Читать книгу Эккле́сская сага - - Страница 5

Великая Эккле́са раскинула свои владения очень широко. Начало она брала на северо-западе, где стояла горная цепь Саго́ни. Среди горных хребтов, внутри горной породы была высечена крепость с возвышающейся башней Ну́бэс. Там жил великий народ лу́скусы. Они были хранителями мудрости и магии. Говорят, что, когда их крепость была впервые атакована, избранные лускусы пожертвовали каждый одним глазом, чтобы защитить Светоч премудрости и при этом обрели бессмертие. Эта история породила множество легенд. Сейчас этот народ рассеян по всему лицу Экклесы. А крепость пустует, наполненная всевозможными ловушками. В тех же горах берёт начало река, которая питает все земли вокруг. Название той реки Ла́та.

На северо-востоке лежит широчайшее озеро Поиссо́н. В тех краях живёт народ особый. Рыба для них всему голова и живут они в небольшом деревянном городке, построенном прямо на озере. Сваи забиты в землю под озером секретной технологией, которую поиссо́ны не выдадут даже под страхом смерти. Это очень загадочный народ, который просит у рыбы прощение, когда ловит её. Они в полной гармонии с озером и с живностью, населяющей его.

Между озером и горной цепью, чуть севернее, лучше никому не ходить, ведь там находится Мо́ртемское болото. Это жуткая лесная топь, которая поглотила многих путников и воинов, которые хотели отыскать обходной путь в ну́бэсскую крепость.

Озёрные воды и, частично, воды болот дают истоки для небольшой речушки Ма́ники, которая в свою очередь является левым притоком Ла́ты.

На западе Экклесы – смешанный лес. Это не те, реденькие леса, разделяющие горы, болото и озеро, нет. Это густой необъятный лес с дикими животными и суровыми людьми. В этом лесу есть родник, из которого бьёт чистейшая вода, она настолько прозрачна, что её не видно, если нет световых бликов. Но она к тому же и очень холодная, будто зима наградила этот источник ледяным поцелуем. От этого родника извилистым путём меж лесных холмов плетётся речка Ха́мо, правый приток Ла́ты. Вдоль крюкообразного изгиба стоит деревня с таким же названием. Там живёт Тайго. Издавна его народ фурру́ри жил охотой и торговлей мехами. Это были не единственные их занятия. Живя у реки, они естественно рыбачили, но фурру́ри прежде всего охотники. К тому же известны по всей округе как травники. С малых лет фурру́ри учились определять полезное и бесполезное в растительном мире лесов, без труда видеть ядовитое и то, что может послужить противоядием. Эти знания передавались из поколения в поколение. В фуррури есть особый обряд инициации, Испытания, где ты должен спасти от отравления своего друга, пройдя тяжёлую полосу препятствий, проверяющую физическую подготовку. Опасный обряд не проводят в условиях военных действий, ведь тогда весь народ заботится о нуждающихся в их помощи. В этом месте есть такой закон: если к фурру́ри обращаются за помощью, тот не имеет права отказать, даже если это враг. Ничто, конечно, не мешает оставить врага связанным или как-то его обезвредить.

Южнее от соединения Хамо и Латы полноводная река разделяется на две – Западную Лату и Восточную Лату. По левому берегу Восточной Латы раскинулись злачные пажити народа пане́мы. Они растят ситари́йские злаки. Их огромные поля уходят далеко на восток. Это народ самый многочисленный в Экклесе. Несколько деревень и город, величественный и очень богатый с нескромным название Афони́я, что означает «изобилие».

Экклеса заканчивается там, где Западная и Восточная Латы уходят в Дикое море. Дикое потому что оно подобно зверю, не знающему человеческой ласки, её волны, бьющие о скалистый берег, выглядя угрожающе. К тому же в нём обитают жуткие твари, о которых местные народы больше слышат от мореплавателей с торговых судов.

Торговля здесь, на юге Экклесы, всегда была развита хорошо и жизнь не предвещала особых перемен до тех пор, пока на экклесский берег Дикого моря не высадились саджи́тты. То было военизированное объединение со сложной внутренней иерархией, своим кодексом. Их трудно было назвать разбойниками, хотя они нападали на деревни и города, грабили, убивали, но многих принимали к себе, убеждая каким-то не мыслимым образом, что всё что они сделали было для всеобщего блага и ради Порядка. Сомнительное заявление. Но так как где есть богатеющие из Афони́и, то есть и недовольные. Поначалу всё было внутри панемских владений. И прочих это не волновало. Но главный саджи́тт, узурпировавший власть, панемом не ограничился. Так их стрелы и копья долетели до поиссонов. Обложив их данью, новый Властитель не успокоился. Он был очень впечатлён рассказами о ну́бесской башне и тем, что там хранится. Для его нового «Порядка» не было места магии, это слишком большое преимущество, которое может оказаться в руках кого угодно. Этого Властитель допустить не хотел, поэтому скорее отправил войско по кратчайшему, на его взгляд пути, через Мо́ртемское болото. Но ни один не дошёл. Тогда он избрал иной путь к горам Саго́ни. Но не тут-то было. Лускусы уже ожидали их и были наготове. Мужественные горцы бились изо всех сил, многие из них погибли. Выжившие бежали южнее в леса. Властитель, уже праздновавший победу, к его жутчайшему сожалению, так и не получил того, что хотел. Лускусы обезопасили Светоч премудрости так, что никто не имел возможности им воспользоваться, но это до поры до времени. Как они это сделали? Повторюсь, легенд об этом немало, но что из них истина?

Израненные, почти умирающие лускусы бежали в лес, где, уже известно, жили фуррури, которые без тени сомнения взялись за помощь белокурым лускусам. Да-да, белокурым. Этот хранящий ключи премудрости народ был сплошь с белыми волосами. Это выделяло их среди прочих, это же делало их узнаваемыми и уязвимыми.

Травники оказали им помощь и, пополнив их припасы, помогли уйти лесами в разные селения, откуда белый народ рассеялся по всей Экклесе.

Обозлённый таким поворотом дел Властитель приказал своим воинам вырезать каждого четвёртого из фуррури, а каждого третьего взять в плен. Это событие в воспоминаниях лесного народа было покрыто чёрным саваном. Зилиау тогда была маленькой девочкой. Её мать забрали в плен, а отца убили. Она и её бабка были номером один и два. Ныне, будучи очень старой, она ещё помнит, как сильно пахло от платья её бабки по́том и мочой, к которому та её прижимала, чтобы успокоить и не дать увидеть смерть отца и вопли матери. Этот запах ударял её в ноздри всякий раз, когда ей приходилось вспоминать тот день. Зилиау было восемь лет, а теперь семьдесят восемь. Она не надеялась, что проживёт так долго, но оказалось, что её история ещё не окончена.