Читать книгу Вечный маятник - - Страница 6

Уже дома Васька извлек голову и схватился за свою. «Что же я наделал!» – билось в ней, а немые глаза напротив пристально наблюдали и словно смеялись.

Екатерина с желтыми отпечатком ехидно смотрела на своего вредителя всю ночь. Тот пытался отвернуться, отворачивал ее, даже закидал тряпками, но само ее присутствие внушало липкий страх.

«Так, никому не скажу. Они придут утром, будут разбираться. Спросят, отвечу, что понятия не имею», – рассуждал Васька в полудреме, но тут же вскакивал и в сотый раз пересекал комнатные метры.

Вскоре предрассветные лучи принесли новый день, а вместе с ним тревожный краткий сон. Чудился Семен Лукич, его лицо печальной маской глядело на пустой зал, где единственным экспонатом была голова Екатерины с пятном на щеке. Она лежала ровно посредине, без почестей, защитных стекол и тумб. Такая, как есть, на полу в слое пыли. Директор склонился, потрепал путанные волосы и печально сказал: «Что ж ты, Василий. Я тебя пригрел, командиром поставил, а ты, оказывается, совсем без совести. Да и без разума, раз такое натворил».

Семен Лукич рухнул на коленки и зарыдал.

Слезы его проливались такой болью и скорбью, что Васька, отгоняя сновидение, был готов зареветь сам. Мучительный, ломающий душу стыд пробирался выше, заполнял кипятком желудок, ледяным ветром сковывал сердце и без остановки спешил дальше, к самой макушке. Что-то сломалось в Ваське и гнало прочь уверенность и непомерную гордость. Постоянная его безнаказанность вдруг оказалась страшным проклятьем, что ослепила разум и даровала мнимую свободу. Он скривился при мысли, как огорчится старый музейщик. Ведь выставка стала для того всем, Семен Лукич горел идеей, лично проверял каждую складку платья, чистоту кружев и блеск сапог. А теперь стало на одну Екатерину меньше. Да еще и кто постарался? Он – Василий, человек, для которого директор стал почти отцом. Ведь будучи сиротой, когда совсем юнцом он метался без работы, именно Семен Лукич оставил его в музее, показал, как можно держать в руках молоток и гвозди. Рассказал, что такое труд и лично выдал первые деньги. Пусть к культуре и искусству приучить так и не удалось, а со временем Васька совсем расслабился, но неизменным оставалось одно – преданность. Которую он сам растоптал и вымазал желтой краской. Еще и скрыл, утащив голову музейного экспоната.

Васька затрясся, привычным движением кинул Екатерину в мешок и поплелся сдаваться. Горечь внутри заставляла идти быстрее, но стыд и страх за содеянное грызли душу. Из-за чего секунда промедления превращалась в спасительный круг, оттягивая момент горького признания.

– Нет, я должен рассказать, – топнул ногой Васька и толкнул тяжелую музейную дверь.