Читать книгу 108 Дней Ее Жизни - - Страница 12

Календарь.

Страшно знать дату своей смерти. Ты медленно идешь к этим дням. Ничего не можешь сделать. И тут появляется вопрос: «А стоит ли вообще тянуть и мучиться в ожидании?»

Усталость. Головная боль. Синяки под глазами. Мне так надоело это недосыпание. Мой сон длится всего часа три. И так каждый день. Не помню, когда в последний раз высыпалась. Еще и бесконечные мысли не дают расслабиться.

Я заглянула в холодильник. Два йогурта и замороженные магазинные блинчики с мясом, а денег почти нет. Стоило бы проверить кредитку. Может тетка, наконец, прислала деньги, которые она за меня получает. С работы мне пришлось уйти в связи с переездом, а тут я не хочу тратить свое оставшееся время на подобные трудности. Приходится жить на те деньги, которые мне выделяют каждый месяц. Тетка постаралась, пробегала полгода по всем службам, но добилась, чтоб мне оформили пособие из-за отсутствия родителей. Так я могу спокойно до двадцати одного года получать ежемесячную помощь.

В школу, как обычно, пришла рано. В коридорах людей пока не было. Я не настолько люблю подобные места, чтоб приходить так рано, но дома мне делать нечего. Кристен обычно опаздывает, приходит к середине первого или ко второму уроку. Поэтому я пока одна.

Через пятнадцать минут понемногу стали подходить ученики. Не знаю, как другим, но мне было комфортнее, когда их почти не было. Не люблю большие скопления людей. Все эти толпы, в которых каждый говорит о своем, создавая шум, меня угнетал.

Крис вошла в класс через десять минут после звонка. Она окинула на меня вопросительным взглядом, будто спрашивая, как я, без слов. Я ей кивнула.

***

Однажды, когда я усну, ко мне придет Дьявол. Он придет за моей душой. И что самое обидное, мне нечего будет ему отдавать. С каждым днем во мне умирает частичка меня. Его вряд ли устроит полу разорванная, местами зашитая душонка. Но он придет. Я знаю. Это будет не тот Дьявол, которого представляют другие, у меня он свой и он совершенно не связан с верой.

Голоса. Шум. Нет, не те звуки, что мы слышим вокруг. Я их сейчас слышу внутри себя. Голоса перешептываются, спорят, ругаются. Один говорит о мечтах, разбивающихся об асфальт. Другой, опустившись глубоко вниз, в мир, где я бываю каждую ночь, говорит о чем-то возвышенном и прекрасно убитом. Наверное, я наконец приближаюсь к истинному значению своей жизни. Или, просто-напросто, схожу с ума. Скорее всего второе. Я бы многое отдала, чтоб после смерти оказаться в выдуманном мной месте. Ох, как бы оно оказалось красиво, увидь я его своими глазами! Босиком по вечно зеленой траве бежать к холодному водопаду… Прятаться от зноя солнца в тени густой кроны деревьев яблони и вишни… Запахи разных цветов в жарком воздухе, которые приносит ветер откуда-то с юга… Я вздохнула. Если мы попадаем после жизни в мир, который придумываем сами, то, пожалуй, я готова умереть прямо сейчас. Вот только не факт, что так будет. Может, я вообще окажусь в каком-то мрачном замкнутом пространстве. Мне не узнать это. Пока что. Пока я жива буду хвататься за каждую ниточку своих дней. Может быть зря, может быть вовсе нет смысла существовать, но я хочу, хочу видеть тех, кто видит во мне хоть что-то светлое.

Я подняла руку.

– Можно выйти?

– Мисс Марми, это так важно? – миссис Стоун вопросительно подняла бровь.

– Да.

– Что ж, выходи.

Я решила не говорить, что не вернусь. Мне нужно побыть одной и понять, что со мной не так на эмоциональном уровне.

Детство… У меня его не было. Я не знаю, что такое семья, родные люди рядом, семейные ссоры. Никогда не жаловалась на свою жизнь, даже когда говорила о болезни. Каждому из нас отведено свое время. Не знаю, много это или мало для меня, но этого достаточно, чтобы почувствовать вкус многих вещей. У меня есть друзья, любимый человек, который тратит все свои силы на то, чтоб я выздоровела. Недавно у меня появилась мысль о том, что ему нужна здоровая девушка. Не нужна больная. Это не лечится! Он не может уже просто взять и остановить всё это. Мы слишком много пережили, стали родными, одним целым. Я не сомневаюсь в его любви ко мне, только зачем ему такая гора на плечах? Вокруг много красивых и ЗДОРОВЫХ девушек. Почему он со мной носится? Если он найдет себе другую, я отпущу. Хочу, чтоб был счастлив. Я бы очень многое отдала, чтоб он был с той, которая будет для него прекрасной и нежной, которая станет его женой и подарит ему детей. А я не та.

Кап.

Слезы? Снова? Сейчас я почему-то остановилась и смотрела, как на асфальт что-то капнуло с моей щеки. Ноги подкосились, я буквально упала на дорогу. Поджав ноги и обхватив их руками, я продолжала думать о Мэтте. Он мой ангел, только все не так просто и прекрасно, как думает Кристен. Я его не стою. Не стою его усилий и заботы.

Каждый раз, опасаясь не встретить утро нового дня, я забыла о настоящей жизни. Пускай было пару дней, когда чувствовала себя окрыленной, но все же…

Убейте меня, убейте меня! Зачем так мучить? Зачем заставлять ждать собственную смерть? Зачем мне это?!

Я вцепилась в свои волосы руками. Ничего не хочу. Губы до крови искусаны, челюсть болит, так сильно сжала ее, тело ломит… Но нет, я не буду снова пить эти таблетки! Пускай упаду в обморок, пускай меня найдут уже бездыханную в собственных слезах на этой грязной дороге! Мне уже все равно.

***

Иногда мне кажется, что жизнь – как кинотеатр. Люди каждый день повторяют одни и те же движения, текст. А потом они уже настолько досконально знают свою роль, что уже живут ею. Не замечают разницы между реальным миром, где мы чувствуем себя свободно, где мы чувствуем себя собой, и между той серой повторяющейся каждый день действительностью. По-моему, даже самые известные актеры, так любящие свою профессию, не так зависимы от тех масок, что они одевают на съемочной площадке. Они, в отличие от обычных людей, надев их, приобретают своего рода человечность, веселость, любовь к кому-то или наоборот. Все ведь зависит от характера придуманного персонажа, которого им предстоит показать. Но тут иная картина – эти унылые «кирпичи» изображают радость, получив подарок, который они не хотели, любовь к другим и для других, жалость, которая никому не нужна, жизнерадостность и жизнелюбие. Многие устали уже жить. Что там можно говорить о других чувствах?! Да, бывает иначе – пытаются быть гордыми, когда всё же понимают, что она тут излишня и могут потерять родного человека из-за нее; высокомерными, зная, что они вовсе ничего не стоят, но так же сейчас модно, так же круто; пытаются показать глубину личности, когда там вовсе пусто. Ох, да, и равнодушие. Тут и сказать нечего. Человек корчится от душевной боли где-то на полу в ванной, ему разбили сердце, наплевали в душу, ноги вытерли, а ему как бы «не важно». Конечно. «Неважно» ему. Или поссорившись с кем-то становишься безразличным к проблемам другого. Люди перестали ценить каждый миг. Их не волнует конец света, они же готовы к зомби-апокалипсису. Что может быть хуже? А? Отношения потеряли свою ценность. Раньше цель была: завести семью, нарожать детей и прожить в мире и понимании вместе до конца. А сейчас? Пришел в бар, снял шлюху, рассказал сказку о своем супер-мега бизнесе и тачке за несколько десятков, а то и сотен тысяч долларов, напоил ее. Все. Готово. Она твоя этой ночью. Большего и не надо. Нам лишь бы поиграть в постельные игры, задумываться о чувствах не имеет смысла, ведь их можно купить. Сейчас можно приобрести за деньги все, начиная с земельного участка и заканчивая жизнью, которую ты проведешь там, да еще и закопан там же будешь. Но все же остались те, кому все это важно. Наверное, именно на них держится наш свет. Разве можно представить эту планету без всех ее красок, воздуха, воды? Конечно, нет…

На одной из лекций по истории искусств Древнего мира, я услышала, что человек также является искусством, почти совершенным реальным образом. Раз так, то он должен в себе нести определенный смысл. Во всех произведениях искусства он есть, иногда его бесконечно сложно найти и разгадать, а иногда он лежит прямо на поверхности. Часто, мы настолько слепы, что продолжаем искать дальше, пропуская какие-то важные мелочи.

Я поправила выбившуюся из хвоста прядь. Продолжить развивать мысль не получилось, ее перебила другая – может я зря живу? Есть ли вообще смысл в моем существовании? Если мне скажут «ты нужна мне», я засмеюсь. Нет, мне будет приятно. Наверно. Может быть, я даже поверю. Вопрос в том, нужна ли я себе?

Телефон в кармане завибрировал. Какой-то неизвестный номер. Немного поразмыслив я нажала «принять».

– Привет, любимая, – раздался теплый мужской голос в телефоне. Я молчала. Не знала, что сказать. Мы так давно не выходили на связь… – Эйприл, ты тут?

Я взяла себя в руки, пришла в себя.

– Здравствуй, Мэтт.

– У тебя все хорошо?

Если пропустить то, что у меня ломит все тело, постоянная бессонница, да еще и мысли какие-то… Все прекрасно, да.

– Вполне. Когда ты приедешь?

Недолгое молчание.

– Пока неизвестно. Но я обещаю, скоро мы увидимся, – он улыбался, я это слышала.

– Я скучаю.

– Знаю. Я не меньше, Эйприл. Представь, какой будет наша встреча после такой долгой разлуки…

– Так не хотела бы снова отпускать тебя куда-то.

– Это необходимо.

– Для кого?

– Для тебя.

Пустая трата времени…

– Это глупо, Мэтт, – я опустила глаза.

– Нет! Я сделаю всё, чтобы ты поправилась.

Я не успела ничего ответить, как услышала короткие гудки. Перезванивать я не стала. Оптимист. Во мне этого не осталось.

Так много рассуждений и монологов о теперешних людских ценностях. Я подошла к тумбе у кровати и открыла второй ящик, достала тетрадь с ручкой. Что ж, сегодня 25 мая…

«Кажется, будто рушится мир, и ты боишься упасть,

Он разрушен уже, но еще в попытках небо украсть.

Наивен ты слишком, тут нет чистых лиц,

Люди, наверно, сбежали из тех психбольниц.

Серые тучи над ними и нет солнца давно.

Если ты упадешь, тебе не помогут, всем все равно.

Кричать приглушенно и громко молчать,

Ты научишься скоро свои мысли скрывать.

По колено в грязи, с головой в темноте.

Эгоизм и тщеславие придет на смену простоте.

Мы потеряны в обломках своих городов.

Мы так крепко скованы, приговор наш таков.

Сами себе выбили срок, мы не человечны, чужи.

Даже не замечаем, сколько в нас лжи.

Это все сон, наша жизнь лишь игра.

Не надо думать, что вот такая судьба.

Сколько слов в никуда, взглядов, ненужных шагов.

У тебя же ни друзей нет, ни даже врагов.

И как ты собрался идти дальше один?

Когда больно и душу кольнуло, молчим.

Никому знать не нужно, да и всем наплевать.

Стоило увидеть их жизнь, и ты уже мечтаешь сбежать.

А бежать некуда, ты потерян, ты всюду чужой.

Но есть одно правило – всегда будь собой.»

Да, что-то со мной явно не то. Хотя было бы интересно увидеть все другими глазами. Птицы, например, или рыбы.

В последнее время я часто стала разговаривать сама с собой. Задавать себе вопросы, разъяснять их. Раньше, я так много не думала. Просто жила, принимала все, как есть. Даже представить не могла, что у меня внутри будет такая жестокая борьба за собственную жизнь.

«Эйприл, а ведь тебе недолго осталось.»

Я знаю, знаю, знаю…

«Но ты ведь не хочешь прощаться со всем этим.»

Не хочу…

«И что же ты делаешь для того, чтоб остаться?»

А что я могу?

«Ничего… Ничего… Ничего… Ничего… Ничего… Ничего…»

Эхо в ушах. НИЧЕГО.

Я резко встала. Голова закружилась, в глазах потемнело. Поправив футболку, я пошла в кухню и поставила чайник. Возможно, кто-то сказал бы, что у меня какая-то мрачная атмосфера, что так не живут.

Мой дом – это пустой первый этаж с засланной немногочисленной мебелью. Окна закрыты, только из одного поступает свет, того что в самом конце гостиной, которая находится по правую сторону от входа. Там, кстати, только диван и журнальный столик. По левую – раньше была кухня и кладовая. Но сейчас там пусто. Конечно, работает все, и водопровод есть, но мне не нравится там. Поэтому, в прошлый раз, когда я приезжала, просила тетку сделать кухню на втором этаже, рядом с моей комнатой. В той части дома никто не жил. Прямо, напротив входной двери – лестница. Шестнадцать ступенек, немного пройти прямо и налево – моя комната. Если не доходить до нее и сразу повернуть, тоже налево, там кухня. Вся правая сторона принадлежит ванной комнате и туалету. Согласна, многовато пространства, но мне это очень нравится. Повсюду зеркала во весь рост, большая ванная, красивая раковина, и душевая кабинка. Точно, я пропустила момент – внизу есть еще две комнаты, но я в них не захожу. Комнаты родителей и Алексы. Я ничего не трогала с момента их смерти, тетка тоже. Когда-нибудь я обязательно зайду туда, просто не сейчас.

Чайник закипел. Заварив себе чай, я уселась поудобнее в кресло. Горячий напиток разливал тепло по моему телу. Уставившись в окно и закурив, я наблюдала за каплями дождя, бьющими по стеклам. Меня чем-то притягивает этот город. Думаю, только в нем я ощущаю себя собой. Он идеален для моей души. Такой дождливый и прохладный. Мне в нем уютно. Вот сейчас я, укутавшись в плед, с кружкой горячего фруктового чая в руках, сижу в кухонном кресле и слышу, как за окном плачет небо. Я улыбнулась. Не хочу думать о чём-то плохом, мне и без того хватает печали.

Как только дождь прекратился, по-быстрому одевшись, я вышла на улицу. Стоило пополнить свои запасы, ибо скоро нечем будет питаться. Баланс карты смог немного порадовать меня, поэтому взяв все необходимые продукты, я подошла к кассе.

Наверное, с каждым такое бывает – смотришь в одну точку, не моргаешь и думаешь о чем-то своем. Ну, или совсем с пустой головой, мыслей никаких. Поначалу, я просто разглядывала прилавки рядом с кассой, ни о чем не думала, но взгляд упал на постер с рекламой какой-то клиники и её услуг:

«Хотите жить долго и счастливо? Пройдите обследование…»

Ох, черт…

– Кхе-кхе.

Я пришла в себя. Людей впереди меня не было, но позади собралась недовольная очередь. Им не нравилось то, что я стою на месте и не продвигаюсь дальше.

– Извините… – я поспешно выложила продукты на ленту и расплатилась.

Мокрые улицы, дома… Запах сырости в воздухе, лужи повсюду. Я шла неспешно, мне ведь действительно некуда спешить. На дорогах, как обычно, пробки на километр. Машины громко сигналят, люди кричат. Стоя на светофоре, я заметила Крис. Видимо, уроки уже закончились.

– Крис! – не знаю, зачем позвала её, но она меня заметила.

– Здравствуй, Эйприл, – она улыбалась мне, осматривая мои пакеты. – Давай помогу, – она взяла один из моих рук.

Кристен рассказывала обо всем на свете, а я, при этом находясь в собственных мыслях, все равно слышала каждое ее слово. Не понимаю, как можно не слышать человека, идущего рядом? В книгах или фильмах, если ты задумался, то перестаешь ощущать и слышать окружающих. У меня не так. Снижается лишь внимание и сосредоточенность на разговоре, я все равно все слышу. Вот сейчас она говорит о погоде. Считает, что грязи много и холодно.

– А ты как считаешь?

– Самое то.

– Нравится сырость?

– Не совсем, но обожаю этот запах, люблю бродить где-то под дождем или после.

Мы уже подошли к моему дому, я достала ключи и открыла дверь. Кристен, похоже, думала занести пакет и пойти домой, собиралась прощаться.

– Зайдешь?

Она медленно зашла.

– У тебя так темно… Я еще в прошлый раз заметила. Может свет включить? – ее рука потянулась к выключателю.

– Нет, это лишнее.

Девушка закусила губу. Крис явно считает меня какой-то ненормальной. Ну и пусть. Я привыкла.

– Тебе не надоедает? Сидеть постоянно в темноте?

– Честно… Надоедает. Но так мне привычнее. Я будто ограждаюсь от всего, ухожу в вечную тень. Свет перестал существовать для меня после смерти моей матери и сестры, Крис.

– Извини…

– За что?

– Я постоянно лезу туда, куда мне лезть не стоит.

– Возможно, но только я решаю, что говорить тебе, а что нет.

– Ты не считаешь меня навязчивой?

– Нет.

Понятия не имею, почему она так решила. Я встречала навязчивых людей, и она не из их числа.

– Заходи в комнату, я только разложу всё. Ты что-нибудь будешь?

– Нет, спасибо.

Как и обещала, через пару минут я подошла. Крис сидела на краю кровати и держала в руках маленький календарь, который всегда лежал на моей тумбе.

– Ты считаешь дни до… – прошептала она, обрывая саму себя. – Неужели ты не можешь хоть на день забыть об этом?

– А если бы… – я запнулась, не стоит продолжать. Я хотела сказать, что бы сделала и о чем думала она. Такого и врагу не пожелаешь, не хочу произносить это. – Нет, не могу.

Она смотрела на меня, переводя взгляд на календарь, поджав губы, она считала зачеркнутые числа.

– Получается, ты приехала через несколько недель после начала рецидива?

– Очередного рецидива. В том городе за мной постоянно носились врачи, меня хотели отправить в какой-то центр, где такие… как я. Там все знают о том, что я больна лейкемией. Все. А тут у меня почти нет знакомых. Только Киш и ребята. И ты.

– А Мэтт?

– Он тоже считал, что мне нужно ложиться в клинику.

– Почему же ты уехала?

– Я смотрю на такие вещи со всей правдой. Знаю, что неизлечимо. Знаю, что бессмысленно. А я хочу жить нормальной жизнью, не больничной. Не все выдержат каждый день засыпать и просыпаться в одних и тех же белых стенах, с пикающими аппаратами, иглами в венах, всеми этими трубками. Когда вокруг только люди в белых халатах, которые пытаются изобразить улыбку, чтоб у пациента была хоть какая-то надежда на выздоровление. А в голове у него: «Хочу спать. Как же я устал. Когда они уже все сдохнут? Нет, тогда придется оформлять больше бумаг. Надо их как-то отправить домой… Или лучше подержать тут и помучить? Дать ложную надежду?». Я не хочу этого.

Моя подруга молчала. В её глазах читалась жалость. Любого другого человека, я бы выгнала из дома за это. Но это Кристен. Поэтому, я просто покачала головой. Она сразу же поняла в чем дело и перестала так смотреть на меня.

– Я, наверное, все-таки пойду…

– Тебя провести?

– Нет, я сама.

Я легла и уставилась в потолок. Времени не так уж и много, но меня тянет в сон. Это все таблетки, их пришлось принять, как бы я не хотела отказаться от них.