Читать книгу Жемчужина дракона - - Страница 2

Путешествие запомнилось мне, как сплошной праздник. После монастыря я радовалась всему, что видела – и цветам, которыми торговали румяные девицы на обочинах, и ранним фруктам, которые вилланы разносили в корзинах, и зелени деревьев, и синеве неба. Погода стояла чудесной – ясной, но не жаркой, и воздух по мере нашего удаления на юг становился все душистее, все медовей. Постепенно пшеничные поля сменили поля подсолнечника, а в говоре вилланов стали проскальзывать незнакомые гортанные нотки. По вечерам кто-нибудь из местных жителей играл на гитаре и пел, а однажды я увидела, как пляшут цыганки – черные, словно головешки, наряженные в разноцветные платья в крупный горох.

Это была жизнь, хоть и отличавшаяся от нашей. Настоящая жизнь, а не прозябание в темной сырости монастыря.

Я упивалась всем этим – звуками, видами, запахами, и старалась не обращать внимания на дядю, который посматривал на меня настороженно. Наверное, думал, что я обязательно совершу какую-нибудь глупость. Но глупости я решила приберечь для смотрин. А пока достанет просто радоваться, просто быть счастливой.

Ди Амато жили в городе на побережье. Я слышала об этом, но не представляла, что «на побережье» – это когда море плещется рядом. В один прекрасный день перед нами раскинулась необъятная синь до самого горизонта. Я впервые видела море и тут же потребовала остановить карету. С холма, на который мы только что забрались, открывался вид на изумрудную равнину, где раскинулся Анжер с белыми, как сахар, крепостными стенами, и розовыми крышами, а дальше все было синим, бирюзовым, голубым…

Я чувствовала солоноватый влажный запах, и упивалась ветром, который дул прямо в лицо – упругий, освежающий, как самое лучшее питье.

Дядя был недоволен задержкой – он хмурился, но ничего мне не сказал, и я позволила себе в полной мере насладиться и видом, и запахом этого благодатного края.

Нас обогнал другой караван – более пышный, чем эскорт дяди. Центральная карета была позолоченной, и везли ее шесть лошадей, а не четыре, как у нас. Окошечко приоткрылось, и я увидела самое прелестное и нежное девичье лицо, какое только можно вообразить. Золотистые локоны были уложены волосок к волоску, и огромные глаза смотрели так невинно, а розовое платье походило на наряд феи Титании, словно сотканное из лепестков роз и крыльев бабочек. Мы все проводили карету взглядом, а дядя сказал:

– Дочка графа Божоле.

– И в самом деле красавица, – сказала я. – Если ди Амато не слепой, он точно выберет ее.

– Поедем, – буркнул дядя.

Я вернулась в карету, чувствуя легкое разочарование. Конечно, состязание с такой красавицей проиграно заведомо. Тем более, если за ней дают графство с портовым городом. Анжер и Божоле почти рядом – наверняка, семьи захотят породниться. Это к лучшему. Я встряхнула головой, прогоняя нечаянный соблазн – на секунду мне захотелось остаться здесь, в этом разноцветном радостном крае, на берегу моря. Но нет, лавандовые поля, все-таки, лучше моря. В них нельзя утонуть.

Мы прибыли в город и долго кружили улочками, прежде чем отыскали гостиный двор. Дядя отправился договариваться насчет комнат, а я смотрела из окна кареты, наблюдая за деловитыми горожанами, за торговками зеленью, что несли свой товар в плоских корзинах, поставив их на голову. Все здесь было непохожим на наши края, но совершенно все было чудесным. Интересно, сколько продлится выбор невест? Я не отказалась бы пожить здесь подольше. Нас не всегда будут держать перед ясными очами герцога, наверняка, выдастся минутка сбегать на побережье, чтобы посмотреть, какое оно вблизи.

Внимание мое привлекла женщина – очень красивая, высокая, с волосами черными, как уголь. Вопреки правилам, женщина была одета по-мужски – в приталенную безрукавку, белоснежную рубашку и мешковатые штаны. Сапоги у нее были щеголеватые – из черной кожи, начищенные до блеска. Я смотрела на нее с завистью и восхищением – сама я даже при вольной жизни у отца ни разу не осмелилась надеть мужскую одежду, хотя очень хотелось прокатиться в мужском седле.

Женщина о чем-то разговаривала с торговкой травами, а потом протянула ей увесистый кошелек. Торговка схватила кошелек, и он исчез в ворохе трав, будто канул в воду. Переворошив пучки свежей зелени, торговка ловко, как площадный фокусник, достала пучок сухих былинок и протянула женщине в мужском костюме. И теперь уже женщина с ловкостью фокусника спрятала траву в поясной кошелек и пошла вниз по улице неторопливой, гибкой походкой.

Я смотрела женщине вслед, пока не примчался дядя. Он выглядел таким испуганным, словно за ним гналась стая драконов.

– Все претендентки уже приехали, – сказал он, вытирая пот со лба, – оставим вещи здесь, а сами пойдем во дворец. Не хочу быть последним!

Я ничего не имела против, и мы отправились в сопровождении двух слуг засвидетельствовать свое почтение ди Амато. Сначала дядя хотел ехать верхом, но улочки в городе были такими узкими, что пришлось отказаться от этой затеи. Но меня это даже обрадовало. Я готова была часами бродить по этому чудесному городу, где из каждого окна доносился аромат кофе, а детвора уплетала апельсины, бросаясь друг в друга оранжевыми шкурками.

Мне страшно хотелось апельсинов, и кофе с корицей, и еще печенья, что продавала у фонтана дородная дама, облаченная в ярко-красное платье и чепец с оборками невероятного размера, которые трепетали, как паруса. Но дядя тащил меня за собой и бледнел все больше.

Дворец ди Амато располагался в центре города – на зеленом холме, поросшем оливами и апельсиновыми деревьями. Мы предъявили приглашение, и нас пропустили за ажурные металлические ворота. Слуги были наряжены в оранжевые и желтые ливреи, и сами походили на солнечные апельсины.

Дворец мог бы принадлежать королеве фей – белоснежный, с тонкими колоннами и треугольной крышей. Он казался легким, как облако, и розы пышно оплетали его, карабкаясь к балконным балюстрадам.

– Ваше имя? – спросил нас на входе мажордом. Сам он был в черном камзоле, но в петлице красовалась двухцветная лента – желтая с оранжевым, цвета дома ди Амато.

– Барон де Корн, – важно назвался дядя, – а это – моя дочь, Изабелла де Корн. Вот наше приглашение.

Он долго изучал послание, подписанное королем Рихардом, а потом с поклоном предложил мне и дяде следовать за ним.

Я и подумать не могла, что на свете существует такое великолепие. Словно во сне я рассматривала внутреннее убранство дворца – занавеси, легкие, как дуновение ветра, золотистую мозаику на стенах и полу, прекрасные античные статуи и вазы – на всем была печать прекрасного вкуса и баснословного богатства. Кем бы ни были драконы, в красоте они понимали толк, и это не могло меня не восхитить.

– Здесь чудесно, – сказала я вполголоса, но эхо подхватило мои слова, и дядя свирепо посмотрел, призывая к тишине.

Но мажордом оглянулся и кивнул мне через плечо:

– Юная леди права, – сказал он. – Замок в Анжере – настоящая жемчужина побережья.

Дядя осклабился, изображая улыбку, но едва мажордом отвернулся – улыбаться перестал и пошел дальше, втянув голову в плечи. Я даже посочувствовала ему, догадавшись, что он боится разоблачения. Но меня это не пугало. Красота этого места уничтожила все тревоги. Наверное, в этих краях люди только веселятся и радуются жизни, и никакие заботы и печали не омрачают этого веселья.

Зазевавшись, я не заметила, как навстречу нам появилась девица Божоле в сопровождении важного господина. Я увидела их только тогда, когда мы с девицей столкнулись в дверном проеме. Она уже успела переодеться, и теперь на ней было голубое платье, выгодно оттенявшее цвет глаз. Я наступила на подол этого прекрасного платья, и незабудки, приколотые к лифу, смялись.

– Простите… – я поспешно отступила и получила взгляд, полный самого великолепного бешенства.

– Смотрите, куда идете! – прошипел голубоглазый ангел в девичьей плоти, и тонкой белой ручкой сорвал смятый букетик. – Отец! Она нарочно толкнула меня.

– Прошу прощения, – извинилась я еще раз. – Все произошло лишь по моему невниманию, но без умысла.

Граф Божоле смерил меня взглядом, в то время как дядя раскланялся, рассыпавшись в извинениях по поводу моей неловкости. Извинения милостиво были приняты, и отец с дочерью удалились. Причем леди Анна сказала вполголоса, обращаясь к отцу:

– Даже не переоделись перед визитом…

– Мы и в самом деле явились сюда, как провинциальные неряхи, – сказала я дяде, когда мажордом сделал нам знак следовать за ним дальше.

– Это неважно, – пробормотал дядя.

– Вам виднее, – пожала я плечами.

Мы прошли полутемный прохладный коридор и вышли на открытую террасу, увитую зелеными плетями какого-то южного растения.

– Соблаговолите подождать здесь, – попросил мажордом с таким апломбом, что мы с дядей сразу почувствовали себя нищими, просящими милостыню. – Я доложу о вас.

– Здесь чудесно, – сказала я, когда мажордом удалился. – Действительно, жемчужина, а не дворец. Драконы умеют украшать свою жизнь. Говорят, притягивать богатство и красоту – это одна из драконьих сущностей.

Дядя что-то пробормотал, но любоваться окрестностями, судя по всему, ему не хотелось. А я с удовольствием поставила локти на перила и наслаждалась замечательным видом с балкона. Отсюда виднелся краешек города – белоснежные стены домов, красная черепица крыш, а за ними плескалось ласковое, как котенок море. Только почему-то в безбрежной синеве я не увидила ни кораблей, ни лодок, лишь одинокая скала темнела вдали, как черный парус.

– Сколько мы здесь пробудем? – спросила я. – Надеюсь, мне позволят посетить побережье?

Дядя покачал головой, глядя в пол.

– Считайте, что это мое условие, – сказала я сухо. – Я хочу увидеть море вблизи.

От пререканий по этому поводу дядю избавил мажордом, который как раз появился.

– Милорд де Корн, можете войти, а девушка пусть подождет, – объявил он.

Дядя одернул камзол, пригладил волосы и шагнул следом за мажордомом. Дверь закрылась, и я осталась одна.

Но одиночество меня ничуть не огорчило. Я бы не стала возражать, если бы официальная часть прошла без моего участия. Пусть дядя засвидетельствует почтение герцогу и прочая, и прочая, а я с большим удовольствием провела бы время на этом балконе.

Перила были достаточно широкие, чтобы сесть на них, как на скамейку, и я сразу же позволила себе это удовольствие.

К сожалению, ни к чему хорошему это не привело, потому что я нечаянно толкнула цветочный горшок, стоявший на перилах и скрытый пышными зарослями цветов. Горшок полетел с балкона, подобно ядру, пущенному из катапульты, и я не успела его поймать, схватив лишь пустоту.

Хуже всего, что внизу как раз кто-то проходил – я увидела две черноволосые макушки, когда перегнулась через перила, и я не смогла даже крикнуть, чтобы предупредить об опасности – язык словно приморозило к нёбу.

Но горшок вдруг взорвался, разлетевшись красноватыми осколками и комьями земли, а алые цветы, описав дугу, свалились в маленький фонтан в виде ракушки.

Двое, что как раз проходили под балконом, метнулись в сторону слаженным движением – будто в танце, и один бережно придержал другого, не позволив ему упасть. Этот первый вскинул голову, глядя на балкон.

Это оказалась та самая женщина в мужском костюме, которую я видела покупавшей травы у уличной торговки. Женщина смотрела на меня свирепо, левой рукой обнимая мужчину в черном камзоле, и держа в правой меч – им она успела разбить цветочный горшок в воздухе, не допустив удара.

– Что за шутки?! – воскликнула она гневно.

– Прошу простить, это нечаянно… – заверила я ее, перепугавшись по-настоящему. Ведь швырнуть цветочный горшок на голову – это не то что наступить на подол леди Божоле. – Простите великодушно, госпожа… господин… я не заметила вас…

– А если бы заметили?! – вскипела она.

– Тише, Милдрют, – остановил ее мужчина, и голос у него был мягким, мелодичным, вовсе не гневным. – Это была случайность, не будем поднимать шума.

– Случайность?! – Милдрют направила на меня острие клинка. – Вот эта чуть не ранила вас!..

– Но я отделался легким испугом, – пошутил мужчина. – Благодаря тебе, как всегда.

– Вы весь в земле, господин, – произнесла Милдрют дрожащим голосом, – ваши волосы…

– От этого точно не умирают, – пошутил мужчина и встал, опустив руки, позволив Милдрют отряхнуть его.

Волосы у него были длинными, черными и блестящими. Я поежилась, представив, сколько туда набилось сора и земли. Милдрют убрала меч в ножны, но бросала на меня злобные взгляды, все время, пока хлопотала вокруг своего спутника, и я предпочла отойти от перилец, чтобы не натворить еще какой беды. Выглянул дядя и позвал меня, замахав рукой.

Оглянувшись на пострадавшую от меня пару, я еще раз пробормотала извинения, и юркнула в приоткрытые двери.

– Болтовни поменьше, побольше учтивости, – прошептал дядя, схватив меня за руку в полумраке прихожей, – но не перестарайся.

Отвечать не потребовалось, потому что в этот самый момент мажордом торжественно приподнял штору, отделявшую прихожую от основного зала, и мы с дядей вошли в комнату, залитую солнечным светом.

В креслах у круглого столика, на котором стояли чаши с фруктами и пирожными, сидели двое – женщина и мужчина. Женщине было лет сорок или чуть больше, и она была красива яркой, южной красотой, и темно-красное платье делало ее еще ярче. Пусть лицо женщины уже носило печать увядания, но глаза были блестящими, а брови и волосы – черными, словно уголь. Она улыбалась, и приветствовала нас радушным кивком, а мужчина поднялся нам на встречу, кланяясь и указывая на мягкие пуфики, предлагая присесть.

– Леди де Корн, счастлива видеть вас, – сказала женщина глубоким, низким голосом. – Вы очаровательны! Познакомьтесь с моим сыном – Ланчетто ди Амато, герцог ди Амато, – она царственно указала на мужчину, и тот поклонился еще раз, разглядывая меня с любопытством.

Так вот какие драконы? И совсем не страшные. Я слышала рассказы о том, как одним своим видом драконы подавляют человеческую волю. Говорили, что их взгляд, речь – все это несет в себе скрытую угрозу, и человеческое сердце трепещет, чувствуя ее, хотя разум еще не опознал опасности.

Вот ведь врали.

Я ответила герцогу не менее любопытным и внимательным взглядом, пока не спохватилась, когда дядя незаметно ущипнул меня за локоть. Ущипнул так же больно, с вывертом, как и сестра Цецилия. Только тогда я опустила глаза, но и нескольких секунд мне хватило, чтобы рассмотреть герцога.

Он был молод и красив – смуглый, черноволосый, черноглазый, очень широк в плечах и очень высок ростом. Все в нем так и кричало о силе, молодом задоре, о том, что он и есть баловень судьбы.

– Благодарю, что удостоили нас такой чести, леди Ромильда, – сказал дядя, и голос его зажурчал ручейком. – Признаться, мы с Изабеллой были потрясены, получив королевское приглашение. Даже не знаю, чем мы заслужили подобную милость…

– Изабелла, – повторила леди Ромильда, и я мило улыбнулась и сделала короткий поклон, – красивое имя, и очень вам подходит, моя дорогая. Но присаживайтесь! Хотите освежиться фруктами или лимонадом? А может, сладости?

Сладостей я не пожелала, но с удовольствием пригубила ледяной напиток из серебряного бокала. Бокал запотел, и было огромным удовольствием держать его в руках, наслаждаясь прохладой в этом горячем крае. Усевшись на пуфик, я слушала, как леди Ромильда и дядя изощряются в любезностях, и посматривала на герцога. Не знаю, как насчет того, что имя «Изабелла» подходило мне, но имя «Ланчетто» – отважного рыцаря из баллад – подходило герцогу идеально. Он тоже посматривал на меня, украдкой улыбаясь, и, заметив мой взгляд, протянул мне яблоко – не на блюде, а просто держа его в руке. Когда я взяла фрукт, то герцог легко коснулся моего запястья, погладив его с такой нежной сноровкой, что я сразу поняла – он проделывает это по сто раз на дню.

Яблоко я приняла, но смущаться от прикосновения не пожелала, а только посмотрела на герцога и покачала головой, показывая, что это было лишним. Он усмехнулся и откинулся на спинку кресла, продолжая разглядывать меня и медленно потирая большим пальцем подбородок, нижнюю губу и опять подбородок.

Извечные мужские жесты соблазнения. «Красивое животное», – подумала я. Знает свою силу, и бесстыдно пользуется ею. Ведь все это действует – и взгляды, и полунамеки. Женщины теряют головы и из-за меньшего. Возможно, я бы тоже потеряла… встреть такого зверя года три назад.

Дядя и вдовствующая герцогиня были увлечены беседой, и Ланчетто ди Амато продолжил игру. Он закусил губу, рассматривая меня с ног до головы, и остановил взгляд на вырезе моего платья. Вырез был не слишком глубокий, но я на мгновение прикрыла его рукой, показывая, что пристальное внимание мне неприятно, а потом взяла со стола нож для фруктов.

Разрезая ножом яблоко, я подумала, что нравы в этом городе весьма вольные, если даже герцог ведет себя, как мальчишка на площади во время праздника. И то, как он смотрит на меня, словно раздевая взглядом и оценивая формы – это было… противно. Если не сказать – омерзительно.

– Мы решили не устраивать никаких испытаний, – сказала между тем леди Ромильда. – К чему это, если девушки выше всех похвал!

– Не будет испытаний? – лицо дяди вытянулось.

– Ланчетто сам выберет невесту, – торжественно подтвердила вдовствующая герцогиня. – Пусть у молодых сердец все произойдет по любви и согласию.

– Вы совершенно правы, – пробормотал дядя.

Я угадала его страх. Предполагалось, что я провалю все испытания – например, покажу, что недостаточно грамотна, не умею вышивать или кланяюсь недостаточно изящно, а тут все будет зависеть от воли герцога. Посмотрев на Ланчетто, я сдержанно улыбнулась. Несмотря на миловидность, жених нравился мне все меньше и меньше. Я отметила, что губы у него слишком уж пухлые – наверняка, признак развращенной натуры, а подбородок самую чуточку мал – а это указывает на недостаток воли. И в самом деле – животное. Наверняка, еще и привык ни в чем не встречать отказа.

В монастыре от скуки мною было прочитано много книг. В большинстве своем они были философскими размышлениями о суетности мира и нагоняли тоску. Но были и другие. Например, книга древнего автора о том, как распознавать характер человека по лицу. Она необыкновенно занимала меня, и я развлекалась тем, что пыталась читать характеры по лицам монахинь. Не всегда лицо отражало истинную суть, но чаще всего автор оказывался прав. Вот и сейчас – не случится ли так, что герцог окажется вовсе не благородным рыцарем, а… совсем неблагородным?

– Вы так необыкновенно серьезны, леди Изабелла, – обратилась ко мне мать дракона. – Вероятно, устали с дороги? Смею надеяться, что причина не в том, что вам здесь не понравилось?

– Что вы, госпожа, как здесь может не понравиться? – ответила я учтиво. – На мой взгляд, ваш замок – самое чудесное место на свете. Просто я только что из монастыря, и мне трудно так быстро настроиться на мирской лад.

– Из монастыря? – леди Ромильда удивленно распахнула глаза.

– Последние три года я жила в монастыре святой Чаши, – ответила я, молитвенно сложив ладони.

Дядя заерзал на мягкой подушке, но ничего не сказал.

– Восхищаюсь вашим благочестием, – сказала леди Ромильда. – В прошлом году я отправляла в монастырь святой Чаши новые покровы…

– Вышитые жемчугом, – подхватила я. – Они великолепны, госпожа герцогиня. Мать Вероника-Виктория бережет их для особых случаев.

Я поймала взгляд Ланчетто. Он насмешливо вскинул брови, а я выпрямилась и чопорно поджала губы. Пусть будет так. Я – девица из монастыря. Благочестивый сухарь, думаю только о молитвах и замаливании грехов. Герцогу, привыкшему флиртовать, такая невеста точно не понравится.

– Король Рихард тоже много жертвует на церкви, – продолжала тем временем вдовствующая герцогиня. – Он будет очень доволен вашим благочестием, моя дорогая. Он прибудет завтра, и официально праздник будет приурочен к его визиту…

– Сюда приедет король? – дядя вскинул голову.

– Он пожелал лично увидеть невест, – ответила леди Ромильда с лукавой улыбкой.

Мы с дядей переглянулись, почувствовав себя весьма неуютно.

– Поэтому ожидается большое торжество, – щебетала леди Ромильда. – Будем веселиться всю ночь напролет! Пусть союз определит любовь, а не расчет! Прекрасная задумка, не правда ли?

– Да, прекрасная, – проблеял дядя. – Разрешите удалиться, миледи? Изабелле нужно подготовиться к приему. Знаете, все эти женские штучки – ожерелья, колечки, шпильки…

Но я перебила дядю, сказав так пафосно, что у самой зубы свело:

– Я буду молиться, чтобы небеса указали милорду герцогу верное решение. И должна прежде всего посетить церковь. Надо поставить десять свечей и сделать тысячу поклонов в благодарность, что наше путешествие завершилось благополучно.

– О… – только и сказала вдовствующая герцогиня.

А герцог спросил:

– Сможете ли вы танцевать после тысячи поклонов, леди Изабелла? Может, лучше приберечь благодарность небесам на потом? Небеса не обидятся, я уверен.

– Ланчетто! – одернула его мать, но без особой строгости.

– Кто сказал вам, что я буду танцевать? – сказала я строго. – Танцы – это прямая дорога к греху, это ненужная телесная утеха. Сначала мы тешим свое тело, потом будем тешить душу, и вот уже уготована прямая дорога в ад.

– Из ваших уст это звучит так угрожающе, – протянул герцог, не сводя с меня темных и блестящих, как маслины под дождем, глаз.

– Если бы вы позволили мне прочитать вам поучения святого Бернара, – не смогла я удержаться от скрытой насмешки, – вы боялись бы засыпать по ночам, не сделав хотя бы ста поклонов. И задумались бы не о танцах, а о бренности бытия.

– Что ж, не будем вас задерживать, – жизнерадостно сказала вдовствующая герцогиня и встала, давая понять, что визит окончен. – Отдыхайте с дороги, набирайтесь сил, а завтра увидимся на празднике.

Мы с дядей тоже встали, кланяясь, и герцог Ланчетто поднялся из кресла, расправляя плечи.

Леди Ромильда пожелала проводить нас до порога, и дядя учтиво предложил ей руку. В это же время герцог шагнул вперед и оказался рядом со мной – плечом к плечу.

– Может, этим и займемся завтра? – спросил он шепотом, чтобы услышала только я. – Прочитаешь мне поучения, чтобы мне не спалось всю ночь, – рука его скользнула по моей талии, и я, прежде чем сообразила, что делаю, ударила его локтем под ребра.

Удар получился не очень сильный, он только рассмешил герцога, но руку господин Ланчетто убрал. Очень вовремя, потому что в комнату, нам навстречу, вошли двое. И увидев их, я смущенно потерла ладони и попыталась спрятаться за дядю.

Женщина в мужском костюме, с мечом у пояса, и мужчина в черном камзоле – те самые, что едва не пострадали от моей неловкости. Женщина держала мужчину под руку так бережно, словно он был стеклянным, и заговорила первой:

– Добрый день, леди Ромильда, лорд Ланчетто и… – она заметила меня и дядю, и покривилась. – Здесь гости, лорд Тристан. Невеста вашего брата и ее отец.

– Позвольте приветствовать вас, – сказал мужчина, которого она назвала лордом Тристаном.– Если я не вовремя, то не стану беспокоить. Милдрют, мы уходим…

– Нет-нет, – поспешно произнес дядя, – это мы уже уходим. Просим прощения, всего наилучшего… – и добавил, углом рта: – Изабелла!

Но я позабыла о дяде, о герцоге и обо всем в эту секунду. Потому что лорд Тристан повернул голову в мою сторону, и я увидела, что глаза у него были неестественно светлыми – водянисто-голубыми, будто бы выцветшими, без зрачков. Он чуть склонил голову к плечу, словно прислушиваясь, а потом сделал шаг назад и едва не уронил напольную вазу у входа. Милдрют успела приобнять его, чтобы не потерял равновесие.

– Тут что-то стоит, – сказал лорд Тристан с извиняющейся улыбкой, пошарил рукой, коснулся края вазы и осторожно сделал шаг в другую сторону, поддерживаемый Милдрют.

Он был слепой.

И когда его невидящий взгляд остановился на мне, я вздрогнула, потому что эти светлые глаза вызывали ужас, почти панику.