корешок одну из книжек. Это был роман Эдит Уортон «Итан Фромм». Неожиданно на пол упала старая пожелтевшая полоска бумаги. Харпер подняла ее. Это был тетрадный листок, сложенный втрое в длину. Харпер улыбнулась. Эта была та самая закладка, которую ей подарил мальчик из интерната, о котором она почему-то недавно вспомнила. Женщина развернула листок. На нее смотрела черная птица Бинеси, нарисованная черной ручкой. Харпер сняла с шеи деревянный амулет своей бабушки, который ей передал намедни Билли Брошка и положила на лист бумаги. Нарисованная птица один в один походила на амулет. Харпер нахмурилась.

Она почитала немного, затем положила самодельную закладку и отложила книгу. Она не заметила, как уснула. А завтра наступил первый день.

День первый

1

О! Голди Харрис могла завлечь публику! Наверное, потому, что она сама верила в то, что рассказывала. Она говорила так вдохновенно и увлеченно, что могла заразить своей увлеченностью туристов, приезжавших поглазеть на музей оджибве. Вот и сейчас несколько человек с любопытством слушали ее:

– Наш музей оджибве – не единственный в мире, но по-своему уникальный. Здесь собраны редчайшие экспонаты, которых вы не встретите больше нигде. Сначала пару слов о самом народе. У этого народа много названий. У нас в Канаде его называют оджибве, в Штатах – чиппева, французы их называли сото, сами оджибве именуют себя анишшинапе. Это один из самых крупных индейских народов Северной Америки. В Канаде их проживает более двухсот тысяч, в Штатах – около ста пятидесяти тысяч. Такие известные слова как вигвам, тотем, мокасины…

– Скво! – перебил ее шустрый мальчуган.

– Верно! Скво и другие пришли из языка оджибве. Какой ты молодец! Считается, что прихода европейцев оджибве передавали свою историю и свои знания из поколения в поколение устно. Однако, – на этом месте черные, как антрациты, глазки Голди загорались восторженным пламенем, а голос таинственно понижался, – бытует неподтвержденная версия, что существуют тайные берестяные записи, которые делались шаманами для сохранения своих знаний. Надо сказать, что у оджибве всегда было трепетное отношение к березам. Оджибве издавна владели искусством изготовления каноэ из березовой коры. Березовая кора использовалась при изготовлении вигвамов.

У оджибве особенно высоко было развито искусство вырезания из дерева, часто для этого использовали древесину березы. Особенно популярны ярко раскрашенные высокие тотемные столбы с искусно вырезанными на них изображениями мифических прародителей.

В деревне Форт-Талон, к слову, находится один из таких уникальных тотемных столбов – столб Громовой птицы. Его копию вы можете видеть сейчас. Конечно же, это уменьшенная копия. Ее выполнил наш местный фермер Айк Принс. Настоящий столб почти три метра в высоту и находится на центральной улице Форт-Талона. Традиционными занятиями оджибве считаются охота, рыболовство, сбор дикого риса и кленового сока. Начиная с семнадцатого века, оджибве активно торговали пушниной с европейцами.

Вождь клана Громовой птицы и сейчас проживает в деревне Форт-Талон в двадцати километрах отсюда. У оджибве существует знахарское общество – Мидевивин – организация шаманов оджибве. По легенде, верховный бог Маниту послал своего гонца к народу оджибве, чтобы научить их лечиться от болезней. Он выбрал одного человека и передал ему знания, которые тот передавал дальше.

Впоследствии была основана организация шаманов, сохранивших тайные знания. Мидевивин имеет строгую иерархию. Например, шаман первой ступени имеет право носить линию на лице и обслуживать погребальные процессии. Шаман третьей ступени, называющийся Сообществом Восходящего Солнца, обладает силами стихий, и он разрисовывает верх лица зелёным, а низ – красным. На этом уровне он становится полноценным шаманом. Есть свидетельства о шести уровнях организации.

– А на каком уровне шаман из деревни Громовой птицы? – спросила девочка, внимательно слушавшая гида.

– О, милая, шаманы держат это в секрете! Для перехода от одной ступени к другой происходят сложные обряды инициации. Кроме лечебных функций, шаманы также были основными пропагандистами, комплекса религиозных и этических правил оджибве. Они понимали, что здоровье человека зависит не от лекарств, а от образа жизни. Они пропагандировали благодарить Маниту, верховного бога, за всё, быть честными, дружными, храбрыми, сдержанными и добрыми.

Вообще надо сказать, что у оджибве трепетное отношение к природе. Нам бы стоило поучиться у них бережливости. «Не убивай зверя больше сверх того, чем тебе нужно, чтобы накормить деревню». «Не убивай мать с детенышем». Казалось бы, такие простые истины, но они помогали оджибве веками жить в гармонии с природой. Но я маленько отвлеклась. При церемонии Мидевивин используются берестяные свитки оджибве со сложными геометрическими узорами и формами под названием мидевиигваас. Один из таких уникальных свитков и хранится в нашем музее.

К сожалению, сегодня мы его вам не сможем показать, так как его забрал шаман для своих ритуалов. Да-да, это действующий свиток, и по нему наш шаман иногда проводит свои церемонии.

По небольшой зале музея пробежался удивленный шепоток, а девочка от восторга закрыла рот руками. Голди повела небольшую группу туристов, которых привез Холлендер дальше по зале с экспонатами. Никто не заметил, как один туристов в глубоком капюшоне отделился от толпы и незаметно вышел на улицу.

Голди Харрис была сотрудницей местного краеведческого музея. Музей представлял собой одноэтажный дом, построенный в начале прошлого века. В основном посетителями музея были туристы, которых привозил Эгон Холлендер. Посещение музея было обязательным элементом культурной программы. Вот и сегодня он привез семь человек. Пятеро взрослых и двоих детей.

Во время экскурсии, которую проводила Голди, Эгон стоял у окна и смотрел в небо. У него было озадаченно лицо. Он совершенно не слушал Голди. Погода ухудшалась с каждым часом. Ему, во чтобы то ни стало, нужно было успеть увезти туристов обратно в Лонгли. Только двое из них оставались потом в Пэрэдайз. Они оплатили недельный охотничий тур. Остальные очень надеялись попасть на Рождество домой. Голди хотела рассказать еще про алгонкинскую кухню, но Эгон прервал ее.

– Голди, достаточно. Нам нужно улетать. Ветер усиливается. Боюсь, можем не успеть.

Эгон повел своих туристов к самолету и только тут он обнаружил пропажу одного из них. Вылет пришлось задержать еще на полчаса. Эгон подключил всех, кого мог, на поиски пропавшего туриста, но он как в воду канул. Медлить больше было нельзя. Он посадил людей в самолет и вылетел в Лонгли. Там он зашел в местное отделение полиции и подробно рассказал о пропаже туриста.

2

Харпер Перри готовила обед на кухне и разговаривала по телефону:

– Барбара в своем репертуаре, ты же знаешь ее. Всю дорогу слушала ее жалобы. Зато варенье из грецких орехов у нее, действительно, бесподобное. Она – большая мастерица. Что у вас нового? … Да ты что! Целый вездеход! … «Форемост ноудвэл 110»? Где же вы его откопали? Не может быть! Да, наверное, от нефтяников. С будкой? Ну, точно, вахтовиков перевозили. Вот это удача, поздравляю! Ну, ничего, что старый, главное, работает. Как Тира? Привет ей от меня! Люблю вас всех. Пока!

Женщина увидала в окно, как сильный порыв ветра опрокинул вазон, оставленный с осени на террасе. «Нужно убрать», – подумала она, накинула куртку и побежала затаскивать вазон в сарай, пристроенный с правой стороны дома.

Харпер Перри выходила из подсобного помещения как раз в тот момент, когда к нему подошел Сэнди Фергюсон. Светло-каштановая челка волос выглядывала из-под шапки. Он отворачивался от сильного порывистого ветра:

– Миссис Перри, здравствуйте! – он улыбнулся.

– Привет, Сэнди! – Харпер помахала рукой, – Ты куда в такую погодку?

– Хочу пробежаться на лыжах, пока ураган не начался. Говорят, хорошо нас накроет.

– Ну, нам не привыкать.

– Это так. До свидания, миссис Перри.

– До свидания, Сэнди.

Харпер забежала в дом, а Сэнди зашагал в сторону «Змеиного ручья». Сэнди исполнилось пятнадцать лет. Он был старшим из четырех детей Гарри и Эммы Фергюсон.

«Змеиный ручей» принадлежал семье Фергюсон уже более десяти лет. Он стоял на самом берегу бухты. Это было трехэтажное здание с односкатной крышей. «Змеиный ручей» был центром городской жизни. На первом этаже находились магазин и кафе. Здесь хозяйничала приветливая и работящая Мод Кингстон. Мод было пятьдесят четыре года. Она работала у Эммы с момента открытия «Змеиного ручья». Для Эммы она была бесценным помощником.

На втором и третьем этажах размещались комнаты отеля.

Эмма поднялась в номер матери. Комната занимала половину третьего этажа и имела собственную ванну. Барбара Бриггс стояла спиной к двери и смотрела в окно у противоположной стены. Из окна открывался прекрасный вид на озеро. Сейчас оно выглядело зловещим и пугающим, но в то же время, и величественным и неотразимым. Услышав шум, Барбара обернулась. Женщины враждебно посмотрели друг на друга.

– У тебя не нашлось места в доме для собственной матери, что ты поселила меня здесь! Я еще и плачу за номер.

– Сейчас не сезон. Надо же окупать расходы на содержание отеля.

– Твой сарказм неуместен.

– Насколько я помню, ты сама не захотела жить в «этом дурдоме», как ты называешь мой дом.

– Я – пожилая женщина! Мне нужна тишина и покой. А у тебя маленькие дети. Они шумные и невоспитанные. Ты знаешь, как я устаю от шума.

– Интересно, когда ты успела устать от моих детей. Ты видишь их не чаще, чем раз год. Они вообще считают, что у них одна бабушка – Оливия.

– Это твоя вина. Ты настраиваешь внуков против меня, и они не хотят меня видеть.

– Ты же знаешь, что это не так. Ты сама к нам не едешь. А Оливия бывает здесь каждый месяц.

– Оливия! Оливия!» Только и слышу, что Оливия! Она дарит им дешевые подарки, вот они ее и любят.

– Перестань, мама! У тебя все кругом виноваты. Одна ты – святая!

– Не смей со мной так разговаривать! Я – твоя мать!

– Как удобно! Как только тебе начинают перечить и говорить то, что тебе не нравится, ты сразу уходишь от разговора. А то, что ты вынуждена жить в отеле, так извини, у нас еще одного дома для тебя.

– А мог бы быть! И не в этой дыре! Мы с отцом все сделали, чтобы ты получила хорошее образование! Ты могла бы стать прекрасным специалистом, жить в каком-нибудь крупном городе, зарабатывать хорошие деньги! А вместо этого, ты живешь в этом богом забытом месте! Наплодила кучу детей и едва сводишь концы с концами, а единственным постояльцем твоего вонючего отеля является твоя мать, которая опять вынуждена давать тебе денег, хотя это ты уже должна помогать мне! Ты прекрасно знаешь, что после смерти отца мне приходится тяжело!

– Мама! Я – счастлива! Здесь. Это – мой дом.

– Конечно! – Барбара скривила губы в насмешке, – ты же в раю живешь! Так, кажется, называется этот унылый городишко? Пэрэдайз! Это надо ж так было назвать!

– У каждого свой рай. Как и ад. Это моя жизнь! А ты не можешь этого принять. И просто мне завидуешь. Ты родила единственного ребенка и решила за него, что он станет твоей собственностью. А я реализовалась как женщина. У меня четверо замечательных детей! Я – счастливая мать. Мне жаль, что я не оправдала твоих ожиданий и не стала известным адвокатом. Я думала, что ты будешь рада за меня, что я стала счастливым человеком.

– Ты не можешь быть счастливым человеком, если у тебя нет согласия с собственной матерью. И это жестоко упрекать меня и хвастаться своими детьми. Ты не знаешь, чего мне стоило родить тебя.

Барбара ушла в ванную комнату, громко хлопнув дверью. Эмма спустилась вниз. Навстречу ей попался Сэнди. Он нес комплект постельного белья.

– Это куда?

– Мод сказала отнести во второй номер. У нас два посетителя. Их Эгон привез на своем самолете. Я их по дороге встретил. Ты чем-то расстроена?

– Барбара приехала, -Эмма почему-то никогда не называла ее при Сэнди «бабушкой».

– Не знал, – равнодушно сказал Сэнди.

– Еще вчера.

– Ты опять с ней поругалась?

– Ты знаешь, она может быть невыносимой.

– Ненавижу ее.

– Не говори так.

– Ты всегда расстраиваешься, когда она приезжает.

– Может, поднимешься к ней? Поздороваешься?

– Не горю желанием. Кстати, мам, я вообще-то зашел лыжи взять. В прошлый раз я их тут оставил. До бури хочу пробежаться. Не теряй меня.

– Ладно, будь осторожен. Отнеси это в комнату и иди. Я встречу гостей.

3

«Синоптики предупреждают, что уже через несколько часов на Восточные провинции Канады обрушится сильнейшая буря. Это будет мощнейший ураган за последние восемьдесят лет. Ураган будет сопровождаться снегопадами и порывистым ветром местами до 160 километров в час. Власти провинций рекомендуют жителям не покидать своих домов без острой надобности. Все службы приведены в повышенную готовность».

– Опять говорят про бурю? – бросила Эмма, заходя в зал.

– Здравствуйте, миссис Фергюсон, – Эгон всегда с подчеркнутой любезностью разговаривал с Эммой. Он говорил с легким немецким акцентом, – боюсь, ничего хорошего. Обильные снегопады и резкое понижение температур по всей Восточной Канаде. Боюсь, Пэрэдайз, а то и Лонгли в скором времени станут непроходимыми.

– Отрезанными, – поправила его Эмма.

В кухонном уголке хлопотала Мод. Эгон Холлендер сидел за барной стойкой. Это был высокий худощавый мужчина сорока трех лет с правильными чертами лица. У Эгона был собственный самолет, на котором он доставлял туристов в те периоды, когда поездка по озеру была опасной. У него была небольшая фирма: «Охота Холлендера своими руками». Он организовывал охотничьи туры на разных животных в течении всего года, а размещал своих клиентов в отеле «Змеиный ручей». Это было взаимовыгодное сотрудничество Фергюсонов и Холлендера.

– А эти ребята вовремя прилетели, – он повернулся в сторону мужчины и женщины, скромно сидевших за одним из столиков, – гарантированно обеспечил вас клиентами до конца бури.

Эмма улыбнулась Эгону и подошла к гостям. Мужчина тщательно доедал хлеб, пододрав со стола все крошки.

– Добрый день, господа. Меня зовут Эмма Фергюсон. Я – хозяйка отеля. Надеюсь, вам понравится у нас.

Мужчина легко поднялся. Он был в массивных очках, с бородой, но Эмме показалось, что он был достаточно молод. Он широко улыбнулся и протянул Эмме руку:

– Огастес Колтер, а это моя жена Роуз.

Роуз Колтер была высокой молодой ширококостной женщиной, чуть выше своего мужа. Она молча кивнула.

– Вы к нам надолго?

– Ну, мистер Холлендер прав, до конца бури мы точно отсюда не выберемся. А вообще-то планировали на неделю.

– На кого собираетесь охотиться?

– На белохвостого оленя.

– Доводилось прежде?

– Мне – да. А вот моя жена впервые попробует.

– Пойдемте, я провожу вас в вашу комнату. Она – лучшая в нашем отеле. Там есть своя ванна и выход на балкон.

Эгон остался в баре один. Он увидел, как из кладовки под лестницей вышел Сэнди с лыжами в руках.

– Не сильно ветрено для катания, парень? Буран усиливается.

– Я на пару часов, мистер Холлендер. А то пурга задует, долго не покатаюсь.

– Удачи, сынок.

Эгон Холлендер остался в баре один. Бывший майор сухопутных сил Эгон Холлендер учился в Королевском военном колледже Канады в Онтарио, затем служил в Корпусе канадских инженеров-электриков и механиков. Военная карьера никогда не прельщала его, он поступил на службу по настоянию своего отца, тоже военного, чего нельзя было сказать об инженерном деле. Его мать говорила, что Эгон родился с отверткой в руках. Техника, особенно моторы, были его страстью.

То, что не решался сделать Эгон долгие годы, он все-таки сделал после кончины отца: ушел из Вооруженных сил и поселился в тихом месте. Эгон Холлендер никогда не был женат и жил жизнью заядлого холостяка. Он был состоятельным человеком. Его собственная фирма приносила ему стабильный доход, кроме того, от отца остались накопления. Деньги его особо не интересовали, но он был рад, что обладал средствами, которые позволяли реализовывать ему его скромные, но такие дорогие сердцу мечты. В этом маленьком городишке он был по-настоящему счастлив, возив туристов на экскурсии и охоту и чинив в ангаре старые снегоходы.

Эмма Фергюсон нравилась ему как женщина, она была спокойная, деловитая, экономная, то есть обладала теми чертами, которые делали женщину привлекательной в глазах Эгона, но о чем-то большем Эгон никогда не помышлял. Эмма Фергюсон была замужем и любила своего мужа.

4

Городок Пэрэдайз приютился на берегу небольшой бухты Остин, отколотой от озера отвесными скалами. Скалы с трех сторон окружали бухту и небольшое открытое пространство за ней и образовывали естественный природный амфитеатр. Кругом на сотни километров простиралась тайга. Ближайшие населенные пункты были городок Лонгли, который находился в сорка милях к югу и поселок оджибве Форт-Талон в двадцати с небольшим километрах к западу. До Лонгли летом быстрее всего можно было добраться по озеру.

Лонгли стоял на противоположном южном берегу. У каждого в Пэрэдайс была своя лодка. Была дорога через горы, но по ней могли проходить только полноприводные автомобили. Зимой ее чистили только до Престонского поворота, где была развилка на Форт-Талон. Когда лед был крепкий, по нему прокладывали ледовую трассу, обычно ледостав длился с декабря по апрель, но в этом году лед еще никак не хотел встать, а сильное волнение делало опасным плавание на лодках. В таких случаях выручала малая авиация.

В Пэрэдайз была небольшая взлетно-посадочная полоса, которая упиралась в скалы. Ее обслуживанием занимался Чак Картер. У Чака был небольшой гусеничный трактор, которым он добросовестно чистил полосу во время снегопадов. Вот и сейчас он завел его, намереваясь убрать снег. Его домик стоял там же у полосы, рядом с единственным ангаром, где ютился самолет Эгона и модульным одноэтажным зданием на высоких опорах, где размещалась радиолокационная станция и работавшая когда-то, но ныне законсервированная метеостанция. Под опорами в железном модуле Чак хранил свой трактор и пару снегоходов. У одной из опор стояла огромная цистерна, где хранился авиационный керосин.

Чаку было пятьдесят семь лет. Когда-то он служил техником на авиабазе в Торонто, но уже больше пятнадцати лет жил в Пэрэдайз. Он числился сотрудником аэропорта в Лонгли, получал от них небольшое жалование, которое благополучно просаживал в «Змеином ручье» и изредка делал подарки неприступной Мод Кингстон. Айк Принс, у которого была небольшая ферма в Пэрэдайс, подтрунивал над Чаком, что Мод Кингстон – старая дева-крепость, которая никогда не падет, на что Миртл Хейз однажды заметила, что когда-то Мод отказала Айку, и тот до сих пор не может успокоиться.

У Сэнди была страсть к технике. Лет с десяти он научился водить машину, снегоход, болотоход. У Эгона в ангаре был большой ассортимент всевозможной техники. Он использовал ее, чтобы катать туристов. Сэнди часами пропадал в ангаре Эгона. С ним на пару он ковырялся в моторах, менял свечи, что-то ремонтировал, чинил и чистил. Недавно Чак и Эгон разрешили ему попробовать прокатиться на тракторе.

– Чак, ты можешь выходить на пенсию. Полоса в надежных руках, – удовлетворительно хмыкнул Эгон, когда Сэнди самостоятельно впервые прочистил полосу.

Сэнди ни по характеру, ни по внешности совершенно не был похож на своего отца, он походил на мать: те же русые волосы, тот же спокойный, уравновешенный нрав. Сэнди все делал не спеша, основательно, доводя каждое дело до конца. Эгону нравился этот парнишка. Наблюдая за тем, как Сэнди возится в технике, Эгон иногда с сожалением думал, почему Сэнди не его сын.

В одном месте с левой стороны скалы расступались и образовывали узкое ущелье. На его вершинах росли величественные сосны. Здесь почти никогда не дул ветер и всегда было очень тихо. По дну ущелья шла дорога. Она огибала скалы «амфитеатра» и уходила на Лонгли.

Сэнди обожал кататься на лыжах. Иногда он делал это с сестрой Мией, но чаще один. Сэнди встал на лыжи, обогнул аэродром, помахал взбиравшемуся в трактор Чаку Картеру и исчез за скалой.

5

Эмма вышла на улицу. Метель поднимала с земли клубы снега и бросала их на редких прохожих. Эмма отправилась на почту. Сотовая связь вдруг перестал работать. Ей нужно было позвонить в Форт-Талон. На почте был телефон. Старая телефонная линия связывала их поселки еще с прошлого века. Продуктов оставалось на несколько дней. Моющих средств тоже почти не осталось. Все ждали, что лед встанет. Но предыдущие две недели были аномально теплыми. Вода на озере не замерзла. Итан обещал, что как только прочистят дорогу до Форт-Талона, они доедут на грузовике, а затем на снегоходах доставят часть припасов в Пэрэдайз. Она очень надеялась, что парни приедут до того, как начнется буря, иначе они окажутся отрезанными от внешнего мира со скудным количеством еды на неопределенный срок. Однако вчерашний разговор с Кэнзи не предал уверенности. Эмма понимала, что ей надо подстраховаться. Она надеялась, что оджибве помогут ей первое время.

Эмма шла по дороге, с обеих сторон которой уже надуло большие сугробы.

– Миссис Фергюсон!

Эмма обернулась. Ее нагнал Эгон. Эгону повезло, что он с туристами успел вернуться. Как только его самолет вылетел, аэропорт Лонгли закрыли.

– Пойдемте, я провожу. Я слышал, миссис Бриггс приехала. Как ей удалось добраться!?

– О! Это же моя мама. Если ей что-то втемяшится в голову, она пешком до Северного полюса дойдет.

– Кого-то мне она напоминает, – улыбнулся Эгон.

Эмма рассмеялась. Эгон был один из немногих, кто мог заставить Эмму искренне посмеяться.

– Вчера Харпер от оджибве приехала. Она с ней.

Они не заметили, как к ним на снегоходе подъехал Гарри Фергюсон. Гарри был высокий плотный мужчина. На нем был камуфляжной расцветки пуховик.

– Привет, Эгон.

– Привет, Гарри.

Руки мужчины друг другу не подали.

– Ты куда? – спросил Гарри у жены.

– На почту. Нужно позвонить в Форт-Талон. Хочу узнать, смогут ли они нам чем-нибудь помочь.

– А эти бездельники не собираются приезжать?

«Бездельниками» Гарри назвал Итана Кэмпбелла и Кэнзи Барнса.

– Они в Лонгли. Но дорога закрыта. Когда приедут – пока неизвестно. В городе заканчиваются продукты.

– Садись, довезу, – сказал Гарри.

Эмма кивнула Эгону и села сзади на снегоход.

Эгон никогда не понимал, что Эмма нашла в своем муже. Гарри был полной ее противоположностью: непрактичный, ленивый. Все хозяйственные дела в «Змеином Ручье» выполнял Эгон. Ему так было даже спокойнее. Туристы, которых Эгон привозил на своем самолете, останавливались в этом отеле, поскольку других в городе просто не было, и поэтому Эгон был лично заинтересован, чтобы его туристы получали хотя бы минимальный комфорт. Кроме того, Гарри не умел экономить, тратя деньги на какие-то безумные проекты, которые проваливались один за другим. Ни одно свое дело он не доводил до конца, быстро увлекался и также быстро остывал. То же самое было и с женщинами. Гарри был красивый мужчина и всегда нравился женщинам, чем он не брезговал пользоваться. Эгон усмехнулся, вспомнив, как Гарри назвал Кэнзи «бездельником». Ничего удивительного. Когда стало известно, что Гарри завел интрижку с женой Кэнзи Викторией Барнс, тот, несмотря на то, что был на голову ниже Гарри и скромнее в габаритах, так сильно навалял Гарри, что Гарри предпочитал вообще не встречаться с Кэнзи один на один.

О Гарри давно ходили слухи, что он был любителем интрижек на стороне, но уличили его впервые. Это была грязная история. Эмма потом долго переживала ее, хотя она и простила Гарри, а вот Кэнзи Барнс развелся с Вик.

Но Гарри был добрый в душе человек. Наверное, Эмма, которая не получила доброты и ласки сполна в своей семье, нашла ее в лице Гарри, а Эгона она, наоборот, считала чересчур сдержанным и холодным. Постепенно Эгон и сам о себе начал так думать, но это было не совсем так. Недалеко от дома семьи Фергюсон при въезде в городок Эгон держал единственную в городке заправочную станцию. В основном там заправлялись лодки. Многочисленная флотилия из мелких лодок и катеров густо засеяла берег бухты Остина. На заправке был небольшой магазинчик. Несколько раз он ловил там Айка Принса, который подворовывал у него сигареты и конфеты, но каждый раз Эгон прощал ему, пока однажды не принял решение, которое поразило всех и Айка в первую очередь. Поскольку заправкой пользовались не часто и в основном в летнее время, то Эгон сам работал там. Но он предложил Айку место продавца. Большую зарплату он не обещал, но для нищего старика и это был доход.

Все посчитали затею Эгона величайшей глупостью, но ошиблись. Айк настолько был тронут доверием Эгона и проникся к нему такой большой симпатией, что оказался самым честным и внимательным продавцом, какого можно было представить. Он настолько серьезно и добросовестно относился к своей работе, что скоро весь городок с уважением стал относиться к беззубому старику, которого до этого считали неисправимым и законченным пропойцей, и вообще потерянным человеком.

Эгон делал это, как он считал, не из-за доброты душевной. Айку нужна была помощь, и он ее ему оказал, а Эгону нужен был помощник, он его получил.

6

Сэнди катался по одному и тому же маршруту: два километра по дороге, которую не чистила техника зимой, но на которой он давно проложил лыжню до Уэдингфорда. Говорили, что когда-то здесь была ферма, но сейчас от нее ничего не осталось. Только два рассыпавшихся фундамента, которые зимой под снегом совершенно не были видны. От Уэдингфорда, которое теперь было лишь пятачком с названием, дорога раздваивалась. Одна ветка поворачивала направо. Это была дорога на Лонгли. Другая сворачивала налево, пересекала один из ручьев, впадавших в озеро, которые не замерзали даже зимой и медленно поднималась в гору. Вершина подъема называлась Лысым перевалом. Здесь стоял охотничий домик Эгона Холлендера. Он стоял, северной стороной вплотную прижимаясь к скале. Отсюда Эгон водил своих туристов на охоту. Эгон разрешал Сэнди пользоваться его домиком. Сэнди отдыхал здесь, а потом возвращался обратно. Затяжной плавный спуск с вершины перевала был самой любимой частью маршрута. Сэнди набирал приличную скорость, его крепкие ноги уверенно держали его на лыжне, ветер прыгал в лицо, а сердце переполняло ощущение легкости и свободы.

Сэнди хотелось побыть одному. Катание на лыжах было прекрасной возможностью подумать в тишине. А подумать было о чем. Добравшись до охотничьего домика, Сэнди не торопился обратно. Ветер усиливался. Небо на востоке было свинцово-черным. В доме было холодно, но сюда не пробирался пронизывающий насквозь ветер. Сэнди сел на диван и закрыл глаза. Вчера произошло нечто, что заставляло биться его сердце при одном воспоминании. Ему не с кем было поделиться этим, и поэтому приходилось все держать в себе и переживать у себя в голове снова и снова.

В конце июня всем городком отмечали день рождения Миртл Хейз – шестьдесят пять лет. На праздник приехала ее внучка Амелия. Это была девятнадцатилетняя блондинка с дразнящими карими глазами. Амелия провалила экзамены в колледж и вернулась жить к бабушке, чтобы готовиться к следующему году. Младшему брату Сэнди – Кайлу было шесть лет, а сестренке Айле исполнилось три. Мать с отцом все время пропадали в магазине, детского сада в Пэрэдайз не было, и мама Сэнди взяла Амелию няней. Девушка быстро поладила с детьми.

Вчера днем Сэнди качался в своей комнате, как неожиданно туда вошла Амелия. Она оценивающе рассмотрела его голый торс:

– А ты симпатичный.

Сэнди жутко смутился. Он не успел встать с тренировочной скамьи, как Амелия подошла к нему вплотную, нагнулась и поцеловала его. Сэнди впервые целовался с девушкой. У нее были теплые губы, от нее пахло какими-то чертовски приятными духами, а две крупные упругие груди легки на его грудь. Поцелуй был долгим. Ее руки гладили его спину. Сэнди боялся пошевелиться. Амелия рассмеялась:

– У тебя такое лицо!

– Какое?

– Ты уже раньше целовался с девушками?

– Я… да… нет, – Сэнди окончательно растерялся.

В этот момент послышался голос Кайла:

– Амелия! Пошли играть в железную дорогу! Чур, мой паровозик синий!

– Иду! – весело крикнула Амелия, – может, прогуляемся сегодня вечером?

– Давай, – еле выдавил Сэнди. У него пересохло в горле.

Весь день Сэнди думал только об Амелии. Она была настоящая! А не воображаемые девицы из его фантазий. С пухлыми чувственными губами и такой манящей грудью. И он ей понравился! Амелия работала у Фергюсонов до семи. В семь возвращались родители, и Амелия уходила домой к бабушке. Ее дом стоял напротив почты, рядом с заброшенной церковью.

В восемь часов, страшно волнуясь, вылив на себя полфлакона туалетной воды и надев новые носки, Сэнди подошел к дому миссис Хейз, несколько раз обошел его, не решаясь войти. В окнах горел свет. Наконец он постучался. Сердце бешено колотилось. Дверь открыла Миртл Хейз:

– О, Сэнди! Тебе чего? – Миссис Хейз всегда носила брюки и вязанные собственноручно кардиганы. Вот и сейчас на ней был канареечного цвета кардиган с огромными массивными пуговицами. Сэнди узнал эти пуговицы. В начале лета они ездили в Торонто. Мама иногда вывозила их в город: покататься на аттракционах, побродить по супермаркетам. В одном из них она и купила этот набор пуговиц.

Сэнди растерялся и выпалил первое, что пришло в голову:

– Добрый вечер, мэм! Амелия забыла у нас свою расческу с зеркальцем. Можете позвать ее?

– А ее нет. Давай я ей передам.

Сэнди машинально сунул руку в карман. Разумеется, расчески там не было. Он покраснел. К счастью, в свете фонаря этого не было видно:

– А… я… забыл ее взять, – смущенно пролепетал он, – а… где она?

– Как пришла от вас, переоделась и убежала. Не знаю, куда. Молодой девушке неинтересно сидеть с пожилыми ворчливыми старухами. Наверное, в «Змеином Ручье». Я передам ей, чтобы она забрала расческу. Ну и погодка нынче! Эту бурю не все переживут! Нужно проверить генератор.

– Спасибо, миссис Хейз. До свидания!

Сэнди поспешил ретироваться. Он не был готов выслушивать причитания старой леди. Он был разочарован. Но еще не все было потеряно. Не теряя надежды провести вечер с Амелией, ожиданиями которого он жил весь сегодняшний день, Сэнди, ссутулившись от сильного ветра, поплелся в «Змеиный ручей».

7

Миртл Хейз работала на почте Пэрэдайз почти тридцать лет и совершенно справедливо утверждала, что знает все и обо всех в этом городке. Ни одна новость не проходила мимо Миртл незамеченной, равно как и ни одна тайна не оседала в ней надолго. Миртл была главным генератором новостей и сплетен в Пэрэдайз. Насколько она была разговорчива о жизни и тайнах других, настолько она была молчалива о своей жизни. А она у нее была непростая.

Со своим мужем Клейтоном они пожили недолго. Он рано умер, оставив ее с двумя маленькими детьми. Старшей дочери Сьюзен повезло. Она росла скромной послушной девочкой. После школы овладела профессией повара. Все время работала, без дела не сидела. В конце концов ей удалось открыть собственное небольшое кафе в Лонгли. Единственно, что ей не повезло с мужем, считала Миртл. Юджин Пэтч бросил ее с маленьким сыном и убрался в Штаты, совершенно не помогая ей материально.

Все проблемы ей доставлял Клейтон-младший. Мальчик рос болезненным, капризным ребенком. Мирт и Сьюзен постоянно его опекали. Отсутствие мужского воспитания или плохие гены сделали свое дело, но Клейтон кое-как закончил школу, перебивался случайными заработками, а то и просто сидел у матери на шее. Наркотики, алкоголь только усугубляли ситуацию. Недолгое просветление наступило, когда он женился на Энн Ливингстон, которая приходилась двоюродной племянницей не кому-то там, а самой госпоже мэру Лонгли Сарре Ливингстон. Но Энн была из того же теста, что и Клейтон. Они стали вместе употреблять наркотики. Рождение их единственной дочери Амелии ничего не изменило. Спустя какое-то время Энн умерла от передозировки, а десять лет назад Клейтон пропал без вести.

Миртл, завернувшись в свой кардиган, уселась в кресло и закрыла глаза. Она отчетливо помнила тот день, когда видела Клейтона в последний раз. Это была весна. Клейтон приехал и привез Амелию. Сказал, что теперь она будет жить у нее. Девочке тогда было около десяти лет. Потом он несколько дней шатался по Пэрэдайз, подрался с парой оджибве из Форт-Талона, не просыхал в «Змеином ручье» на пару с Айком Принсем, а потом вдруг исчез. Кто-то сказал, что встретил его по дороге в Лонгли, что он нашел работу на ферме в Австралии и подался туда. Кто же это был? Миртл напрягла память. Кажется, это была женщина, да, определенно женщина. Эмма Фергюсон, или Мод Кингстон? Нет, точно она уже не помнила.

Утром она разбудила Клейтона, тот как всегда был с похмелья, приготовила ему завтрак и ушла на работу. Вернувшись вечером, Клейтона она уже не застала. Из тайничка у нее пропало около трехсот долларов, так что вполне возможно, что он мог уехать куда-нибудь. Незнакомым людям она говорила, что ее сын уехал с экспедицией в Австралию. Про мать Амелии тоже не рассказывали правду. Она считала, что ее родители где-то путешествуют. Девочка росла не особо умной, но ранней.

Сама Миртл после смерти мужа замуж так и не вышла, но много лет была безответно влюблена в Дэмиана Хьюза. Однажды зимой она даже пришла к нему в дом, без приглашения, преодолев пять километров по зимнему лесу. Дэмиан обогрел ее, накормил и отвез обратно домой. После этого она возненавидела этого упрямого черствого старика. Пускала про него разные сплетни. Самой большой удачей, которая дала ей настоящего материала для сплетен, но что так больно ранило ее самолюбие как женщины, было то, что однажды она увидела в доме Дэмиана женщину. Нет, она не видела, кто именно это был, и долго кусала локти от досады, но что это была женщина, Миртл не сомневалась.

Дело было летом. Она ходила по лесу собирала грибы. Ноги сами собой привели ее к дому Дэмиана. Очередной раз, набравшись наглости, она постучалась к нему в дом под предлогом попить воды. Раньше Дэмиан пускал ее, но в тот раз он не дал ей даже вступить на порог. Он своей широкой грудью перегородил вход в дом и сказал, что она может набрать воды в емкости во дворе. Миртл ничего не оставалось, как убраться восвояси, но, оглянувшись напоследок, она заметила в окне спальни на втором этаже, как раз над главным входом движение. Это был женский силуэт в белой ночной рубашке. Миртл со всех ног бросилась в Пэрэдайз в надежде вычислить, кого не было в городке, но, как назло, на тот момент в городе не было многих.

Чувства к Дэмиану у Миртл зародились на почве жалости и схожести бед. Нет, конечно, Дэмиан ей очень нравился внешне, он многим нравился. Суровые скандинавские черты лица, мощная шея, серые невероятной чистоты глаза с зелеными переливами, когда в них заглядывало солнце, но беда, которая случилась в доме Дэмиана, гибель его единственной дочери и последующий уход жены подействовали на Миртл. Она надеялась стать для него тем спасательным кругом, который предал бы смысл его жизни. Но, видимо, Дэмиан не нуждался в помощи. Или нуждался в ком-то другом.

Смерть Стэйси очень сильно его подкосила и изменила, как внешне, так и внутренне. Словно часть его души умерла вместе с ней. Иногда по пьяни Дэмиан хвастался, что у него столько сыновей от разных женщин, что из них можно было бы набрать целую футбольную команду и многих Дэмиан даже не знал, но по-настоящему он любил только свою единственную дочь Стейси и воспитывала ее в величайшей строгости и нежности одновременно. Он знал, какими коварными могут быть мужчины и словно боялся, что ей попадется такой же как он. Поэтому прятал ее и опекал, да не уберег.

8

Стряхнув с ботинок снег, Сэнди вошел в «Змеиный ручей». В те дни, когда Эмма уходила домой, в «Ручье» оставалась Мод или Гарри. В тот вечер дежурила Мод.

– Добрый вечер, Мод, – поздоровался Сэнди, – а где папа?

– Привет, Сэнди! – весело помахала ему Мод. Казалось, она никогда не уставала, и к концу дня была такая же бодрая, как и в начале, – Мистер Фергюсон ушел еще час назад.

Дома отца тоже не было. Наверное, пошел в свой эллинг, решил Сэнди. В баре царил полумрак. За столиком сидели только Чак и Айк Принс. Айку было около семидесяти. У него было мелкое, как у хорька, лицо и широкий беззубый рот.

– Амелия не заходила?

– Нет, Сэнди, – Мод тщательно протирала бокалы.

Купив жвачки, Сэнди вышел на улицу. Пошел снег. Было слышно, как ледяные волны озера бились о скалы. У Сэнди окончательно испортилось настроение. Домой идти не хотелось. Он решил пройтись до эллинга. Сэнди шел вдоль берега. Иногда капли ледяной воды долетали до него и кололи лицо.

Справа показался дом Виктории Барнс, игривый и элегантный как сама Виктория. Во всех окнах у нее горел свет. Вик Барнс было двадцать девять лет. Год назад она развелась с Кэнзи Барнсом и переехала жить в Пэрэдайз. Вик как-то сказала, что здесь особая атмосфера. Вик была художницей. Она рисовала картины и продавала их туристам или по интернету.

За домом Вик Барнс находился участок с недостроенным домом. Летом здесь начали строительство мистер и миссис Пэкстон. Ллойд Пэкстон был семейным доктором. Выйдя на пенсию, он решил поселиться с супругой в каком-нибудь тихом местечке, вроде Пэрэдайз. Строительство они планировали закончить следующим летом. Сэнди помогал им с укладкой фундамента и даже заработал немного денег.

Пэкстона побудил к этому шагу его друг адвокат Тодд Харрис. Его дом стоял следующим за участком Пэкстона. Тодду Харрису минуло за семьдесят. Это был невысокий толстый старичок с характерной отдышкой. Он жил вместе со своей женой Голди Харрис. Куда бы не заходила Голди, там всегда становилось шумно и тесно. Это была высокая крупная чернокожая женщина. Она говорила много и громко, и часто в глаза то, что она думала. Она была на пятнадцать младше Тодда. Когда-то она работала секретарем в его адвокатской конторе, а потом удачно сделалась миссис Харрис. В Пэрэдайз они жили лет пять, им чрезвычайно нравился чистый воздух и тишина. Ровно то, что посоветовал Пэкстон как доктор, своему другу, у которого в последнее время стало пошаливать сердце.

Эллинг Гарри Фергюсона стоял у правого края бухты и был первым среди трех плотно прижатых друг другу красных домиков.

Широкий деревянный настил из толстенных досок, постеленных на сваи, которые уходили в темную глубину озера, служил чем-то вроде улицы. Во втором и третьем домиках царил абсолютный мрак. Второй принадлежал Итону Кэмбелу. Сэнди слышал, что по подсчетам мамы продуктов оставалось максимум на неделю, но лед никак не хотел крепчать, а снег прекращаться. Сэнди все это знал по тревоженным разговорам матери и Харпер. Сэнди всегда удивляло, почему мать делилась проблемами с Харпер, а не с отцом.

Третий домик принадлежал дочери Миртл Хейз и ее зятю. Никто не знал, где родители Амелии. Сама Амелия рассказывала, что ее родители – ученые, и они вынуждены много путешествовать, поэтому ее воспитывала бабушка. Айк Принс болтал, что они были наркоманами и давно уже умерли от передозировки. Как бы там ни было, Сэнди их никогда не видел. В первом эллинге на втором этаже горел тусклый свет. Сэнди был прав, отец здесь. Свет отражался в окне холла на втором этаже, но шел он из спальни. Сэнди поднялся по лестнице. В дома было тепло. Значит, отец включил отопление.

Дверь в спальню находилась сразу справа от лестницы. Она была приоткрыта. Оттуда доносилась неспешная музыка. Сэнди был в недоумении. Он осторожно заглянул и тут же отпрянул, едва не потеряв равновесия и не скатившись кубарем с лестницы. В кровати он увидел отца и Амелию. Они предавались страстным утехам и не заметили его. Стараясь не шуметь, Сэнди выскользнул на улицу. Внутри у него все жгло. Сэнди обошел эллинг. С обратной стороны стоял снегоход. Снегоход отца бы в гараже. Сэнди узнал один из снегоходов Чака. Совершенно потерянный, Сэнди пошел назад, не зная, что ему делать. Когда он проходил мимо дома Вик Барнс, молодая женщина окликнула его с заметенной снегом террасы:

– Сэнди, это ты? Ты не видел своего отца? Я не могу до него дозвониться. Он обещал показать новым туристам мои картины.

– Не видел, миссис Барнс, – глухо ответил Сэнди.

– Мне сегодня опять снился страшный сон, это озеро… оно…

– Извините, миссис Барнс, – перебил ее Сэнди, – я не верю в сны, – и быстро зашагал прочь.

Женщина осталась стоять на ветру.

9

Вот теперь Сэнди сидел в охотничьем домике, закрыв глаза, и просто слушал, как билось его сердце. Он ненавидел отца, ненавидел Амелию. Ему было жалко маму, было жалко себя. Мама с отцом часто ссорились, но их ссоры касались бизнеса. Все хозяйственные заботы по отелю и магазину мать взвалила на себя. Отец как-то добровольно самоустранился, он много времени проводил в эллинге. Он безумно любил свою лодку и рыбалку. Когда приезжали туристы, он катал их на лодке или возил на рыбалку. Даже когда в отеле что-нибудь ломалось, мама просила Эгона починить. Она говорила, что он – мастер на все руки и хвалила его.

Но Гарри был прекрасный отец. Он нежно любил всех своих детей и много времени проводил с ними. Он часто брал Сэнди на рыбалку, и Мию. Противоречивые чувства разрывали сердце бедного Сэнди. В какой-то момент он открыл глаза и словно морок, попытался скинуть пелену переживаний со своего сознания. Ему показалось, что в окне он уловил какое-то движение. Начиналась буря. Пора было уходить.

Сэнди прильнул к окну. Ему показалось, что он увидел оленью голову. Сэнди вгляделся в снежную мглу. Метель крутила клубы снега. Сэнди вдруг стало очень неуютно. Ему захотелось поскорее домой. Он вдруг почувствовал необъяснимое чувство страха. Вот опять! Среди ветвей деревьев он теперь явственно увидел оленью морду и рога, как вдруг…! Оленья голова вышла из-за деревьев на поляну, и под ней было человеческое тело! Крупное, безобразное, нагое мужское тело с оленьей головой! Сэнди резко присел и забился за кресло.