Читать книгу История одного Карфагена - - Страница 5

К весне 18-го года большевики вполне могли быть довольны своими результатами: власть захватили, все попытки отобрать её подавили, решили вопрос о войне, начали создавать новую армию и так далее. Что касается сопротивления – оно начало формироваться на юге в виде добровольческой армии – Корнилов умер, а его место занял менее харизматичный Деникин. Конечно, недовольные были представлены не только белыми – их было много, но все они казались раздробленными. К весне возникло множество разных организаций, объявивших себя правительством. Такие появились в Омске, Уфе, а самое громкое было в Самаре – Комитет членов Учредительного собрания (Комуч). Если очень сильно упростить, то можно сказать так: из-за того, что многие члены Учредительного собрания после его разгона большевиками отправились в Поволжье, то на Востоке, Урале и Сибири было ощущение, что главенствуют левые силы – эсеры, меньшевики и остальные братья-социалисты, с которыми большевики не собирались делиться властью. На Юге оказалось больше центристских и правых убеждений: кадеты, октябристы и монархисты. Таким образов, состав оппозиции Юга и Востока отличался.

Николай II вместе с семьёй ещё летом 17-го года был отправлен в Тобольск, а весной 18-го большевики перевели его в Екатеринбург. Не совсем понятно, почему это произошло. Есть версия о том, что уже весной появилась идея уничтожить царскую семью по дороге из Тобольска, но что-то пошло не так. Конечно, это слухи, но, во всяком случаи, они оказались в Екатеринбурге, куда менее дружелюбно настроенным к ним. Остальные члены императорской фамилии были то в Перми, то в Алапаевске, то в Сибири. Вот такая расстановка сил.

В марте, как любят говорить, началась интервенция – солдаты Антанты высадились в Мурманске, а через некоторое время американские и японские войска высадились во Владивостоке. Конечно, во-первых, у них не было сил для того, чтобы открывать тут ещё один фронт, а, во-вторых, это было абсолютно не за чем: симпатия Антанты была явно устремлена к белым, но этого совершенно не хватало для развязывания новой войны. На самом деле, все войска высаживались исключительно для того, чтобы охранять те припасы, которые Антанта отправила Российской Империи ещё в годы союзничества – никаких военных действий здесь не происходило.

Весной 18-го года появилась ещё одна неожиданная сила – отряды чехословаков (белочехов, как любили говорить в СССР). Как это получилось? Никакой Чехословакии на тот момент не было, а Чехия и Словакия входили в состав Австро-Венгерской Империи. Это привело к тому, что огромное количество жителей этих земель были призваны в армию и сражались в Первую Мировую войну против России. Изначально, уже в 14-м году, были чехи и словаки, которые избежали призыва в армию, и ушли добровольцами в российскую армию, но таких было совсем немного.

За годы войны на территории России оказалось множество пленных чехов и словаков, из которых начали формировать чехословацкие подразделения, чтобы они сражались против австрийцев за будущую свободную Чехословакию. В результате, после революции, из-за того, что с австрийцами сражался преимущественно Юго-Западный фронт на территории Украины, чехословацкие подразделения оказались зажаты между разными силами – между Центральной Радой, Петлюрой и большевиками, – каждая из которых пыталась перетянуть их на свою сторону. Множество коммунистических агитаторов призывало их записываться в Красную армию и устанавливать во всём мире советскую власть. Конечно, покупались на это немногие – мы знаем, что среди чехов, перешедших к большевикам, был Ярослав Гашек – будущий создатель солдата Швейка, но они явно не были в большинстве.

Чехословакия оказалась в сложном положении, потому что её командование совершенно не симпатизировало большевикам и даже старалось соблюдать нейтралитет, участвуя в боях на Украине. Их лидеры, в частности, будущий первый президент Чехословакии Томаш Масарик, стали разрабатывать план, согласно которому чехословацкий легион должен был перейти под командование Франции и сражаться уже на её территории против Австро-Венгрии. Однако, ситуация осложнялась тем, что Россия подписала мир с Германией и Австро-Венгрией и встал вопрос, как поступать с их гражданами, которые хотели сражаться против сил Тройственного союза. Так, на этой почве было множество разговор и компромиссов, в результате которых весной 18-го года решение было принято. К этому моменту, за счёт военнопленных, чехословацкий легион насчитывал около тридцати тысяч человек – это довольно увесистая сила, при чём большинство из них – военные, вооружённые и прошедшие войну. В итоге было решено, что их отправят по Транссибу во Владивосток, а оттуда они доберутся до Франции морем.

Вскоре их погрузили в эшелоны и постепенно (куда медленнее, чем договаривались) начали отправлять в сторону Владивостока. При этом в советском правительстве разные силы вмешивались в этот вопрос: Ленин был готов к их уходу, но Троцкий, который активно занимался формированием армии, счёл это неправильным и предложил уговорить их остаться здесь, чтобы они сражались на стороне советской власти (только не понятно, против кого. Наверное – против белых).

Продвижение чехословаков на Восток действительно шло очень мучительно. Во-первых, от них требовали сдачи оружия, несмотря на то, что по изначальному уговору выпустить их должны были вооружёнными. В этот момент большевистское правительство не полностью контролировало все возникшие Советы, и по мере того, как эшелоны шли на Восток, их останавливали в разных местах и требовали сдать оружие, в котором нуждались все. На этом фоне были переговоры, стычки, но оружие они отдавали всегда, только чтобы пропустили. При этом к компромиссам чехословаков призывало их командование, но сами легионеры понимали, что без оружия с ними могли сделать всё, что угодно, из-за чего очень неохотно выполняли требования Советов. Так, происходили стачки в Омске, Челябинске, а большой кусок легиона всё ещё стоял в Пензе. Однако, после того, как пришла официальная большевистская телеграмма, в которой говорилось о том, что оружие необходимо забрать, но их – отпустить, начались настоящие бои, а главной проблемой легиона оставалась его раздробленность.

После 25-го мая чехословацкие войска стали стержнем, к которому присоединились разные многочисленные группировки, отряды и армии. Чехословаки стали центром объединения для всех, кому приходилось сражаться с большевиками. Возглавлял всё это Комуч, большинство в котором составляли эсеры, и началась настоящая Гражданская война в Сибири, на Урале и в Поволжье, где белые войска добились очень больших успехов. Они довольно быстро продвигались по Волге и занимали множество крупных городов, в числе которых были Самара и Казань с огромной частью российского золотого запаса. Так, возникла очень сильная антибольшевистская сила, не сравнимая с походами добровольческой армии на Юге.

В это время большевики создали Восточный фронт, командующим которого был назначен эсер Михаил Муравьёв, находившийся к этому моменту по локоть в крови: до этого он воевал на территории Украины, где практически из пушек палил по жилым домам Киева, чтобы искоренить там всё белое движение.

Одновременно с этим появилась ещё одна серьезная угроза – нарастающие недовольства крестьянства. Их первое ликование насчёт полученной земли довольно быстро приутихло, потому что большевики начали требовать еженедельные поставки, запретили свободную торговлю и ввели твёрдые цены. Уже весной 18-го года в разных частях страны Советы крестьянских депутатов требовали дать возможность свободно торговать хлебом, что оставалось для крестьян очень важным. Большевики вполне могли пойти на эту уступку, хотя она противоречила их идеям, но проблема заключалась в том, что, когда речь шла о свободной торговле, никто не собирался поставлять хлеб за свободные цены куда-то в центр – все хотели заниматься этим в своей губернии, никуда не выезжая. Таким образом, кормить армию стало некому, в результате чего была введена продовольственная диктатура.

К лету недовольства крестьянства выросло до невероятных размеров, и к этому прибавился ещё один фактор. Когда большевики захватили власть, то она была передана 2-му съезду Советов, где были представители разных партий, которые вскоре ушли, и большевики создали коалицию с единственной фракцией – левых эсеров. По началу эта группировка была возмущена Брестским миром, а затем – политикой по отношению к крестьянству: с одной стороны, они увидели, что большевики украли их идею, а с другой – что на крестьян стало оказываться сильнейшее давление. Всё это привело к тому, что 6-го июля 18-го года два эсера – Яков Блюмкин и Николай Андреев – явились в германское посольство и попросили встречу с послом Мирбахом, которого тут же и расстреляли, разбросали бомбы, выпрыгнули в окно и уехали на заранее приготовленном автомобиле.

В это же время в Большом театре прошёл 5-й съезд Советов, который должен был утвердить новую Конституцию и все большевистские достижения. Большинство было у большевиков, но эсеры были представлены не менее авторитетно – они занимали 350 мест, в результате чего открыто и без стеснений критиковали проводимую в деревне политику. Однако, прямо во время заседания пришло сообщение о смерти Мирбаха и о том, что виновные укрылись у чекистов. Сразу после этого Дзержинский отправился к Блюмкину и Андрееву, чтобы привести их к порядку, однако те взяли его в заложники. Начался мятеж левых эсеров.

Конечно, мятеж получился очень странный. Сначала всех эсеров с 5-го съезда не выпустили из здания театра, тем самым изолировав от остальных. Затем те эсеровские чекисты, которые оказались окружены в особняке ЧК, узнав о том, что партия была блокирована в театре, продолжали бездействовать, а отряд латышских стрелков вместе с командиров Вацетисом всё приближался к особняку. В конце концов, артиллерия нанесла несколько точных ударов, и восстание было подавлено.

После этих событий интересным образом сложилась дальнейшая судьба Блюмкина. Понятно, что Германия требовала наказания для убийц, и начался формальный поиск. Полежав немного в больнице, раненный Блюмкин бежал и ушёл в подполье. При этом всем было более-менее известно его местоположение, но никто особо за ним не охотился. Вскоре после этого он вернулся на должность сотрудника ЧК и стал активно общаться с интеллигенцией: он познакомился с Есениным, а Мандельштам вообще вырывал из его рук ордер на арест собственного друга, который Блюмкин предварительно показал ему, чтобы предупредить.

В 20-е годы Блюмкин ушёл в разведку, где совершил многие, ещё недостаточно изученные подвиги в Иране, Палестине, Стамбуле и других местах, куда его посылали как человека, знающего множество восточных языков. При этом он был троцкистом, за что его и приговорили к расстрелу в 29-м году. Согласно некоторым слухам, даже в последние минуты жизни он кричал «Да здравствует Троцкий!», что, конечно, никак не подтверждено. Но всё это было в далёком от 18-го года будущем.

6-го июля погиб Мирбах. В Москве возникло и тут же было подавлено восстание. В последующие дни произошло сразу несколько событий. Во-первых, тот самый Михаил Муравьёв, который возглавлял красный Восточный фронт, попытался развернуть свою армию против большевиков и начал призывать людей к возобновлению войны с немцами. Конечно, попытка не удалась, его убили (хотя была версия, что он покончил с собой), Восточный фронт удержали и назначили командующим Вацетиса.

В это же время произошла целая полоса восстаний в Поволжских городах, которая была подготовлена подпольной организацией «Союз защиты Родины и свободы», созданной Борисом Савинковым – одним из лидеров эсеровской партии. Восстания произошли в самых разных городах, а самым сильным из них было июльское восстание в Ярославле, где восставшие смогли захватить власть на несколько дней. Началось всё с того, что они захватили и убили комиссара и руководителя Ярославского Совета (при этом полковник Перхуров, руководитель восставших, говорил, что никаких самосудов быть не должно). Далее восставшие надеялись на поддержку стран Антанты, которой, разумеется, не было. Но, в конце концов, и сама организация восстания была довольно легкомысленной: представителей советской власти восставшие арестовали и посадили на баржу посреди Волги, предупредив, что будут стрелять по тем, кто попытается бежать. При этом не был учтён тот факт, что сидящие на барже могли спокойной снятся с якоря и уплыть, что, собственно, и произошло. К этому времени большевики успели подогнать к Ярославлю армию и артиллерию, в результате чего за пару часов город был практически сметён с лица Земли. Вот, что вспоминал про эти события один из современников:

Цветущего, красивого города не существует нет почти ни одного дома, не пострадавшего от обстрела большинство их разбито, разрушено или выгорело; выгорели и разрушены целые кварталы и представляют из себя груды развалин. На этом пепелище одиноко бродят повылезшие из подвалов обыватели и из груды мусора вытаскивают каким-то чудом уцелевшие домашние вещи.

Таким образом, Ярославль, как и многие другие города, оказался разрушен, после чего в нём началась вспышка тифа, унёсшая огромное количество жизней.

В конце концов, все восстания были подавлены, но Савинков просто так не успокоился. Он продолжил свою борьбу и уехал за границу, где начал создавать новые подпольные организации. Далее, в результате операции «Трест», его заманили в Советский Союз, где благополучно арестовали, а 7-го мая 25-го года он покончил с собой в тюрьме, выбросившись из окна пятого этаже (в его камере не было оконной решётки).

Между тем Гражданская война продолжалась. Летом 18-го года белым удалось значительно продвинуться на Востоке, но пройти дальше Поволжья они не смогли из-за разных причин. Во-первых, эсеровский Комуч столкнулся с теми же проблемами, что и большевики. С одной стороны, самарское правительство сразу же заявило, что частной собственности на землю не будет, но с другой – здесь была народная армия и местные помещики, которые всячески пытались вернуть свою землю. В результате этого, крестьяне начали колебаться между заявлениями Комуча и реальностью. А после этого вновь возникло два вопроса – о хлебе и формировании армии, что привело к введению твёрдых цен, реквизиции хлеба и маломальской мобилизации. Таким образом, стёрлась грань различия между большевиками и Комучем, популярность которого резко упала.

В эти же страшные летние месяцы произошла трагедия царской семьи, которая оказалась в Екатеринбурге. Из их свиты к этому моменту остались только доктор Боткин, лакей, горничная, повар и поварёнок, которого отпустили в последний момент, но всё равно расстреляли через некоторое время.

В ночь с 16-го июля в Ипатьевском доме царскую семью спустили в подвал, Яков Юровский зачитал им приговор, после чего раздались выстрелы. Сразу погибли далеко не все – руки у стрелявших всё-таки дрожали: от платьев девочек-княжон, в которые было зашито множество бриллиантов, долгое время отскакивали пули, в результате чего их приходилось добивать штыками. Далее тела вывезли и закопали. Интересно, что расстрельщики после убийства пытались обокрасть тела, но Юровский пресёк эти попытки.

На следующий день в Алапаевске была расстелена большая группа великих князей, и в течение следующих недель были уничтожены все Романовы, попавшие в руки к большевикам.

Что касается расстрела царской семьи – вокруг него постоянно клубятся разные истории и предположения, начиная с безумной идеи о том, что княжна Анастасия спаслась. Так, в Европе в течение разных лет появлялось огромное количество самозванок, которые, разумеется, не имели ничего общего с настоящей Анастасией, к сожалению, расстрелянной в Екатеринбурге вместе со всей семьёй.

Огромные усилия были брошены на то, чтобы выяснить, кто отдал приказ о расстреле: был ли это приказ Ленина, или это было решением Уральского Совета, или так захотел Яков Свердлов? Это интересный вопрос для историков, который уже в Советском Союзе 60-х годов стал принимать антисемитский характер, когда главными виноватыми пытались выставить то Юровского, то Свердлова. Я думаю, разговоры о том, что царя-батюшку пристукнули евреи совершенно бессмысленный, потому что, скажем, красноармейцы, охранявшие Ипатьевский дом, были вполне русскими и ни в каких масонских ложах не состояли. При этом, каково бы не было окончательное решение историков, ответственность с Центра за это оно всё равно не снимет: даже если они не отдавали такой приказ, то всё равно привели страну к Гражданской войне и, в общем, сделали то, что сделали.

Через несколько дней после расстрела Романовых белые вошли в Екатеринбург, но Красная армия вскоре выдавила их из Поволжья и Урала, всё дальше в Сибирь. Между тем, в ходе всех этих боёв казанский золотой запас всё-таки пропал, а куда – непонятно: в будущем его будут находить по частям в самых интересных местах. Историк Олег Будницкий раскрутил всю эту историю в подробностях, из чего стало понятно, что большая часть запаса была вывезена в эмиграцию, а то, что пропало, не имело никакого отношения к чехам – украли вполне русские люди и разнесли по России-матушке.

В то же время левая социалистическая позиция, группировавшаяся вокруг Комитета Учредительного собрания, начала вызывать отторжение у офицеров, монархистов и представителей более правых партий. Люди перестали отличать их от большевиков, и таким образом левые силы оказались обречены. В сентябре в Уфе была создана директория, куда вошли абсолютно разные представители фракций (от правых до монархистов и Комуча), для борьбы с большевиками. Однако, сама неоднородность этого коллектива уже обрекала его на поражение, что вскоре привело к перевороту, в результате которого власть перешла к Колчаку в ноябре 18-го года.

Так, страшное лето 18-го года началось реками крови и ими же закончилось.