Читать книгу Роман с элайнерами - - Страница 3

Мастер-класс по работе с элайнерами, или капами для выравнивания зубов, был в самом разгаре. Все уже перезнакомились, весело болтали и смеялись, тем более что формат обучения как раз предполагал интерактив и тесное взаимодействие. Со мной в пару поставили Руслана – яркого и харизматичного парня. Ухоженный, в стильной красной рубашке, с модно подстриженными темными волосами и карими глазами – что ж, я не зря пришла на это мероприятие.

– Анн-Михална, начинайте вы, люблю отдавать женщине инициативу, – хитро подмигнул Руслан и кивнул на девушку, которая ждала в стоматологическом кресле.

Сегодня мы испытывали новый ортодонтический сканер, недавно появившийся на рынке. Я начала показывать Руслану, как быстрее и качественнее провести процедуру, чтобы за несколько минут получить снимки во всех необходимых ракурсах.

– Что-то не пойму, как вы так быстро это делаете?

– Это все опыт, Руслан, – я напустила на себя деловой вид.

Он засмеялся и обратился к девушке в кресле:

– Поменяемся? Хочу на себе проверить, что чувствует пациент, когда с ним такое вытворяют. А то вдруг это опасно для психики.

Девушка, тоже ортодонт, с готовностью встала, а Руслан вальяжно разлегся в кресле и заявил:

– Все, готов побыть снизу.

Это что еще за шуточки на грани фола с коллегой? Опасно! Но где-то глубоко слышался голос интуиции, которая говорила, что не в его вкусе и на самом деле никакой опасности нет. Я приступила к сканированию, стараясь не обращать внимания на довольное выражение лица Руслана.

Вообще-то, мне уже давно можно не посещать такие обучающие мероприятия. Я – врач-стоматолог-ортодонт с двадцатилетней практикой, последние десять лет фанатею от элайнеров и сама учу с ними работать – через блог и наставничество молодых коллег, а также готовлю собственный онлайн-курс. Но я все равно избирательно хожу на семинары, лекции и мастер-классы – ради хорошей тусовки или из уважения к организаторам, которые иногда анонсируют для новичков мероприятия фразой «Брешкова будет».

Вообще, несмотря на все достижения, я постоянно в себе сомневаюсь. Если человек делает комплимент моей внешности или профессиональным качествам, начинаю искать подвох: а зачем он это сказал? Ему что-то от меня нужно? Я очень похожа на своего отца, вот только он никогда в себе не сомневается. Папа у меня самый красивый, самый умный, исключительный, выдающийся профессионал. И не будь он таким скромным, считал бы себя заместителем Бога (кстати, это так и есть – папочка, я люблю тебя!).

Вот и Руслан – зачем он так неприкрыто флиртует со мной? В чем его цель? Подружиться с «той самой Брешковой»? А не все ли равно? Он мне нравится, и нам здорово. Давно я так не упражнялась в опасных шутках. Парень мне сразу понравился и заинтересовал, в том числе и как коуча: решительный, лидер, иногда резкий и немного нарцисс. Противоречивый и цепляющий образ, интересный был бы опыт, приди он ко мне на наставничество.

Ради таких знакомств и упражнений в интеллектуальной пикировке с молодыми коллегами стоит посещать подобные сходки. Когда мы закончили, Руслан сразу подписался на меня в соцсетях.

Уже наутро я увидела немыслимое количество лайков и комментариев от него, причем даже на очень давние посты. Комменты были осмысленными, не шаблонными, то есть парень действительно прочитал все, что я писала. Ого, глубоко же ты копнул, Руслан!

Он стал моим преданным подписчиком, новые лайки и комментарии я находила каждое утро, читать, что он пишет, стало своеобразным ритуалом начала дня. Руслан мной восхищался, а я продолжала искать подвох, но потихоньку начинала верить в его искренность. Даже если ему, молодому и амбициозному, просто хотелось подружиться с авторитетным специалистом, то его можно легко понять. А мне было приятно получать восторженные комплименты от младшего коллеги и отвечать на умные вопросы, которые не каждый доктор додумается задать.

Незаметно мы перешли на «ты», и все мои сомнения развеялись в тот день, когда Руслан написал:

«А можно я обнаглею и приглашу тебя на кофе? Можешь ведь ты попить кофе с преданным подписчиком и почитателем твоего таланта доктора и блогера!»

«Отличная идея, – ответила я, – тогда в понедельник в 17:00 на Трехгорке».

«Как скажешь, Анн-Михална, до встречи».

Я предполагала, что в кафе меня будет ждать тот же слегка нахальный молодой человек, но Руслан выглядел непривычно серьезно.

– Привет, у тебя что-то случилось? – спросила я, присаживаясь к нему за столик.

– Да ерунда, бабушка звонила, читала мораль.

– Ух ты, а про что, если не секрет?

– Одна и та же песня: когда женишься? Почему не женишься? Что сделать, чтобы женился? И начинает перебирать кавказскую родню, моих одноклассников и дворовых друзей: все уже женились, один я хожу…

– Слушай, я как никто могу понять твою боль, сама из Махачкалы, – кивнула я. – И прекрасно знаю по себе, как ужасно, когда нарушают личные границы до такой степени.

– Да я уже устал отвечать на эти вопросы. А что, если я никогда не женюсь? Что, если я только начинаю узнавать и понимать себя? Мне не нужна пара, чтобы что-то разделить или приумножить, но как им это объяснить? А точнее, как научиться не заводиться в ответ и не чувствовать себя ущербным, раз «еще не женился»? Я же не этого всего хочу.

– А чего ты хочешь?

– Стать доктором и блогером, вот как ты. Но у меня в практике даже законченных случаев почти нет.

– Это все приходит постепенно, – заверила я. – И пациенты, и умение не реагировать на бестактность бабушек. От нас зависит только то, как мы это время проведем – качественно или нет. Тебе нравится твоя работа, кстати? Какие у тебя обязанности?

– Помогаю главному ортодонту, иногда самостоятельно консультирую, но очень редко, – поморщился Руслан.

Было видно, что это совершенно не соответствует его амбициям. А вот это как раз неудивительно. Подошел официант с нашим заказом: капучино и чизкейк для меня, лавандовый раф на миндальном молоке для Руслана. Ах, вот кто эти люди, которые пьют такой кофе!

– Я долго не мог найти работу, не понимал, кто возьмет врача без опыта, – продолжил Руслан. – Но где-то же я должен был этот опыт получить? А если возьмут, но уволят после испытательного срока? Тоже страшно было. На собеседованиях не знал, что говорить. Некоторые мои друзья уже на второй год ординатуры скидывались и арендовали помещение. Лечили друзей, родственников, понемногу набирали пациентов. После этого они, конечно, могли при устройстве в клинику рассказывать, что чуть ли не со школы практикуют, привирали иногда. А мне это зачем?

– Потом придется потратить столько энергии, чтобы соответствовать этому образу, – я понимающе кивнула. – Это выматывает: вдруг все раскроется и тебя уволят. Постоянный стресс. А почему ты с однокурсниками не подрабатывал? Поди, лень было?

– Ничего не лень! Все считал, что надо еще подучиться, а потом пойти ассистентом к опытному врачу. Если снимать кабинет, то с пациентов надо брать хотя бы небольшие суммы, иначе где взять деньги на арендную плату? А можно ли практиковаться, и чтобы человек еще тебе за это платил? Вдруг ошибешься, навредишь?

– А на ком можно практиковаться? – осторожно уточнила я. – Неужели на бесплатных пациентах в государственной стоматологии?

– Нет, конечно, нет. На любых пациентах, но только под руководством опытного специалиста. Сейчас я бы назвал себя начинающим ортодонтом, в ассистенты в итоге не пошел.

– Это интересно! Да, действительно, у ассистирования есть плюсы и минусы: с одной стороны, приобщаешься к опыту доктора, но с другой – на должности ассистента можно застрять, когда уже пора бы самому практиковать. А расскажи про доктора, с которым ты работаешь. Он какой? На него хочется равняться?

– Конечно, хочется, – сразу же ответил Руслан, как будто только и ждал этого вопроса. – Виктор Михайлович профессиональный, сдержанный, умеет работать с возражениями, разрешать конфликты. Талантливый специалист, безусловно, да и харизматичный человек в целом.

– А ты талантливый специалист? – Я внимательно посмотрела на него.

– Разумеется, – не задумываясь подтвердил Руслан. – Свежие мозги, я бы сказал. У меня иногда столько идей, прямо предвкушаю, просыпаясь утром, как мне сегодня дадут сложного пациента, а я успешно справлюсь. Но этого не происходит, и к вечеру я уже себя чувствую полным идиотом, которого к людям подпускать нельзя. Тогда начинаю думать, что надо уходить из стоматологии, не мое это.

– А как Виктор Михайлович к тебе относится?

– Иногда хвалит, когда мне все удается, и тогда сразу хочется стараться, работать. Но чаще указывает на недостатки, к сожалению, – Руслан сразу сник. – Впрочем, и руководство обесценивает. Постоянно получаю замечания. Мол, от меня к Виктору Михайловичу пациентка пришла, у нее на элайнерах были плохо отполированы замки. А меня раздражают эти замки и вся механическая работа. Мне достается только самое простое, как будто я бездарь. Почему я должен это делать?

– Но еще совсем недавно тебя вообще не брали на работу. Теперь у тебя есть место, тебе дают определенные задания. Когда научишься выполнять их хорошо, доверят работу посложнее. Кто-то ведь должен и замки полировать, да?

– Но я же доктор! Я выше этого, я способен делать вещи поважнее. Да, я плохо полирую, но делаю это специально. Такое чувство, что меня используют как рабочую силу, а я все-таки ортодонт с высшим образованием. Так что пусть полирует кто-нибудь другой!

Ничего себе! Да тут настоящая диверсия с этими замками!

– Руслан, но сейчас этот «кто-то другой» – ты, – мягко сказала я. – Послушай себя со стороны. Ты только что говорил, нужно практиковаться под присмотром опытного врача. Это ты и делаешь. Любой практикующий ортодонт умеет идеально выполнять рутинную работу вроде полировки замков, но потом наступает момент, когда он может передать эти дела другому, а сам браться за более сложные процессы и таким образом расти в профессии, доходе.

– Думаешь, я не способен на большее? – вдруг с вызовом спросил он, вскинув подбородок.

– Уверена, что способен, я вижу это и верю в тебя.

Я правда чувствовала, что Руслан далеко пойдет, но отметила и огромное эго, которое вместе с ощущением, что он достоин большего, не помогало ему, а тянуло ко дну. Интересно, он когда-нибудь представлял, что его могут уволить как специалиста, не справляющегося с элементарной работой? Такая строчка в портфолио точно не скажет о том, что он может больше.

Многие молодые врачи грешат иллюзиями и неадекватностью восприятия самих себя и не представляют, сколько это отнимает энергии. Они предъявляют к себе слишком высокие требования, но в силу возраста и нехватки опыта не могут им соответствовать и в итоге погружаются в тоску и безнадегу. Но отсутствие опыта – это не клеймо. Пройдут годы, и, имея мозги и терпение, молодой врач обязательно наберется опыта и практики, этого невозможно избежать, как невозможно и сразу перепрыгнуть в этот этап.

Поэтому стоит опираться на то, что у молодого специалиста есть сейчас. Как минимум это оконченный вуз, хоть наше образование сейчас и обесценивается донельзя. И помимо этого, если подумать, наверняка наберется список качеств, выделяющих конкретного человека из ряда таких же неопытных, как он сам.

– Представь себя на месте старшего коллеги, – продолжила я. – Ты доверяешь не очень опытному врачу, который тебе симпатичен, простую работу, чтобы он немного разгрузил тебя и ты мог бы уделить больше внимания сложным пациентам. Что бы ты почувствовал, поняв, что человек не справляется? Причем не потому, что он бездарность, а потому, что считает себя выше этого.

– Меня бы это разочаровало, – задумчиво протянул Руслан. А потом тихо добавил: – Действительно, он же в меня поверил, а я…

– Поэтому помоги наставнику, выполняя любую работу качественно. И хватит решать, бездарность ты или гений. Проблема как раз в том, чтобы правильно оценить себя. А что, если ты просто нормальный? Не лучший, не худший, а нормальный.

– Не гнобить себя, имеешь в виду?

– Не гнобить, но и не превозносить. Выбрать ровную позицию где-то между и научиться прочно стоять на ней обеими ногами.

Я вдруг решила попробовать на Руслане один метод, который всегда использую на коучинговых сессиях.

– Руслан, представь, что у меня в руках волшебная палочка. Вот я взмахиваю ей, и ты оказываешься в своем идеальном дне. Опиши его. Ты проснулся и?..

– Собираюсь на работу в личную клинику. У меня свой водитель, много подчиненных. Виктор Михайлович – моя правая рука, и он больше меня не критикует, наоборот. – Руслан запнулся и через паузу продолжил: – Хвалит за идеи…

Вот это амбиции! Руслан даже не представляет, как ему сложно жить физически, пока остается эта эмоциональная нестабильность, и при этом он требует от себя масштаба. Считает, что не будет успешным, пока свою клинику не откроет, а сам нервничает, работая просто ортодонтом. Он не щадит себя, стремится перескочить несколько карьерных этапов – отсюда и возникает диссонанс.

– Немного подробнее, – попросила я. – Вот смотри, по взмаху моей волшебной палочки ты получаешь идеальную жизнь. Как она выглядит? Что ты видишь? Что ешь? Какие чувствуешь запахи? Куда отправляешься вечером? Кто рядом? Так, чтобы было спокойно, приятно, изобильно.

– Я не знаю, никогда не думал об этом так подробно. – Кажется, Руслан расстроился.

Так часто происходит, а еще чаще идеальная картинка вообще не соответствует запросу, с которым человек пришел. Допустим, девушка-врач обрисовала проблему, что не может поднять прайс, а на деле оказывается, что она вообще не хочет работать, а мечтает о состоятельном муже, который отвезет ее на Мальдивы. Но Руслан знает, что он на своем месте.

– Утром в квартире пахнет свежезаваренным кофе, – вдруг начал он. – Из окон видны бесконечные высотки. Подожди, это Москва-Сити… Да, я вижу из окна своей квартиры Москва-Сити. На завтрак у меня…

Казалось, он настолько погрузился в эту картинку, что забыл о моем существовании. В его идеальном дне была все та же работа ортодонтом, уважение коллектива, очередь из благодарных пациентов и все-таки любимый человек рядом. Мы оба мечтательно улыбались.

– Классно, да? – тихо спросила я, когда он завершил рассказ. – Вот она, идеальная картинка Руслана, у которого все получилось. Запомни ее и возвращайся туда каждый раз, когда возникают вопросы, когда нужны совет или поддержка. Даже выполняя надоевшую рутинную работу, ты всегда будешь знать, для чего это делаешь.

– Еще бы зарплату триста тысяч рублей в месяц для начала, – Руслан заметно расслабился и постепенно снова стал тем уверенным в себе парнем, которого я встретила на мастер-классе.

Хорошее «для начала»! Люблю, когда человек не ставит себе потолков. Лишь бы только он на самом деле прочувствовал это. Иногда слова – просто слова.

– А как это мы в коучинг ушли, я даже не понял, – вдруг засмеялся Руслан. – Ты на мне эксперименты, что ли, ставишь?

– А может, это ты бесплатно пользуешься моими услугами по дружбе? – вернула я колкость. – Лучше расскажи, ты в Москве учился? В каком мединституте?

– Я родился и учился в Пятигорске, – охотно принялся рассказывать Руслан. – В Пятигорске окончил университет и интернатуру, а в ординатуру решил поступить в Москве и потом остался здесь работать.

– И как тебе московская ординатура? – заинтересовалась я.

– Сначала боялся, что буду выглядеть неучем на фоне остальных студентов. Нам говорили, что в Москве они особенно умные, не то что мы… Почему ты улыбаешься?

– Да так, вспомнила, как сама поступала. Приехала в Москву из Махачкалы в ординатуру, окончив Дагестанскую медицинскую академию, будучи уверенной в том, что московские студенты начиная со второго курса уже вовсю лечат людей и повсюду расхаживают с чемоданчиком, полным блестящих инструментов.

Ох уж эти чемоданчики! Как нас ими изводили на лекциях, внушая, что мы бестолковые, бесполезные, а вот в Москве… «Не можете тему выучить, домашку не делаете, – нудил преподаватель. – Московские студенты – готовые врачи с персональными чемоданчиками, а вы что?» Я-то домашку делала и училась на отлично, но и меня находили за что гнобить. «Оценки оценками, а лечить ты все равно не умеешь». Было жутко обидно и хотелось быть как те, «готовые». И чемоданчик свой хотелось, но где его взять? Может, за отличные оценки в Москве выдадут?

Познакомившись с однокурсниками в ординатуре, я испытала смешанное чувство облегчения и разочарования одновременно. Они были такие же, как я: кто-то умнее, кто-то глупее. Мы поговорили на профессиональные темы, и страх ушел окончательно: оказалось, я вполне ничего в сравнении с ними.

Я-то, конечно, первым делом спросила ребят, лечат ли они уже и есть ли у них эти легендарные волшебные чемоданчики. Очень мне хотелось на них хотя бы посмотреть, а если повезет, то и потрогать. Чемоданчиков у них не было, и они вообще не поняли, почему я о таком спрашиваю. Зато позже у меня свой чемоданчик наконец-то появился – в нем удобно переносить расходники из одного филиала в другой.

Самое смешное, что в ординатуре я познакомилась с Наной – девочкой из Еревана, которая первым делом выдала: «Господи, как хорошо, что чемоданчиков у них все-таки нет!» Получается, им говорили то же самое. Интересно, а кого ставили в пример московским студентам? Может быть, американских?

* * *

После встречи с Русланом я шла по улице, а в мыслях сами собой всплывали воспоминания, которые пробудил наш с ним разговор. Мой путь начался не в Москве, а в Махачкале, где я была одной из немногочисленных русских девочек. Когда я знакомилась с людьми, они не могли понять, как меня зовут.

– Аня? А полное как? Нормальное мусульманское. Анисат? Аният? Аминат?

– Аня она, Анна. Имя такое, что непонятного? – фыркала боевая подружка, хватая меня под локоть и утаскивая прочь. – Откуда они понаехали вообще?

Да, «нормального мусульманского» имени у меня не имелось, потому что мусульманкой я не была. Некоторые девочки, такие же русские, покрывали голову и выбирали себе другое имя, но мне не хотелось мимикрировать. Я упорно оставалась Аней.

В Дагестане в то время как раз начиналось возрождение ислама, и даже мои однокурсники демонстративно отпрашивались с пар по пятницам в мечеть. У нас же была интернациональная семья. Например, одна моя бабушка – наполовину армянка, другая – кумычка, а это дагестанская национальность. Но сами мы считали себя славянами и христианами.

Русских же в конце девяностых в Дагестане становилось все меньше и меньше. Кто мог уехать – уезжали. Мама тоже ставила этот вопрос, но папа непреклонно настаивал, что нужно оставаться. Он считал, что бороться – благородно, а бежать – неправильно.

– Миша, нас побьют, квартиру отнимут. А за кого мы девочек выдадим? Давай хотя бы фамилию им сменим.

Сейчас я понимаю, что ей нужно было заходить с другой стороны, по-женски: «Давай уедем туда, где ты сможешь раскрыться, проявиться». Но получилось так, как получилось, и вся семья тратила энергию на то, чтобы доказать: мы имеем право жить в Махачкале. Перед моими глазами были родители, готовые оставаться и бороться. Мне же хотелось разъединиться с ними, ведь у родителей для меня был миллион разных «надо». Надо хорошо учиться и стать врачом, как бабушка, к тому же обязательно очень хорошим; надо выйти замуж, а для этого надо быть порядочной. И вообще, девочка должна быть безупречной во всех отношениях. И вроде бы я не против, но эти «надо» и «должна» очень давили. Мама и папа всегда были достойными, сильными и интересными людьми, но тогда их авторитет слишком угнетал меня. Под его гнетом я рисковала так никогда и не понять, кто же я и что на самом деле могу.

Мне хотелось убежать от всего, что меня окружало, поэтому уже со второго курса университета я начала намекать родителям на ординатуру в Москве. Да еще эти несчастные чемоданчики не давали покоя. Такой у меня характер: если мне говорят, что я чего-то не могу, то мне станет больно, обидно, но я начну еще больше к этому стремиться.

Отчего-то я верила, что хорошим специалистом можно стать, только отучившись в Москве: там было больше возможностей. Я боялась этого первого серьезного решения в свой жизни, но в выборе была уверена.

– Закрыли тему, – твердила мама. – Глупости не говори. Ну куда ты поедешь? Какая Москва? Мы живем в Махачкале, и ты с нами. Вот выйдешь замуж, решит муж в Москву перебраться, тогда пожалуйста. Как ты себе такое представляешь? Ты же девочка.

Да, девочка. Двадцать лет.

– Там проституция, наркомания, – поддакнул папа, который до этого усиленно делал вид, что читает газету.

Вообще-то папа сам оканчивал аспирантуру в Москве, а еще там до последних дней жил мой дедушка. Иногда мы всей семьей на полгода уезжали в столицу и оставались, пока папа учился, там же я ходила в детский сад. В итоге папа защитил в МГУ диссертацию и стал кандидатом экономических наук, но все равно выбрал родную Махачкалу – маленький приморский город, где он был первым красавчиком. Он свой выбор сделал – и я тоже. Москва не давала мне покоя.

Как известно, вода камень точит, поэтому к пятому курсу я все-таки убедила родителей, что мне нужно учиться в столице. Но перед нами встал очередной вопрос: а как? Мы знали, что ежегодно на республику выделяется несколько бюджетных мест. Что, если попробовать получить одно из них?

Не могу сказать, что мы жили бедно и родители не смогли бы себе позволить оплатить коммерческое место, но бесплатное образование всегда было у нас в семье делом чести, тем более что я шла на красный диплом. Папа частенько поговаривал, что платно учатся только дураки, но даже он понимал, что краснодипломников в Дагестане явно больше, чем бесплатных мест. И он решил действовать.

Поскольку папа всегда был для всех своим парнем, у него было много полезных знакомств. Он увлекался спортом и за свою жизнь с кем только не побывал в командах по футболу и волейболу. Одним из таких людей оказался брат тогдашнего министра здравоохранения, а сам министр жил в соседнем от нас доме. Близкими друзьями они не были, но были добрыми соседями. И папе пришлось собрать всю волю в кулак, чтобы пойти к нему и узнать, есть ли в этом году бюджетные места и как их получают.

Оказалось, что буквально на днях на республику выделили два места, их еще никому не успели отдать, и министр, услышав, что я иду на красный диплом и мечтаю учиться в Москве, сразу сказал, что одно из них мое.

– Это получается, мы теперь что-то должны? – с порога спросил нас растерянный папа. – Он ничем не интересовался, ни на что не намекал…

– Ну нет, – возразила мама. – Такого великодушного и честного человека деньги только оскорбят.

Но она все равно съездила в какое-то секретное место, где достала золотые запонки с бриллиантами и бутылку дорогого коньяка. Когда папа принес подарки, оказалось, что министра нет дома, поэтому он просто оставил пакет его жене.

– Миша, да что ты? – ахнула та. – Меня муж ругать будет, не возьму.

– Скажи, что я настоял, пусть меня ругает.

В тот же вечер в одиннадцать часов раздался звонок в дверь. Я посмотрела в глазок и увидела там министра здравоохранения с его дочкой. Испугавшись, я убежала в комнату, крикнув родителям, чтобы открыли дверь.

– Вы эту коробочку возьмите, – услышала я чужой голос из коридора. – Спасибо, конечно, но не стоило. Миша, ты же не думаешь, что это я тебе по знакомству? Помогать одаренным студентам – святое дело и моя обязанность. Они же гордость республики. А коньяк выпьем с тобой, заходи завтра.

Когда он ушел, мама бросилась в слезы.

– Миша! Какой ты молодец, какой человек! Посмотри, как тебя в городе уважают. Сам министр здравоохранения…

Я стала врачом-ординатором в Москве просто потому, что министр оказался, как сказала мама, исключительным человеком. Наконец-то другой город, наконец-то самостоятельность.

* * *

Но самостоятельности не случилось.

– Ты будешь жить у тети Марины и дяди Вали́, – непреклонно заявила мама на следующий день. – Я уже позвонила и договорилась.

Это были наши близкие друзья и соседи, которые переехали в Москву. Мы поддерживали с ними теплые отношения. Тетя Марина – врач-гинеколог, кандидат наук и преподаватель. Дядя Вали – физик, доктор наук. Да у нас вообще весь двор такой был – люди интеллигентные, физики, академики, историки, в общем, из одного культурного пласта. У нас даже вопрос религии или национальности ни разу не поднимался. А кроме того, махачкалинский двор – это не просто соседи, а почти что родственники, семья. Так что отправить меня к тете Марине и дяде Вали было абсолютно естественно.

Я, конечно, возмутилась и заявила, что в Москве роскошные общежития и я хочу жить там. Мама скрипя зубами собрала мои вещи, собралась сама, и мы отправились на разведку, понимая, что над семьей нависла угроза неизбежной взятки, – комнат мало, а желающих много.

Знаменитое московское общежитие, в котором все мечтали поселиться, на деле оказалось вонючим грязным бараком, как в самых депрессивных фильмах про российскую действительность. К тому же оно явно было переполнено, студенты жили чуть ли не друг на друге. И это здесь надо выбивать место за взятку? Нет уж, спасибо.

Вариант снять квартиру с будущими сокурсницами отметался родителями сразу. «Сначала кто-нибудь приведет мальчика, а там и до разврата недалеко», – говорила мама. Были и другие тревоги: я могла потеряться, или кто-то мог обидеть. Второе опасение тоже имело сексуальный подтекст. Но главной тревогой всегда оставался разврат. А когда я возражала, что мама все придумывает, то она заверила, что точно знает. А что, собственно, она знает? «Тебе такое еще рано рассказывать».

Оставался еще замечательный вариант жить совсем одной, но это слишком накладно, да и опять же разврат. Родителям и в голову бы не пришло, что человеку хочется самостоятельности, самому строить свой быт, отдыхать по вечерам от людей. Жить одной? Подозрительно. Интересно, а зачем?

И это моя интеллигентная, образованная, вроде бы современная мама! Был у нее какой-то пунктик на эту тему, причем только насчет меня, как мы потом с сестрой выяснили. Помню, читаю какой-нибудь любовный роман, а мама следит так внимательно и изредка спросит:

– Ну как? Нравится? Интересно? А вообще там все неправда.

– Что неправда? – удивляюсь я.

– Ну как там описываются все вот эти… – Слова «секс», разумеется, в нашей семье не существовало. – Ну, низменное показывают возвышенным и прекрасным, любовью называют. Но все не так. Во-первых, это больно. Во-вторых, то, что женщины получают удовольствие, – это миф. В-третьих, неправда, что мужчины так проявляют свою любовь. Это просто похоть и ничего более. А еще бывают болезни и нежеланная беременность. Ну это я так, на всякий случай. Ты читай, читай. Но в голове держи, что все неправда.

Так во избежание разврата я все-таки оказалась дома у тети Марины и дяди Вали. У них было двое сыновей, друзья моего детства. Одного из них звали Кади.

– Конечно, конечно, Анечка поживет у нас первое время, – хлопотала вокруг меня тетя Марина.

– Как-то я не привык жить в одном доме с девочкой, – выдал дядя Вали. – Квартира у нас трехкомнатная: есть наша комната, спальню сыновей отдадим Ане, они пока поспят в гостиной, но как ты себе это представляешь? Понравится ли им это? Они сейчас в таком возрасте – вдруг начнут из дома уходить, еще женятся неизвестно на ком. Нет, Марина, какое-то время мы потеснимся, но потом обязательно найдем Анечке общежитие или комнату с хозяйкой.

И эти туда же. Обязательно нужна хозяйка, надсмотрщица.

– И как я сама не подумала? – всплеснула руками мама. – Хорошо, Вали, я пока тут, в Москве, поищу что-нибудь, подумаю еще, куда Аню определить.

Все три недели, что мама была со мной в Москве, она водила меня повсюду чуть ли не за ручку. Нет бы объяснить, как пользоваться метро, где что написано, – она просто шла впереди, как заправский генерал, а я покорно семенила следом, размышляя, какая же у меня умная мама и как много она всего знает.

С жильем мама, однако, так ничего и не придумала, а ей пора было возвращаться домой. В последний вечер она грустила на кухне, подперев щеку кулаком.

– Как же ты будешь без меня, одна? – повторяла она, вздыхала ежеминутно и бросала на меня сочувственные взгляды, будто провожала на фронт.

– Ну как же одна? – возразила тетя Марина. – А я на что?

– Марин, ну ты же не будешь с ней каждый день везде ходить. Ей в институт, потом обратно. А вдруг в поликлинику понадобится?

«А я же и правда не смогу. Мама дорогу знает, а я нет. Ой, а что же я буду делать? Эта Москва такая большая и непонятная», – внутренне запаниковала я.

И тут мама созрела для того, чтобы передать мне свои сакральные знания. Открыв рот и не мигая я слушала о том, что в метро есть карта, станции называются так-то и так-то, пересесть надо вот здесь, а потом… И вот Москва уже не казалась мне настолько неподступной. А еще, оказывается, мама нашла мне подружку! Теперь точно не пропаду.

И вот неделя за неделей потянулась моя московская жизнь. Тетя Марина говорила, что мы с Кади молочные брат с сестрой. Когда я уточняла, что это значит, она смеялась: «Вот ты дотошная! Вы же ровесники, с одной молочной кухни ели».

Кади, кстати, представлял меня всем как свою сестру, и можно было ходить везде не боясь. «А, это сестра Кади? Смотрите, чтобы с ней было все нормально», – слышала я вокруг. Я всегда мечтала о брате, и вот он у меня появился.

Дядя Вали тоже был замечательный – и полная противоположность моему папе. Папа легко вспыхивал, ничего не держал в себе, мог легко раскричаться. Дядя Вали же, наоборот, был сдержанный, спокойный.

Тетя Марина же постоянно мечтала отдать меня замуж и строила планы на этот счет.

– У тебя, к счастью, папа русский, поэтому тебе можно выйти и за русского, – говорила она.

– Даже нужно, теть Марин, – отвечала я. – Дома мне обычно пророчили, что найду хорошего русского парня. Но все равно нет таких, кто мне бы понравился. Вот вам с мужем повезло.

– А ты на дядю Вали не смотри, – смеялась она. – Таких на свете все равно больше нет. А вот такой муж, как твой папа, к примеру…

– Папа кричит, – возражала я.

– Ну и что же? Покричит и перестанет, зато искренний.

Нет уж, спасибо. Не надо мне, чтобы на меня кричали.

Но я чувствовала, что у меня не было по-настоящему своего места. Как все любили повторять: замуж выйдешь, там и будет твое.

Ближе к Новому году тетя Марина объявила:

– Представляешь, Анечка, я дяде Вали сказала, что ты на каникулы домой съездишь, а потом, наверное, не вернешься, переедешь. А он мне: «Куда это она переедет? И как я буду жить и на работу ходить, когда наша Анечка неизвестно где? Надо, чтобы она у нас жила. Чтобы я всегда знал, что с ней все в порядке».

Тетя засмеялась, а у меня потеплело на сердце от того, что дядя Вали изменил свое мнение. Вообще-то мне было у них хорошо, и я искренне их любила, особенно веселую тетю Марину, которая сидела дома и учила меня хозяйничать. На работу ее почему-то не брали, несмотря на все регалии, а она не сильно и стремилась.

Я же была инфантильная, домашняя девочка, которая ничего не умела делать по дому. Но я бесплатно жила у них и хотела отблагодарить хотя бы так. Тетя Марина прямым текстом говорила, что у них всегда жили сельские родственники, которые помогали по дому. То есть это негласный договор между порядочными людьми: живешь, денег за это не платишь, продукты не покупаешь, тогда делай что-нибудь.

У тети Марины болела мама, поэтому она иногда уезжала к ней на месяц или даже два, а я оставалась на хозяйстве. Оказалось, я могу превосходно гладить белье. В доме с тремя мужчинами, да еще и жутко чистоплотными, меняющими одежду ежедневно, это был очень полезный навык – порой мне приходилось гладить по семнадцать рубашек за раз.

Подруги тети Марины смеялись и говорили, что мне теперь никакая свекровь не страшна. Дядя Вали ворчал на жену:

– Ну что у тебя Анечка как Золушка? Небось, свою дочь так не нагружала бы работой.

– Ты ж моя ласточка, ты ж моя девочка, – в ответ на его замечания тетя Марина подходила ко мне и целовала в щеку.

Я действительно не понимала, о чем они. Жили мы дружно, могли, конечно, поругаться, но могли и посмеяться, от работы я не уставала, а тетя Марина умела как никто научить аккуратно, не обидев. Это сейчас я быстро считываю из пространства. Тогда мне нужно было все разжевать, рассказать и показать.

– Анечка, а как ты думаешь, если мыть полы одной тряпкой и не менять воду ни разу, чисто будет? – осторожно спрашивала тетя Марина.

– Нет, наверное, – спохватывалась я. – Получается, я грязь размазываю?

– Вот смотри, после каждой комнаты воду лучше сменить, тряпку освежить.

Мне это даже понравилось. Действительно, что я в грязной воде ковыряюсь?

– Смотри, это Кади посуду мыл, – говорила тетя Марина в другой раз.

– А как вы поняли?

– Он все тарелочки по размеру составляет. Я вот так не умею.

А я тем более – до этого в доме родителей приоритетом всегда была моя учеба и хозяйством меня никто не напрягал. Я даже не соображала, что нужно отдельно складывать ложки, вилки и ножи. Так что уж что-что, а мыть посуду и полы в доме тети Марины я научилась идеально, и это очень пригодилось мне в первом браке.

Так я зависла у дяди и тети на целый учебный год. Но как-то раз тетя Марина шла с занятий по фитнесу, увидела во дворе соседнего дома милую бабушку, гуляющую с собачкой, и сразу же поняла, что ее-то мы весь год и искали.

– Ой, у вас собачка! – издалека завела она ненавязчивый разговор. – А у меня кошечка.

Слово за слово, и тетя Марина рассказала, что у нее девочка, племянница, хочет самостоятельности – одна жить. И если бы какая-нибудь надежная женщина («вроде вас») сдавала комнату…

– А может, мне попробовать? – воодушевилась бабушка. – Я, правда, никогда комнату не сдавала, но вы, я вижу, люди надежные.

В тот вечер тетя Марина буквально влетела в двери квартиры.

– Бабульку нашла тебе, Аня! Пойдем знакомиться и квартиру смотреть.

Дядя Вали тут же придумал новое условие.

– Анечка, ты только когда будешь из института домой идти, сначала к нам зайди, чтобы мы знали, что с тобой все хорошо.

Вот так было у меня два контролера, а стало три, а может, и четыре, если считать бабушкину собачку. Прожила я у нее еще год, пока не вышла замуж. Но о муже, который говорил «У тебя нет своего дома», мне вспоминать уж совсем не хочется.