Читать книгу Три имени Жанны. Часть 1. Леди Джейн - - Страница 4

Англия встретила их дождем и монотонным шумом: порт Дувра был похож на тысячи портовых городков. Граф де Леви спешил. Не останавливаясь в Дувре на отдых, не взяв с собой слуг, сохраняя тайну и внезапность этого отъезда, он указал кучеру путь до Брайдхолла – имения брата, куда вез свою дочь, – и велел погонять.

«Представляю себе, что это будет за компания: унылый дядюшка, недавно похоронивший свою жену, и сводный кузен, наверняка с женой и кучей вздорных детей, с которыми мне и придется проводить время, ведь за молодостью лет и в отсутствие мужа английские нравы не позволят мне присутствовать среди взрослых. Англичане чопорны, спесивы и высоко чтят свой этикет. А сводная кузина еще и примется поучать меня… А еще они все будут искать мне мужа…» – Жюли искренне жалела себя, уныло разглядывая приближающуюся тюрьму. Отец молчал. Он ничего не рассказывал о том, кто живет в Брайдхолле, о том, как долго ей нужно будет там находиться, о том, почему вообще она должна быть там, и тем самым мостил между ними прочную каменную стену, преодолевать которую у Жюли сначала не было сил, а позже и желания.

Неожиданно Брайдхолл оказался красивым имением, полностью оправдывая свое название: старинный замок утопал в яблоневом и вишневом цветении садов, уподобленный венчальному убору невесты5. Изобилие белых роз, шиповника и сирени, рассаженных вокруг с завидным мастерством, производило впечатление, что хозяин щедр и наделен хорошим вкусом. Вокруг виднелись ухоженные земли, всюду чувствовалась рука доброго хозяина, с любовью опекающая сам дом и его окрестности. Парк перед замком был подстрижен, выровнен, дорожки посыпаны песком.

Сама усадьба выглядела новой: казалось, что остроконечные башни на флигелях и высокие застекленные окна всего лишь прихоть архитектора, а не тысячелетняя история войн, жизни и смерти его обитателей. Крепким, надежным был сам дом с двумя флигелями, защищающими большой красивый двор от ветра. Изысканная мраморная лестница парадного входа, ведущая к нему гостей в окружении вазонов с цветами, несомненно, была лучшим украшением входа усадьбы, огороженной со всех сторон расшатывающейся каменной стеной, вдоль которой проросли деревья и кустарники с потрясающими цветами. Светило мягкое британское солнце; птицы пели так, как поют они только в начале мая; и лишь дворецкий, в нарушение всех традиций выбежавший навстречу их экипажу один, с черной широкой повязкой на рукаве, довольно сильно искажал картину всеобщего праздника жизни слишком мрачным и тревожным выражением лица.

Встревожился и граф де Леви; не дожидаясь, пока карета полностью остановится, он на ходу открыл дверь и почти выпрыгнул навстречу. Кучер лихо остановил карету и тут же вырос у двери, открывая дверцу для Жюли и откидывая ступеньку для выхода.

Дворецкий почтительно склонил голову:

– Добро пожаловать в Брайдхолл, милорд.

– Что случилось, Джеймс? На тебе нет лица, – встревоженно спросил граф де Леви, несомненно знающий этого дворецкого давно.

– Милорд скончался, сэр.

Граф де Леви замер. Видно было, что он поражен этой новостью, – это рушило всё, и его планы тоже. Жюли было доподлинно известно, что брата отец всегда очень любил, хоть океан и разлучил их на долгие годы. Они вели крайне редкую переписку, делясь своими новостями сухо, во многом из-за службы одного из них в тайной канцелярии. Ей очень захотелось, чтобы это событие, несомненно печальное, привело к тому, чтобы они вернулись обратно, в Париж.

Но графу де Леви нужно было сначала прийти в себя. Машинально подал он ей руку, помогая выйти из кареты, и повернулся к дворецкому:

– Как? Когда? Что случилось?

– Внезапно, сэр. Завтра похороны. Он так ждал вас с леди Джейн6! Сэр Генри написал вам, но вы были уже в пути.

– Генри… Латаймер, граф Олтон? Сын Элизабет?

– Да, милорд; он распоряжается приемом родственников и похоронами. Я принесу ваш багаж. Ваши комнаты готовы, вас ждут.

В рассеянности граф де Леви поднялся в дом, нисколько не беспокоясь о Жюли и своих вещах. Его дочь была вынуждена последовать за ним, стараясь не заблудиться в незнакомом доме.

Жюли было немного жаль дядю, но она видела его всего несколько раз в жизни и помнила немногое. Это был очень добрый человек, так неожиданно для всей семьи перебравшийся за океан, приумноживший свое состояние и мечтавший о дочери. Бог не дал ему своих детей в браке с вдовой Элизабет, баронессой Латаймер, вдовствующей графиней Олтон, но подарил приемного сына, который в семье воспитывался как родной. Элизабет не стало пять лет назад, и граф де Леви – старший бросил выезды в свет, передал все дела пасынку и вел уединенную жизнь в воспоминаниях, прогулках и небольшом, но регулярном количестве бренди. Он решительно взялся принимать участие в судьбе Жюли, которую дворецкий на английский манер назвал «леди Джейн», и ждал ее приезда, чтобы согреть у семейного очага. Своего младшего брата граф Леви – старший знал хорошо: тот никогда не находил удовольствия в семье, в отличие от дел государственных, и, став вдовцом, тяготился своей участью родителя. Жюли выросла в любви нянь и гувернанток, а цену наемной, оплачиваемой любви знает весь свет. Дядя приготовил для нее лучшую спальню, штат новых служанок, компаньонку преклонных лет из бедных родственниц, библиотеку и новый рояль.

Жюли искренне постаралась вспомнить какую-нибудь молитву из монастыря, сообразно случаю, неожиданно почувствовав себя в Брайдхолле почти как дома. Это неуловимое ощущение покоя графиня де Леви недоверчиво примеряла, как новое теплое платье, способное уберечь от холодов. «Нет! Теперь я проведу здесь несколько дней, и мы уедем обратно, – возразила она себе. – Всего несколько дней».

Чувство семейного долга все же заставило молодую графиню войти в гостиную, где стоял гроб с телом покойного и собирались его родственники, друзья и соседи. Облаченная в дорожное черное атласное платье, которое оказалось к случаю, Жюли открыла тяжелую дубовую дверь и погрузилась во мрак, наполненный отвратительным запахом ладана с робкими примесями того невыносимого аромата, каким всегда полна комната, где лежит покойник. Окна были плотно занавешены; в гостиной горели свечи, создавая необходимую ситуации полутьму. Несколько леди и джентльменов, находящихся внутри, удивленно переглянулись: лицо Жюли не было им знакомо. Девушка ответила на их учтивый поклон, разглядывая гостиную с неменьшим любопытством: обещанной компаньонки в гостиной видно не было. Поискав глазами отца, она увидела его в стороне с каким-то мужчиной, стоящим к ней спиной. Жюли прошла всю комнату и остановилась так, чтобы отец видел ее. Это положение позволило наблюдать за ними, не привлекая к себе внимания других. Граф де Леви был очень расстроен. Он часто ронял слезы на свой дорожный сюртук и, опираясь рукой на плечо собеседника, говорил то по-английски, то по-французски, то переходил на латынь, но говорили так тихо, что разобрать можно было только отдельные слова. Их погруженность в разговор позволила Жюли немного рассмотреть собеседника отца. Стоя вполоборота, он выглядел лет на тридцать – тридцать пять, был высокого роста и статно сложен. Его черты скрывал сумрак, можно было лишь догадываться о его внешности, но одно было очевидно: собеседник отца не меньше него разбит горем. За весь разговор с графом де Леви он после почтительного поклона несколько раз бросал взгляд на Жюли, из-за чего она немного смущалась и опускала глаза в пол. Это смотрелось вполне натурально, так как ранее она никогда не занималась подобными упражнениями и стеснялась впервые. Всё в графине де Леви неожиданно смешалось, и она не находила тому причины или не желала признаваться, что всё это делает своим вниманием к ней собеседник отца. Искренне удивившись тому, что так волнуется в присутствии незнакомого человека, Жюли решила вообще не смотреть на него. На всякий случай. Интересно, где все ее новоиспеченные родственнички?

Вскоре граф де Леви закончил разговор и, молча взяв ее за руку, вывел в холл. Там он смог заговорить, но голос плохо слушался его и был охрипшим:

– Мадемуазель, вы, вероятно, думали, что это трагическое событие помешает вам остаться здесь?

– Да. Разве нет?

– Вы останетесь в этом доме. Ваш кузен выполнит то, что обещал мне мой брат, и позаботится о вас.

– Значит ли это, что вы снимаете эту обязанность с себя?

– Я выполняю ее, мадемуазель. Во Франции неспокойно, в Европе тем более. Сейчас вам необходимы покой и безопасность, я дал вам и то и другое… Я представлю вас вашему кузену. Слушайтесь его не только как брата, но как Самого Господа Бога, ибо только он побеспокоится о вас на этой стороне Ла-Манша.

Граф де Леви вернулся в гостиную и через мгновение вышел со своим собеседником, так приглянувшимся Жюли. Она с интересом взглянула на него, чтобы при свете рассмотреть предмет, так занимавший ее в последнюю четверть часа. Вот, значит, кто ее новый тюремщик и благодетель в одном лице! Что ж, были здесь и ямочки на щеках, так нравившиеся Жюли в мужчинах, и глаза. Голубые яркие, лучистые глаза. Она, старательно рассматривая кузена из-под ресниц, подумала, что есть что-то в этих глазах, где плещутся черти… Странно знакомые черти…

– Милорд, это графиня Жанна-Гиацинта де Леви, ваша кузина. Мадемуазель, это сэр Генри, барон Латаймер, граф Олтон, ваш кузен.

Учтивый поклон кузена привел его взгляд к ногам Жюли. Время как-то необъяснимо замедлилось. Кузен выпрямлял спину не торопясь, снизу вверх поднимая глаза на нее, скользя взглядом по ее платью. Жюли в первый раз в жизни порадовалась тому, что воротник закрывал всё и половину шеи. Пауза начала затягиваться, и нужно было продолжать разговор…

Их взгляды встретились.

«Красивый мужчина!» – невольно подумала Жюли и словно отголоском своему немому возгласу услышала «… красивая женщина!» – и мистер Олтон смущенно отвел глаза. Оба замерли в удивлении от произошедшего, и когда кузен решительно взглянул на нее снова, Жюли показалось, что в них двоих попала молния…

Он был красив; это очень ее смущало. Он был ее кузеном – это смущало вдвойне… Они стояли у гроба его отца. Не место и не время было для таких пожаров во взглядах. Невозможным было то, что из смерти может родиться нечто новое, и в то же время так происходило и происходит всегда. Но что-то толкнуло Жюли в грудь слева, будто сердце пыталось сбежать, и она замерла, вдруг услышав, как оно стучит. А этот дьявол в трауре стоял, удивленно глядя на нее, и тоже молчал. И лишь родители остаются слепы, когда что-то происходит с их детьми, – граф де Леви просто продолжил говорить:

– … граф Олтон любезно согласился взяться за дело, предназначенное его отчиму, упокой Господи его душу.