Читать книгу Ну, пожалуйста, будь моей - - Страница 8

Серая «Газель» остановилась на улице Речной. Из нее вышел Вильдан и посмотрел на криво висящий номер дома. Полгода назад он пытался выровнять эту синею табличку, но к нему приехал Игорь на своей старенькой «тойоте», он не стал заморачиваться и побежал за руль. Тогда Вильдан только получил права и согласен был катать пьяного Игоря с его дружками хоть весь вечер, только бы посадили на водительское сиденье. Каждый раз взгляд его падал на номер дома, а потом всплывали воспоминания, раньше улыбался им, сейчас же вздохнув подошел к забору.

Забор был деревянный. Доски падали сами по себе, ржавыми гвоздями вверх, из-за гнилой поперечины. Вильдан брал доски и вставлял их обратно, как пазл.

Вечер спускался с неба и лениво заполнял собою город. Воздух будто стоял на месте, его можно было видеть, щупать. Песчаная дорога, будто устав от шин машин, ждала, когда улягутся обратно разбросанные песчинки.

Вильдан пришел домой, устало вздохнул, в глаза бросилась коричневая коробка, стоявшая на полке среди кастрюль. Она стояла на краю и вот-вот, как показалось хозяину дома, должна была упасть. Но он прошел мимо, не до нее было сегодня.

Хозяин зашел в свою комнату, вдруг откуда-то у него появилась второе дыхание. Даже забыл, что нормально не спал целые сутки. Он сел на шатающийся стул, достал из нижнего ящика стола папку, в которых обычно прокуроры ведут свои дела, развязал узелок, в ней лежали исписанные кривым почерком бумаги. На последней странице романа было заполнено синими каракулями, а внизу стояло число шестнадцать.

Он начал ходить с листом бумаги в руках взад-вперед, повторяя последние слова: «…она опустила свою руку на его руку как мотылек…» Больше двух месяцев он пережёвывал эту фразу, но никак не мог найти продолжение, все идеи были плохи или неуместны, он искал что-то идеальное, манящее, от чего у читателя закружится голова.

Он сел и забыл о романе, о головокружительной фразе. Листок упал на пол, Вильдан не заметил этого, потому что воображение унесло его в студию давать интервью самому Дудю.

– Как же вам удалось написать книгу, которая изменила судьбы поколений, это книга, если честно, и меня не оставила равнодушным, – закинув ногу на ногу, говорил Дудь в его воображении.

– Знаете, Юр, скажу вам просто. Это все не я, это все далось мне свыше. Какой-то провод подключен к моим мозгам. И Боженька перекидывает мне всю инфу оттуда.

Вильдан в интервью рассказывал невероятные истории о том, как писал книгу, как пришла идея сюжета. То бранил себя за то, что долго писал, то хвалил, то вспоминал, как было вымучено произведение его подсознанием. На этой мысли он остановился и стал вспоминать, как же он мучился. Вроде никак. По сравнению с тем, как мучились другие писатели. Он закрыл глаза и начал заполнять пробелы в своей автобиографии.

Фантазии утомили его. Он встал со стула, посмотрел в окно, на соседнем участке стояла Лена, в красной футболке. Из-за большого ворота оголилось острое плечо, маленькие груди топорщились, как крючки, и будто ткань висела на них одних.

«Быть с ней одной, трогать за руки, обнимать, вдыхать ее запах, не отпускать… быть только с ней». Вот что вертелось у Вильдана в голове.

Вдруг у него всплыл вопрос: «А если бы мужчина в красной куртке толкнул ее, издевался над ней при всех?» Злость волной прошлась по телу.

Он метнулся к шкафу, достал черные с красной линией боксерские перчатки, которые пахли резиной, выбежал из дома, забежал в гараж, щелкнул выключателем пару раз, свет так и не появился. Месяц назад сгорела лампочка, а он так и не поменял. Ну ладно, Вильдан обошел «деу нексию» с угла, притащил грушу и повесил ее за крючок в середине гаража, как раз над капотом машины.

Боксерские перчатки дали ощущение, что он Тайсон. С минуту колошматил грушу, потом, задыхаясь от усталости, встал на месте и так стоял, пока не отдышался.

Отдышавшись, посмотрел на грушу, да, она поняла, за что получила, теперь будет висеть паинькой. Не снимая перчаток, злой, он вышел из гаража. До него долетала ругань Лены и Андрея. Он не слышал, о чем они спорят, но ему показалось, что его любимой угрожает опасность.