Читать книгу От города ГУЛАГа к моногороду. Принудительный труд и его наследие в Воркуте - - Страница 13

Когда началась русская революция, Михаилу Давидовичу Байтальскому исполнилось только четырнадцать лет. Это не помешало ему во время Гражданской войны сражаться под Одессой добровольцем Красной армии. Убежденный большевик, в 1920 году он вступил в комсомол, а в 1923‑м – в партию70. Работая журналистом в маленьком украинском городе Артемовске, он постепенно разочаровался в набиравшем силу Сталине и вступил в антисталинскую внутрипартийную оппозицию. В первый раз его арестовали за оппозиционную деятельность в 1929 году. Он отбыл короткий срок в харьковской тюрьме и был выпущен на свободу после того, как дал подписку о прекращении поддержки оппозиции71. Затем Байтальский вернулся к журналистской работе, сначала в Астрахани, потом в Москве. Но в 1936 году его снова арестовали и поместили в московскую Бутырскую тюрьму72. По окончании следствия его приговорили к пяти годам заключения в трудовом лагере за «контрреволюционную троцкистскую деятельность». Тем летом его перевели на Воркуту отбывать первый из двух долгих сроков лишения свободы73.

Михаил Байтальский был одним из тысяч заключенных, отправленных в Ухтпечлаг летом и осенью 1936 года. На 1 января 1936 года Ухтпечлаг насчитывал 21 750 заключенных, а к 1 января 1937 года эта цифра уже выросла до 31 035; к следующему году она снова выросла – до 54 792 заключенных74. Показательные процессы 1936 года в Москве повлекли за собой новую волну репрессий против подозрительных участников бывшей оппозиции75. Арестовали десятки тысяч человек, и многих из них, как Байтальского, приговорили к пяти годам за «контрреволюционную троцкистскую деятельность». Большинство их отправились в два лагеря – Ухтпечлаг в Коми АССР и Севвостлаг (Северо-Восточный лагерь) на Колыме76. Результатом стала растущая «политизация» Ухтпечлага – иными словами, возросла доля заключенных, получивших свой срок за «контрреволюцию», а не за обычные преступления. В первой половине тридцатых в этом лагере содержали сравнительно немного «контрреволюционеров», но к концу 1937 года они составляли почти половину (48,2%) контингента заключенных. Это было почти в три раза больше, чем в среднем по ГУЛАГу77. В Усинском отделении доля таких заключенных была особенно велика, поскольку географическая изоляция превращала его в самое подходящее место для тех, кого считали самыми опасными преступниками в Советском Союзе. Эта перемена в составе заключенных на Воркуте оказалась долгосрочной: в следующие двадцать лет состав заключенных во многом менялся, но присутствие значительной доли (если не большинства) заключенных-«контрреволюционеров» оставалось постоянным. Этим Усинское отделение отличалось от большинства лагерей, кроме немногих, специально предназначенных для самых опасных «контрреволюционеров».

Среди тысяч новых заключенных, отправленных на Воркуту начиная с 1936 года, были сотни открытых троцкистов вроде Байтальского, имевших сходную идеологическую ориентацию и настроенных против сталинского порядка. Многие считали себя «политическими» заключенными: эта категория признавалась в царских и ранних советских тюрьмах, но была отменена с принятием нового Уголовного кодекса в 1926 году78. Эти заключенные обычно концентрировались только в трех лагерных пунктах (включая Рудник), и они немедленно начали организованно выступать против условий их содержания. В начале октября 1936 года группа заключенных подала администрации официальное заявление с протестом. Его подписали семьдесят три узника. В заявлении подробно описывались условия жизни людей, назвавших себя «политзаключенными»: им выдавали голодные пайки, держали в переполненных грязных помещениях и требовали, чтобы все они исполняли тяжелую физическую работу, а не трудились по специальности. В сочетании с фактом их ссылки на Воркуту, «гиблое место даже для действительно здоровых людей», политзаключенные приходили к очевидному выводу что их шансы на выживание практически нулевые79