Читать книгу Под припев цикад и сов… Книга стихов - Лидия Яковлевна Лавровская - Страница 3

И белый лист, и письмена

Каракульки, шипами роз значки…

Пусть все не так! Здесь я вольна

Чутьем иль чудом, в полусне почти

Вернуть. Свершить. Рука одна

Творит услышанное, чуть не то – в клочки!

Сер оборотнем белый лист покуда

Не просияет стих – чутьем иль чудом.

Из-под руки круглятся кружева

То тяжко, то ребячьи просто:

Строка, строфа… Какая роскошь

Спасаться от всех бед в словах,

Будто в волшебных завитках

Заветной нити вологодской!

Не потеряться б в черканных листках,

Меня зовущих рабски и господски…

Сначала – звук. Грохочущий, свистящий,

Наивно длящий «эль», как леденец,

Являет, будто фокусника ящик

Жар мысли, блеск… И бред! Сребро – свинец!

Многоглаголят, жгут – трудны, легки —

Стихи… Опять стихи.

Фонтанов жизнь шумливая разбилась,

Осколки – мокрым глазом по углам…

«Война дворцам!» Глумливое льнет рыло

К плечам добролюбивых парижан,

Рычит: «Смерть Мессалине!»

                                                                             Грязно, длинно

Растянут шлейф грехов вдовы Капет.

Христос прощал все вины…

                                                                         «Гильотина —

Мамаше! Сыну!» И пощады нет.

О, равенство! Мечтою осиянный

Круг праведников рьяно правит суд,

Так скоро, споро так клеймя изъяны

Дворян, дворянок… Да любого вдруг!

Натруженный конвейер-эшафот —

Жилось чтоб лучше!!

Гулкости горючей

Подвал. Ствол шахты. Толща черных вод…

Глядит, глядит Дите из всех глубин —

Царевич наш и сгинувший дофин.

Армянский дед был красный партизан

В Гражданскую. И деток (семь!), посуду

Бивал, горяч и скор. О том не буду,

Так стукнула судьба: навет, обман,

Тюрьма… Наверно, было б чудо,

Когда бы жизнь не завершилась там!

В тот год мой белый дедушка, казачий

В снегах казахских гибнул, чуть иначе.

Земля вам пухом – говорю. И плачу

В душе по ласке вашей и тычкам.

– «Сто лет сей сундучок не открывала,

Раз интересно – на! Смотри подряд!» —

У тетушки в резной шкатулке малой

Минувшее… Вот, косу теребя,

Она в наивном фартучке, в носочках

На площади у клуба. Вдалеке

В шинели торс, известный… даже очень,

Без трубки, без газетки – налегке.

БЕЗ ГОЛОВЫ! – «А кто снимал? Знакомый?

– «При клубе был фотограф!» – «Жив-здоров

Тогда остался?» – «Что??» И бровь изломом,

И нотки страха в спотыканьи слов…

Но кто летучей кистью смял огонь,

Мазнул над сколком солнца жестко, сильно

По кожице небес? И фиолетом гнили

Набрякла Запада прощальная ладонь…

Все, нету солнышка! Запрятали, зарыли

В морскую хмурь, потухло, слившись с дном.

Но чуя волн ласкающий ковыль – и

Поутру снова вскинется коньком!

У зябкой ночи – благодати поступь,

Жизнь вечная – забрезжившим парком

У губ Христа отверстых…

И грубость толстых

                                                              попон,

Прель сена… И Мариино чело

В росинках пота… Так светло-светло

В хлеву от головенки

                                         Ребенка!

Никогда не порхала синицей,

Через силу ступала порой,

А в лучистых глазах все дымится

Боль столетий и гнев твой святой.

Потерпи! Ты так долго терпела…

Но я знаю: осталось чуть-чуть!

Только б небо голубкою белой

Освящало твой праведный путь.

Наверно, бес вас наплодил, чертяка,

Чтоб наш народ с досады хоть заплакал,

Стыдясь спасенных, вас, что так виляют,

«Не одобряют», подвывают, лают

Лукавой моськой, что при дяде Сэме!

Эх, сколько вас, злокозненное семя…

И в детстве, что ли, старшенькой сестре,

От всех вас защищавшей во дворе,

Вы, стайка малолетних шельмецов,

Плевали благодарственно в лицо?

Девушки-Снегурочки,

Девушки-подснежники —

Их уже и нет почти,

Нежной милой свежести.

Ту взорвали Дашеньку,

Эту – оболванили

И, к позору нашему,

Террористкой наняли!