Читать книгу Жаждущие Бога. Размышления христианского гедониста - - Страница 4

Вы можете поставить мир с ног на голову, изменив всего лишь слово в вашем кредо. В древнем исповедании веры говорится:

Основное предназначение человека – прославлять Бога

И

вечно радоваться в Нем.

«И»? Как яичница с ветчиной? Иногда вы прославляете Бога и иногда радуетесь в Нем? Иногда вы получаете славу и иногда – радость? «И» – очень двусмысленное слово! Так как же два этих слова – «прославлять» и «радоваться» – соотносятся друг с другом?

Древние богословы, очевидно, вовсе не считали, что говорят в данном случае о двух разных вещах. Они сказали «основное предназначение», а не «основные предназначения». По их мнению, прославление Бога и радость в Нем были одним предназначением, а не двумя. Но как это может быть?

Именно об этом моя книга.

Не то чтобы меня слишком беспокоили намерения богословов XVII в. Но меня сильно беспокоит Божий замысел, изложенный в Писании. Что Бог говорит об основном предназначении человека? Как Бог учит нас воздавать Ему славу? Заповедует ли Он наслаждаться в Нем? И если заповедует, то каким образом поиск наслаждения в Боге соотносится со всем остальным? Именно со всем остальным! «Итак, едите ли, пьете ли, или иное что делаете, все делайте в славу Божию».

Главная цель этой книги – доказать, что во всей нашей жизни мы должны прославлять Бога так, как Он заповедал нам. На протяжении всей книги я буду стараться убедить вас, что

основное предназначение человека – прославлять Бога

ЧЕРЕЗ

вечную радость в Нем.

Как я стал христианским гедонистом

Пока я был в колледже, то имел смутное и распространенное убеждение, что если я делаю что-либо хорошее и благое только из-за того, что это приносит мне счастье, то я поступаю безнравственно.

Я понял, что суть нравственных поступков была принижена мною до уровня личного желания доставить удовольствие себе самому. В то время покупка мороженого в студенческом центре ради удовольствия вовсе не беспокоила меня, поскольку нравственные последствия подобного шага казались незначительными. Если бы я руководствовался желанием получить счастье или удовольствие в христианском служении или посещая церковь, то это, как я считал, было бы эгоистичным, прагматичным и корыстным.

Это действительно стало моей проблемой, поскольку я не мог сформулировать какую-либо иную, подходящую для меня побудительную причину. Я чувствовал огромное желание быть счастливым, но когда дело доходило до нравственного поступка, я убеждал себя, что свои побуждения лучше отставить в сторону.

Самое большое разочарование я испытывал в богослужении и поклонении. Я руководствовался туманным принципом, суть которого состояла в том, что чем важнее была моя деятельность, тем меньше во мне должно было быть своекорыстия. Это побуждало меня видеть в богослужении исключительно свои обязанности. Я присутствовал на богослужении по долгу, а не по сердцу.

Вот тут-то я и стал христианским гедонистом. В течение каких-то недель я пришел к убеждению, что пытаться служить Богу по какой-либо иной причине, кроме той, чтобы обрести в Нем наслаждение, – это небиблейская и даже самонадеянная практика. (Не упускайте из виду эти слова: В НЕМ. Не в Его благах, а в Нем. Не в себе, а в Нем.) Попробую описать по порядку те озарения, которые привели меня к христианскому гедонизму. Со временем, надеюсь, станет ясно, что я подразумеваю под этой довольно странной фразой.

1. В течение первой четверти своей учебы в семинарии я познакомился как с доводом в пользу христианского гедонизма, так и с его главным представителем и популяризатором, Блезом Паскалем. Он писал:

Все люди ищут счастья. Все без исключения. Какие бы средства для достижения этого они ни использовали, все они стремятся к нему. То, что заставляет одних воевать за счастье, а других уклоняться от этого, – это одно и то же желание, связанное с различными мировоззрениями. Воля никогда не сделает лишь небольшой шажок к этой цели. Поиском счастья мотивированы все наши поступки, не исключая даже тех, кто совершает самоубийство[4].

Это утверждение настолько соответствовало моим собственным желаниям и всему тому, что я видел в других людях, что я без колебаний принял его и уже никогда не находил повода сомневаться в нем. Более всего меня поразило то, что Паскаль не делал никакого нравственного суждения в отношении выявленного им факта. По его мнению, поиск собственного счастья не греховен; это некий элемент человеческой природы. Это закон человеческого сердца, точно так же как притяжение – закон природы.

Эта мысль имела для меня огромное значение, она открыла дверь для следующего озарения.

2. В колледже у меня возник интерес к работам К. С. Льюиса. Пока не стало слишком поздно, я купил его проповедь «Ценность славы». Первая страница этой проповеди оказала на меня такое огромное влияние, какого не оказывала никакая другая книга. Проповедь начинается так:

Если вы спросите двадцать добропорядочных людей о самом высшем благе, девятнадцать из них ответят вам, что это бескорыстие. Если же вы спросили бы о том же самом великих христиан ушедшей эпохи, почти каждый из них ответил бы вам, что это любовь. Понимаете, что произошло? Негативное понятие заменило собой позитивное, и значение такой замены лежит не только в филологической области. В негативном идеале бескорыстия предполагается прежде всего не защита блага других, а отказ пользоваться благами самому, как будто бы наше воздержание более важно, чем счастье других. Я не вижу в этом христианской добродетели любви. Новый Завет достаточно говорит о самоотречении. Однако библейское самоотречение не замыкается на себе самом. Нам предлагают отречься от самих себя и взять крест, чтобы следовать за Христом; и почти каждое описание того, что мы в конечном счете обретем, если сделаем это, содержит призыв возжелать.

Если в каком-либо уме затаилось убеждение, что дурно желать себе добра и искренне надеяться на удовлетворение, я отвечу, что это убеждение вкралось туда из философии Канта и стоиков и не имеет ничего общего с христианской верой. Действительно, если мы рассмотрим откровенные обетования вознаграждения и поразительную суть вознаграждений, данных нам в Евангелии, станет ясно, что наш Господь называет наше желание слишком слабым, а не слишком сильным. Мы нерешительны и поэтому играем с алкоголем, сексом и амбициями, в то время как нам предлагается вечная радость. В этом мы подобны невежественному ребенку, продолжающему лепить в трущобах пирожки из грязи, потому что он не может представить себе поездку к морю, которую ему предлагают. Нам слишком трудно угодить[5].

Это было написано черным по белому и полностью захватило меня: желать себе добра вовсе не дурно! На самом деле главная проблема людей заключается в том, что им очень сложно угодить. Они не ищут удовольствие с той решительностью и пылкостью, с какой должны делать это. Поэтому они довольствуются аппетитным пирогом из грязи, вместо безграничной радости.

В своей жизни я никогда не слышал, чтобы какой-нибудь христианин, даже обладающий всеми достоинствами Льюиса, говорил, что мы не только ищем своего счастья (как сказал Паскаль), но и должны искать его. Наша ошибка не в силе нашего желания счастья, а в его слабости.

3. Третье открытие я нашел в проповеди Льюиса, но Паскаль выражает его яснее. Он говорит:

В человеке когда-то было истинное счастье, от которого сейчас остался лишь пустой знак, неясный след. Человек тщетно пытается наполнить этот знак тем, что его окружает, стремясь найти в отсутствующем ту помощь, которую он не получает в настоящем. Однако всего этого недостаточно, потому что бездонная пропасть может быть наполнена только безграничным и неизменным, то есть, собственно говоря, самим Богом[6].

Оглядываясь сейчас назад, я понимаю это так отчетливо, что не знаю, как я мог когда-то упускать это из виду. Все предыдущие годы я пытался сдержать глубокое желание счастья, так чтобы прославлять Бога, исходя из некоего «высшего», бескорыстного побуждения. Но теперь во мне стало пробуждаться понимание, что такая настойчивая и несомненная жажда счастья не должна подавляться. Ее нужно было насытить Богом! Все менее и менее странным для меня стало казаться то, что наше поклонение должно быть мотивировано исключительно счастьем, которое мы находим в Боге.

4. Следующее открытие я вновь обнаружил у Льюиса, на этот раз в его книге «Размышления над псалмами». Девятая глава этой книги имеет такое скромное название: «Слово о поклонении». Для меня оно воистину стало словом о поклонении – самым лучшим словом о сути поклонения, которое я когда-либо читал.

Льюис пишет, что в самом начале его христианского пути камнем преткновения для него было требование прославлять Бога, которое то и дело встречается в псалмах. Он не видел в этом какого-либо смысла; ему казалось, что Бог желает «нашего поклонения точно так же, как тщеславная женщина комплиментов». Он развивает свою мысль, указывая на свою ошибку:

Самый очевидный факт о поклонении – будь то Богу или кому-нибудь другому – каким-то странным образом ускользал от моего внимания. Я вкладывал в поклонение смысл, присущий комплименту, одобрению или чествованию. И никогда не замечал, что всякая радость, всякое наслаждение непроизвольно перетекают в хвалу… Хвала разносится по миру – любовники превозносят своих любовниц, читатели – своих любимых поэтов, любители прогулок – сельскую местность, игроки – любимую игру…

Моя самая главная ошибка в отношении поклонения Богу покоилась на нелепом, если говорить о высшей ценности, отказе себе в том, что доставляет удовольствие и что мы действительно не можем не делать, – отказе во всем том, что мы ценим.

Думаю, нам доставляет наслаждение превозносить то, что нас радует, потому что хвала не просто выражает радость, но и дополняет, завершает ее; это ее заранее условленное завершение[7].

Это стало кульминацией проявившегося во мне гедонизма. Прославление Бога – высшее и вечное призвание человечества – содержало в себе не отречение от всего того, что я желал, а скорее завершение этого. Мои ранние попытки добиться такого служения Богу, которое бы исключало всякий личный интерес, доказали их внутреннюю противоречивость. Богослужение – это в первую очередь прославление. А прославляем мы только то, что доставляет нам радость. Не бывает грустного прославления или несчастливой хвалы.

Тех, кто пытается прославлять что-то, не находя в этом никакого наслаждения, мы называем лицемерами. Тот факт, что хвала – это логическое завершение наслаждения и что высшее предназначение человека – до конца вкусить это наслаждение, был, возможно, самым освобождающим открытием, какое я когда-либо делал.

5. Затем я обратился к псалмам и обнаружил, что язык гедонизма пронизывает их буквально повсюду. Поиск наслаждения был не только допустимым, но и прямо декларировался как заповедь: «Утешайся Господом, и Он исполнит желание сердца твоего» (Пс. 36:4).

Псалмопевец стремится к Богу: «Как лань желает к потокам воды, так желает душа моя к Тебе, Боже! Жаждет душа моя к Богу крепкому, живому: когда приду и явлюсь пред лице Божие!» (Пс. 41:2,3). «Тебя жаждет душа моя, по Тебе томится плоть моя в земле пустой, иссохшей и безводной» (Пс. 62:2). Мотив жажды имеет свой аналог, доставляющий наслаждение, когда псалмопевец говорит, что люди «насыщаются от тука дома Твоего, и из потока сладостей Твоих Ты напояешь их» (Пс. 35:9).

Мне открылось, что Божья благость, представляющая собой настоящую основу для поклонения, это не то, к чему мы уважительно относимся на основании какого-либо равнодушного почтения. Нет, мы должны получать наслаждение от этой благости: «Вкусите, и увидите, как благ Господь!» (Пс. 33:9). «Как сладки гортани моей слова Твои! лучше меда устам моим» (Пс. 118:103).

Льюис говорит, что Бог в псалмах предстает перед нами как «Тот, Кто удовлетворяет все». Его народ не стыдится возвеличивать Его за «огромную радость», которую он имеет в Нем (Пс. 42:4). Он – источник полной и безграничной радости: «Полнота радостей пред лицем Твоим, блаженство в деснице Твоей вовек» (Пс. 15:11).

Такова краткая история того, как я стал христианским гедонистом. Я размышлял об этом в течение порядка двадцати восьми лет, в результате чего возникла философия, которая затрагивает фактически все стороны моей жизни. Я верю, что она покоится на библейском основании, удовлетворяя наиглубочайшие желания моего сердца и прославляя Бога и Отца нашего Господа Иисуса Христа. Я написал эту книгу для того, чтобы вручить результаты моих поисков тем, кто выслушает меня.

У людей, слышащих мои объяснения сути христианского гедонизма, возникает множество возражений. Я все же надеюсь, что в этой книге будут даны ответы на самые серьезные вопросы. Возможно, правда, я смогу снять остроту дальнейшего противодействия, сделав несколько предварительных и разъяснительных замечаний.

Во-первых, в моем понимании выражения «христианский гедонизм» Бог не становится средством для получения мирских удовольствий. То наслаждение, к которому стремится христианский гедонизм, находится в Самом Боге. Он – завершение наших поисков, а не средство для достижения иных результатов. Наша глубочайшая радость находится в Нем, в нашем Господе, а не в золотых горах, встрече родственников или каком-либо благе небес. Христианский гедонизм не сводит Бога к некоей отмычке, открывающий сундук со златом и серебром. Он, наоборот, стремится к преображению сердца, чтобы исполнились слова: «И будет Вседержитель твоим золотом и блестящим серебром у тебя» (Иов. 22:25).

Во-вторых, христианский гедонизм не творит ради удовольствия «божка». Он утверждает, что человек уже сотворил себе бога из всего того, в чем он нашел для себя удовольствие. Цель христианского гедонизма – найти наибольшее наслаждение только в Боге, избегая тем самым греха любостяжания, алчности, что приравнивается к идолопоклонству (Кол. 3:5).

В-третьих, христианский гедонизм не ставит нас выше Бога, когда мы стремимся к Нему из наших личных интересов. Пациент не выше своего доктора. Это будет разъяснено дополнительно в третьей главе.

В-четвертых, христианский гедонизм – это не «общая теория нравственного оправдания»[8]. Иными словами, я нигде не утверждаю, что действие правильно только потому, что приносит наслаждение. Моя задача не заключается в том, чтобы решать, что хорошо, а что нет, используя в качестве нравственного критерия радость. Я стремлюсь откровенно признать поразительный, но в большинстве своем забытый факт, что важность радости – это нравственная обязанность во всяком истинном поклонении и добродетельном шаге. Я не утверждаю, что любовь к Богу потому благость, что она несет с собой радость. Я лишь показываю, что Бог предписывает нам искать радость в любви к Богу: «Утешайся Господом» (Пс. 36:4). И я не говорю, что любовь к людям потому добродетельна, что приносит наслаждение. Я утверждаю, что Бог заповедует нам искать радость в любви к людям. Ибо написано: «Благотворитель ли, благотвори с радушием» (Рим. 12:8)[9].

Мой подход к Библии основан не на теории гедонизма о нравственном оправдании. Наоборот, именно в Библии я нахожу божественное повеление искать наслаждение, т. е. оставить дешевые, неплодоносные, кратковременные, не приносящие удовлетворения, разрушающие личность и принижающие Бога удовольствия мира сего и продать все «с радостью» (Мф. 13:44), чтобы обрести Царство Небесное и тем самым войти «в радость нашего Господина» (Мф. 25:21,23). Если говорить коротко – я придерживаюсь христианского гедонизма не по каким-либо философским или теоретическим причинам, а потому что это заповедует Бог (хотя, разумеется, он не заповедует вам называться именно этим словом!).

В-пятых, я не утверждаю, что связь между любовью и счастьем подчиняется такому правилу: «Истинное счастье требует любви». Это излишнее упрощение, упускающее из виду главный и определяющий принцип. Отличительной чертой христианского гедонизма является не утверждение, что поиск наслаждения требует добродетели, а, наоборот, что добродетель состоит (преимущественно, но не только) в поиске наслаждения.

Причина, по которой я пришел к такому убеждению, заключается в том, что я предстаю здесь не в качестве философа-гедониста, а как библейский богослов и пастор, который должен находиться в согласии с божественными заповедями:

• «любить дела милосердия» (а не просто их делать, Мих. 6:8);

• «благотворить с радушием» (Рим. 12:8);

• принять «с радостью» расхищение имения, находясь в страдании в узах (Евр. 10:34);

• доброхотно давать (2 Кор. 9:7);

• делать нашу радость радостью других (2 Кор. 2:3);

• пасти Божье стадо охотно и с усердием (1 Пет. 5:2);

• неусыпно печься о душах «с радостью» (Евр. 13:17).

Если вы будете долго размышлять об этих поразительных заповедях, вас ошеломит их нравственное применение. Христианский гедонизм старается очень серьезно подходить к божественным заповедям. Жизнь в результате этого резко меняется, так как поиск истинной добродетели включает в себя поиск радости, ибо радость – это существенный компонент всякой истинной добродетели. И это очень сильно отличается от того, когда говорят: «Все то хорошо, что приносит нам счастье».

В-шестых, христианский гедонизм не искажает историческую веру реформатских катехизисов. Именно за это «искажение» христианский гедонизм подвергся критике Ричардом Моу. В своей книге «Бог, дающий заповеди» он пишет:

Пайпер может изменить первый ответ в Вестминстерском кратком катехизисе и, вместо слов «прославлять Бога и вечно радоваться в Нем», поставить слова: «прославлять Бога через вечную радость в Нем», чтобы подогнать под свои гедонистские цели. Но как изменить первые слова Гейдельбергского катехизиса: «Мое единственное утешение в том, что плотью и духом, в жизни и смерти, я, раб Божий, не принадлежу самому себе, но истинному Спасителю нашему, Иисусу Христу»?[10]

Не стоит изменять начало Гейдельбергского катехизиса ради гедонистских целей не потому, что я не могу этого сделать, а потому, что я не хочу этого делать. Оно уже подстраивает весь катехизис под человеческое желание «утешения». Первый вопрос звучит так: «В чем ваше единственное утешение в жизни и смерти?» Критики христианского гедонизма настойчиво вопрошают: «Разве создатели катехизиса четырехсотлетней давности написали все 129 вопросов только для того, чтобы объяснить один: „В чем ваше единственное утешение“?»

Весьма знаменательно также то внимание «счастью», которое очевидным образом уделяется во втором вопросе катехизиса, представляющем собой схему всего катехизиса. Он звучит так: «Что вам необходимо знать, чтобы счастливо (seliglich) жить и умереть в этом утешении (Troste)?» Тем самым всеобъемлющая тема «утешения» проясняется, по сути, как «счастье». Поэтому весь катехизис отвечает на этот вопрос: как жить и умереть счастливо.

Ответ на второй вопрос катехизиса звучит так: «Во-первых, как велики мои грехи и глубоко мое падение. Во-вторых, как спастись от грехов и падения. В-третьих, как благодарить Господа за мое спасение». В соответствие с этой схемой, все остальные вопросы катехизиса разделены на три части: «Часть первая. О человеческом несчастье» (вопросы 3–11), «Часть вторая. Об искуплении людей» (вопросы 12–85) и «Часть третья. О благодарении» (вопросы 86–129). Это означает, что весь Гейдельбергский катехизис написан как ответ на вопрос: что я должен знать, чтобы жить счастливо?

Меня озадачивает, когда кто-нибудь думает, что христианскому гедонизму нужно «изменить первый вопрос Гейдельбергского катехизиса». Но истина заключается в том, что весь Гейдельбергский катехизис построен по тому плану, которого придерживается и христианский гедонизм. Вот почему христианский гедонизм не искажает исторические реформатские катехизисы. Как Вестминстерский катехизис, так и Гейдельбергский катехизис с самого начала говорят о том, что человек получает наслаждение в Боге и что он ищет, как «жить и умереть счастливо». Поэтому у меня нет желания придумывать новое учение. Я счастлив, что Гейдельбергский катехизис был написан четыреста лет назад.

Определение христианского гедонизма

Свежий взгляд на мир (даже если ему уже несколько столетий) не приводит сам по себе к изложению простых определений. Нужна целая книга, чтобы люди начали хоть что-то понимать. Скорые и поверхностные суждения почти всегда будут неверными. Остерегайтесь строить догадки о том, что будет изложено на страницах этой книги! Предположение, что здесь мы имеем дело с еще одним продуктом современного преклонения человека перед своим «я», совершенно неправильно. Какие же открытия вас ждут впереди!

Для многих читателей термин «христианский гедонизм» кажется новым. Поэтому в свою книгу я включил Приложение 4, которое называется: «Почему христианский гедонизм?» Если этот термин выглядит странным или пугающим, вы можете сначала обратиться к этому приложению и только потом приступить к чтению основной части этой книги.

Я бы предпочел отложить изложение определения христианского гедонизма до конца книги, когда рассеются все возможные недопонимания. Писатель зачастую хочет, чтобы первые строки его книги люди читали в свете последних строк, и наоборот! Но, увы, нужно идти сначала. Поэтому я предлагаю читателю предварительное определение, надеясь, что оно будет воспринято с пониманием и одобрением в свете всей остальной книги.

Христианский гедонизм – это философия жизни, основанная на следующих пяти убеждениях:

1. Желание быть счастливым основано на всеобщем человеческом опыте; оно благое, а не греховное.

2. Мы никогда не должны отвергать или противиться желанию быть счастливым, словно бы это дурное побуждение. Вместо этого нам следует стремиться к усилению желания, подкрепляя его всем тем, что дает нам глубокое удовлетворение.

3. Глубокое, настоящее счастье можно получить только в Боге; не от Бога, а в Боге.

4. Счастье, которое мы обретаем в Боге, достигает своей кульминации, когда мы с любовью делимся им с другими людьми.

5. В той же мере, в какой мы стараемся отказаться от стремления к собственному счастью, мы теряем способность почитать Бога и любить людей. Или, если говорить в позитивном ключе, стремление к радости – необходимая часть нашего служения и нашей добродетели. Иными словами:

Основное предназначение человека – прославлять Бога

ЧЕРЕЗ

вечную радость в Нем.

Корень проблемы

Эта книга – в основном размышление над Писанием. Если я не смогу показать, что христианский гедонизм основан на учении Библии, я вряд ли заинтересую кого-нибудь, не говоря уж о том, чтобы убедить его в своей правоте. В мире есть тысячи выдуманных людьми философий жизни. Если христианский гедонизм – одна из них, не стоит обращать на него внимания. Ибо есть только одна скала – Слово Божье. Только одно действительно важно: прославлять Бога так, как Он Сам повелел это делать. Именно поэтому я – христианский гедонист. Именно поэтому я написал эту книгу.