Читать книгу Полеты наяву или во сне. Детектив - - Страница 4

– Сереж, ты что – влюбился в эту чопорную престарелую инженю?

– Да ну вас, Маргарита Николаевна! Она никакая не чопорная и не престарелая, а очень даже приятная дамочка, особенно в разговорах.

То, что наш оперативник запал на Руфь – ничего удивительного. Сереже сорок пять, и он никогда не был женат. И на то были серьезные причины, которые даже меня, уверенную в том, что если мужика до этого возраста никто не «подобрал» – значит, этот мужик вообще не стоит внимания, убедили в обратном. Когда Сереже было двадцать восемь, его мама просто слегла, слегла с тяжелой болезнью. И пролежала с ней почти двадцать лет, умерла только год назад. Все это время Сережа ухаживал за ней, и я считаю, что долгий срок ее жизни – это исключительно его заслуга. Ухаживал так трепетно, нежно и терпеливо, как это может делать только любящий сын. А вот семьей обзавестись за это время ему не удалось – ну какая девушка пойдет на подобное? Чтобы вот так выйти замуж за человека, у которого на руках больная мать? Таких девушек в наше современное время просто единицы. Вот и не получилось у него ничего с семьей. Сережа мать не бросил, но и отношения с прекрасным полом у него не сложились. Работал, заботился о родительнице, большая часть скромной зарплаты уходила на лекарства и разные прибамбасы для лежачей больной, поэтому и одевался он всегда скромно.

Когда его мать отправилась в мир иной, он переживал так, что у нас, посторонних людей, коллег, сердце разрывалось. Он переживал, а мы искренне считали, что наконец-то у него развяжутся руки и может быть – дай-то Бог! – он еще сможет найти себе человека по сердцу.

Поэтому услышав такие его слова о Руфь, я, с одной стороны обрадовалась, а с другой – ну она ему совершенно не подходит, вообще! Со стороны-то виднее…

– Ох, Сереженька! – говорю ему – боюсь, тебя тут будет ожидать сильное разочарование!

– Чего это? Она мне рассказала, что эта бабка держала ее на жестком поводке, но бабки-то теперь нет… Я попросил у нее телефон – она дала.

– Вот как? – удивляюсь я – а что она еще тебе рассказала?

– Ничего особенного. Знаете, я думаю, она не имеет к убийству старухи никакого отношения.

– А вот это неправильно, мой дорогой Сережа. Дама показалась тебе симпатичной, и ты вот просто выкинул ее из списка подозреваемых. А мы не можем допустить такой роскоши. Давай, расскажи мне подробнее о том, что она тебе говорила.

– Ну, она помнит Генриетту с самого младенчества и говорит, что раньше это была счастливая, смеющаяся женщина, сильная, властная и уверенная в себе. Когда умер ее муж, от счастливой и смеющейся мало что осталось, а вот сила, власть и уверенность в себе утроились, если не удесятерились.

– А почему они жили с ней? Почему не могли уйти жить самостоятельно? У Руфины ведь тоже образование филолога?

– Такова была воля Генриетты. Ей нужно было, чтобы Манефа всегда была рядом, хотя Руфь неоднократно просила мать уйти в самостоятельную жизнь. Кстати, Манефа спала и видела, чтобы Руфина стала актрисой, как она сама когда-то мечтала. Мол, у нее из-за внешности не получилось, так хоть у дочери получится. Когда Руфь закончила школу, они вдвоем пришли к Генриетте, чтобы та дала добро и помогла поступить в театральный. Но Генриетта очень разозлилась и сказала, что это не профессия для их благородного семейства. Мол, что это за работа такая – на камеру попой вертеть? И потребовала, чтобы Руфина подала документы в педагогический на филолога.

– Ага, то есть балет – это искусство и совсем не попой крутить, а актриса – это не искусство? – саркастично заметила я – вот так, Сереженька, с помощью каких-то тупых взглядов и ломаются чьи-то судьбы – в данном случае, Руфины. Хотела одного, но тетка настояла на другом. Очередная неисполненная мечта, а потом она и женихов ее всех начала отсеивать. Это ли не причина – убить ее за все то, что она сделала и не сделала? Руфина очень терпеливая, но терпение ее могло кончиться, тем более, мы не должны забывать слова Дани о том, что инвалидную коляску выкинули именно из чувства злости и ненависти. Человек, сделавший это, словно хотел вычеркнуть бабку из своей жизни вместе с ее инвалидной коляской.

– Слушайте, Маргарита Николаевна! – какая-то мысль вдруг озаряет светлую голову Сергея – а если все проще некуда? Кто-то из них узнал о том, что Генриетта всех водит за нос со своей инвалидностью, и просто напросто разозлился, вот и все!

– Тоже неплохой мотив. Тогда сделать это должен был тот человек, который много ухаживал за Генриеттой, терпел все ее капризы и может быть, даже насмешки.

– Тогда я ставил бы на всех, кроме молодняка и этой… Лампы. Уж она-то чересчур терпелива, кроме того, мне кажется, что она хитрая очень и многого добилась от маменьки в плане наследства. Да и не так она и ухаживала за ней, только разговоры разговаривала, а грязную работу делали другие, принимая на себя капризы вздорной и властной старухи.

– Когда же, черт возьми, от нотариуса добьются завещания? – раздраженно говорю я и набираю Даню.

Услышав мой вопрос, Даня невозмутимо отвечает:

– Марго, ну, в данном случае, это не так просто. Нотариус ждет разрешения, постановления, пока рассмотрит все бумаги…

– Он что, намеренно затягивает?

– Да нет. У них же тоже там определенный порядок.

– Сереж – я снова поворачиваюсь к оперативнику – а что насчет ненависти к Генриетте за то, что та вот так просто все разрушила с карьерой актрисы и не дала возможности выйти замуж?

– Тут все просто, Маргарита Николаевна – отвечает он – по словам Руфь ей было… жалко тетку. Мол, не хватало у нее власти, вот она и изгалялась, как могла. Хотя перед ней и так все по струнке ходили. В тот день, когда Генриетту выкинули из окна, она ничего подозрительного не слышала и не видела. Пришла пожелать тетке доброго утра, поцеловала ее и по ее просьбе открыла окно.

– Да, это доказывается отпечатками ее пальцев на ручках… Правда, они смазаны. Думаю, потому что убийца действовал в перчатках и не оставил следов, зато смазал предыдущие.

– Да. Потом она ушла к себе в комнату, где они с матерью просидели все время до завтрака. В нашем случае – пока не поднялась шумиха по поводу выпадения тетки из окна. То есть она подтверждает алиби своей матери и говорит, что никто из них комнату не покидал.

– Тоже самое говорит и Манефа, но этим вряд ли подтверждается их алиби – они родственники и заинтересованы в том, чтобы покрывать друг друга. Слушай, а почему Руфина не работала?

– Она просила у тетки разрешение пойти работать, но той нужно было, чтобы они обе, и Манефа, и Руфина – были подле нее, следили за хозяйством, занимались домашними нуждами. Мол, она могла только им доверять…

– Боже мой! Это практически жизнь взаперти…

– Да. Когда я спросил, не было ли за теткой каких-либо странностей в последние дни, она ответила, что ничего подобного не замечала. Про имя Офелия ничего не слышала. Что касается отношений в семье… Говорит, что Генриетту все уважали и боялись, мол, такая форма любви, основанная на страхе, поклонении и восхищении.

– Она кого-то подозревает в убийстве?

– Маргарита Николаевна! Все члены этой семьи будут утверждать, что никто из них не мог этого сделать. Никто не будет голословно говорить на кого-то – что это именно он или она совершили подобное. Они осторожны…

– Знаешь, Сереж, я буду симпатизировать тому из них, кто первый это нарушит – вот то, про что ты сейчас говоришь. Слушай, ну а у нее какие отношения с остальными членами?

– Она мало с ними общается. Сидит и читает Библию днями в комнате…

– Господи, ну что за монашки-то они обе?! Что мать, что дочь… Она читает Библию – и вот так согласилась обменяться с тобой телефонами?

– Ну, Библия и общение – это разные вещи – задумчиво говорит Сергей.

– Слушай, будь с ней осторожен. Мне кажется, у них с Манефой не все дома. Скажи, она знала про завещание Генриетты?

– Нет. Ей было все равно. Говорила, что без куска хлеба не останется. И кстати, обмолвилась, что ее мать разговаривала с Генриеттой по поводу завещания, но о чем конкретно – она не знает.

– Вот тебе и ну! А Манефа сказала, что она не вела с сестрой таких разговоров. Врет, что ли?

– Может, проверить? Спросить у нее, например.

– Конечно, спрошу. Не нравится мне эта семейка – сильно много тайн. И до сих пор непонятно, зачем Генриетта скрывала то, что она здорова и притворялась инвалидом. Кстати, а что эта дамочка думает по поводу того, зачем Генриетта собрала у себя дома всю семью?

– Говорит, что хотела, чтобы все были рядом – дети, внуки…

– Ну Букингемский дворец, не иначе.

– Вот зря ты так, Марго! У них, как у царственных персон, все было по времени, все расписано, причем у самой Генриетты тоже. Она жизни без этих списков не мыслила – я вижу, что глаза Сережи смеются.

– И зачем только все это нужно? Нельзя просто жить, наслаждаясь жизнью? Интересно, были те, кому не нравился этот уклад?

– Руфь говорит, что молодежь и Лампа пытались бунтовать.

– Если учесть, что Генриетта любила Лампу и души не чаяла во внуках – она могла на эти бунты просто закрывать глаза.

Когда разговор с Сережей окончен, и у меня есть вся информация про Руфь, я вдруг понимаю, что скорее всего, этими допросами мы ничего не добьемся. То, что они грызутся между собой – ничего странного для такой большой семьи. Другое дело, когда их касается вот такая ситуация – тут они друг за друга горой. То есть нужно искать какие-то слабые стороны каждого члена. Наверняка бабка тоже эти слабые стороны нашла, хотя на самом деле, слабая сторона тут одна – наследство. Возможно, кто-то бунтовал против съезда всех членов семьи в одно «логово», и тогда капризная и властная Генриетта дала понять, что всех, кто будет ерепениться, ждет потеря наследства.

Звонит недовольный Даня и говорит о том, что оперативники привезли чуть не целый вагон перчаток из дома Генриетты, но среди них нет тех, которые могли бы оставить свои следы на месте преступления. Никаких следов пыли с коляски Генриетты, никаких следов ее потожировых или одежды – ничего!

– Блин, столько времени убил на эти перчатки – и ничего, представляешь?! – сокрушается Даня.

– Как бы не пришлось всю одежду членов семьи проверять – говорю ему я – ведь кто-то из них это делал в одежде, и на ней должны сохраниться следы пыли с коляски, например, или следы самой Генриетты…

– Это очень трудно, Марго. Преступник может объяснить это тем, что например, мыл ее коляску или что-то подобное соврать.

Я все еще ломаю голову над личностями Руфины и ее матери, когда приезжает Клим.

– Ну, что? – спрашиваю я в нетерпении – врач сказал тебе, зачем он подыгрывал Генриетте?

– Хм, знаешь, он довольно долго отнекивался тем, что не может давать такую информацию – клятва Гиппократа, то да се… Но когда я пригрозил ему тем, что сейчас он поедет в СК и будет объясняться там, а также тем, что вероятно, таким поведением он способствовал убийству, он сдался и рассказал мне… Очень мало рассказал, только то, что знал сам и не более того.

– Ну, и? Почему Генриетта пошла на такой шаг? Как уговорила его сделать ее инвалидом? Как скрывала все это столь долгие годы?

– Он сказал, что истиной причины он не знает, хотя Генриетта утверждала только одно – она делает это только по той причине, что боится одного из членов семьи.

– Вот как? И кого же именно? И почему боится?

– Он не знает…

– Вот черт!

– Да. Говорит, что Генриетта утверждала, что ее хотят убить…

– Бабка просто из ума выжила. Потому что можно подумать, что если бы она стала инвалидом – убийца отказался бы от своих планов.

– И не говори.

– То есть по его словам, она стала якобы инвалидом, потому что боялась за свою жизнь?

– Да. И хотела со временем вывести преступника на чистую воду.

– И при этом ни слова не сказала, кто же он?

– Вот именно. Обмолвилась, правда, что ее завещание – как кость в горле кое-кому, и потому она боится.

– Ну, если все это правда, то я даже не сомневаюсь, что это Гурий – он кажется мне наиболее мерзким и скользким типом.

– Марго, ты сто раз говорила, что нельзя опираться на личные ощущения… Кстати, он говорит, что ничуть не удивлен, что Генриетта ни разу не спалилась с тем, что она не инвалид – она была очень сильной, хитрой и выносливой.

– И его не удивило то, что за десять лет она так и не разоблачила того, кто якобы хотел ее убить?

– Говорит, что он спрашивал ее о том, когда она намерена закончить с этим театром, а Генриетта сказала, что ей по душе эта роль – теперь она знает все о своих родных и близких. В том числе и то, кто как к ней относится, и кто что о ней думает.

– Знаешь, я больше чем уверена, что она приплачивала этому деятелю за молчание. Он часто к ней приходил?

– Раз в месяц. Они закрывались в комнату, никого не пускали, и где-то в течение получаса делали вид, что он ее осматривает.

– А был кто-то, кому это не нравилось?

– Говорит, что Аполлинария была недовольна этим. Ему кажется, что он вообще ей не нравился.

– А она когда-нибудь рассказывала ему о членах своей семьи, об отношениях внутри семьи?

– Он говорит, что отношения в семье были нормальными, вроде бы. Либо же ему, как человеку постороннему, многое не показывалось. Но утверждает, что больше всех за бабулю переживала Аполлинария и родная сестра Манефа, остальные только шутили, смеялись вместе с ней, но вот чтобы беспокоиться всерьез о ее здоровье – нет.

– Да уж… Ну, и семейка – одни тайны и загадки, и имена эти идиотские. Знаешь что, Клим…Меня среди всех этих членов семьи очень интересует одна личность – Злата, жена Гурия. Когда я разговаривала с ними всеми вместе, Лампа утверждала, что Злата изменяет мужу и кроме того, ненавидела Генриетту. Нужно выяснить, так ли это. Кроме того, дочь Аполлинарии и Гурия, Лукерья, потеряла ключи незадолго до преступления, и я очень бы хотела знать – это случайность или все же нет. Возьми на себя четырех горничных, они, как правило, очень многое знают и могут рассказать интересные вещи.

– Хорошо, Марго. Сегодня от рабочего дня еще остается время, поэтому начну прямо сейчас.

– О'кей, Клим, я буду ждать от тебя результатов.

Он было уходит, но от двери поворачивается ко мне и говорит:

– Знаешь, Маргарита, мне кажется, что Генриетта разозлила этого человека, убийцу, какой-то новостью, потому он так и поступил с ней. Это порыв, аффект…

– Клим, ты забываешь о том, что убийца специально подстроился под то время, когда энергетическая компания выключила свет. Нет, это продуманное преступление, Клим, холодное, расчетливое убийство. Или ты думаешь, что он специально пошел к бабке во время выключения света, сделал так, чтобы она его разозлила, и выкинул несчастную старуху в окно?

– Умеешь ты убедить – усмехается Клим – ладно, я уехал.

– Удачи!

Он уходит, а я думаю о том, что либо Генриетта помешалась на старости лет, и у нее была мания преследования, либо… Действительно существовал член семьи, от которого она чувствовала особую угрозу. Только вот кто это? Можно исключить родных дочерей – они точно навряд ли представляли для нее опасность, да и сестра амебная – вряд ли, вместе со своей Руфиной. Им-то как раз смерть Генриетты была невыгодна – они жили за счет нее. А вот все остальные, например, зять, муж Аполлинарии, Иннокентий Савельевич Дубинин – у него вполне мог быть мотив отправить тещу на тот свет. Например, он очень любит жену, а Генриетта капризничала, доводила дочь, вот он и пошел на преступление, чтобы избавить ее от этого. Или вот жена Гурия – Злата Сергеевна Соболевская, вполне могла расправиться с властной, капризной, надоевшей свекровью. Да и сам Гурий… Он весь в маменьку – такой же властный, жаждущий управления над людьми и финансами, а тут власти маловато, мамаша наверняка требовала отчета за каждую копейку, недаром же был приходящий к ней юрист, который периодически проверял корпорацию. Видимо, Генриетта боялась, что Гурий пустит по ветру состояние отца.

Еще можно подозревать молодежь. У молодых сейчас психика совсем неустойчивая, да и хотят они всего, много и сразу, так что приложить бабулю на капот моего автомобиля кто-нибудь из них вполне мог.

– Марго! – Даня нарушает мой мыслительный процесс – слушай, смотри, что я обнаружил.

Он достает рабочий планшет, на экране которого одна из баночек тех БАДов, что принимала Генриетта – в этой баночке лежали вот эти капсулы с БАДами. Я изучил их содержимое и выяснил, что верхние капсулы отличаются по составу от нижних.

– А именно? – настораживаюсь я.

– В этих шести верхних капсулах снотворное, аналогичное тому, что она принимала.

– Вот это новость! То есть кто-то напичкал шесть капсул снотворным, положил их сверху, зная, что Генриетта каждое утро принимает эти витамины, и таким образом обеспечил старушке глубокий сон?

– Именно так! И сделать это он должен был накануне вечером, чтобы избежать смешивания капсул в упаковке или риска того, что кто-то выпьет еще эти витамины, кроме Генриетты, ну и также того, что она будет принимать снотворное в течение шести, например, дней. То есть кто-то купил подобное снотворное, взял вечером капсулы бабки, вскрыл шесть штук, раздробил таблетки и сунул их в капсулы вместо содержимого. Преступник тщательно готовился к преступлению, и чтобы перестраховаться, начинил именно шесть капсул – видишь, они ложатся в баночку почти в два слоя. Таким образом отсутствовал риск того, что Генриетта вместо капсулы со снотворным возьмет капсулу с витамином.

– Весело! – говорю я и тут же звоню оперативникам – ребята, мне нужны записи с камер видеонаблюдения за день накануне убийства Генриетты. Постановление у шефа, записи изъять.

– Ты всерьез думаешь, что они сохранились, эти записи? Думаешь, преступник не позаботился о том, чтобы их уничтожить?

– Дань, я прекрасно понимаю, что сразу должна была это сделать. Ощущаю себя бараном. Ладно, будем надеяться на удачу. А есть возможность отследить, где приобреталась эта партия снотворного, в какую аптечную сеть ее отправили?

– Я попробую, Марго, но слишком уж не рассчитывай на успех – снотворное довольно распространенное.

– Но все же… Чем черт не шутит…

Он уходит, а меня не оставляет в покое мысль, что бабуля была не так и не права, когда боялась кого-то из членов семьи. Только вот зачем ей нужна была эта инвалидность? Тот, кто хотел ее убить, думал, что будучи инвалидом, она не представляет опасности? Но почему?

В этом деле все больше вопросов и пока ноль ответов. Семья стоит друг за друга горой, даже молодежь…

– Слушай, Маргарита, приди ко мне – это опять Даня.

Видимо, что-то нарыл, и я этому рада. Чем больше будет фактов, тем лучше. Прихожу к нему, он сидит за компьютером и что-то нервно проверяет.

– Слушай, кто там у тебя следующий на допрос?

– Гурий, само собой.

– Очень вовремя. Смотри – говорит мне – я проверял отсутствующих во время преступления членов семьи на предмет их местонахождения. Получается, из дома уехали раньше времени трое мужчин: это Гурий, муж Аполлинарии Иннокентий, и сын Гурия Самуил. Кроме того, дочка Аполлинарии тоже отсутствовала – она уехала на тренировку. Остальные были дома. Так вот, Иннокентий, судя по сигналу его телефона, находился в офисе, в своем кабинете, он у него в самом конце коридора. Иннокентий является начальником отдела по работе с поставщиками, у него в делах комар носа не подточит. Дальше – Самуил, он также, согласно сигналу мобильного, был в офисе и проводил совещание. А вот тут внимание – совещание должен был проводить Гурий, но он почему-то отсутствовал. Согласно сигналу его телефона, он уехал вот сюда – Даня ткнул в экран компьютера.

– А что здесь находится? – спрашиваю его я, потому что понимаю, что это отнюдь не местоположение их дома.

– Жилой дом, современный, недавней постройки с камерами у подъезда.

– И какого же лешего он там делал, в этом доме?

– Вот это самое главное! Я на всякий случай запросил записи с камер видеонаблюдения и смотри, что интересного нашел!

Даня переключается на запись, я внимательно смотрю, что происходит на экране, и у меня непроизвольно вырывается возглас:

– Опаньки! А это уже попадалово!