Читать книгу Воспоминания. Победы и страсти, ошибки и поражения великосветской львицы, приближенной к европейским монархам в канун Первой мировой войны - - Страница 26

В июне я была в Лондоне и, среди прочего, посетила один любопытный бал в Эпсли-Хаус, где сенсацию вызвала принцесса Эна, сейчас королева Испании, благодаря своей свежей красоте и обаянию. Я так хорошо помню тот бал, потому что в Аскоте король Эдуард заметил, что он считает неуважением со стороны Меттерниха не присутствовать на нем, «ведь там будут королева и все другие посланники». Я ответила, что Менсдорф (посол Австрии) гораздо моложе, а американский посол и все остальные женаты, у них есть жены и дочери, в то время как бедный Меттерних – старый холостяк. Но мое заступничество не очень помогло, потому что тогда король не жаловал все немецкое.

Ради одной встречи в Ньюмаркете мы переночевали у Эдит Вулвертон; нам понравились и красивый дом, и очаровательные хозяева. Я проиграла сорок восемь фунтов в покер; мои немецкие свекры, знай они об этом, пришли бы в ужас. Ганс получил огромное удовольствие.

В том месяце давали парадный бал в Букингемском дворце в честь японского принца Арисугавы Тарухито с супругой. На балу присутствовала герцогиня Спартанская, сестра императора; помню Уинифред Портленд, повелительницу гардеробной; она выглядела совершенно очаровательно. На мне было золотистое платье; я надела корону с бриллиантами и бирюзой и голубую ленту ордена Святой Терезы Баварской; я старалась не выглядеть так, словно долгое проживание в Германии превратило меня в неряху. По-моему, именно тогда королева Александра восхитилась моим золотистым платьем и пришла в ужас, когда, отвечая на ее вопрос, я вынуждена была признаться, что один шлейф обошелся в четыреста с лишним фунтов. Она сказала, что ей такая сумма не по карману. К счастью, мне удалось оправдаться; я сказала ее величеству, что материя стала подарком от одного индийского принца, что шлейф я несколько раз перешивала и его приделывали к разным нарядам. Более того, тот шлейф у меня и сейчас; он выглядит не хуже, чем раньше. Тем не менее милая королева Александра, да благословит Господь ее душу, единственная из всех, дала мне понять, что безнравственно платить такую сумму за шлейф для бального платья.

В том сезоне я много пела на публике, и несколько раз мне повезло, потому что моей аккомпаниаторшей была миссис Клод Беддингтон. Без преувеличения одна из самых ярких фигур в Лондоне, миссис Клод – первоклассная музыкантша и артистка до кончиков ногтей. Она была близкой подругой моей матери, ее так же звали близкие – „Пэтси“, и она дружит с Шилой. Всем, кто поет, знакомо ощущение холодка по спине, когда бесстрастный аккомпаниатор играет вступление. Конечно, как аккомпаниатор Тости был неподражаемым; он был моим первым учителем, и я избалована с юности, потому что он часто мне аккомпанировал; Ян Решке тоже был очень чутким, понимающим и всегда помогал мне.

В начале июля я поехала в Колчестер, чтобы помочь организовать концерт для 16-го Королевского уланского полка Гая Уиндхэма. Я пела «Элегию» Массне, «Я спрятала любовь» Хелен Гай, а на бис – неизбежное тогда «Прощай» Тости. Мне прекрасно аккомпанировала миссис Клод Беддингтон, а Оливия, дочь Гая, подарила мне красивый букет.

Граф Вольф-Меттерних, посол Германской империи в Великобритании, был славным старичком; а поскольку он был холостяком, я всегда могла рассчитывать на временное жилье в посольстве. По моему наущению он в том году решил устроить большой бал и попросил меня исполнить роль хозяйки и принимать гостей. Ганс же был моим церемониймейстером. Я решила, что бал не должен стать скучным событием, где из блестящего – только ордена да украшения пожилых дам, и, как мне кажется, мне это удалось. Главной составляющей успешного бала служат красивые женщины, много мужчин, красивый дом, хороший пол, красивые цветы, великолепная музыка, идеальные еда и вино, хорошая хозяйка и… удача. Добавьте стайку вдовствующих герцогинь, дипломатов и членов королевской фамилии, и дело пойдет на лад. По моему приказу всюду расставили чудесные цветы. Большая терраса, выходящая на Сент-Джеймсский парк, благоухала ими, и все прошло хорошо. Меттерних был рад и, что еще лучше, после с удовольствием оплатил счета, которых пришли целые груды.

Поскольку бал был немецким, я надела свою свадебную корону графини Священной Римской империи и свои ордена. Но как же приятно снять их, когда все закончилось, переобуться в тапочки и халат и пить чай в одиночку в своей комнате!

Тот лондонский сезон был крайне насыщенным. Я постоянно ужинала вне дома и встречалась с королем и королевой или принцем и принцессой Уэльскими. По таким случаям – тем более в Англии – я предшествовала герцогиням, что меня обычно огорчало. Особенно когда, как иногда случалось, меня ставили перед какой-нибудь старой подругой, например герцогиней Девонширской.

Особенно помню званый ужин, который давали принц и принцесса Уэльские в Мальборо-Хаус, потому что тогда я единственный раз видела сэра Генри Кэмпбелл-Баннермана, который тогда был премьер-министром. Я нашла его и галантным, и обаятельным. На мне был шлейф из индийской ткани, который я так люблю. После ужина принцесса Уэльская заметила его и сказала, что ей тоже хотелось такой шлейф, но никак не удавалось подобрать ткань такого же узора, что и платье. Кроме того, материя обошлась бы в сумму от 80 до 100 фунтов, которую она считала слишком большой. Любопытно, что ее представления о нарядах были еще скромнее, чем представления королевы Александры.

В первую неделю июля я направлялась в Фюрстенштайн и провела одну или две ночи в Берлине, где все очень волновались перед рождением ребенка у кронпринца и кронпринцессы. 4 июля в Мраморном дворце в окрестностях Берлина у них родился сын. Вот что я записала в дневнике на следующий день:

«5 июля 1906 г.

…Княгиня Зальм рассказала мне о кронпринцессе; как императрица послала к ней профессора (врача), но, поскольку кронпринца не было, она не позволила ему осмотреть себя, так как ее муж отдал строгий приказ: даже если у нее начнутся схватки, нельзя звать врача, пока не пошлют за ним и он не вернется домой! Он возражал и против отдельного врача и сестры милосердия (императрица хотела английскую сестру); он потребовал, чтобы врач и сестра были из Потсдама. Как бы там ни было, хотя он упрям, как десять мулов, кронпринцесса вчера родила сына, и все хорошо. Я только что написала ей, ему (он прислал мне телеграмму в Фюрстенштайн) и кайзеру; кроме того, я попрошу графиню Брокдорф передать мои поздравления императрице. Как, наверное, горд кронпринц, ведь всего десять месяцев назад он не встречался с женщинами, по крайней мере, так он говорит, и понятия не имел, как взаимодействовать с женщинами, пока ему не растолковал князь Зальм».

В августе я вернулась в Англию; я поехала в Каус и жила у герцогини Манчестерской в «Египетском доме». По-моему, именно в том году король Эдуард как-то ночью сошел на берег с «Виктории и Альберта», чтобы поиграть в бридж. Не желая лишнего шума, он взял с собой только одного конюшего. Они наняли старый кабриолет и велели везти их в «Египетский дом». Кучер не знал, где находится нужный дом, и привез их не в то место. Было довольно темно; конюший позвонил. Окно наверху было открыто; оттуда высунулись две возмущенные старые леди и осведомились, из-за чего такой шум. Король крикнул, что он приехал поиграть в бридж с герцогиней Манчестерской. Сердитые дамы заявили, что они ничего не знают ни о бридже, ни о герцогине; что он пьян и, если он не уберется сейчас же, они вызовут полицию!

В июле, когда я была в Лондоне, Соверал отвез меня в автомобиле в Хэмптон-Корт посмотреть чудесный парк. Затем мы наняли человека, чтобы тот покатал нас в лодке по реке, и пообедали на берегу. На обратном пути мы увидели регату в Кингстоне, но не смогли посмотреть на нее, так как мне нужно было вернуться вовремя, чтобы успеть на ужин в Уайт-Лодже. Эту экскурсию надо было держать в тайне – сама не знаю почему; но Соверал никогда не позволял одной даме узнать о другой. Самое главное, ничего нельзя было говорить королю и королеве. Однажды в Каусе, к ужасу Соверала, два сына принцессы Беатрис сказали: «А, позавчера мы видели вас на регате…» Соверал заставил их замолчать, быстро сменил тему, но королева Александра, будучи глухой, ничего не услышала. Для такого осторожного дипломата ему иногда очень не везло. Нет ничего глупее ненужных секретов. Однажды мы с ним поехали в Каус, и он купил две броши с эмалевой королевской яхтенной эмблемой; одну он подарил мне, а вторую позже подарил королеве. Через день или два мы участвовали в регате на «Британии», королева показала мне свою брошь и воскликнула:

– О, у вас тоже есть такая!

Чтобы немного ее подразнить, я, не удержавшись, ответила:

– Да, мадам. Мы с Совералом вместе купили их в магазине в Каусе.