Читать книгу Как не хочется стареть! Добрая сказка для взрослых - - Страница 8

Дальнейшая дорога была так же приятна и нетороплива. Кольцо поблескивало на пальце Киры, радуя Марка Генриховича своим сиянием. Ювелирное украшение должно жить! А живет оно только на пальце красивой достойной женщины! Иначе нет смысла производить такие вещи. Иначе не будет вдохновения создавать следующий шедевр!

«Надо будет еще подвеску закончить. К этому кольцу,» – с давно забытым удовольствием подумал теперь он о своей любимой работе, хотя ранее и не предполагал заканчивать начатую давным-давно вещь, не видя в этом никакого смысла.

«Кира любит носить украшения комплектом,» -улыбнулся он своим мыслям. «Теперь есть для кого работать. Есть кому носить мои изделия!»

А вслух поинтересовался.

– Могу ли я в свою очередь задать Вам личный вопрос, душа моя? Как же так получилось, что Вы не замужем?

– Моя история до крайности банальна, – беспечно отозвалась Кира, разглядывая мелькающие пейзажи за окном. Все ее радовало. И лес.

И заросшие травой обочины. И тихие безлюдные деревенские улочки. Проплывающие мимо облака. Одинокие путники, бредущие по краю дороги. И даже бродячие собаки и коты.

– Замуж я вышла очень рано. По современным меркам. Сразу же, как только мой муж пришел из армии. Я его очень сильно любила, и для меня было настоящей пыткой ждать его два года. Но из армии вернулся совсем другой человек. Нет тот интеллигентный добрый мальчик, в которого я была влюблена, а жестокий человек с искореженной психикой.

– Я всем своим нутром ощущала его изменения, но причине неопытности даже и предположить не могла, чем мне это грозит. Мы все-таки поженились. Хотя я уже не чувствовала ни его любви, ни желания на мне жениться. Скорее, это было что-то вроде чувства долга, обязывающего его жениться на девушке, которая дождалась его из армии.

– И для нас обоих моя верность стала наказанием. Ему уже нравились другие девушки, совсем другой типаж. Пышные веселые раскованные блондинки.

Я же была все той же неопытной закомплексованной смуглой и худенькой, на тот момент, брюнеткой.

И он старался избавиться от меня всеми возможными средствами. Хотел, чтобы я его бросила, потому что сам был слишком благороден и хорошо воспитан, чтобы так некрасиво поступить. Нет, он не обижал меня физически. Но морально причинял очень сильные страдания.

Мог неделями не появляться дома. Месяцами не разговаривать. Был груб. Язвителен. В высказываниях жесток. Мы жили в студенческом общежитии, и я была уже, как сейчас говорят, глубоко беременная. Каждое его слово причиняло мне острую душевную боль, наносило следующую незаживающую рану.

В двадцать лет я чувствовала себя безобразной одинокой, никому не нужной старухой. К сожалению, не было в моей жизни ни одного человека, ни среди родственников, ни среди подруг, с которым я могла бы посоветоваться, кто мог бы мне помочь в данной ситуации.

Потом родилась дочь. К душевным страданиям добавились еще и не проходящая физическая усталость, и моральное отупение от ежеминутной заботы о ребенке. Интернета не было, никаких книг, никаких инструкций. Только участковый педиатр приходила два раза в неделю проверять здоровье малышки. Но… Не могла же я чужой взрослой женщине задавать какие-то личные вопросы.

Посоветоваться было абсолютно не с кем. Да я и не доверяла никому. Ни с кем не общалась. Моя неопытность и страх, что дочь очень слабенькая и постоянно кричит, делали мою жизнь просто невыносимой. А ведь надо было еще как-то учиться! И не как-то, а я привыкла это делать хорошо…

Кира замерла, погрузившись в безрадостные воспоминания. Марк Генрихович сочувственно улыбнулся.

– Мне очень жаль, душа моя, что мы не встретились с Вами гораздо раньше.

Кира с благодарностью взглянула на него.

– Видимо, это был только мой крест, который мне суждено было нести в одиночестве, – улыбнувшись, призналась она. – Мне было настолько тяжело и невыносимо, что в двадцать два года, все так же чувствуя себя безобразной, никому не нужной старухой, я серьезно планировала уйти в монастырь. Мы закончили институты и переехали во Владивосток, и я днями и ночами обдумывала для себя эту возможность уйти от жизненный проблем и страданий.

Марк Генрихович удивленно приподнял брови и с крайнем изумлением взглянул на свою пассажирку.

– Что же Вас остановило от этого безусловно решительного, я бы даже сказал, категоричного поступка?

Кира грустно улыбнулась, слезы непроизвольно потекли по щекам. Она по-детски шмыгнула носом и, пожав плечами, откровенно призналась, глядя на мужчину почти черными от старого, но даже со временем не проходящего, страдания глазами.

– Я во время остановилась, подумав, и, поразмыслив, что если я уйду в монастырь, моя дочь окажется такой же брошенной и никому не нужной.

– Как и я. И ее ждет такая же горькая судьба. А я бы не хотела такой доли своей девочке. И Вы не поверите, это осознание пришло ко мне, когда я пошла в церковь, в храм, который у нас на улице Махалина, знаете?

– На остановке Авангард. – Кира глубоко вздохнула, набираясь сил, чтобы продолжить. – И вот. Я подошла к храму. И долго стояла, рассматривая золотые купола. День был очень ясный, солнечный, летний. И золотые купола, казалось, отражали весь солнечный свет, окутывая меня с головы до ног этим золотым сиянием.

– В храм я так и не зашла. Но приняла решение сделать мою девочку счастливой. Постараться сделать так, чтобы она не столкнулась с теми бедами и печалями, которые переживала я. Не дать ей быть одинокой. Защитить. Быть рядом. Чтобы она могла всегда посоветоваться и поделиться своими сомнениями и страхами. Чтобы ни в коем случае не зависела материально от мужчины.

Кира еще раз хлюпнула, вытерла покрасневший нос и тут же, чисто по-женски, распрямила перед глазами ладошку, и радостно улыбнулась, полюбовавшись на подарок Марка Генриховича.

Тот довольно кивнул головой, заметив этот непроизвольный жест, и улыбнулся.

– Я очень рад, дорогая Кира, что Вы остались в мирской жизни. Думаю, Провидение было тому причиной, что Вы стали защитой и опорой не только своей дочери, но и мне. Потому что для меня Вы тоже подарок Судьбы. Человеку легче, если он знает, что живет для кого-то. Ради кого-то. Когда нет уже ни сил, ни желания жить самому.