Читать книгу Воспоминания. Странники поневоле. Книга 3 - - Страница 10

Однажды родители нам объявили, что дедушка Родзянко ждет нас в Новороссийске, куда мы поедем теперь жить. Бабушка Ань последнее время жила с нами в Анапе. До этого она находилась в Киеве у дяди Георгия, тети Тани и ее матери, тети Наташи Яшвиль. После расстрела сына она переехала в Екатеринодар (ныне Краснодар), где уже был проделавший с Деникиным Ледяной поход8 дедушка, а потом приехала к нам в Анапу.

И вот в один прекрасный день мы отправились в еще одно, на этот раз последнее, путешествие по России.

Приехав в Новороссийск переполненный беженцами, осаждавшими порт и заполнившими все гостиницы, мы не смогли нигде найти себе пристанища и вынуждены были удовлетвориться двумя вагонами четвертого и первого класса в железнодорожном депо. Вагон первого класса был предоставлен дедушке, бабушке и их знакомому, некому инженеру Кологривову с женой. Нас же разместили в вагоне четвертого класса. Сколько времени мы прожили в Новороссийске, не могу точно сказать. Но как будто все же целую зиму. Было тепло еще, когда мы выехали из Анапы. Может быть это была теплая осень или же конец лета. Жизнь в вагоне вспоминается мне зимой. Топили чугунку и не позволяли нам вставать, пока не согреется вагон. Это было совсем не по правилам нашей матери, которая никогда нам не позволяла по утрам валяться в кроватях. Нам даже приносили утренний завтрак в постель. Он обычно состоял из бутерброда с салом и стакана горячего молока. Могу себе представить, что переживали наши родители в это смутное время полное неизвестности. Но нам, детям, жилось в вагоне весело и привольно. Либо няня, к которой мы очень привязались, усаживала нас около себя и долго и занятно рассказывала про своих бывших питомцев детей графа Соллогуба, про то, как с ними ездила заграницу в Баден-Баден, в парке говорила с самим «Вильгельмином». Дети были такие красивые, что он «сам подошел к нам и стал расспрашивать, чьи это такие красивые дети», «so hupsch», прибавляла она, щеголяя своим немецким языком. Либо Зеленька с матерью придумывали нам шарады. Наряжали в костюмы, очень удачно сделанные из ничего, превращая нас в актеров. Зрителями были родители, бабушка и дедушка, а в последствии еще подъехавшие в Новороссийск наши двоюродные Мейендорфы с тетей Катрусей. Появился потом неизвестно откуда дядя Сережа Родзянко. Где в это время была его семья – не ясно. Их я почему-то не помню в момент отъезда из Новороссийска. Зима была холодная, стоял сильный мороз и дул норд-ост. Помню отца, возвращавшегося из города, куда он ходил по всяким делам, с сосульками на бороде и на ресницах, всего запорошенного снегом. Бедному же нашему дедушке совсем плохо пришлось из-за норд-оста. Этот жестокий ветер его повалил, и он сломал себе руку. Наложили гипс, который сняли только, когда мы приехали в Югославию. Тогда она еще была Сербией.

Тетя Катруся с детьми дяди Юрия не жила в депо, как мы. Ей, если не ошибаюсь, посчастливилось найти пристанище где-то на окраине города. Девочки Мейендорфы были старше нас, а их брат Никола уже где-то воевал, и в Новороссийске его не было.

Наступила весна, потекли ручьи, утих норд-ост и мы стали покидать наш милый вагон, в котором нам так весело и уютно жилось всю зиму. Весело было, когда вдруг нас передвигали на другие пути и наш вагон куда-то ехал, весело было, тепло одевшись, бегать в гости к дедушке и бабушке в их уютный мягкий вагон и пить у них чай. Дедушка с нами шутил, хлопал по голове своей в гипсе рукой, бабушка вкусно угощала. Иногда заходил их сосед Кологривов, добродушный и милый. Его жену я почему-то мало помню, хотя это именно она, а не он, подарила нам карточную игру «квартет», которой мы очень увлекались. Это были карты с изображением животных, птиц, мух, бабочек и прочих насекомых. Чтобы выиграть, нужно было собрать четыре карты каждого вида. Карты эти хранились у бабушки, чтобы мы их не потеряли и не испортили. И играли мы в квартет только с нашим дедушкой.

Когда же стало тепло, мы повадились навещать наших кузин, а то они приходили к нам. Ксенья и Мака были барышнями лет шестнадцати восемнадцати.

Сохранилась фотография, где мы все стоим у их домика. Снимал нас безнадежно влюбленный в хорошенькую чергоглазую Ксенью один поляк. Собрались мы все к тете Катрусе на блины. Была масленая неделя. В одно прекрасное утро нам было объявлено, что дедушка купил для всех нас билеты на отходивший в Крым пароход «Колыма» и что на следующий день на рассвете мы должны быть в порту. Пришла тетя Катруся с девочками с нами прощаться. Почему-то дедушка на них билетов не взял. Она все время плакала и мне было так странно видеть всегда веселую тетю Катрусю в слезах.

Когда на следующий день нас подняли, было еще темно. Приехал дядя Сережа. Он ехал с нами. И вот погрузив наши чемоданы и нас самих на двух извозчиков, мы двинулись в путь. Не помню, были ли девочки, но тетя Катруся нас провожала.

Под фотографией надпись: «1920, эвакуацiя. Новороссiйскъ». Мальчик на переднем плане – Владимир Родзянко, стоит вторая слева Эльвета. Остальных узнать невозможно

Каково же было наше изумление, когда, подъехав к порту, мы не увидели «Колымы». Она ушла. Когда? Почему? Вчера вечером – последовал ответ. Как же так? А вот так, по распоряжению генерала Лукомского9. Негодованию дедушки не было конца. «Это все нарочно, специально, чтобы меня оставить здесь» – басил он – «Это происки этого негодяя Лукомского». Мы, дети, слушали, распустив уши, и ничего не могли понять. Ясно нам стало одно, что Лукомский негодяй. Это я твердо запомнила. Дедушка негодовал, а на отце лица не было. «Теперь нам конец» – твердил он. Мать старалась его успокоить, что ничего еще не потеряно, что будут другие пароходы. «Ну что же, Колыма ушла, поедем на другом» – говорила она. Единственная, кто искренне и безудержно радовался – так это тетя Катруся. Веселый дядя Сережа подтрунивал над отцом. «И чего это ты, Миша, нос повесил, все, что не делается – к лучшему».

К лучшему оно и оказалось. Нам удалось погрузиться через несколько дней на пришедший специально забирать беженцев немецкий пароход «Габсбург»10. Команда на нем была английская, а прислуга итальянская, и плыл он на Константинополь. «Колыма» тоже должна была из Крыма держать путь в Турцию, но с ней в пути что-то произошло и она, как будто, не дошла даже до Крыма. Кроме того к нам присоединилась тетя Катруся с девочками, чему очень была рада наша мама, мы и конечно сама тетя Катруся со своими питомцами.

Перед тем, как погрузиться на этот «Габсбург», нужно было пройти медицинскую комиссию. И тут вдруг заболела наша няня Абракадабра. Ее стало трясти, поднялась высокая температура, заболела голова. «Ну, няня, если вы через два дня не поправитесь, вас придется оставить здесь» – сказал папа, и тут подняла рев трехлетняя Ценка. «Не хочу уезжать без нянечки, плакала она, останусь с ней». И взобравшись на лежанку, где лежала няня, легла рядом с ней. Няня очень растрогалась, стала ее гладить по головке и приговаривать: «Драгоценная ты моя, Ценочка, не плачь, я выздоровею и поеду с вами». И выздоровела. В день, который был нам назначен для докторского осмотра, няня была на ногах и температура спала. «Ну Няня, молодец», восхищался отец. А мама уверяла, что на ноги няню поставила как и ее любовь к Ценке, так и Ценкина к ней.