Читать книгу Не сгорит эта сталь - - Страница 3

Юго-Западный край, подле твердыни Серый Камень

Горячий ветерок аллюром пролетел через равнину, в нижней части которой тянулась извилистая, синяя нитка – один из притоков реки Родная, основное течение которой лежало на востоке отсюда.

Всадник вошел под сень молодого дерева, спешился, придержав коня под узду, снял разогретый солнцем железный шлем причудливой, со всех сторон закрытой конструкции. Вдохнул полной грудью. С дерева свисали ветки: снизу все ощипанные, разоренные, зато у макушки сплошь облеплены желтыми ягодками. Алыча. Солдаты ее обобрали задолго до того, как созрела. И до макушки бы добрались, да ветки еще тоненькие – не залезешь.

Воин стянул рукавицы, тоже окованные железными пластиками, и провалился взглядом в чистейшее небо с милым сердцу изумрудным отливом. «Скоро станет еще зеленее», – подумал он. В середине лета, особенно в жаркие дни, небо всегда обретало этот красивый зеленоватый отсвет. Воин обернулся на груду камней в паре верст от берега. На вершине холма высились военные укрепления – твердыня Серый Камень.

До границы со Странами Объединенного Духовенства на западе не более пятидесяти верст. Там же, но чуть южнее да через Тихое море, лежит статный Царьград. Когда-то статный, а сейчас, говорят, в упадке: крепости порушены, дворцы травой поросли, торговля квелая. «Ох, а всё равно хотелось бы и там побывать», – с улыбкой подумал воин.

Пойди отсюда на восток, к основному течению реки Родная, и на восточном ее берегу найдешь крупнейший портовый город Княжества – Порт Правый, который, в свою очередь, уже стоит недалеко от границы с Великим Халифатом, другим могущественным соседом. Не так давно еще были тут ордынцы с военными машинами, но прежний княже Дмитрий Иванович, да светится имя его, устроил им. Прогнал дикарей назад в их столицу. Вот это здоровенный, сказывают, городище! Якобы разбиты по всему городу зеленые сады, чтобы давать тенек. Что через весь городя бегут ручьи в рукотворных руслах да с чистейшей водой. Город, у которого, верите ли нет, вообще нету ни стен, ни оборонительных башен. «Хм, поди, брешут». Чудное у него название, кстати, не то Амбар, не то Хлев.

«Сарай! – вспомнил воин, тут же мысленно укорив себя за такое невежество; пятидесятнику, кем он является, такое легкомыслие не по стати. – Да, Сарай-Берке, по имени хана Берке, одного из правителей».

Юго-Западный край в веках оставался самой спорной территорией Княжества, на которую чаще других посягали и западные, и южные полководцы, но сегодня, согласно Вышеградскому договору, именно так лежали границы между соседями. Этот маленький приток реки Родная, даже не имеющий собственного имени, сегодня представлял границу между миром и войной.

– Докладываю! – отсалютовал подоспевший солдат.

Пятидесятник, удерживая железные рукавицы под мышкой, обернулся на подошедшего и сразу отметил неряшливый вид подчиненного: трухлявые лапти, нестираные штаны, затасканный летний холщовый охабень. Разве что борода чиста и расчесана, а толстые усы еще и торчат кверху, аки крылья.

«Ладно, – усмехнувшись, подумал пятидесятник, – за такие усищи спускаю неряшливый вид».

В одной руке солдат держал круглый щит, в другой – бердыш. Уютно окая, он доложил:

– Лукари, значит, косулю шмакнули, а еще в силок угодил вепрь, токмо борзый до жути, еле умолотили хряка. Свежевать-то здесь, буди?

– Нет необходимости, – покачал головой пятидесятник, придержав узду встрепенувшегося коня. – Соорудите носилки, чтобы унести туши в крепость, там повара с них побольше смогут добыть, – проговорил он совершенно без акцента.

Солдат салютнул и убежал донести распоряжения остальным.

Над рекой вновь пробежал ветерок, взъерошив гладкую как стекло поверхность. Офицер, потянув коня под узду, зашагал к солдатам.

Это Тим Шато в должности первого помощника пятисотого воеводы Явда́та распорядителя твердыни Серый Камень. Тим в свои двадцать пять уже пребывал в достойном звании пятидесятника. Такой чин вкупе с назначением на должность помощника командира приграничной крепости и аж пятисотого воеводы многим виделись как неприкрытое кумовство. Однако такое суждение было ошибочным, ибо ребенок, выросший в сиротском церковном приюте далеко-далеко на западе, и на своей-то родине не имел никаких высоких знакомств, а уж на эти земли и вовсе пришел голяком. Голубоглазый, русоволосый, он легко смешался с местными.

При крещении, небогатой выдумкой тамошнего церковного настоятеля, мальчишка был наречен Тимофе́ос – «почитающий Бога». Но сложное имя почти сразу обстриглось в Тим.

А с родовым именем вовсе глупо получилось. От рождения у сироты, понятное дело, никакого родового имени и не было. Церковный приют располагался в селе, которое звали Шато де Ревель, но чаще все говорили просто «Шато». И в день вступления Тима в возраст, в четырнадцать лет, остановилась в этом селе контора ганзейских кнехтов. Это такие наемники, что стерегут обозы торговцев из Ганзы, северо-восточного торгового союза.

«Хэй, юнге», – с хрипотцой тогда крикнул загорелый, щетинистый мужик за столиком, поставленным прямо на улице – явно пьяный. Рядом табличка: «Rekrutierung». Мужик ради смеха предложил идущему мимо церковному курёнку в белой мантии стать благородным воином и любимцем женщин!

А Тим возьми и согласись. У курёнка что, сбор недолгий: забежал в общую келью, собрал узелок, повязал на палку да перекинул через плечо. А когда нового, четырнадцати зим отроду кнехта записывали в гильдейскую книгу, тот так и назвался: Тим из Шато. Это уже спустя годы Тим, прочтя умную книгу, узнал, что родное село-то называется просто Ревель. И стоит в нём барское поместье – шато де Ревель. Тут-то и стало ясно, что «шато» – не часть названия, а просто такой дворянский дом. А куда денешься, коль ты уже записан как Шато?

Размышления о былых временах вдруг оборвало донесшееся до слуха гоготание солдат. Шато нахмурился: ему не нравилось, когда подчиненные проявляли вольности, поскольку видел в том проявление негодной дисциплины, а негодная дисциплина была, в его понимании, следствием неумелости лидера. Лидером тут был он сам.

Пятидесятник натянул чудные блестящие рукавицы, оставив шлем с ватным подшлемником на седле. Этот офицер был единственным в крепости, да что там, пожалуй, единственным во всём Княжестве, который носил полный латный доспех на высокий западный манер – его гордость, богатство и подлинный магнум опус. Доспех этот до последней заклепки был спроектирован и изготовлен Тимом вручную. Купить такой местного производства было попросту невозможно, как из-за отсутствия сырых материалов, так и самой традиции бронного дела в этих краях. Можно было заказать похожий комплект на западе, но даже плохонький образец обошелся бы в сумму, которую пятидесятнику полжизни копить.

Искусству изготовления диковинного доспеха научила рукописная книга неизвестного автора, привезенная Тимом с родины и изложенная еще на его родном языке. Зачитанная в буквальном смысле до дыр, она рассыпалась в руках от неосторожного прикосновения, но желтые листы, словно неиссякаемый источник, вновь и вновь демонстрировали давно врезавшиеся в сознание чертежи и диаграммы с новой стороны. С головой захваченный идеей создания полного металлического доспеха, обеспечивающего защиту каждой части тела, но сохраняющего солдату подвижность, Тим потратил десятки мер серебра и четыре года жизни на то, чтобы воплотить проект.

В ближайших городах не было построено ни одной литейной с тиглем, которая бы могла выплавлять большие листы высококачественной стали, годной для пластин доспеха. Поэтому многие детали были заказаны за границей или куплены у случайных коробейников. Последних в оборотистом Юго-Западном, по счастью, пруд пруди. Доспех был сконструирован и подогнан Тимом самостоятельно вплоть до точки1, представляя собой цельнометаллическую конструкцию, усиленную стальными листами в неподвижных местах. Под стальными листами кольчуга, а под кольчугой – хлопковый ватник, который на зимнее время может заменяться на шерстяной.

Жаркому климату Юго-Западного такая броня была не под стать: на летнем солнце голые пластины железы разогревались до страшных температур. Однако Тим, так горячо полюбивший бронное ремесло и увлеченный идеей, не замечал этих недостатков. Над рядовым дурачком, который с ног до головы заковался в блестючее железо, только бы и посмеялись. Но Тим был не дурак, да и давно уже не рядовой.

Звание пятидесятника, понятное дело, означало, что он вправе вести под своим стягом до пяти десятков солдат. Стяг Тим себе пока не придумал, да и пятидесяти солдат у него не было, поскольку все двести голов, приписанных к Серому Камню, находились в подчинении пятисотника Явдата.

Подойдя к отряду, Шато удовлетворенно оглядел добытые туши, а следом и солдат – те сразу притихли и с чего-то даже построились в шеренгу, хотя приказов он не отдавал.

Серый Камень – молодая фортификация у юго-западной границы Княжества, расположенная на невысоком, солнечном холме, окруженная плешивым карликовым леском, что успел отрасти после вырубки при возведении крепости.

Стены умеренной высоты и несколько башен западной архитектуры с мерлонами типа ласточкин хвост смотрелись, пожалуй, красиво, хоть и не особо внушительно. Например, толстые, многорядные стены Храбродара – столицы Срединного края – с круглыми стрелецкими башнями-кремлевками Тиму нравились куда больше. Пусть Серый Камень, спроектированный западным архитектором, был до некоторой степени достопримечательностью здешних мест, никто, включая офицера, не строил иллюзий относительно назначения этих укреплений и причины, по которой тут служат солдаты. Крепость не держала границу государства и даже не должна была принимать серьезный бой. Она – лишь укрепленный дозорный пункт и казармы для солдат, патрулирующих важные торговые тракты приграничных территорий. Без вооруженных солдат, уж очень лихие тут места. Большак бойкий, он Княжеству, почитай, одна из главных торговых артерий. Отсюда в Великий Халифат прямая дорога. А через Родную можно выйти в Тихое море, а там и Царьград, и другие царства-государства. Ради такого большака, конечно, и красивую крепость возвести не жалко.

За годы твердыня медленно, но неуклонно превращалась из сугубо военного объекта в торговый пост. Обрастала домиками мирян, конюшнями, харчевнями и торговыми лавками, хотя Тим и бился отчаянно с незаконной застройкой в крепости и вокруг нее.

На подходе к вратам пятидесятник заметил могучий силуэт на одной из башен. Пройдя сквозь барбакан, Шато распорядился отправить туши на кухню, а сам вошел в башню и, вбежав по винтовой лестнице, оказался наверху. Здесь, на коротком табурете, сложив руки на животе, уселся косматый вояка в крестьянской рубахе с подбивой из ватника, которая одновременно выполняла функции поддоспешника. Самих доспехов на нём сейчас не было. Этот, в отличие от Тима, на дух не переносил тяжелой одежи, и даже воеводский колонтарь – довольно подвижный доспех из мелких железных пластинок – надевал с великой неохотой.

Берестяные лапти лежали рядом с босыми, мозолистыми пятками. Длинные соль с перцем космы, мускулистые руки и спокойный, устремленный вдаль взгляд выдавали профессионального воина и непринужденного лидера. Он обернулся и молча поинтересовался у помощника результатами охоты.

– Кабанчик и косуля.

– Молодец. Не зря ты годы корпел над свитками, – саркастично изрек Явдат, и стал ожидать реакции помощника.

– В церковной академии читают святые стихи, а не… – начал было Шато, да по улыбке Явдата понял, что тот опять лишь дразнится. – Вообще, – продолжил Шато, – живности стало меньше. Либо мы распугали, либо…

– Эх, – перебил командир, – охота эт всё равно полумера. Она, конечно, пополняет запасы, да и службу солдатне разбавляет, но ты ведь не рассчитывал на нее всерьез?

Воевода поднялся, разминая ноги, а взгляд Шато столкнулся с тёмными, печальными глазами командира.

– Видишь, я пишу в стольную крепость о том, что нужно увеличить гарнизон для обороны границы и прилежащего большака. В ответ раз в три луны приезжает засечный голова с приказом об отзыве у меня еще нескольких солдат. Я говорю, что надобно увеличить снабжение, а они, скареды, будто нарочно, каждый месяц сокращают пайку, – безнадежно сетовал Явдат. – Видимо, чтобы я сам просил сократить поголовье крепости. Так и правда голодать начнем, несмотря на нашу внештатную охоту. Не хочется князю кормить армию, которая не воюет, понимаешь?

– Может лично к наместнику обратимся? Его ж земли, его доход от торговли.

– К Зайцу, что ли? – крякнул воевода. – Скорее у курицы молока выпросишь.

– Важное ведь дело делаем, а Явдат? Ну, да, не боярские мы солдаты, но должен бояра понимать, что убери Серый Камень, и на тракте такой разбой начнется! Торгашей как ветром сдует, даже беспошлинной потом не заманишь.

– Да Заяц князю-то лишней косточки не подает свыше положенного по этому своему «буджету». А нас-то с чего кормить? Мы ж не боярская дружина. Ей богу, удавится, жадюга, ежели на чужих солдат придется деньгу тратить. Благо, хоть от Якима не слыхать последнее время. Попортил же мне крови этот змей, паскудье семя. Видно, перебрался покамест в другой край, – Явдат напряг губы, злобно вглядываясь в рыжий горизонт и мысленно насылая туда, вдогонку за разбойником, лютую смерть.

– Фартовый лиходей, конечно, – признал Тим, невольно тронув и по сей день туговато гнущееся запястье.

Дело было год тому. Тим с солдатами устроил засаду на отъявленного лиходея Иоахима. Повадился тот грабить слабо охраняемые почтовые телеги на Колядовском прясле – куске большака, как раз вверенного Серому Камню.

Говорят, когда-то Иоахим был большим атаманом в Ганзе. До некоторой степени Тимов сослуживец. Иоахим один отвечал за охрану целых караванов. Но то ли проворовался, то ли просто наскучило ему подметки стаптывать, охраняя чужие богатства, и принялся Иоахим своих же лабазников грабить. А то и не своих, бес знает откуда он на самом-то деле родом. Да ладно бы грабить. Толстосума обкрутить да кошелек ему облегчить – дело в некотором смысле даже богоугодное: торгаш, скорее всего, не разорится, деньги разбойник прогуляет, обогатив корчмарей, виноделов и случайных барышень. Но с Иоахимом другое. Этот и руки кровянить не боялся. Выслужил себе мерзейшую славу на землях курфюрстов и, видно, пока его не порешили, двинул на восток, к в наши края. Вот и бесновался тут Яким, как его стали звать в нашей стране, на непаханых просторах.

В общем, Тим через нужных людей пустил слух, что тогда-то в ямской карете повезут большое пожертвование, сделанное купцом из Срединного края для нескольких церквушек Юго-Западного. С виду по тропинке шла обычная ямская, запряженная двойкой слабеньких кобыл, да с двумя ратниками для охраны. А внутри крытого воза, вместо груза, ожидал наготове сразу десяток солдат, да с самострелами, да плюс неподалеку шел летучий полувзвод егерей. И ведь до того ладно сработали. Высыпали, налетели, окружили бросившихся врассыпную лиходеев, пол Якимовой банды на месте уложили, остальных на силу связали! Шато и самого Якима уж за горло схватил. Из своего максимализма очень хотел взять гада живьем, а тот, точно склизкая минога, вывернулся, порезал Шато по запястью – доспех, невезуха, еще не был завершен, – ринулся в лес и ведь меж всеми пущенными стрелами проскочил. И дюжина егерей его потом не сыскала, ей богу, леший укрыл.

Шато поежился, вспоминая проваленную операцию, но быстро вернулся к насущному – как прокормить гарнизон.

– Тогда землеробов попросим едой поделиться, – предложил Тим. – Край на зерно у нас богатый. Сговоримся с какой-нибудь деревенькой.

– Ну, вот это уже получше, – пробурчал командир, поглаживая бороду. – Хотя ближайшие деревни далековато. Что к нам ближе всего?

– Ближе-то Солянка, – прикинул Тим, вспомнив карту Юго-Западного. – На реке стоит, у подножия гор, но слишком мала, там от силы четыре десятка живет. Добывают соль, которая вымывается горными ручьями и еще уголь обжигают.

Явдат свел густые брови:

– Углежоги? Не пойдёт. Беднота. Им самим бы прокормиться. Покрупнее надо и со своими полями вокруг. Уступ, Талица, Изока, Осток?

– Мелочи вокруг нас полно, а крупного и с полями, пожалуй, ничего. Село Осток – самый богатый вариант. Это большое сельскохозяйственное обиталище, еды там много, но до него больше трех сотен верст.

Явдат опять покачал головой:

– Замаемся ездить, солдат придется на две седмицы выгонять из крепости. Да и сверху не одобрят, что засечные в таких далях от места службы слоняются.

– Значит, остается Талица, – пожал плечами Тим. – Юридически это одна деревня, но фактически их две: Верхняя и Нижняя. Правда, Верхняя почти вымерла, ее, почитай, нет. Зато Нижняя процветает, здоровенная, больше ста дворов. Деревни верстах в пяти друг от друга, но подлинной экономической связи две Талицы давно уже не имеют. Даже оброки платили раздельно, пока Верхнюю вовсе не освободили от податей за нехваткой жителей.

– Ах, – причмокнул воевода, выслушивая помощника. – Всё-таки, нравится мне, как ты балакаешь. Эти твои «юридически», «подлинной связи». Сразу вижу, что не зря мне тебя отрядили. И пользу приносишь, и вреда большого вроде не делаешь.

– Опять издеваешься, воевода! Ну в чём может быть вред знаний?

– При чинах вот так погутарь, быстро в караульщики разжалуешься. Не нравится людям, когда кто-то ниже их звания умом кичится.

Шато отвернулся, обидевшись.

– Ну, – Явдат вернулся к Талице, – может, удастся с ними сговориться на поставку зерна в обмен на то, что мы им будем лиходеев да зверье гонять. Хотя это и на нашем численности поголовье сказаться может. А уж если на верхах прознают, так вовсе пинком полетим из этой твердыни.

– Чего это вдруг?

– А ты картинку прикинь, – похлопав по плечу, ответил воевода. – Приходят солдаты в деревню, забирают пару телег фуража и уходят. На что похоже?

– Ну, положим, – нехотя признал Шато, – сугубо издали, на грабеж.

– Во-от. Значит, по этой статье Разбойного приказа Заяц нас с тобой и вздернет, – тыкнул пальцем воевода.

– Да мы ж не!.. – взялся горячо возразить Шато.

– Мы с тобой кто?

– Засечная стража!

– А кому засечная стража подчинена?

– Лично князю, ибо стережет границы государства.

– А князь, что ты знаешь лучше меня, собирает налоги согласно Казенному уложению. Талица – забоярская деревня. С какой эт стати княжеские солдаты собирают подать, не предписанную Казенным уложением, да еще с деревни, которая князю даже не принадлежит? Сто лет не докажем, что крестьяне по своей воле с нами едой поделились. Ладно! – с горечью махнул рукой Явдат, – эт так, лирика, – завершил он, и это позабавило Шато, ведь с трудом разбирающий буквы Явдат понятия не имел, что такое «лирика», просто ему понравилось это выражение, которое он подхватил у самого же помощника. – Кстати, там, в Талице, кто сейчас во главе?

– Уж лет двадцать старик Щука, – ответил Тим. – Заколдованный, не берут годы. Хороший человек, с ним можно договориться. На шею к себе не посадит, но и с голоду умереть не даст.

– Ладно, разберемся, может, завтра съездим? Иди, что ли, собирай построение, начинай ученья. Вон ратники без дела дурить начинают, – с усмешкой глянул воевода под стены.

А на дворе крепости творился спектакль. Несколько солдат столпились вокруг местного любимца, масляно-черного кота с зелеными глазами. Один ратник предложил усатому господину нагретую на солнце бочку, другой, изображая высокородного пажа, спешил, неся на кончиках пальцев мисочку гречки со свиными потрохами, а третий, тоже паж, на смех повязал на шею усатому салфетку. Кот, вылитый аристократ, приступил к трапезе.

Шато оценил юмор. Кивнул Явдату и поспешил на плац.

– А, еще, – одернул командир, – разведчик донес, что видел кого-то в лесу по ту сторону реки.

Пятидесятник обернулся, улыбка пропала с лица.

– Уже знаю. И позавчера то же. На ночь опять выставлю двойные караулы.

– Может, и нет необходимости? Мало ли кто там по лесам сбродничает?

– Лучше перебздим, – ответил Шато. Это уже он воспользовался словечком Явдата.

Явдат едва заметно кивнул, отпустив офицера.

Тим видел в старом рубаке идеального воина, профессионала и полководца. Немного грубого, неотшколенного, как он сам, но до смерти эффективного. Они познакомились шесть лет назад во время княжеской кампании по подавлению мятежей на юге страны, где число обезземеленных крестьян достигло опасно высокой отметки. Кровавая битва под Алуэтом, где княжеская армия столкнулась с доведенным до отчаяния крестьянским ополчением, неизгладимо повлияла на юного Шато. Но даже в таких безнадежных ситуациях Явдат, путем военных и умственных хитростей, умудрялся одерживать победы минимальной для обеих сторон кровью, чем заслужил глубочайшее почтение со стороны Шато. Победить в битве, не обнажая меча! В том Шато видел подлинное мастерство полководца.

Сам Явдат холодно принял иноземного по роду помощника. Да еще бывший наемник – редко из таких годные солдаты выходят. Однако сегодня смотрел на Тимку как на младшего брата, который скорым шагом следует по его стопам да вот-вот опередит благодаря живому уму и искреннему рвению. Опершись на зубец мерлона, он улыбался, глядя, как молодой офицер криками строит солдат и начинает очередную тренировку. Мальцу недоставало раскатистости в голосе, присущей командиру пехотного строя, но успехи он делал достойные.

День угасал, подмешивая в яркое летнее солнце всё больше оранжевых красок, Явдат смотрел на медный горизонт, где искрились ласковые лучи заката.

***

Сумерки опустились на пустырь, окружающий крепость. Это была бы очередная светлая ночь, но после заката небо затянуло тучами, начал накрапывать едва заметный, колкий дождик.

Вязкая темнота, насыщенная остывающим, влажным воздухом, окутывала нагретые за день каменные стены. Помощник воеводы, как и всегда, прошел по каждой секции стен, заглянул на каждую башню, убедившись, что все часовые не только на месте, но и трезвы, и отправился во внутренние помещения бастиона, где были расквартированы он сам и командир Явдат.

Он уже собирался войти внутрь и подготовиться ко сну, но тут со стороны северных ворот раздался треск, к которому тут же прибавилась отборная ругань, да еще заграничного происхождения. Тим поспешил выяснить, что за конфуз с участием иностранного элемента случился на сей раз.

В открытых настежь воротах, утопая одним углом в жидкой грязи – моросило уже часа три – раскорячилась тяжеленная подвода. Возле нее чинного вида хозяин покрывал бранью то солдата крепости за то, что не успел отрыть створки полностью, то возницу за невнимательность, то и вовсе клял строителей крепости за узкие, «бестолковые» ворота.

– Портач! – каркнул торговец, бросив в возничего парой замшевых перчаток, от чего тот неуклюже закрылся ладонями. – Тупьё! Чтоб вас навьи побралы! А ну, вы двое, – скомандовал он солдатам, одолевая мягкую «л», которой нет в его родном говоре. – Взялы живо за угол! Иле так будете ночь всю глазеть?!

Верхом на подводе сидели трое вооруженных людей в кольчужной броне – силовое сопровождение вельможи. Из-под телеги раздался голос ратника, уже испачкавшегося в грязи:

– Не, тут гибло всё. Ось-то треснула.

– Ту-пи-цы! – на всю крепость горланил купец.

– Прошу не кричать, – появился Шато. – Это делу совершенно не поможет. Кто распорядился открыть ворота отводной стрельницы? – спросил он, устремив взгляд на подчиненных.

– Ну, а че, вон пан торговец бранился, требовал, дабы впущали его. Так и…

– Врагов бы тоже впустил, если б забранились? Время проезда крупногабаритных повозок истекло два часа назад.

– Моя телэга! Да ты знаешь, сколько такая стоит? А груз! Это надо же!

Шато проинспектировал повреждения: видимо, колесо наткнулось на не открывшуюся до конца створку, из-за чего передняя ось треснула и теперь не подлежала ремонту. Конечно, этого бы не случилось, если б телега не была нагружена сверх меры. Ремонт – замена оси – займет несколько часов, но для этого телегу придется полностью разгрузить и перевернуть брюхом кверху. Доверху заполненную подводу не смогли бы поднять и вывести из ворот хоть шесть, хоть десять мужчин разом, а оставлять ворота открытыми на всю ночь было слишком опасно.

Мало того, торговец продолжал вопить:

– Кто заплатит?! Ты командуешь этими ослами?

– Прошу пана торговца, соблюдать приличия и не оскорблять моих людей.

– Лудэй?! Да это ослы, а не…

– Достаточно, – оборвал Шато. – Васька, дуй в казармы, возьми человек восемь. Разгружаем повозку. Товары на склад под охрану, ворота запираем. А ты, Губа, – адресовался он к часовому, открывшему стрельницу, – у тебя два дежурства вне очереди.

Брови солдата одна из другой, будто наперегонки, поползли вверх.

– Так же, за нарушение уложения крепости, лишаешься жалования за одну седмицу.

– Да это ж!.. Пошто ж? – по-детски вытянув губу, вопросил он.

– Разгружать?! – теряя дыхание, возопил торговец. – Да кто вам позволит разгружать?! Прикасаться к мой обоз! Мой! Вы, русоголовые с-собаки!

– Данное имущество в представленной позиции не позволяет закрыть барбакан, что ставит твердыню под угрозу. Врата отводной стрельницы запираются на ночь и не открываются до утра. Руководствуясь уложением крепости Серый Камень, я обязан предпринять все меры для восстановления оборонительной способности засечных сооружений, – отчеканил Шато.

– Ослы! Какой еще оборон?! От ваша тупость нужно оборонять! Только тронуть!

Торговец еще недолго пререкался с помощником и не успокоился, даже когда вокруг «телэги» столпился десяток подоспевших солдат и еще несколько зевак, привлеченных шумом. Шато терпеливо использовал запомнившиеся ему приемы из недавно прочтенной книги «Об искусстве разговора в различных жизненных ситуациях», написанной халифатским ученым Аль-Бируни́. Книгу, а точнее ее рукописный перевод, он брал напрокат у лавочника из Остока. Цена была сумасшедшей: четыре алтына – плата за месяц и еще восемь рублей пришлось оставить в залог!

Дорогая книга не помогла. Этому Тим весьма огорчился, потому как советы в ней были изложены очень даже, как ему казалось, разумные. И теперь, к своему стыду, он был вынужден применить грубую силу, просто отдав солдатам приказ на разгрузку телеги.

Сверху спрыгнули наемники торговца и, побрякивая оружием, преградили путь солдатам, а случайная неприятность грозила перерасти в поножовщину. И всё из-за того, что один не очень талантливый офицер не смог за отведенный месяц должно изучить труд уважаемого Аль-Бируни.

– Не сметь! – топнул торговец, плеснув грязь под сапогом. Цвет его лица не угадывался во мраке, однако на виске вздулась узорчатая венка. – Не подходить! Да вы понимаешь, кто я?! Да одно мое слово вашему князьку, и вы все с голым крупом пойдете из своей никчемной службы, даже моргнуть не успеть! Вы! – обратился он к наемникам, но почему-то не на своем языке, а на местном. – Приказываю убивать! Любого, кто приблизится!

Вид у троих был грозный, понятно, что это были не новички в своем деле, однако даже эти не имели желания влезать в драку с целым гарнизоном солдат-пограничников. Шато уложил левую руку на эфес меча и подступил вплотную к наемникам. Поднял каменный взгляд. Те осмотрели офицерика в чудном доспехе, затем десяток солдат, без приказа выстроившихся идеально ровной линией за спиной у первого. Переглянулись. Расступились вопреки наказу. Шато качнул головой, приказав приниматься за разгрузку.

– Вы, все! О-ох, – исходил торговец, – подобное оскорбление моего древнего рода не сойдет с рук. Уж я всё доложу вашему голове, а потом!.. – он ощерился, а указательный палец яростно рассек воздух, предрекая последствия настолько страшные, что даже озвучивать их было опасно.

Затем пан торговец с чего-то приказал возничему распрячь одну из лошадей подводы. Наспех снарядив запасное седло, торговец запрыгнул верхом и умчался из крепости прямо в ночь, через пустырь, даже не оставив растерявшимся подчиненным наказа относительно столь ценного груза. Будто бы собирался прокричаться за стенами крепости и вернуться, но стремительный бой удаляющихся копыт сообщал, что возвращаться представитель древнего рода не планирует. И такой поступок выглядел уж очень странно, даже для иноземца.

***

Время ушло за полночь, а морось в небе всё не кончалась. Вершки редкого карликового полесья едва вырисовывались в черноте пустыря. Двое дозорных на башне Анна, расположившись на лосиных шкурах, глядели во тьму.

– Хоть глаз коли, – буркнул один, растянувшись по сырому зубцу башни. – Вот че нам тут сычами сидеть кажную ночь?

Второй, Федька, ответил:

– Смотри давай. Кого проглядишь, Тимофэ наш Шато с тебя так шкуру спустит, не отрастишь.

– Суровый он у нас.

– Да по мне лучше суровый, чем тупой.

Загоготали.

– Тс-с, видел?! – вдруг оборвался первый, перегнувшись через мерлон.

– Чего там? – напрягся Федька, тоже вглядевшись в слепую пустоту под стенами.

– А… пожуй через плечо! – заржал тот, легко треснув товарища в затылок.

– Дурья ты башка, – отмахнулся Федька и прилег, откинувшись на шкуре.

Он устремил взгляд в смоляное небо, которое совершенно не меняло цвет в зависимости от того, открыты глаза или нет. Жалко. Звезды Федьке нравились. Как-то давно в Серый Камень заходил бахарь, бродячий сказочник. Поведал, что звезды на небе – это славные предки рода людского, которые глядят с высоты на своих сыновей да оценивают, праведно ли те себя ведут, мудро ли живут, до́лжно ли оставленное наследство берегут. Но это и так всё знали, не удивил седобородый. Хотя рассказывал красиво, нараспев. А еще говорил, что звезды, они настолько далеко, что если божьей милостью по воздуху пешком пойти, то и за целую жизнь до них не дойдешь! Вот как далеко. «Ей же болтун», – улыбнулся солдат. Чего до них идти, до звезд-то? Ладно сейчас затянуло всё, а в ясную-то ночь глянешь в небо – вон они, горят, хоть в карманы собирай. Ну, не близко, да. Но, если взаправду по воздуху зашагать, уж к утру б точно обернулся.

«Хосподи, хорошо-то как», – выдохнул Федька, наслаждающийся уютным шорохом летнего дождя, даже и без звездного неба. Нравилось ему служить солдатом. В тысячу раз лучше, чем плугом землю ишачить: и тебе харчи, и тебе жалованье. Не жирно, но зим за двадцать, глядишь, и на собственный надел накопишь. А хочешь – не копи, живи в удовольствие, поди узнай, когда Господь приберет. На тот-то свет мошну не заберешь. Одна беда в солдатской жизни – иногда приходится воевать. Федька в настоящем бою всего раз был. Схлестнулись с западным отрядом каких-то ягеллонов, если он правильно название запомнил. В общем, армией князька, что недалеко от этих земель обитает. Сеча была мама дорогая! Эти ягеллоны в железных доспехах как на конях припустили против их пехотного строя, так живьем полстроя и переехали. Народу полегло столько, что потом два целых дня хоронили. А Федьку ничего, уберег Господь.

– Э! А вон там, – не к месту шепнул стражник, опять выдернув из интересных мыслей.

– Отвянь.

– Да правда! – повторил тот тревожно и ткнул пальцем в темноту под стеной.

Мечтатель поднялся и напряг глаза, но разглядеть кого-то в чернеющей пустоши было невозможно.

– Да не высовывайся!

Во мраке виднелся лишь первый ряд черных стволов карликовых деревьев на фоне такой же черной земли, как вдруг сбоку донесся сдавленный выдох. Дозорные разом перевалились через зубцы с другой стороны башни. На прилегающей стене трое солдат с бердышами – всё по уставу. Однако двое стояли совсем уж близко друг к другу, чего по правилам быть не должно.

– Ниче не видать, слышишь? Погляди, они там обнимаются что ли, иноходцы? – захихикал башенный стражник.

И тут одна из теней вырвалась из объятий другой. Нет! Вывалилась, брякнув железным шеломом.

– Сами проверим или Шато позвать?

На голос тень внизу обернулась, совершив взмах руками. Федька, потянулся к шлему, что лежал тут под ногами, и начал:

– Дурак, тревогу труби… – как голова его дернулась, что-то туго стукнуло, а сам Федька упал.

Другой стражник замер не понимая. Позвал. Присмотрелся, а Федька-то мертвый совсем лежит: короткая стрела для самострела торчит одними перьями из виска, а в руках железный шлем. Не успел надеть.

Стражник только вжался за зубец, как наконечник еще одной стрелы царапнул по камню, выбив окалину, и свистнул где-то над башней. Сердце зашлось. Стражник цапнул с Федькиного пояса тревожный рог, придавил мундштук к губам и протрубил всей грудью в черное небо.

В ответ в бастионе тут же взволновался колокол. По внутренней площади потекло незримое движение. Немногие гражданские поспешили запереть дома, а во двор выбежал Шато в полных доспехах – так и не ложился. Во дворе разожгли жаровни, разбавив сырую тьму жидким светом.

Фигуры и тени суетливо метались в полумраке, как вдруг Тим краем глаза уловил движение. Рефлексы, точно чужая рука, вздернули щит, и на тот пришелся звонкий удар! Повинуясь обретшим свою волю мышцам, Шато ударил мечом в ответ. Противник вскрикнул и тут же захлюпал. Шато резко одернул меч, чтобы не получить по выставленной руке, но враг уже выронил оружие.

Распростертый на земле человек был одет кольчужный доспех, и Тим не без удивления опознал в нём одного из наймитов торговца, который покинул крепость, не побоявшись в одиночку ускакать через глухие земли. Вот теперь поступок иноземца обрел ясность. Тим огляделся и увидел еще нескольких дозорных на стенах, которые уже вступили в бой с лазутчиками, но ясно, что внезапная атака противника срывалась.

– Много их внутри? – спросил Явдат, подбежав к Шато. Он на ходу накинул толстый боевой кафтан и пристроил на руку высокий миндалевидный щит.

– Думаю, не очень, дозор вовремя среагировал. Солдаты! Сбор! – выкрикнул Шато. – Явдат, черт тебя, опять с голой грудью на копья! Надень ты хоть кольчугу.

– Конечно, милый! Сейчас отлучусь во свои покои, а потом, при параде, поприветствую налетчиков в их новой крепости, – изобразил он кривоватый поклон. Затем оглянулся, и взгляд его взлетел вверх. – Ох, п…

Явдат бранных слов не любил, но тут вырвалось само. На Анне, самой высокой башне укреплений, возжегся костер, в свете которого над мерлонами замерцал сиреневый штандарт с белой птицей, вроде ласточки или стрижа. Неизвестный символ, то ли родовой знак взбунтовавшегося боярина, то ли штандарт наемного отряда, сейчас не важно, главное, что одна башня уже взята, а это мостик к скорейшему поражению.

– Вот паскудье семя. Тимка, собирай остальных. У конюшен отряд лучников ждет приказа. Ворота заперты, а по стенам их вряд ли забралось много. Еще можем выстоять, но только если отобьем Анну.

Помощник кивнул:

– Они, похоже, в посолонь2 идут, к башне Берта. Я зайду с обратной стороны, через Вассу, и прижму их там.

– Добро, – кивнул Явдат и громыхнул: – Сол-лдаты! На стену, стро-ем! За мно-о-й!

Несколько стрел упали с неба. Противник уже стрелял не только наугад, из-под стен, но и прицельно, с занятой Анны и прилежащей стены.

Тим взял оставшихся ратников, сбросил забрало шлема со лба на глаза, и поспешил в другую сторону, поднялся через башню Васса и пошел к приземистой и просторной башне Берта, предназначенной для размещения противоосадного орудия, вроде стационарной катапульты или арбалесты. Жаль, такого из Белхибара так и не привезли. Дозорные на стенах не имели шансов самостоятельно сдержать атакующую армию, и сражение стремительно разгоралось. Впрочем, благодаря выучке, ночная тревога не застала защитников врасплох. Военным приказом Его Высочества к пограничным войскам предъявлялись повышенные требования, так что непроверенных новичков в гарнизоне не имелось.

Явдат мчался к осажденной Анне впереди всех, когда заметил пред собой тёмный силуэт, и лишь благодаря инстинктам закоренелого вояки успел уклониться от вынырнувшего из черноты меча. Не останавливаясь, он смёл противника, попросту подняв того на щит и перебросив назад себя! Тот рухнул и тут же получил удар от следовавшего за Явдатом солдата.

Тем временем Шато со своими людьми беспрепятственно взошел на стены с другой стороны. На ходу он подобрал отряд лучников и еще несколько дежурных солдат – караульные посты внутри крепости сейчас были, мягко говоря, не нужны. По донесениям, на других участках пока было спокойно. К счастью, противник еще не успел добраться до башни Берта. Но, пройдя ее, уже на стене перед захваченной Анной, Шато пришлось столкнуться с основными силами противника, да еще подкрепления взбирались по прислоненным самбукам. Тяжеловооруженный отряд с вытянутыми щитами опасно разил копьями, держа узкий боевой ход стены.

Под стенами крепости тьма шевелилась словно муравейник: вражеские солдаты толпились, стрел с неба сыпалось всё больше. Первоначальный план по захвату укреплений с помощью лазутчиков был отменен, началась осада. И вот к ней Серый Камень, несмотря на слово «твердыня» в названии, был совершенно не укомплектован. Пространство над крепостью полнилось гулом сражения: лязг металла, крики раненых, злобный свист стрел.

Вражеские копейщики стояли строем шириной в четыре человека – сколько позволял здесь боевой ход стены. Соотнеся невеликие шансы на прорыв с неминуемым поражением в случае провала в защите Анны, Шато скомандовал бросок!

Он отразил мечом выпад копья и со всех сил ударил щитом в щит крайнего к мерлону врага, заставив того потесниться на несколько пядей. В спину Шато плечом уперся товарищ, за ним еще один и еще! Тим почувствовал, как по ноге, плечу, груди скользнули лезвия врага, но стальной пластинчатый доспех отразил все удары. На близкой дистанции копья противника оказались не так эффективны, хотя копейщики, стоящие в дальних рядах вражеского построения, опасно разили вперед.

Как-то Тим с солдатами, линией в одного человека, вклинился меж копейщиками и мерлоном, но тут же понял: да, занять это место было стратегически важно, но позиция смертельно опасна, ведь сейчас он и его люди могут быть попросту раздавлены и сброшены под стены крепости. Не дожидаясь, пока противник это поймет, Тим проорал своим:

– Дави! – и, упершись ногой в мерлон, выжал щитом на ряд противника!

Сначала казалось, что отчаянная затея не работает, враг стоял скалой, по доспеху, по шлему опять заскребла острая сталь, но тут строй противника дрогнул. Один из нападавших оступился и, под натиском людей Шато, рухнул со внутренней стороны боевого хода. Дальше пошло легче, удалось сбросить еще нескольких во внутренний двор, где на врагов тут же набросились подоспевшие лучники. Сраженные наземь грузные воины не могли противостоять проворным кинжалам стрелков.

Явдат с солдатами наступал со своей стороны на стену под Анной. Вскинув щит, он присел, секанув подхваченным в пути топором ноги сразу двух копейщиков. Одного, осевшего и опустившего щит, тут же настиг сокрушительный удар булавы, глухим звоном пробивший и железный капюшон, и череп. Командир не преминул воспользоваться брешью и атаковал второго открывшегося копейщика. Метнув топор и выхватив с пояса тесак, он нанес удар, под которым тело обмякло, и еще одним противником стало меньше.

Поняв, что оборона прорвана, вражеские стрелки на стене прекратили огонь по внутренним помещениям крепости и бросились через Анну к Берте – башне на следующей секции. Секция Анны была освобождена, но прорыв этот стоил воеводе Явдату тридцати человек. Пробежав сквозь башню Анна, вражеские лучники попытались выстроиться на следующей стене для продолжения атаки, но в секунду, когда крайний из них натянул тетиву, руку его налету срубил прорвавшийся Шато! Люди, следующие за ним, принялись рогатинами отталкивать прислоненные врагом лестницы, по которым взбирались подкрепления.

Успешно начавшаяся атака захлебывалась, перерастая в изнурительное осадное сражение. Объединившись, Шато и Явдат загнали остатки лазутчиков и передового отряда на верх башни Анна. Шато построил лучников, которые начали бить по врагу под стенами. Явдат воспользовался прикрытием подоспевших и, силами малого отряда, пробился на площадку Анны – той башни, на которой в свете жаровни мерцала белая ласточка. Расправа над захватчиками вышла беспощадной. Последним ударом командир перерубил деревянное древко штандарта, одновременно оставив знаменосца без пальцев; флаг пал вместе с последним врагом! Явдат схватил безоружного солдата за грудки и швырнул с высокой башни. Его вскрик был заглушен победным кличем защитников, громыхнувшим над крепостью!

Однако штурм продолжался. Шато командовал лучниками, распределяя их по башням и стенам для своевременного отражения атак, Явдат защищал башню Васса и две прилегающие стены – самые слабые части этой твердыни, на которые пал основной удар.

Стрелы свистели, люди кричали, металл пел! Всё же превосходная выучка гарнизона, ох, как дорого обходилась нежданным захватчикам.

В долине под крепостью теперь мерцали огни целого во́йска! Шато старался даже не смотреть в эту зыбкую даль. Две, если не три тысячи против гарнизона, в котором нет и двух сотен! Да вот численность врага еще была не самым страшным, что увидит этой ночью молодой пятидесятник.

Вдалеке вспыхнул пучок пламени. Поначалу выглядело чудно: из земли начал быстро расти огненный стебель. Яркий шар с длинным огненным хвостом взмыл в воздух исполинской параболой, которая со стороны крепости виделась, как вертикальная линия. Грузно пролетев по дуге, пылающий шар низвергся во внутренние постройки крепости, моментально распространяя огонь! Но и это было не всё.

– Таран идет! – донеслось со стороны западных ворот.

В темноте его приближение было замечено только под вратной стрельницей. Массивная конструкция, толстые конопляные канаты толщиной в запястье, защита из железной черепицы – у защитников не было никакой возможности повредить его со стен или остановить.

На миг у Шато даже опустились руки. И без того проигрышное сражение вдруг начало походить на избиение. Но грохот выдернул из забытья.

Ударное бревно, сотворенное из целого ствола желтого дуба и укрепленное железным клином, отвелось назад, и тяжелый грохот отозвался болью в груди обоих офицеров и каждого из остававшихся защитников; стены вздрогнули протяжной вибрацией. Кто-то бросился к воротам, кто-то, наоборот, побежал прочь от этой машины. Второй удар, который, казалось, был отложен слишком уж надолго, ознаменовался шокирующим треском!

Шато отправил людей к воротам, когда из долины вырвался второй пылающий шар. Этот угодил в стену, отчего крепость сотрясло до основания.

– Навались!

Солдаты телами припали к вратам, но страшные удары тарана крушили кованные металлом створки, разбрасывая людей, словно деревянных солдатиков; игрушечные человечки поднимались и опять бросали себя под сокрушительные взмахи. Следующий удар пробил брешь в створке, через которую тут же полетели стрелы и дротики. Огненные метеоры, что вырывались из долины, били по укреплениям поразительно точно – стены сыпались.

Вместо того чтобы терять людей, удерживая обреченные врата, Явдат скомандовал отступление. Следующий огненный снаряд сквозным попаданием сокрушил донжон – башню внутреннего бастиона. Кирпичная конструкция зарокотала, оглушая даже звуки осады, и обрушилась!

Удар тарана с оглушительным треском проломил дубовую щеколду. От следующего одна из створок накренилась, а затем свалилась наземь, гулко ухнув и вздыбив облако пыли. В крепость хлынула волна противников!

Явдат был вынужден отступать. Беглецы направились бастион, но с учетом числа раненых, отход замедлялся.

Шато заметил еще давно, да всё не было времени обдумать эту мысль: лишь лазутчики и первые отряды осаждающих отличались хоть сколь-то унифицированным снаряжением и оружием, походя тем самым на настоящую армию. В зыбком свете жаровен тяжело было разглядеть, но те, с кем они сражались теперь, были одеты кто во что: рваные, грязные ватники, лютая кольчужная и железная ржавь; тут и там бессмысленно мелькал и княжеский орлиный герб, и герб бояры Зайца: белый заяц, стоящий на задних лапах и опирающийся на красный щит, и выгоревший герб соседней западной страны, и даже несколько гербов халифатских эмиров. Полная бессмыслица, но сейчас было не до того.

Явдат построил оставшихся перед бастионом, готовясь вступить в последнее сражение, но пехотинцы противника, не получая никакого приказа, вдруг прекратили преследование. Они замерли на месте и даже принялись потихоньку пятиться. Воевода недоумевающе смотрел нестройный ряд противника, едва освещенный жаровнями.

– Бежим! – проорал вдруг Шато, да так зычно, что солдаты, точно током ударенные, взяли с места к бастиону!

Внезапно горизонт от западной до восточной башни зарделся миллионом искр, а еще через секунды внутренний двор крепости накрыл шквал свистящих, шипящих огнем стрел! Плотная волна не оставила шансов несгруппированным отступающим отрядам. Раненые попадали на землю, вопя от пылающих ран, которые невозможно было затушить из-за смолы на наконечниках. Оба офицера враз потеряли по трети своих людей. Большинство настигнутых залпом можно было бы спасти, но выжившие при отступлении успели занести в бастион лишь дюжину.

Высокая, узкая дверь захлопнулась, тяжелый брус упал на врата внутреннего бастиона.

Солдаты и офицеры, пытаясь отдышаться, осматривали остатки гарнизона засечной твердыни Серый Камень. Гулкая тишина кирпичной залы тут же наполнилась дымом и стонами раненых.

Тим ошалело взглянул на свой щит: утыкан стрелами, точно дикобраз. Он бросил дымящий маслянистым дымом щит, возблагодарив Бога за спасение, и поцеловал троеперстие – заместо серебряного крестика на груди, который сейчас невозможно было вынуть из-под доспеха.

Впрочем, остальным повезло меньше. Оказалось, что среди спасшихся почти половина имеют ранения, треть всего оставшегося гарнизона небоеспособна. Сам Сатана навел последний залп. Шато перевел взгляд на своего воеводу, и сердце его стиснулось до боли. Немыслимо было то, что он видит! Под ключицей, в растущем буром озере росла молодым деревцем стрела. Она скользнула под углом и более не позволяла Явдату пользоваться правой рукой.

– Ну что, друже? Поздравляю с принятием командования над крепостью, – сочувственно молвил Явдат, вдыхая дымный воздух широкими ноздрями. – Смотри, и проблема с пайкой решена.

Шато помог командиру усесться в дальнем углу бастиона вместе с остальными ранеными. Сдавленные вдохи тянулись по зале тихим, но непрерываемым блеянием. В бастионе должны были быть медсестры, но поскольку здание уже несколько лун пустовало без других воевод, лекаря с двумя его помощницами перевели в общие помещения рядом с казармами, которые теперь оказались недоступны. Раненых кое-как перевязали плащами, скатертями и одеждой.

– Видал чем палят? – спросил Явдат. – Что за огнеметная химера в долине?!

– Да не химера. Это называется требушет. Дальнобойная метательная машина, как раз предназначенная для разрушения крепостей. Видел такие на родине. Говорят, что требушеты безнадежно устарели, скоро их сменят пушки с пороховым зарядом, но, как видишь, очень эффективные машины. Беда в том, что один инженер, который способен построить требушет и управляться с ним в ходе осады, стоит целого состояния! Даже на западе такого запросто не найдешь. Явдат, я думаю, это не налетчики и не наемный отряд. Это вторжение. Но кто?

– Скоро узнаем. Сейчас нам, скорее всего, предложат сдаться.

– И стать невольниками. Знать бы кто это такие. Без флагов, без хоругвей. По тактике не похоже ни на Халифат, ни на Страны Объединенного Духовенства. А снаряжение их видел? Рвань! Словно всех сбродников с округи согнали.

– Не хочу в неволю, – скривился Явдат. – Я-то думал, на родине помру, а не где-то, ай… – дернулся Явдат, когда помощник приложил к ране полотенце, – не где-то на севере, в промерзлом руднике.

– Может, тебя отправят на юг? – спокойно возразил Шато. – На юге тоже есть богатые копи. Да и куда тебе с таким плечом. Никчемный из тебя пленник получится.

– Я-то ладно. Ты что будешь делать? – серьезно спросил воевода.

– Уж точно не стану вкалывать на иноземцев, которые перебили моих людей и вторглись на родную землю, – ответил он чуть громче, чтобы другие солдаты слышали.

Явдат сбавил тон и почти шепотом:

– Ты годный солдат, Тимушка. Пятидесятник. Авось, князь тебя выкупит. Не дури – сдайся. Не в тех годах ты, чтобы жизнь закладывать.

– Ты меня, Явдат, знаешь, я…

Явдат сразу и выдохнул: как же, уговоришь такого упрямца.

За вратами бастиона вдруг раздался стук, можно даже сказать вежливый.

– Во-но как! А чего б сразу-то не постучать было? – усмехнулся Явдат и тут же поежился от боли.

С той стороны прозвучали слова:

– Славные солдаты крепости Серый Камень. Ваша доблесть была оценена. Однако силы несопоставимы. Сдавайтесь. Сложите оружие и сдайте укрепление. Магистр Мстислав дарует жизнь всем, кто не противится его воле. Но учтите! Магистр не желает брать рабов. Потому каждый, кто не сдастся, будет казнен на месте, – голос звучал из-за двери приглушенно, но всё же достаточно громко, чтобы каждый по эту сторону мог расслышать это нехитрое предложение: жить или умереть.

– Магистр Мстислав? – спросил Явдат кривясь. – Что еще за Петруха такой?

– Первый раз слышу. Должно быть, всё-таки, какой-то восставший боярин? Но среди родов подкнязевых бояр я такого не знаю. Из старых опальных?

– Магистр – это что, вообще, за звание-то такое? Западным отдает, поди, из курфюрстов? Или церковное?

– Вроде бы в церковной иерархии такого нет, – с сомнением повел плечом Шато. – Кстати, видел штандарт, который был на Анне?

– Птичка какая-то? – кряхтя, спросил воевода.

– Птичка, – задумчиво выдохнул Шато. – Это белый мартлет – безногая ласточка. Отчаянный и очень сильный знак. У мартлета нет дома, нет семьи и нет пути назад. Есть только цель, в стремительном полете к которой он готов сгореть дотла. Мартлету нечего терять, он сражается, не зная страха. А ноги ему и не нужны, поскольку он никогда не садится на землю и не отдыхает. Мартлет гордо летает всю жизнь и сражается до победы или до смерти. У нас, на западе, это в том числе знак четвертого сына в семье, которому не досталось ни наследства, ни должности.

– Думаешь, всё-таки вторжение? Я-то думал, шарашины с Халифата придут, ведь со Странами Объединенного Духовенства мы вроде дружим?

– Какая там дружба, – покривился Тим, – улыбка с ножом в рукаве. Другое дело, что великий князь сегодня нанимает на западе армию, чтобы противостоять растущей угрозе со стороны Халифата и Орды. А других серьезных армий тут просто нет. Разве что какой-то мелкий аристократ решил поиграть в войну. Ну задаром этот выродок нас не возьмет.

Шато встал, поднял с пола свой меч и снял со стены штандарт крепости Серый Камень – голова пса на зеленом фоне. Эмблема пса в геральдике обычно означает терпение и бесконечную преданность, так что Шато воззвал к солдатам, к каждому, кто способен держаться в строю!

Он призвал сомкнуть ряды подле своего последнего командира! Ибо сегодня захватчики узнают, что славный народ не сломить духом. Что каждый солдат хранимого Богом Княжества сражается до последнего вдоха! Что за каждую пядь, за каждый вершок земли захватчикам придется пятикратно проливать кровь.

– Помните, братья! Храбрость крепче стен стоит! Коль суждено нам завершить земной путь, так отойдем же с триумфом! С честью верных, достойных вечного почета защитников родной земли! И пусть Белые Боги с улыбкой встречают своих сыновей! – он ударил флагштоком о пол, и этот бравый звон эхом громыхнул в бастионе, в сердцах. – Встаньте же! – воззвал рыцарь, серебряные доспехи которого переливались в свете рыжих факелов.

Пламенная речь вдохновила солдат, да так, что даже у старого Явдата защипало глаза. Молодой командир со штандартом в руках даже в безнадежной ситуации сплотил вокруг себя защитников крепости, которых к сему моменту осталось около двух десятков.

Затаив дыхание, они ждали, когда на двери обрушатся беспощадные удары тарана. Меч, стерла, топор – каждый думал, как будет выглядеть его конец, но отчего-то рядом с этим сияющим командиром было не страшно. Сколь эфемерна смерть! Как страшна костлявая издали! Но солдаты уже приняли ее, а потому страха и сомнений в их сердцах не осталось.

Секунды тянулись.

Застывшее время обволакивало защитников. Внутрь просачивался густой запах гари, но снаружи было удивительно тихо.

– Время вышло, – раздалось по ту сторону.

Отлагательств не случилось. В просветах дверных створок блеснуло молнией!

Шато заметил, как невесомый пепел на полу качнулся и неестественным движением подался к дверям. Миг оглушительной тишины.

Вспышка! Грохот!

Дубовые двери, выдавленные взрывом, распахнулись, словно бумажные! Одна из кованных железом створок сорвалась с петель, пролетела через залу и рухнула в угол, где, скучившись, лежали раненые бойцы. Воины, вставшие на стражу вместе с Шато, оказались оглушены и сбиты с ног ударной волной, которая вмиг погасила все факелы и свечи внутри.

Они остались в темноте.

А когда дым рассеялся, в арке, где ранее были врата бастиона, гордо стоял единственный человек в черной робе с золотой геометрической вышивкой и высоким воротником.

Длинные его волосы веяли в потоках трепещущего воздуха, в котором теперь блуждал прохладный колдовской аромат.

***

День спустя

Усталая стежка следов тянулась по пыльной дороге многие версты.

Каждый отпечаток правой ступни вытягивался вперед хромой полосой. Путник специально выбрал этот безлюдный, окольный маршрут. За два дня пути ему встретилась лишь пара таких же бродяг, удивленных глаз которых он старательно избегал. Неподалеку послышалось журчание. Собирая силы, он прибавил ход, спустился с невысокого холма к худому, заросшему тростником ручью.

Шлем, бряцнув, пал на землю, и стальные наколенники ударили илистый берег. Губами он припал к поверхности, разогнав стаю беспечных мошек, и мутная вода с привкусом земли покатилась по горлу. Несколько жадных глотков; по нёбу царапнули песчинки.

Изможденный, он поднял глаза, взглянув в густое небо цвета морской волы – такое же, как пару дней назад. Снял перчатки, окованные тонкими металлическими пластинками, и вытер рот запястьем. Вода притупила изнуряющий голод. Несколько раз он глубоко вдохнул, затем поднялся, но по привычке оперся на правую ногу – острая боль пронзила конечность. Рыцарь оступился, пав на землю. Закусил губу, он сжал кулаки, пережидая пока уйдет боль. Со злостью ударил по земле.

«Почему бы просто не умереть? Дальше… всё равно ничего нет». Не после того, что́ он сделал.

При нём нет оружия, нет денег и провианта, звание, если и сохранено, то он более не достоин его носить. И всё же есть еще нечто, которое ему должно сделать, прежде чем покончить с собой.

«Сла́бо, – усмешкой шепнул кто-то над ухом, – слабо ты себя терзаешь, предательская душонка».

Но это ладно, это ничего. Тим уж давно перестал обращать внимание на этот тонкий, словно шипение змеи, голосок. Его разум просто устал, ослаб после случившегося, вот и мерещится всякая чертовщина.

Засечная твердыня Серый Камень пала и, учитывая как это случилось, скорее всего, об этом еще никто не знает – отправленные перед началом штурма гонцы, скорее всего, не смогли пройти блокадное кольцо. Тим сам лишь божественным проведением его пересек, когда армия захватчиков, после взятия укреплений, пришла в движение.

Звягова застава – она должна быть поблизости. Тим рассчитывал, что ему попадется гостиничный патруль или ямская повозка задолго до того, как он доберется до указанного места, но пока ему не суждено было исполнить последний долг.

Он подтянул к себе стальной шлем с опускающимся забралом. На внутренней стороне подбивки красовались вышитые значки: «Шато». Воин глядел на черточки, а те лишь скалились в ответ угловатыми стежками. Девушка, что сделала вышивку, навсегда осталась в той крепости.

Рыцарь подобрал рукавицы, поднялся с колен и возвратился на дорогу. Каждый вдох, что он совершает столь незаслуженно, должен хоть как-то послужить долгу. Путь его пролегает через равнины и заводит в степь. Он беспечно пересекает небольшое болото, рискуя быть утянутым в трясину лишь под тяжестью доспеха. Правая нога чувствует себя всё хуже: сначала ее жгло, затем сковала тупая боль, теперь навалилось онемение.

Но так ему и надо! Голосок нашептывает верно. Так и подобает страдать такому никчемному солдату, как он.

Миновав болото, Шато выбрался на солдатскую лесную тропинку, ведущую к заставе. Шел совсем медленно, волоча за собой больную, распухшую конечность. Доспех его скрипел и надрывался, однако он же, вопреки своему весу, словно бы придавал воину необходимую для такого похода стойкость.

Впереди послышались голоса. Он рухнул наземь, бряцнув сталью. Испустил выдох, и силы наконец покинули тело.

***

Командир Звяговой заставы уже отправился ко сну, когда в избу постучал молодой десятник.

– Воевода Стэпан! Людину подобрали, на патруле, ледь живой.

Тот похмурился, погладил пятерней окладистую бороду и отмахнулся:

– И пошто он нам тут? М-м, ладно, положи где-нибудь. Утром прогоним, нечего бродяг подкармливать.

– Так це… – начал солдат, заглядывая в щелку закрывающейся двери. – Зброя у него чудова, под низом-то кольчужка мастерная, а поверх весь укладом цельным окован, с ног до головы. Иди, сам побачишь. Вдруг то вельможа иноземный?

Воевода свел густые брови и хотел было прогнать назойливого десятника, да задумался; пятерня, поглаживавшая бороду, замерла.