Читать книгу Гипнос - - Страница 2

«Закройте глаза. Представляйте». Мисс Элис о’Райли читала с листа: «Свет был приглушен и мокр от дождя. Веранда скрипела половицами под тяжёлыми охотничьими сапогами Джерри. Он ходил туда-сюда – то помешивал угли в ржавой жаровне, то выглядывал из-под навеса на темное небо. Пахло чуть подгоревшим, но сырым горячим мясом. В доме, к которому прилегала хрусткая веранда, никто не жил уже с десяток лет, поэтому Джерри не волновался, что его бессознательный ритуал кого-то побеспокоит. Или кто-то побеспокоит его бессознательный ритуал.

В углу, около косой двери лежал здоровенный чёрный пёс, следил за шагами хозяина и поводил бровями – увесистыми, как пирамиды. Иногда пёс поглядывал на жаровню и раздувал большущий мокрый нос, но не поднимал головы с лап. Дождь бился по крыше, клеклой траве, заросшей плиточной кладке тропинки, ведущей к иссохшему бассейну, похожему на огромную пустую глазницу земли. На ее дне дождевые капли собирались в грязную шумную лужу и отражали небо, с которого упали.

С сапогов Джерри, подсыхая, опадали куски глины. Это была лесная, пахнущая мхом и сухой хвоей глина – вязкая и тугая, как патока. На лопате, стоявшей около пса, была та же глина. Тремя часами ранее, выкапывая длинную прямоугольную яму, Джерри был готов ко всему – к облаве, преследователям, диким кабанам, задубевшей почве, но только не к тому, что ожидало его под слоем дёрна. Ещё один труп. В кузове пикапа лежало одно мертвое тело – то, от которого Джерри должен был избавиться. Завёрнутое в пестрые складчатые гобеленовые шторы. Лёгкое и, наверное, даже хрупкое. Язык лопаты наткнулся на второе. Подгнившее, грязное, пожёванное плотоядной мразью, но ещё достаточно целое для того, чтобы понять, что это – тело. Джерри раскопал его целиком. Он снял слой маслянистого дерна рядом с обнаруженным пластилинистым трупом и провёл ингумацию с тем телом, которое привёз с собой. Деревья клонились под ветром, терлись стволами, щёлкали синими ветками. Вокруг было то, что обычно называют желанной тишиной – отсутсвие надоевших звуков. Только здоровенный чёрный пёс ворчал вокруг пикапа.

По дороге обратно он сидел на пассажирском сидении и безучастно хмыкал в темноту. Его звали Рой. Пёс редко откликался на эту кличку. Джерри полагал, что Рою не нравится собственное имя, так как нельзя было назвать пса глупым, невоспитанным или неусидчивым. Нельзя было найти иной причины, по которой Рой не откликался на свою кличку или откликался, но с большим трудом и неохотой. У Роя был характер – и Джерри любил его за это. А ещё Рой обладал пугающей интуицией – чуял опасность или успех заблаговременно, как будто у опасности или успеха был запах. Рой был спокоен и умиротворён с того момента, как Джерри погрузил труп в кузов пикапа и проделывал все последующие манипуляции. Джерри так привык полагаться на своего своенравного компаньона, что не знал, как будет жить без него, когда того не станет. Кончина Роя – единственное, что пугало Джерри в жизни. И, желая заботой отсрочить этот момент, Джерри положил перед псом мощный лоснящийся кусок мяса, а себе взял кусок поменьше.

Дождь был таким сильным, что к утру наполнил бассейн. Откройте глаза».

Это были наши вводные данные. Группа из девяти оперативников, отобранных из нескольких десятков проходивших инструктажи, сидела вокруг большого квадратного стола. В каждой кобуре – Кольт модели 1911 года. На каждом лице – маска. Через несколько мест от меня сидела та, кто был в маске Авраама Линкольна на первом инструктаже. На этот раз ее лицо было скрыто под лицом Джейкоба Миллера. Он был ветераном Гражданской войны в США. В перестрелке он получил пулю прямо в лоб, и сослуживцы оставили его тело на поле боя. Но Джейкоб не погиб. Он очнулся среди мертвецов и сам нагнал свой отряд. Он прожил ещё пятьдесят четыре года. Через несколько лет после того боя из раны Миллера выпал кусок свинца. Через несколько лет ещё один. Отверстие от пули всю жизнь красовалось прямо между его бровей. На маске оно тоже было.                   Человек, создававший маски для оперативников был настоящим гением истории и визуализации. Меня и «дырявую башку» назначили напарниками в операции «Альфа». Было ли это совпадением, или координаторы были осведомлены о моей заинтересованности, я не знаю до сих пор.

Но факт остаётся фактом.

Закончив представлять вводные данные, мисс Элис о’Райли подозвала меня. Она сказала: «Я хочу пожелать Вам удачи, Рэй. Мы все находимся в начале пути, и не можем утверждать, что удача нам не понадобится. Но прежде, чем Вы отправитесь, я хочу задать Вам вопрос». У меня дрожали руки. Потел лоб. Передо мной стояла царица, за которую нам предстояло пролить кровь. Да, мне нравилось так думать. Мне до сих пор нравится, что тогда я думал именно так. «Если все пройдёт удачно, – ее голос, ее мимика, ее вкрадчивая сила, – Вы готовы будете отказаться от своей карьеры? У нас очень много работы». На самом деле, ей не было интересно, брошу ли я свою работу, чтобы посвещать бюро «Антифиар» большую часть своего времени. Она хотела, чтобы так было. Она манипулировала мной и, наверняка, не только мной. Мисс Элис о’Райли знала о своём даре, и не стеснялась пользоваться им. Может быть, она догадывалась, что и я знаю о нем. Я смотрел ей в глаза и видел в них огонь – огонь веры в дело. Жизненосный и бушующий. Она хотела, чтобы я сказал «да». Она алкала преданности бойцов, потому что знала, что без нас она – никто. Я был падким на ее чары, но, разумеется, не хотел показать этого. Времена, когда мужчину ценили за искренность остались далеко позади. Теперь эта искренность должна быть предсказуемой и определенной.

Мы находились в специально спроектированном внутри сна помещении. Пока остальные готовились к выходу в область операции, я и мисс о’Райли стояли настолько близко друг к другу, что я мог коснуться ее дыханием. Она вовлекла меня в игру не между начальником и подчиненным, но между мужчиной и женщиной, и я не мог позволить себе проиграть. Проиграв, я бы раскрыл перед ней все карты. Дал ей власть над собой. «Я посмотрю, как будут развиваться события, мисс о’Райли. Если бюро сможет предложить мне что-то важное, мне будет, о чем подумать. А сейчас давайте сконцентрируемся на задаче». Она была непреклонна. Она знала, что я принял ее вызов, и азарт пробежал мурашками по ее предплечьям. Мисс о’Райли мягко улыбнулась и кивнула. Наблюдая со стороны, можно было бы подумать, что таким образом она одобряет мою нацеленность на выполнение миссии. Но мы с ней знали, что это не так. Мы практически не общались словами. Слова были прикрытием. Профессиональным вербальным общением. На самом деле мы общались импульсами. В миру это называется пробежавшей искрой.

Перед нами открыли дверь – и мы вышли на ту самую террасу, где Джерри жарил мясо для себя и пса. Глубина эмоционального фона сна Джерри была поразительна. Его отношение к Рою и сам портрет пса не оставили равнодушным кинолога, который создавал для нас цели в третьем инструктаже. Кинолог пошёл с нами. В нашу задачу входило узнать, чей труп нашёл Джерри, и чей труп он закопал. Нужно было понять, откуда они взялись. Что они значили. Мы ещё не знали, с чем мы боремся, и как с этим бороться, поэтому приходилось действовать практически наощупь. Мы были первопроходцами.

В бассейне до сих пор стояла вода – та самая, что заполнила его до краев во сне Джерри. На половицах террасы лежала сухая глина. А в углу – около двери, из которой мы вышли – большой чёрный пёс по имени Рой. Он смотрел на нас – выходящих – как на декорации. Кинолог выступил вперёд оперативной группы и окликнул собаку по имени. Колыхнулась трава. По грязной маслянистой воде в бассейне прошла рябь. Над нами висело хмурое серое небо. Местами сквозь сплошную плоскость облаков пробивался оранжевый свет.

Пёс вздохнул. Кинолог подошёл к нему и сел на корточки. Протянул руку, чтобы дать зверю привыкнуть к себе. Оперативники разбрелись по территории в поисках информации. Они походили на грибников. Я стоял на террасе около жаровни, в которой Джерри жарил мясо, и держал ладонь на рукоятке Кольта. Рой не реагировал на предложенное кинологом знакомство. Будучи в обличии пса, псом Рой не являлся. Он отреагировал только когда кинолог обхватил рукой его нос и верхнюю челюсть, демонстрируя доминирование. Пёс дернулся в сторону и ухватил кинолога зубами за предплечье. Я уже убивал собак и знал, что делать, чтобы бить наверняка. Но кинолог сказал: «Ничего не делай». Рой разжал челюсти через несколько секунд. Он снова положил голову на лапы и поводил глазами по оперативникам, которых подходили к террасе. Они ничего не нашли. Само собой, они ничего не нашли. Кинолог знал куда идти – и он повёл нас. Вверх по дороге, лежащей за домом, между непроглядными стенами сосен.

⁃ Маршрут коридорный, – говорил он, – заблудиться будет невозможно.

⁃ Далеко идти? – спросил Уинстон Черчилль, ковыляющий позади.

⁃ Достаточно, – буркнул кинолог, – неплохо бы заиметь транспорт.

⁃ Кто займётся?

⁃ А кто-нибудь изучил какой-нибудь… не знаю…семейный минивэн?

⁃ Жалко, что здесь не работает, как в Матрице. Кнопочку нажал – и программа прогрузилась.

⁃ Ты совсем обленился, Морфеус. Кстати, ты Морфеус или Лоуренс Фишбёрн?

– Кто такой Лоуренс Фишбёрн?

– Пха-ха-х!..

Отряд дружно лопотал и подшучивал, шаркая подошвами о старый асфальт. Колорит персонажей превращал происходящее в сказку. А наша цель – в страшную сказку.

⁃ Что ты видел? – спросил я у кинолога.

– Что?

– Ты что-то увидел, когда пёс укусил тебя.

– Откуда ты знаешь?

– У тебя глаза бегали, как у того, кто видит сон.

⁃ Хм… хм… Да. Я всё видел. Где они были. Что делал Джерри.

⁃ Думаю, что Джерри сам создал этого пса. – Сказал шагающий сбоку оперативник. Это был тот самый Аль Пачино из третьего инструктажа. Я узнал его голос. – Джерри облёк защитный механизм в привычную для самого Джерри форму. Но, как и говорила мисс о’Райли, если знать только то, как объект выглядит, он не будет функционировать должным образом. Функционал пса придумал сам Джерри. Неумышленно, разумеется. Сам он вообще не принимал участия в происходящем. Он просто наблюдал.

⁃ Может, нам надо было убить пса?

⁃ Не стоит. Пока мы должны только собирать информацию. Неизвестно, как отсутствие защитного механизма повлияет на сны Джерри.

Кинолог приподнял руку с разорванным рукавом и следом от укуса и усмехнулся. Рана не кровоточила. «Ничего личного, – сказал он, – просто бизнес». Кинолог был в маске Аль Капоне. Мы остановились у тропы, уходящей в лес.

Преодолев пару холмов по раскисшим колеям, мы вышли на маленькую поросшую опушку. Трава на ней была примята, в середине виднелась свежевскопанная земля. «Ну, – крикнул оперативник в маске Морфеуса, – кто будет копать?» Я подался вперёд. Инстинктивно, не представляя, что значит растревожить могилу. Поговаривают, что такое занятие во сне предзнаменовывает скорый развод. Вспомнив это, я улыбнулся. «Эй, храбрец! Держи лопату». Я принял инструмент от Джейкоба Миллера и аккуратно прощупал свежую почву. Затем раскидал ее в стороны, открыв свету большой гобеленовый свёрток. Моя напарница, скрытая под маской солдата Гражданской войны, стояла рядом со мной. Остальные держались в стороне. Мы с Джейкобом взяли свёрток с двух сторон и высвободили его из-под оставшейся земли, переложив на траву. «Эй, – раздался крик, – вы кто?» Весь отряд взялся за оружие. «Дышать ровно! Не моргать, – напомнил кинолог, – оружие в кобуре!» Он принял на себя роль командующего – и никто из нас не был против. Со стороны дороги в нашу сторону шел человек. Он двигался осторожно, всматривался, раздвигал ветви кустов руками и уклонялся от них, будто боялся, что они причинят ему боль.

Незнакомец шел, но не приближался. Земля под его ногами сдвигалась, как траволатор.

⁃ По всей видимости, это гражданский, – сказал теоретик, – ему интересно узнать, кто мы, но его осторожность модерирует окружение, и не пускает.

⁃ Значит, это просто человек, который уснул и попал сюда? – Спросила моя напарница.

⁃ Похоже, что так.

⁃ Значит… сейчас мы – его кошмар?

Ответа не последовало. Оперативная группа была озадачена внезапной инверсией своей роли. Мы пришли сюда затем, чтобы избавить людей от мучения, но сами стали его причиной. Бахнул выстрел, и гражданский тяжело осел наземь. Оперативник в маске Черчилля убрал Кольт в кобуру и сказал: «Сколько он там ещё елозил бы? Мы сюда не на прогулку пришли». Следующая пуля предназначалась ему самому. Решение взял на себя кинолог. Капоне, убивший Черчилля. Мы все знали, что кинолог поступил верно, и продолжили делать то, зачем пришли, не комментируя случившееся. Мы все боялись, и не предпринимали ничего лишнего. Мы развернули гобелен. Там было белое-белое, гладкое, почти фарфоровое тело девочки-подростка. Я присел рядом, чтобы лучше рассмотреть находку и увидел, что ее глянцевые веки дрожат. Моя напарница тоже видела это.

⁃ Она не мертва, – сообщил я.

⁃ Встать в кольцо вокруг объекта, – скомандовал кинолог.

Теоретик подошёл с другой стороны и осмотрел тело. Он обнаружил как будто нацарапанные ногтями надписи на внутренних частях бёдер. Надписи гласили: «Не трогать». Вокруг было зябко и сыро. Пейзаж удручал унылыми грязными зарослями. Оперативники следили за обстановкой молча. Тело Черчилля быстро высыхало, утопало в дёрне и одновременно с этим обращалось в рассеивающийся туман.

– Что думаете?

– Жесть какая-то, бля…

– Эт, канеш, неприятно, но на кошмар не тянет, не?

– Ну его, чтоб мне пусто было…

⁃ По всей видимости, – пробормотал теоретик, – у Джерри извращённые наклонности. Он пытался избавиться от них – вроде как закопать. А другой труп нашёл на том же месте, куда хотел закопать этот, потому что пытался избавиться уже не первый раз. Твою мать.

– Твою мать. Ты чо морочишь?

– Никакой мороки. Просто аллегории. Есть мысли получше?

– Ага. Валить отсюда.

⁃ Значит, он сам и создал свой кошмар? – спросил сидящий рядом со мной Джейкоб Миллер.

⁃ Это лишь теория, – сказал теоретик.

⁃ Что будем делать? – спросил Морфеус.

⁃ Свою работу, – ответил кинолог. – Мы должны ликвидировать объекты, хотя, если наша теория верна, то Джерри заслуживает мучений.

⁃ А вдруг он и без того мучается? Он же пытался избавиться о наклонностей.

⁃ Не нам решать. Это неважно. У нас есть задача. Мы должны… сжечь эту… – кинолог сглотнул и сжал губы, – и тот второй труп, который нашёл Джерри.

⁃ Ты спятил? Она же живая.

– Может, остановимся на сборе информации?

– Да! Доложим, узнаем что делать и вернемся.

⁃ Она не живая. Это – плод сознания Джерри.

Я смотрел на дрожащие веки фарфоровой девочки и не понимал, кто говорит.

⁃ Мы не можем.

⁃ Вы о чем вообще?

⁃ А что ты предлагаешь?

⁃ Понесём в штаб.

⁃ Мы не можем вернуться в штаб. Выйти отсюда – можем. Но совсем.

– Да, в штаб мы не попадём.

⁃ Если эта дверь на террасе впустила нас сюда, значит и обратно в штаб пустит.

⁃ Мы не знаем техники.

– У нас есть задача!

Пока оперативная группа вела дискуссию, я предложил напарнице закончить дело. Она должна была раскопать второй труп, а я – сделать так, чтобы фарфоровые веки перестали дрожать. Она подумала пару секунд и кивнула. Поднялась на ноги и взяла в руки лопату. Я достал из кобуры Кольт модели 1911 года скользкой от мерзкой липкой влажности ладонью и приставил к белому глянцевому лбу. Я знал, что нахожусь во сне. Знал, что никаких дурных последствий мои действия за собой не повлекут. Знал, что здесь нет смерти. Я уговаривал себя нажать на курок, но у меня плохо получалось. Дуло упиралось в беззащитное хрупкое создание, которое не могло защищаться и не несло угроз. Мне было жаль это создание. Да, сон напугал Джерри, угнетал его, мучал его и продолжался слишком долго, но эта кукла с дрожащими веками не была тому виной. Виной был сам Джерри. Он и был причиной своих ночных кошмаров. Так думал наш теоретик, и я был согласен с ним. Но я пришёл не чтобы судить людей, а чтобы помочь им не потерять жизнь. Долг или милосердие? Принять решение мне помогла мисс Элис о’Райли. Я знал, чего бы хотела она.

Моя напарница отыскала второй труп. Мы перенесли к нему тело на гобелене и подожгли их. Морфеуса вырвало. Гарью не пахло, дыма не было. «На какую муть мы с вами подписались, ребята…». Мы драматизировали, потому что не были привычны. Не были хладнокровны, и принимали происходящее слишком близко к сердцу. Как будто общественное мнение все-таки существовало. Как будто коллективный разум отказывался принимать принятое коллективом решение. Но мы должны были действовать, потому что если действовать не стали бы мы, общество так и осталось бы стоять с воздетыми руками в ожидании подачки от фармакологических компаний до тех пор, пока не упало в бессилии.

Поэтому огонь горел.

Поэтому в обойме моего оружия не хватало одного патрона.

Поэтому я надломлял себя.

Поэтому я терял жизненную силу.

Поэтому я мёрз вечерами.

Причина и следствие.

Возможно, дело было в самоотверженности и желании помочь слабым. А может быть, я знал, что на этом пути можно стать не просто хорошим по отношению к другим. Не просто хорошим, а великим.

В третий раз я говорил с мисс Элис о’Райли в непринужденной обстановке. Она сама позвонила мне и пригласила на вечерний салат в бар «Красный слон». Там подавали хорошие нажористые пончики и невероятно густые молочные коктейли.

Мне было плевать на салаты, но я знал, ради чего туда можно было пойти.             Мисс о’Райли опаздывала, а я презирал непунуктуальность. Но если через два дня будет насрать на то, что происходило позавчера, зачем переживать сейчас? Я откусил от одного из принесенных ладной официанткой пончика и почавкал. Было приторно и невкусно, в джеме чувствовалась химия, тесто зернилось, обсыпка пластмассово хрустела на зубах. Я повторил свой вопрос, заданный самому себе. Риторичность проглядывалась хорошо. «…зачем переживать сейчас?» Голова работала в верном направлении, но нутро отказывалось играть с ней в унисон. Успокоить себя я не мог. Никто не мог успокоить меня – даже вечер, бывший прекрасным в противовес пончику. Прохладно, ясно, свежо и чисто. Такой погода должна быть всегда, чтобы не обращать на себя внимания. Не раздражать. Такой она должна быть, чтобы творить гармонию. Такой она должна быть, чтобы созидать покой и комфорт. Но погода – та ещё мразь, поэтому она такой почти никогда не бывает. И поэтому о ней так любят говорить. Поэтому же за ней следят, ищут закономерности, пытаются предсказывать и контролировать. Была бы погода умницей, ей бы не уделяли столько внимания. Но погода – мразь. Я убеждался в этом в течение каждого года, год за годом. А в редкие дни, когда нужно бы наслаждаться природным благоволением, я ждал от погоды подлянки. Какого-нибудь мерзкого дождя, грустных низких туч, приползших ночью неведомо откуда, или бешеного ветра, опрокидывающего мусорки и наводящего срач в бурых дворах. Конечно, мои ожидания всегда оправдывались. И всегда будут оправдываться. Не через день, так через два. Хороший вечер не был моим выбором. А вот плохой пончик – был. От этого становилось скучно и совсем, совсем невкусно. «Красный слон» начал экономить. Продукт потерял качество.

Теперь я точно знал, с чего начать разговор. «Не советую пончик с клубничным джемом». Да, так и надо. Дать мисс о’Райли понять, что обстановка действительно непринужденная.

Но эту заготовку начала разговора пришлось применить иначе. В «Красный слон» зашла Ронда – я не видел ее уже давно. Она узнала меня от входа. И я как будто был готов. Легко, аккуратно и просто предупредить о пончиках. Никаких воспоминаний о прошлом, вроде «Помню, что в последнюю нашу встречу на тебя было больно смотреть». Она тоже помнила, но не хотела, чтобы об этом помнил кто-то ещё. А уж тем более не хотела того, чтобы ей бросали в лицо это напоминание. А вот предупредить о плохом выборе – это отличный вариант.

Смотреть на неё на этот раз оказалось не больно, но все равно неприятно. Тоскливо. Она казалась счастливой и тоскливее всего было именно оттого, что она казалась счастливой, но таковой не являлась. Опущенные плечи, неухоженные волосы, нервная походка, глаза, в которые не хотелось смотреть из-за их внутренней тесноты – все это громоздилось над фальшивой кукольной улыбкой. Улыбка Ронды была такой же пластмассовой, как обсыпка на пончике. Может быть, эта улыбка тоже хрустела на зубах.

⁃ Я знаю, что на меня больно смотреть, – сказала Ронда.

Она села не напротив меня, а рядом со мной. Я потеснился. Другая официантка – замызганная мексиканка – принесла ламинированный замызганный листок меню.

⁃ Не советую пончик с клубничным джемом.

⁃ А что советуешь?

Ответа на этот вопрос я не приготовил и пожал плечами.

⁃ Тогда я возьму пончик с клубничным джемом. С ним хотя бы все понятно.

Ронда оглядела меня. Ее улыбка стала чуть более естественной, чуть менее пластмассовой.

⁃ Ты весь на взводе. Что такое?

⁃ Не знаю.

⁃ Ой, брось ты это.

⁃ Не знаю. У меня нет причин нагонять таинственность.

– Нагонять таинственность, – она хихикнула. – Ты что, перечитал Уитмена? В общем-то, мне нужна помощь, – сказала она, – я не спала уже больше двухсот дней. С трудом отличаю, что происходит на самом деле, а что я придумываю. Точнее, не придумываю, а просто вижу.

– Вот так прямо в лоб?

– Хочешь сначала обменяться любезностями? Как ты живешь?

⁃ Понял, ладно. Если так, то откуда ты знаешь, что я настоящий?

⁃ Я все взвешиваю но совесть. Если мне совестно делать всякие пакости в обстоятельствах, в которых я нахожусь, значит, эти обстоятельства реальны. Хотя, реальны – это не совсем правильное слово. Да ничто здесь не будет правильным словом. В общем, не сон. Ты поможешь мне или нет? Я спать не могу, потому что вижу… или сама придумываю ужасные и отвратительные кошмары. Не могу это выдерживать. Никто из врачей не смог мне помочь. Ни препараты, ни ингаляции, ни травяные ванны. Алкоголь и наркотики тоже не работают.

Глаза Ронды мерцали, как бутылочное стекло. Улыбка была пластмассовая. Кожа матовела и тянулась на скулах, как резина. Вся физиономия будто состояла из материалов, сотворенных руками человека. Теперь уже я засомневался в настоящности Ронды. Над ней как будто поработал опытный таксидермист, заменивший несохранившиеся части тела настоящей девушки на искусственные. Ее психологический раскол дурно влиял и на внешность.

– Как ты здесь оказалась?

– Пришла пешком. Я живу недалеко.

– Пришла ко мне?

– Нет. Но я должна была быть здесь. Может быть, и из-за тебя. Это, ну, не хочу пока… Давай не…

⁃ Не объясняй. Чем я могу тебе помочь? – Спросил я.

⁃ Я не знаю. У меня почти не осталось связей с людьми. Ну, связей внутри меня. А ты почему-то там есть. Может быть, потому, что мне никогда не приходилось ничего тебе объяснять и ты просто по наитию делал все так, как я хотела. Нет, не как я хотела. Так, как было для меня лучше. Вот я и подумала, может, ты и в этот раз сможешь что-нибудь разглядеть. Я не знаю. Все это звучит чудовищно. Я не знаю. Все это звучит чудовищно.

⁃ А о каких пакостях ты говорила?

⁃ О каких пакостях я говорила?

⁃ Ты сказала, что взвешиваешь все на совесть. И если тебе совестно творить пакости в обстоятельствах, в которых ты находишься, значит ты не спишь.

⁃ Я знаю, что не сплю. Уже больше двухсот дней. А вот насчёт пакостей – это ерунда и чушь. Не могла я такого сказать.

Мне было интересно слушать ерунду и чушь, которую она несёт. Но в то же время мне было ее жаль. У Ронды ехала кукуха и отчаяние вынуждало ее просить помощи у кого угодно.

⁃ Я не могу сделать ничего для тебя прямо сейчас, но я знаю, как тебе помочь. Посиди немного, съешь пончик. Ты очень вовремя оказалась здесь.

Ронда послушно взяла с моей тарелки десерт, ставший главным блюдом. Она забыла, что собиралась заказать пончик с клубничным джемом. Она могла забыть и то, где находится, учитывая, как белиберда творилась у неё в голове. Ронда жевала молча и отвлеченно. Ей было не до вкусовых ощущений и, тем более, не до того, чтобы делиться ими со мной.

Мисс о’Райли пришла скоро. Она появилась среди хмурого, красноватого от уличных вывесок интерьера торжественно. Осанка. Строгая одежда. Высокая причёска. Я хотел верить в то, что она опоздала, потому что готовилась к встрече со мной. Выбирала одежду и макияж. Духи. Хотела выглядеть неотразимо, но галантно, сногсшибательно, но сдержанно, притягательно, но достойно. Я хотел в это верить, но знал, что это было не так, потому что ей не нужно было думать об этом. Ронда повернулась ко мне. «Да что с тобой такое, Рэй? Ты вот-вот вон из кожи выпрыгнешь». Я посмотрел на неё и не смог ничего сказать. Она была права.

Мисс о’Райли поздоровалась и села напротив нас. Она заказала Кобб салат и амаретто. Я оценил ее выбор, но так, как оценил бы выбор незнакомки за соседним столом. Мне было наплевать на мисс о’Райли. Ронда нащупала живую жилу внутри меня и обнажила ее. Она что-то чувствовала. Она вскрыла меня без спроса и моего ведома.

⁃ Представишь нас друг другу? – Спросила мисс о’Райли, сложив руки на столе.

⁃ Это Ронда. Это мисс о’Райли.

⁃ Можно просто Элис. Не принимайте на свой счёт, Ронда, но я рассчитывала поговорить с мистером Эдельвайзером наедине, и не ожидала Вас встретить.

⁃ Я рассчитывала на то же самое, – ответила Ронда.

⁃ Она оказалась здесь случайно, – сказал я, – а может и нет. В общем, у Ронды проблема, которой мы занимаемся.

⁃ Почти у всего мира проблема, которой мы занимаемся, Рэй.

⁃ Да, но мы можем направить ее к аналитикам.

⁃ Что за аналитики? – взвизгнула Ронда. – Мне не нужны врачи!

⁃ Нет, Ронда, мы не врачи. Мы – врачеватели, – сказала мисс о’Райли, – мы занимаемся сбором данных о снах. Что Вы видели, что чувствовали, чего хотели во сне. Затем анализируем их и даём рекомендации по терапии. В неё входит литература, кинематограф, музыка, изобразительное искусство, интеллектуальные упражнения. Все, что может благотворно влиять на эмоциональное состояние. Мы выстраиваем рекомендации так, чтобы комплекс мер противодействовал отрицательным впечатлениям и замещал дурные сны положительными мозговыми процессами. Восемьдесят семь процентов людей, обратившихся к нам, теперь спят спокойно.

Как же гладко она стелила.

⁃ Так, подождите… – Ронда хмыкнула. – Рэй, ты не понял меня. Нет, нет, я не хочу спать спокойно. Это не та помощь, за которой я к тебе обратилась.

Она быстро встала и направилась в сторону выхода. Я не мог отпустить ее просто так, поэтому попросил мисс о’Райли извинить меня и пообещал вернуться через минуту.

⁃ Ронда! Постой! Я был не прав, потому что думал об общей проблеме и не подумал, что твоя проблема может быть иной. Это моя ошибка. Оставь мне контакт, и мы обязательно погворим. Сейчас я не могу уделить тебе время, поскольку встреча с мисс о’Райли была запланирована заранее, и я не в праве прервать ее. Но я ни в коем случае не хочу оставить тебя без внимания.

Я был честен, дипломатичен и аккуратен, хотя на самом деле любопытство рвалось из меня, как лава из жерла вулкана. Почему Ронда – единственная в мире – не хотела спать спокойно? Что ей нужно? Как она узнала, что при появлении мисс о’Райли все внутри меня перевернулось?

Ронда оставила мне номер телефона. Она обмотала голову шерстяным платком, надела наушники и перешла на другую сторону улицы. Падал снег – крупный и плотный. Вечер сиял предпраздничными вывесками и гирляндами. Сугробоподобные машины ворчали вдоль тротуаров и жались друг к другу, точно искали тепла. Было хорошо, и я винил себя за то, что мне было хорошо.