Читать книгу Беспризорница для бандита - - Страница 4

Игорь

Если бы не увидел беспорядок в комнате, когда сел на кровати, я бы, наверное, и не вспомнил, что в доме кто-то был. И что здесь осталась девчонка.

– Осталась… – проговорил я, как бы пробуя слово на вкус.

Часы показывают семь утра. Я поднялся и снял вчерашнюю одежду, пропахшую по́том, взял из шкафа новое белье и полотенце – надо срочно принять душ. Подошел к двери и неслышно приоткрыл ее – тишина. «Неужто малая все же выбралась и убежала?» – подумал, но когда сделал несколько шагов, увидел ее спящей на диване, скрученной в рогалик. Не раздевалась, даже не укрылась ничем. Хотя это и неудивительно. Даже я б в такой ситуации… нет, не стрессовал, а захотел бы быть наготове, на случай если удастся уличить подходящий момент для нападения или защиты; по крайней мере, если повезет, сбегать лучше не в одних трусах.

Благо пол у меня не скрипучий, и мне удалось подойти к ней близко, не разбудив. Подушка вся в слезах – все еще видны влажные пятна, лицо опухшее. Бедная девочка, проплакала небось всю ночь. Но замки целы, окна тоже нетронуты, хоть на них и решетки, значит, на свободу не рвалась. И если подумать, тут одно из двух: либо она побоялась даже пытаться выбраться в надежде, что я сам сжалюсь и отпущу ее, либо у нее взыграла совесть и она решила и правда по-доброму отработать все, что стащили ее дружки. Ну или самый что ни на есть последний вариант – на свободе ей совершенно нечего делать и некуда идти, потому она туда и не стремится. Надо будет это выяснить, а то слишком уж она странная. Когда увидела меня, то даже не попыталась дать дёру, а застыла на месте и смотрела на меня своими глазкими-бусинками. Страх в них читался самый настоящий, его я навидался, но не такой, какой испытывает человек за свою жизнь. И это вдвойне странно.

Решил не стоять у нее над душой и тихо пошлепал в ванную комнату. Сбросил трусы, забрался в душевую и включил холодную воду. Сцепил зубы, чтоб перетерпеть первые секунды в почти ледяной воде, и расслабился. Такая процедура хорошо промывает мозги с утра. И в голову пришла идея взять мелкую на добро – накормить ее, авось и удастся поговорить.

После душа я также без лишних звуков оделся и пошел на кухню, начал готовить завтрак. Ничего необычного: несколько полосок бекона, яичница, хлеб с маслом. И кофе, конечно же. Когда масло на сковороде разогрелось и стало трещать, я услышал скрип дивана из прихожей. Он старенький, пружины выдают любое движение, а это значит, что Лиля тоже проснулась. Ой, чую, начнется сейчас то еще представление!

Лиля

Просыпаюсь от запаха еды и тут же спохватываюсь от ужаса, вспомнив, что произошло. И я все еще в ловушке. Как я только могла уснуть в такой ситуации? Блин, все лицо аж болит от этих ночных стенаний, опухло, чувствую, как баскетбольный мяч. И в животе предательски урчит от голода! А-а-а! В голове сразу же куча мыслей и эмоций, будто не мозг у меня, а компьютер с задачами! А есть хочется ужасно. Вчера ничего не ела от нервов перед этим, чтоб его, запланированным грабежом, ночь проплакала… Но раз я в плену, а этот громила, хоть он и тот еще красавчик, меня не пришиб, значит, и не собирается. Надеюсь… Тогда пусть хоть покормит! Даже в тюрьме заключенным дают поесть три раза в день! А я вообще… почти ни в чем не виновата, чтоб меня голодом морить.

Тихонько поднимаюсь с дивана, а он, блин, скрипит как зараза. Кривлюсь от осознания, что наделала шума, и затихаю, прислушиваюсь. На кухне (припоминаю расположение комнат) что-то шкварчит и… так вкусно пахнет! Хотя мне сейчас что угодно покажется деликатесом. Подхожу на носочках к дверному проему и выглядываю из-за угла. Вижу широченную мужскую спину в майке и мощные руки, по которым от самих плеч тянутся черные как ночь татуировки. Меня вдруг пробирает озноб от этой картины. Кто же он такой? Огромный, как медведь, и с каждым движением мышцы на всем его теле бугрятся и переливаются так…

– Проснулась? – продолжая ковырять сковороду вилкой, спрашивает мужчина, будто только и ждал этого момента.

И я чувствую, как лицо мигом наливается краской, а сердце начинает гулко колотиться, что аж дышать становится тяжело. Стыдно. И страшно. Черт, как же стыдно и страшно! И я, воровка-неудачница, сейчас буду просить еды у хозяина дома, который пыталась ограбить? Но я же не пыталась. Точнее, не хотела. Меня заставили. «Перестань, перестань, перестань!» – мысленно толдычу себе, заставляя заткнуться этот граммофон мыслей, и несколько раз глубоко дышу. Хотя понимаю, что это получается не глубоко, а часто и поверхностно – как загнанный перепуганный зверек. Наконец собираю слова в предложение и пискляво, еле слышно говорю:

– Извините меня… п-пожалуйста. Я… Я не хотела. Я вообще не хотела сюда вламываться. Меня… Меня заст…

– Есть хочешь? – будто и не слушал меня, перебивает мужчина. Будь я в другом положении, я б уже кипишевать начала, что я тут такую речь толкаю, а он так вот встревает. Но я не в таком положении.

– Не хочу, спасибо, – шепчу в ответ. Но мой голос оказывается тише, чем урчание желудка, которое услышали, наверное, даже на соседней улице. Понимаю, что услышал и он, и падаю лицом в ладошки.

– Иди сюда, садись, – велит он, все еще не оборачиваясь ко мне. И когда не слышит моих шагов – а я все еще в кроссовках, – отрывает взгляд от плиты и строго добавляет: – Это была не просьба!

Меня аж передергивает от того, как он гаркнул. И я, подскочив, тут же семеню к столу и присаживаюсь на самый краешек стула, плотно сдвинув ноги и зажав ими ладошки.

Мужчина подходит к столу, прямо ко мне, он в тридцати сантиметрах от меня. И я непроизвольно сильно зажмуриваюсь, когда он говорит:

– Сядь нормально! – И выкладывает из сковороды в тарелку передо мной яичницу с беконом и обильно присыпает все это перцем. – Ешь. Мне не нужно, чтоб ты загнулась тут с голоду или теряла сознание от страха и истощения на каждом повороте.

– То мне не надо вас бояться? – на автомате выдаю я, и только потом понимаю, что ляпнула дичайшую хрень. Ну как такое можно вообще было спросить у того, кто тебя насильно забрал и запер у себя дома, кто хочет заставить тебя работать на него в качестве служанки? И мало ли какого именно обслуживания он захочет… От последней мысли я аж похолодела. Он что, завел себе сексуальную рабыню?! До меня только сейчас дошло!

– Если я позволяю тебе поесть, это еще не значит, что не могу прибить. Хотя этого я делать не хочу. Но поверь мне, сделаю, только дай повод. Так что веди себя хорошо, если хочешь отсюда еще когда-нибудь выбраться целой и невредимой.

Целой и невредимой, говорит… Значит, есть шанс, что все обойдется. Но почему меня начинает так колотить после этих слов? Его голос просто разрывает тишину в комнате и все молекулы моего тела на миллионы-миллионов клеточек, проникает в самую глубину. Я, кажется, никогда еще не говорила со взрослым мужчиной. Это и страшно, но и будоражит так. И я снова поймала себя на мысли, что просто не знаю, как мне себя вести, а эти тупые вопросы вылетают из меня раньше, чем я успеваю хоть чуточку подумать.

Самое странное, что я и ненависти к нему не испытываю. Почти. Не знаю, что это… Очень двоякое чувство. Стараясь не смотреть мужчине в такие притягательные карие глаза, беру вилку с ножом и неуклюже отрезаю кусочек яичницы, накалываю и кладу в рот. Тем временем он наливает мне в стакан какой-то сок, а себе кофе. И садится за стол напротив меня.

– Рассказывай, – спокойно говорит он, без грома в голосе. И я невольно поднимаю на него взгляд. – Почему ты с дружками залезла ко мне в дом?

Я чуть не поперхнулась, а еду проглотила так громко, будто это не завтрак упал в желудок, а камень на дно глубокого колодца. Отложила вилку, взяла стакан и сделала несколько жадных глотков.

– Я не собиралась. И они мне не друзья.

– Продолжай, – велит мужчина.

– Я в детдоме жила. От хорошей жизни туда не попадают. А когда мне исполнилось восемнадцать, настала пора уходить. Только особо некуда было. А чтоб жилье получить, хоть какую-то комнатку, нужно поступить учиться. И эти двое…

– Трое.

– Что?

– Их было трое.

– Так вы видели? – Он ничего не ответил, только пригубил кофе и пристально посмотрел мне в глаза, хотя минуты до этого смотрел куда угодно, только не на меня. И продолжила: – С третьим я познакомилась вчера, уже здесь. А эти двое, они сперва приютили меня у себя. Сказали, что я смогу пожить у них, пока не получу комнату в общежитии. А потом…

– А потом передумали и поставили перед выбором: либо это, либо на улицу, – подытожил мужчина, точно угадав, как все было накануне.

Я тихо угукнула, потупив замутненный от накативших слез взгляд в тарелку.

– Ты лучше расскажи мне то, чего я еще не знаю, потому что все это очевидно. Еще вчера понял.

– А вы тогда меня отпустите?

– С чего это? Я похож на того, кто сперва говорит одно, а затем без причин другое?

– На убийцу вы похожи, – шепнула я и тут же добавила: – Извините.

– Ох Лиля, Лиля… На убийцу… – Он поднялся со стула и подошел к окну, почесывая бороду. – Это так не работает во взрослом мире. Натворила дел, а теперь поплачешь, и все станет сразу хорошо? Нет. Поработаешь у меня… домохозяйкой какое-то время, пока я не решу, что с тобой дальше делать. И если будешь вести себя хорошо, то, быть может, и отпущу. В общем, все зависит от тебя.

«Фух, домохозяйкой, а не секс-рабыней, – думаю. – И он ко мне еще ни разу не притронулся, кроме вчера, по щеке, так, может, ему и не нужно?..» А с другой стороны в голову вихрем влетает мысль: «Всем мужикам нужно! Это он сейчас так говорит! А я ничего и сделать ему не смогу: что моих сорок пять килограммов против его сотни, если не больше? Если захочет, а он точно захочет, то возьмет меня силой – вот как мне отрабатывать долг придется! Останется только терпеть и плакать…»

– Только если вы мне дадите нормальную комнату! А не тот диван в гостиной. Вещи и… – снова летят из меня глупые необдуманные слова и… требования? Сама офигеваю от своей дерзости. А если по-честному, да, я и правда виновата, нечего было соваться сюда; но и держать меня тут за собачонку я не позволю. Ну, попытаюсь не позволить.

– Лилёк, ну ты и фрукт, – заливисто смеется мужчина, вновь возвращаясь к столу. И теперь я, подняв голову, нагло смотрю в его темные-темные глаза. И чувствую в них спокойствие, от которой резко появившаяся дрожь в теле тут же проходит, но ненадолго. – Ты не в том положении, чтобы условия ставить, пойми. Как я решу, так и будет. Во всем. Разве что выбор блюд, которые будешь мне готовить, и способ, каким ты будешь убираться в доме, остается за тобой.

Я открываю рот от изумления, но ничего не получается сказать. Хоть сейчас не сработала моя глупость и не позволила мне огрызнуться, потому что, когда он закончил смеяться и говорил все это, к спокойствию в глазах добавилась такая серьезность, что у меня аж ноги задрожали. Не пойму, то ли добрый он, то ли терпит меня, чтоб не придушить на месте, а трупик прикопать за домом.

– А насчет комнаты… У тебя будет комната. Нечего тебе постоянно у меня перед глазами ошиваться. И к уборке можешь приступать прямо сейчас. Все необходимое найдешь в кладовой, а где она находится, ты знаешь, дом-то обшарила еще вчера. Сперва вылижешь все до блеска, а потом приготовишь мне ужин.

Я невольно скорчила недовольную гримасу и весь этот наполненный злостью взгляд бросила в мужчину. Зря я допустила мысль, что он добрый, ни фига он не добрый. Прикидывается только. А меня будет использовать по полной и как только захочет.

– А если не стану? – фыркнула я.

– Лучше тебе не знать, уж поверь мне, – сказал он, второй раз коснувшись меня: он взял меня за подбородок ладонью и поднял лицо, чтобы смотреть прямо в глаза. – И не зли меня, малышка. Помнишь условие? Хорошо себя ведешь – я добрый и ласковый. Плохо ведешь – получаешь совершенно обратное.

– Помню… – буркнула я, шевеля одними губами, потому что челюсть жестко держит мужчина.

– Вот и замечательно. Так что давай не портить отношения, ведь ты здесь надолго.

После слова «надолго» у меня желудок скрутился в узел, а сердце сорвалось в пляс.

– Как?..

– Замолчи, – рыкнул мужчина, – и слушай: здесь будет твоя комната, – он указал на дверь, из которой вчера выбегала Марина с горстью камешков, – в которой, после того как уберешься в доме, можешь найти и подобрать для себя что-нибудь из гардероба моей бывшей. Ее вещи вряд ли тебе по размеру придутся, но тебе, смотрю, не привыкать. И прими душ, – презрительно бросил он напоследок.

А мне стало стыдно еще и за это. Он так сказал, будто от меня воняет. Задания раздает, деспот, блин! Но какой у меня выбор? Придется хорошо себя вести.

– Я не слышу ответа, – прищурился он, заглядывая мне в глаза.

– Хорошо, я поняла!

После этих слов он ушел в свою комнату, переоделся и сообщил, что поедет по делам, а вернется к семи вечера. И чтоб к этому времени в доме было убрано, а на столе ждал благоухающий ужин. Перед самым уходом добавил, что все необходимое я найду в кладовой, в холодильнике и шкафах позади меня. Предупредил еще, чтобы я не сожгла дом и вела себя тихо и аккуратно; причин разъяснять не стал, но я и так поняла, что будет мне плохо тогда. И закрыл за собой дверь.

А я ведь даже имени его не знаю…