Читать книгу Нерон. Безумие и реальность - - Страница 6

Подведем итог: мрачный образ последнего императора из династии Юлиев-Клавдиев сформировали три более или менее обстоятельных исторических и биографических текста, каждый из которых был написан уже после смерти Нерона и с определенными целями, а потому крайне однобок в отношении расставленных в нем акцентов. К этому следует добавить множество нравоучительных заметок, случайных упоминаний и анекдотических эпизодов, принадлежащих разным писателям, историкам и биографам, вплоть до периода поздней Античности, которые обычно придерживались тона, аналогичного тону Тацита, Светония и Кассия Диона, и часто ссылались на них.

Вот несколько примеров: для императора-философа Марка Аврелия (161–180) Нерон был не более чем противоестественным образцом импульсивности, андрогином, возбуждаемым инстинктивно, как дикое животное[40]. «Хронограф 354 года» подчеркивает тему упадка: при дворе Нерона жил обжора из Александрии, который, помимо прочего, съел живую курицу вместе с перьями, 100 яиц, гвозди для обуви, четыре скатерти и тюк сена, но при этом остался голодным. Более подробная информация в хронике, предназначенной для описания правления Нерона, отсутствует[41]. Историк Евтропий констатирует, что к концу IV века он уже мало что мог вспомнить о Нероне, кроме парфюмерных ванн (холодных и теплых), позорных выступлений на сцене и беспрецедентных военных неудач[42]. Орозий, христианский автор начала V века, в нескольких абзацах резюмирует правление Нерона как сплошное масштабное бедствие. Император убил мать, брата, сестру, жену и вообще всех своих родственников[43].

Список можно легко дополнить. Без сомнения, бо́льшая часть античных авторов считала Нерона образцом тирана, негодяем и извергом, и это убеждение, безусловно, возникло не на пустом месте. Нет оснований полагать, что образ Нерона в античной историографии являлся лишь фальсификацией. Многие преступления и другие деяния, приписываемые Нерону, абсолютно достоверны.

Иосиф Флавий, современник Нерона, описавший, в частности, Иудейскую войну 66–70 годов, полагает, что предвзятое отношение к Нерону существовало и в его время, но были и прямо противоположные мнения. Это наводит на размышления. Действительно, Иосиф Флавий в «Иудейских древностях» упоминает, что некоторые историки положительно отзывались о Нероне. Мы не знаем ни одного из них, даже их трудов. Иосиф Флавий предполагает, что, возможно, они были приближенными императора. С другой стороны, по словам Иосифа Флавия, были историки, которые по разным причинам ненавидели Нерона, поэтому дали ему столь негативные характеристики. Иосиф Флавий даже не думает принимать сторону этих историков: те, кто осуждал Нерона, были бы так же далеки от истины и при его предшественниках и так же плохо относились к ним, хотя написали о них гораздо позже[44]. Это обстоятельство подчеркивает узкие места в оценках Нерона и других императоров, таких как Тиберий, Калигула и Клавдий: приверженцы и недруги боролись за то, кто возьмет верх в своих оценках этих деятелей; в случае с Нероном недруги оказались более убедительными – как в своих сочинениях, так и в реальной жизни. В истории проигравшие почти никогда не оставляют воспоминаний, не формируют образов и ракурсов исторической памяти.

Взвешенные или даже позитивные мнения о Нероне со времен Античности встречаются крайне редко. В стихах поэта Тита Кальпурния Сицилийского Нерон отождествляется с Аполлоном и Марсом, даже с Юпитером, его встречают как мессию[45]. В написанных на заре правления Нерона стихах преобладает чувство облегчения в связи с началом нового царствования после смерти ненавистного императора Клавдия. То же самое относится и к Carmina Einsidlensia, сохранившимся в виде фрагментов пасторальных поэм времен Нерона, которые воспевают в гимнах молодого правителя[46]. Восторженное изображение Нерона в образе Аполлона в сатире Сенеки «Отыквление божественного Клавдия» (Apocolocyntosis), написанной в 54 году, тоже, так сказать, вписывается в интересы идеологии, требующей обособить Нерона от его предшественника Клавдия, фактического – и радикально очерненного – главного героя этого произведения[47]. Наконец, так называемая «Латинская Илиада», переложение «Илиады» Гомера, – еще один пример того, как Нерон предстает в качестве миротворца и талантливого сочинителя. Согласно последним исследованиям, сочинение датируется периодом между 60 и 65 годами[48]. На удивление, это довольно позднее время: Нерон уже убил мать и, возможно, прославился как предполагаемый поджигатель Рима.

Со смертью Нерона доброжелательные тона почти полностью исчезают. Хотя первые годы его правления часто отмечаются как благополучные, например у Светония, таким образом композиционно лишь усиливается контраст с годами тиранического правления, начало которого большинство античных авторов связывают с убийством Агриппины в 59 году. И все же очень сдержанно – в одном отрывке – высказывается, например, Плутарх (ок. 45 – 130 гг.), который проводит политическую параллель с «поздним» Нероном в биографии республиканского полководца Тита Квинкция Фламинина[49]. Плутарх не поет императору дифирамбов, но этот отрывок стоит особняком по сравнению с другими преданиями исключительно потому, что упоминание о Нероне «всего лишь» нейтрально. Образ Нерона, созданный Плутархом, не отличается последовательностью, о чем свидетельствует его лапидарное замечание в конце жизнеописания Антония о том, что Нерон своим безумием едва не довел империю до краха[50]. Но биограф все же позволяет себе несколько более трезвый взгляд на Нерона, чем римские авторы. Причина: Плутарх был греком, а в Греции люди вполне положительно оценивали правление Нерона. Многие из его предпочтений, которые такие авторы, как Тацит или Светоний, считали антиримскими и поэтому отвергали, коренились в культурных традициях греческого Востока.

Однако в отношении памяти о Нероне решающим фактором оказалось не сочувствие многих жителей Греции, а то, что вышло из-под пера историков. Исходя из этой древней традиции, образ Нерона утонул в неприятии и ненависти.