Читать книгу Эпизоды и происшествия (в XIX, XX, XXI веках) - - Страница 43

Так вот, вошла она в контору, а люди на нее как-то странно глядят. Возникла пауза. А потом кто-то молча дает ей газету «Правда». Что такое, в чем дело?

На первой полосе за подписью «И. Сталин» напечатана статья о совхозе «Степной», о падеже скота, названы четыре фамилии тех, кого надо отдать под суд за этот падеж, и среди четырех – отец. Мама попросила дать ей газету, якобы для того, чтобы свернуть «козью ножку» (самокрутка из обрывка газеты, набивают махоркой, похожа на папиросу, но сворачивают конусом).

Пошла она домой. Леночка с няней спали, когда приехал отец. Она все это время думала: лишь бы он пришел сначала домой, а не в контору… Было уже поздно, когда отец вернулся, в конторе не было никого, и он отправился домой.

Отец сильно замерз в дороге, было холодно, дождь и ветер, а он скакал на лошади, иначе нельзя было – грязь непролазная. Мама вынула горячие щи из печки, накормила его, но ничего пока не говорила про газету. А через некоторое время дала ему прочитать ужасную статью.

Дело завертелось. Вскоре из Воронежа приехал следователь, пришел и к ним, потом опросил весь совхоз. Но никто об отце ничего плохого не говорил, объясняли, что кормов к его приезду в совхозе уже не было, и это не его вина, а результат халатности предыдущих начальников.

Особенно интересовался следователь маслозаводом, побывал там, спросил, не брал ли отец или кто из его семьи себе масла.

Но мама никогда туда даже не заглядывала, а масло (топленое) покупала в сельпо, ходила туда пять километров пешком. Отец же тем более не за маслом туда наведывался, а только по делу. Директор и сказал, что ни мать, ни отец даже порога масло-развесочной не переступали, масла никогда не просили и никогда ничего не брали.

Однако на самом деле вообще-то многие начальники разных рангов приходили туда поживиться маслом (голодное время!), и их там называли «долгоносики» – за то, что они «нос совали в масло-развесочную».

Потом был суд. Все свидетели говорили о честности отца. Приговор ему вынесли – шесть месяцев принудительных работ по месту жительства, то есть в Москве. Хорошо, что это был не 34-й и не 37-й годы.

Принудительные работы отец отбывал на кожзаводе, в цехе обрядчиков, то есть обряжал коровьи шкуры, отскабливал их ножом и отмачивал – очень грязная работа (кажется, на Сколковском шоссе). Но начальник цеха заметил его трудолюбие (отец всегда был трудоголиком) и перевел в свои заместители, ведь отец был по тем временам неплохо образован, писал без ошибок, хорошо считал. Ведь он успел окончить три класса реального училища в Очакове (из семи). Это тогда считалось хорошим образованием. А страна была тогда в массе своей неграмотна, например моя бабушка Прасковья Григорьевна Тюрина (по мужу, Свешникова по первому мужу и Орлова по рождению) ставила крестик вместо подписи, а дед Игнат Спиридонович умел писать свою фамилию… и это тогда считалось большим успехом в сфере грамотности.

…Через шесть месяцев срок принудительных работ для отца истек, и он пошел в Наркомат «Заготживсырье»[14] за назначением. В декабре 1933 года его и назначили туда же, где он отбывал принудительные работы, но уже помощником начальника сортировочного цеха, затем его повысили, и с февраля 1934 по май 1938 года он был помощником директора базы № 1 все того же «Союззаготкожа» (куда он принудительно был направлен отбывать наказание (как я уже говорила, после грозной статьи в газете «Правда» за подписью «И. Сталин»).

А в мае 1938 года его опять повысили – он стал директором Московской конторы товаров снабжения «Союззаготкож», в феврале 1939-го – снова повышение, он – диспетчер, старший диспетчер и старший консультант Всесоюзного объединения «Союззаготкож – Союзживсырье». Понятно, что в заготовках такого рода нуждалась армия, страна готовилась к войне, и она наступила в июне 1941-го.

А про отца хочу сказать, что в мирное время он и не думал никогда про такую специальность и такую службу, как «Заготкож». Он мечтал стать музыкантом, обладал для этого всеми данными. Но – не случилось.

…Между тем надвигалась война, и уже в мае 1942 года отец сам отвез нас в эвакуацию в Саратов, куда вскоре перебралось и его головное учреждение – Наркомат заготовок. Но это было потом. А пока мы живем вподмосковном Новогиреево. Мне два с половиной года.