Читать книгу Время жить - - Страница 2

Командный пункт зенитно-ракетного полка постоянной боевой готовности в Ростове-на-Дону, закрытый военный город Кулешовка. Огромная территория рядом с дорогой между Азовом и Ростовом-на-Дону, окруженная сельскохозяйственными полями с бахчой, луком и кукурузой. Это типичная донская степь с редкими лесополосами, с присущими ей самобытными хуторами и поселками. Местные жители разговаривают с ростовским акцентом, слегка напоминающим украинский. Люди добрее и гостеприимнее, если сравнивать с Татарстаном. В лесополосе легко встретить лису, куницу, зайца. В районах сельхозканалов, узких ирригационных речушек можно наткнуться на черепашек.

Из своих двадцати двух лет девять я был военным. Трудно сейчас, читая эти строки, оценить размеры и масштабы того военного пласта, который занимала в моем мировоззрении военная служба. Десятки тысяч часов обучения специфическим предметам. Жизнь в группе людей около ста двадцати человек в казарме с общим пространством, без малейшей возможности побыть наедине с самим собой. Две с половиной тысячи дней, где один похож на другой как две капли воды. В связи с этой теснотой и интенсивностью взаимодействия мы все приобрели очень ценный опыт, как гармонично выстраивать взаимодействие друг с другом, и эти навыки ушли в раздел неосознанной компетенции. Скажу честно, было тяжело. Даже самые элементарные потребности не закрывались: еда, сон, секс. Происходили драки из-за всякой ерунды. Тогда причины казались серьезными. Бывали разного рода издевательства, преимущественно над слабыми. Связанные с этим отчисления неадекватных личностей. Было много спорта, уроки танцев, парады на 9 Мая, баня один раз в неделю, дежурства по столовой и по роте, уборка территории от снега, самоволки, марш-броски и ежедневная зарядка в 6:30 утра, увольнения и отпуска. По моим подсчетам, за время учебы в военных заведениях я пробежал в общей сложности более тридцати тысяч километров. Порой было очень весело именно потому, что объективно было невесело. Мы создавали веселые ситуации сами – просто выдумывали их и смеялись до слез и судорог в животе. Тогда мы еще легко в игровой форме вводили себя в нужные нам измененные состояния сознания, корректировали реальность так, как нам было нужно. Взрослые люди на такое волшебство практически не способны. Всякий раз, когда собираемся с суворовцами или курсантами, нам всегда есть что вспомнить. Это во всех подробностях истории про самоволки с бутылками водки в авоськах, дежурства и проверки, увольнения и опоздания из них, драки и установление дружбы. Потасовки, кстати, никогда не приводили к длительной вражде. Помахали кулаками, выпустили пар – и уже через три дня сдружились. Сильный уважает сильного, а уважение очень важно для дружбы или партнерства. Я научился там выгодам умения управлять своим состоянием, быть на позитиве. Желая вкусно кушать, в нарядах по столовой отменно готовил. В целом научился быть самодостаточным в бытовом плане. Но вернемся в военный городок.

На улице пекло, около 36 градусов. Недавно увидел, пробираясь к штабу полка по делам службы, на улицах города в салоне чьей-то старенькой отечественной «девятки» подплавившуюся приборную панель автомобиля. Просто пластик взял и потек. Из-за жары. Многие думают, что ветерок исправит положение, но нет, только усугублял. Побережье – другое дело, море всегда играет роль конденсатора. Летом оно дарит прохладу, а зимой тепло. Но его не было. Был асфальт и каменные одноэтажные здания закрытого военного городка. Еще была военная техника и боевая работа, отслеживание военных самолетов бортов первых лиц. В автопарке вялые солдаты вяло обслуживают и ремонтируют военную технику. МАЗы, «Уралы», КамАЗы. Построение личного состава в две шеренги на плацу. Солнце прямо над головами, теней на раскаленном асфальте не наблюдается. Прослойка воздуха между влажной кожей и тонкой грубоватой тканью камуфляжа «от Юдашкина» спасала от воображаемого ожога. При движении не чувствовалось, но когда стоишь на построении и не двигаешься, явно ощущаешь, как капли пота стекают по скользкой коже сверху вниз и пропитывают места соприкосновения с камуфляжем. Эти места выделялись темными маслянистыми оттенками. Построения проводились долго, напряженно, традиционно долго обсуждали малозначительные события. Инициатором долгих дискуссий был начальник командного пункта, майор. Возникало ощущение, что начальник командного пункта сорока пяти лет от роду тихо ненавидит и свою работу, и свою жизнь, и свою судьбу. Если он смеялся, это было настолько неестественно и не в тему, что в ответ так же возникали улыбки. Я думаю, он знал, кто смеется над ситуацией, а кто над ним. (Как правило, те офицеры и сержанты, кто сохранил преданность делу и собственным принципам, постепенно выдавливались системой или уходили сами.) К сорока пяти годам у него не было даже домашнего животного, любящего его. Не говоря о жене и детях. Тогда я любил обсуждать других – направить внимание на себя и свое состояние не очень-то и хотелось. Позади служба, впереди служба – и никакого просвета. Поговаривали, что в каком-то селе была у него любовница, и кто-то даже видел, как он с ней приезжал в часть. Зато у него была машинка, работающая от двигателя внутреннего сгорания на дистанционном управлении. Она нравилась всем. Это единственное, что вызывало у окружающих интерес к его персоне. Я смотрел на жизнь этого человека, и мне становилось жутко. Обстановка в коллективе была такой, что каждый видел своей задачей сделать вид более грустный, чем у товарища, потому как наверняка все считали, что это главный показатель того, кто сколько работает. По утрам, продвигаясь на построение, добрая половина военнослужащих на мое улыбчивое «Доброе утро!» отвечали сквозь зубы, глядя себе под ноги.

Было два периода. Поначалу я хотел, чтобы было все не так, как раньше. В военном училище я прослыл хулиганом. Предпочитал обращать на себя внимание, наслаждаясь своей независимостью и правильностью напоказ. Как бы там ни было, но к середине третьего курса обучения и нас приструнили, сделали послушными и податливыми. Иной раз показательно-послушными. Если бы мы не позволили этому произойти, нас бы отчислили. Долгое время в связи с этим фактом я относился к себе как трусу, но со временем осознал и отпустил эту вредную установку. В итоге нас с другом двоих со всего курса отправили вместо космических войск, где я обучался, в менее престижные зенитно-ракетные. Это, вообще, какой-то идиотизм – все равно что стоматолога отправить на должность педиатра.

Поначалу после распределения в военную часть я хотел быть на счету ответственных, исполнительных офицеров, хотел быть красавчиком, исполнять свои обязанности на все сто. Но очень скоро понял, что это утопия. Чем больше и лучше ты работаешь, тем больше с тебя требуют. Без намека на благодарность, без поощрений за переработку. Занимались по большей части ерундой. Созданием видимости работы, переписыванием каких-то конспектов. Отрадой было общение с некоторыми живыми офицерами и обучение солдат боевой подготовке. Вот это я любил. Но и это пресекалось, если я делал так, как было полезно и интересно солдату. Окончательно мой энтузиазм в отношении качества занятий с солдатами был подорван на занятиях физической подготовкой. По плану был марш-бросок. Я пообещал солдатам, что кто пробежит вместе со мной и не сойдет с дистанции, будет играть в футбол. Ребята выложились, молодцы, но начальник отменил мой приказ, и игра не была доиграна. Уважения к начальнику не было и не могло быть.

С ним мы были соседями, жили в соседних квартирах. Возвращаясь с ночной гулянки с товарищами, мы спокойно могли спеть в караоке «Песню про зайцев» из «Бриллиантовой руки». Спустя некоторое время я завел собаку, немецкую овчарку, и она интуитивно вписалась в нашу компанию – людей, кто с начальником по разные стороны баррикад. Когда ночью он шел проверять дежурные службы, со стороны домов доносился громкий лай, оповещающий, кто именно идет: ни на кого больше собака не лаяла. Думаю, этих историй достаточно, чтобы погрузиться в атмосферу.

Жили мы там же – работа была перед глазами утром, днем и вечером. Дома офицерского состава представляли собой одноэтажные прямоугольные здания с четырехскатными крышами из старого шифера на четыре квартиры, построенные лет семьдесят назад. Днем в них было хорошо и прохладно. На эту прохладу в дом через подвал ползли мыши, а за ними и змеи. Ночью наткнуться на змею на полу было нормой. Вроде бы они были даже неядовитые. Ночью же камень отдавал тепло, которое принимал за день, и заснуть было сложно. Наутро после нескольких часов беспокойного сна вся постель оказывалась мокрой. За месяц до этого меня подселили к лейтенанту Егорову, тоже на тот момент холостому парню, и в свободное время мы устраивали прогулки по набережной Ростова, в парке Горького с его ночными заведениями, откуда доносился Михаил Шуфутинский с его «Левым берегом Дона». На каждом углу! Кто был, тот знает. Сразу после окончания служебного времени выбирались с ребятами поиграть в пляжный волейбол на Соленое озеро рядом с Батайском, иногда устраивали посиделки около дома.

Когда большая часть сослуживцев уехала в Астрахань на полигон для проведения учебных стрельб, некоторые из нас остались в части для поддержания боеготовности, несения дежурств, проведения занятий с солдатами. Офицеров было мало, а мероприятий много. После сокращения численного состава мало кто заявлял о переработке. Ответ был один: вам повысили зарплату, терпите. И все терпели. В любой крупной системе стадный инстинкт работает отменно. Да ведь и менталитет наш таков: что бы ни происходило, лишь бы у соседа не лучше. Так и живем. Сотрудники заводов, бюджетных учреждений, крупных банков меня сейчас понимают как никто другой. Я никогда не ныл, не жаловался. Я уже понимал, что от этого становится только хуже. Я выработал в себе привычку фокусироваться на том, что поднимает мне настроение. Но это было четырнадцатое суточное дежурство по части за месяц. Мозг, прожаренный солнцем на построениях, и через день четырехчасовой сон делали свое дело. Это все, чем я располагал на тот момент. Но и на дежурствах скучать не приходилось. Вот, например, в предыдущем дежурстве произошло нечто пропитывающее мышцы адреналином – пришлось возвращать в русло традиционных взаимоотношений солдата срочной службы с офицером. Один рядовой из Дагестана послал на х… капитана, отказавшись исполнять приказ по выполнению своих обязанностей по уборке территории. Да еще и пригрозил убийством. И этот капитан, вместо того чтобы добиться выполнения приказа, струсил и пошел рассказывать об этом постыдном для обоих военнослужащих поступке сослуживцам. То ли действительно захотелось веселья, то ли обидно стало за бесхребетность сослуживца мне, уже десятый год носящего погоны сначала суворовца, потом курсанта, а ныне лейтенантские, но я отправился исправлять ситуацию. И исправил. Только сейчас, анализируя все это, я могу дать ей трезвую, а главное, всестороннюю оценку. Сильный уважает только силу. Сила проявляется не в правильном наборе слов, а в положении тела, взгляде, спокойной уверенности в своей правоте. Мозг был переутомлен, поэтому не начал в своем воображения рисовать картинки различных последствий. Страха не было. Все, что надлежало сделать, было сделано. Правда, капитан не оценил – видимо, его гордость была задета дважды. Но это все ерунда по сравнению с тем, что произошло после, в следующем дежурстве.

Два дня спустя. Время 15:30. До передачи дежурства примерно два с половиной часа. Решил себя пожалеть, вспомнил, как всплакнул при первом взгляде на свое будущее жилище. Я был привыкший ко многому. Бывало, спал на хлюпающем от воды ватном матрасе, когда палатка во время дождя протекала. Хватал плавающие под ногами берцы и бежал на зарядку. Да много всего было. Но ужасная убогость жилья и понимание, что жизнь не улучшается, пошатнули тогда мое самообладание и позитив. Объективно качество людей вокруг – командиров и сослуживцев – после суворовского училища заметно деградировало. (В суворовском командиры были образцовыми, некоторые с боевым опытом. Майор Вячеслав Юрьевич Казанцев был просто отцом для многих сотен детей, царствие ему небесное. Я очень его любил. Его не стало год назад, зимой 2022 года. На похороны пришло человек сто, не меньше. Он жил в Васильево в Зеленодольском районе. Мир явно осиротел в тот день.)

Я присел на металлическую армейскую кровать, и глаза увлажнились под ее протяжный скрип. Цикл длинного моргания завершил это вредное воспоминание, и мне пришла мысль, которая ранее приходила в мою голову уже сотни, а может быть, и тысячи раз. Эта же мысль многократно приходила и тебе, и продолжает приходить. Ни для кого не секрет, что очень мало кому нравится работа полицейским, военным или врачом государственной больницы. Но между тем это очень нужные и важные профессии, и я бесконечно уважаю и благодарен тем, кто находит в себе силы продолжать.

Я подумал – что бы такого сделать, чтобы время быстрее прошло. Знаю, что при всей неуправляемости мозг сработал в моих интересах в этот раз – так получилось случайно. Забегая вперед, скажу, что именно этот прием я использую, когда провожу динамические медитации. Мозг наш союзник не всегда. Я не знаю, почему именно в этот раз, а не сотню или тысячу дней раньше я воспринял эту фразу через фильтр осознанности, но я это сделал. В тот же момент я поймал ощущение, будто меня ударили деревянной, как в школе на уроке труда, киянкой по голове (деревянный громоздкий молоток). Какая-то часть меня зацепилась за эту фразу и вмиг раскрутила ее на вывод: если хочешь скорее провести это время, то желаешь скорейшего прекращения жизни. Сколько раз уже я распорядился так своей жизнью? Сколько дней, месяцев я не жил, а ставил собственную жизнь на перемотку? Так почему бы не прекратить это все в ближайшее время – зачем растягивать? В тринадцать лет я поступил в суворовцы и очень мало себе представлял, что такое гражданка. Был страх. Но я пошел в него.

Главное, что я обрел, – это понимание ценности своего времени и неудовлетворение действительностью. Это все, что необходимо и для твоего старта.

Я ценю свое и твое время, поэтому если у тебя все шикарно и навалом свободного времени, отложи эту книгу до худших времен. Они лучшее, что с тобой может произойти.

Можно долго писать, показывать фильмы, читать стихотворения, но пока не прочувствуешь своей шкурой этот страх умереть, не успев пожить, – ничего не изменишь.

Время – самое ценное, что у нас есть. Кто-то говорит, что время – деньги. Я не согласен: время ценнее. Я докажу. Сколько ты зарабатываешь в год? Один миллион? Во сколько ты оцениваешь год своей жизни? Допустим, тебе 30. До 80 планируешь дожить? Думаю, это даже много. Если тебе дадут сейчас 50 миллионов, спрыгнешь с крыши? Ведь время же деньги! Или все-таки ценнее денег? Подумай хорошенько.

Взять тренинг личностного роста или любое другое обучение. Ранее я считал с позиции клиента, что тренер хочет заработать. Может быть, и так, но если тренер на своем месте и делает свою работу от души, то ему крайне важно, чтобы в результате обучения ученик получил пользу, внедрил ее в свою жизнь (а может быть, и бизнес) и получил пользу (выгоду). По возможности даже бо́льшую, чем он затратил на обучение. Важно, чтобы после обучения остался вау-эффект, ощущение выгоды. А это возможно, если на обучение пришел человек максимально замотивированный, с болью, с проблемой. Только из состояния боли и проблемы можно начать меняться. Если человек не готов меняться, не хочет потратить деньги на обучение, значит, боли нет, и тренинг не имеет никакой ценности. Бесплатным продукт может быть только в том случае, когда тренер хочет показать, что на самом деле боль есть, показать пример того, как бывает лучше. В социальных сетях популярно показывать себя в лоске и блеске, чтобы к этому стремились и другие, с вожделением смотрели на жизнь актера. Но постепенно это превратилось в яму навязанных стереотипов успеха, банальную показуху, никому неинтересную. Я же в этой книге хочу показать тебе, что нет шаблона успеха, шаблона счастья. Счастье – внутреннее состояние, оно уникально, как уникальны наши души. А за любое обучение нужно платить. Если не готов заплатить – значит, оно тебе не нужно. Есть, конечно, исключения. Редкие. У нас в компании курсы обучения оплачиваю я сам или сам преподаю, и они для наших сотрудников бесплатные. То есть компания заплатила или я сам.

Вернемся к ценности твоего времени.

Есть книга, в которой описан занятный эксперимент. Опросили около тысячи человек за пару часов до смерти, о чем они сожалеют больше всего, что хотят изменить. У всех одни и те же сожаления. Я думаю, ты сам их сможешь сейчас назвать. Как-то давным-давно, когда я был маленьким, я услышал от папы фразу из книги «Как закалялась сталь» Островского, хотя сам эту книгу не читал. Ее не было в школьной программе. Но я запомнил ее на всю жизнь. Как все-таки ценно то, как именно играют свои роли родители по отношению к своим детям. Однажды брошенная фраза встроилась в программное обеспечение моего ума отдельными строками кода. Вот она:

«Жизнь дается всего один раз, и прожить ее надо так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы».

А знаете, какой сложный процесс необходимо проделать, чтобы во взрослом возрасте удалить вредоносный код программного обеспечения из детства и заменить на новый? Это могут делать только специальные люди – с такой кармической задачей и по специальной технологии.

Один врач психолог-онколог поделился клиническими исследованиями своих пациентов: большинство из них живет в состоянии глубоких обид, комплексов вины и стыда. Это низковибрационные эмоции, и именно они удерживали ныне больных в режиме выживания и довели до серьезных проблем со здоровьем.

Повторюсь, я ценю свое и твое время, поэтому если у тебя все шикарно и навалом свободного времени, отложи эту книгу до худших времен. Они лучшее, что с тобой может произойти.