Читать книгу Самый тёмный час Мэрилин Монро - - Страница 6

В приюте, где жила Норма Джин, заботились о своих подопечных, но атмосфера казённого учреждения не способствовала формированию близких отношений между детьми и воспитателями. Из-за этого у воспитанников часто можно было заметить безразличие к судьбам других людей.

Однажды миссис Дьюи увидела Норму Джин, которая возвращалась с вечеринки. Девочка приближалась к зданию с новым макияжем, который она старательно нанесла вместе с Грейс.

«У тебя прекрасная кожа, – сказала миссис Дьюи. – Я знаю, ты не хочешь, чтобы твоё лицо блестело, но иногда ты прячешь его под слишком толстым слоем румян».

Грейс снова пообещала забрать Норму Джин к себе домой. В феврале 1936 года она в очередной раз подала документы на опеку, и весной 1937 года её просьба была удовлетворена. Так 7 июня 1937 года Норма Джин покинула ненавистный приют и приехала в дом Годдардов в Ван-Найсе. В этот же день по радио сообщили о неожиданной смерти Джин Харлоу.

Грейс разрывалась между скорбью о гибели молодой красивой женщины и убеждением, что благодаря этому событию будущее Нормы Джин станет более определённым.

Однако… пребывание Нормы Джин у Годдардов было недолгим из-за инцидента, который произвёл на неё сильное впечатление. Однажды ночью пьяный Док Годдард попытался её изнасиловать, но ей удалось сбежать. Этот опыт отделил в менталитете Нормы Джин секс от любви навсегда.

Естественно, Норма Джин немедленно рассказала об этом «тёте Грейс», и та отправила девочку к своим родственникам. Таким образом юная Норма Джин вела кочевую жизнь. То она жила у Годдардов, то у своих родственников, пока не стала взрослой и не переехала в Голливуд.

В ноябре 1937 года Норма Джин Мортенсон переехала к своей двоюродной бабушке Иде Мартин, которая жила в Комптоне, пригороде Лос-Анджелеса.

Дом Иды Мартин всегда был полон тайн и загадок. Она была разведённой женщиной, которая получала от Грейс нерегулярную зарплату в размере от пяти до пятнадцати долларов в месяц. Ида была матерью Олив, которая вышла замуж за младшего брата Глэдис, Мариона. Однако в 1929 году он исчез, выйдя из дома за газетой. И с тех пор семья не получала от него никаких вестей.

Олив осталась одна с тремя детьми и жила в нищете до 1939 года. Когда Норма Джин приехала в Комптон, она впервые увидела своих двоюродных братьев и сестёр. Ида Мартин занималась детьми, а Олив работала на фермах. Все дети были примерно одного возраста: Иде Мэй было 10 лет, Джеку – 12, Норме Джин – 11, а Олив – 8.

Годы спустя Ида Мэй вспоминала, что Норма Джин говорила, что она никогда не выйдет замуж и станет учительницей с множеством собак.

В очередной раз Норма Джин оказалась в семье, где дети были предоставлены сами себе, а родителей не было рядом. Мужчины, которые появлялись в их жизни, были странными и непредсказуемыми. Их чувства были переменчивы, и это делало отношения с ними болезненными.

Ида Мартин заботилась о доме, но не могла объяснить отсутствие дяди Мариона или причину, по которой тётя Олив отдалилась от семьи.

Норма Джин старалась понравиться очередной приёмной матери. Она запомнила соседку, которая сидела на крыльце и бесконечно качалась в старом плетёном кресле. Семья пыталась отвлечь её просмотром иллюстрированных журналов про кино, а потом эти журналы доставались детям.

Мир вокруг был полон угроз и ужасов, и Норма Джин научилась притворяться, чтобы не поддаться этому ужасу и не сойти с ума.

Здесь Норма Джин второй раз, уже с кузенами, а не с Грейс, просмотрела фильм «Принц и нищий» с Эрролом Флинном в главной роли.

Флинн напомнил Норме Джин Кларка Гейбла, и, кажется, больше всего на неё повлияла идея обмена жизненными ролями.

Грейс Мак-Ки Годдард готовила Норму Джин к карьере кинозвезды и уверяла, что девочка унаследует корону после Джин Харлоу. Норма Джин проявляла изобретательность в описании судеб своей семьи. Чтобы всё расставить по своим местам, ей нужно было найти своего героического отца – например, Кларка Гейбла или Эррола Флинна. Тогда брошенный всеми ребёнок стал бы законным королевским отпрыском.

Склонность девочки к фантазированию можно объяснить двумя событиями того года. В марте к Норме Джин приехала Грейс. Она сообщила, что её мать Глэдис после побега из больницы перевели в более надёжное место – психиатрическую больницу в Эгнью, недалеко от Сан-Франциско. Глэдис пыталась сбежать, так как её бывший муж, Мартин Эдвард Мортенсен, с которым она развелась восемь лет назад, на самом деле оказался жив. Глэдис сообщили, что он погиб в штате Огайо в мотоциклетной аварии, но оказалось, что это был другой человек с такой же фамилией. Глэдис пытались убедить, что её бывший муж умер.

Норма Джин приняла известие о состоянии матери как уведомление о смерти.

Грейс пыталась смягчить боль Нормы Джин подарками: пляжным ансамблем, шляпкой и тремя парами новых туфель. У Нормы Джин на тот момент уже оказалось не менее десяти пар обуви, все они были куплены Грейс, что вызывало зависть двоюродных братьев и сестёр.

В том же году двоюродный брат Нормы Джин принудил её к сексуальным контактам. Это ещё больше укрепило её уверенность в том, что мужчины хотят её только для того, чтобы оскорбить или унизить. Ей на тот момент было около двенадцати лет.

Грейс в этот раз приехала, чтобы организовать празднование 12-летия Нормы Джин. Она потратила 11,74 доллара на новое платье и 6 долларов на причёску. Грейс накрасила девочку и повезла её в фотоателье, чтобы сделать серию профессиональных снимков, которые, по её мнению, были первым шагом к славе. В подарок она вручила Норме альбом для фотографий.

Постоянные старания Грейс сделать Норму Джин красивой вызывали у девочки лишь равнодушие. Ведь она привыкла считать себя объектом для чужого удовольствия. Грейс была опекуном Нормы Джин, и та зависела от неё в финансовом отношении.

Грейс решила, что в конце лета Норма Джин вернётся в Лос-Анджелес и пойдёт в школу для старших детей. Но жить она будет не в доме Годдардов, а у тёти Грейс – Аны Лоуэр.

Ана Лоуэр родилась в 1880 году. Она была сестрой отца Грейс. В 1938 году Ана Лоуэр развелась со своим мужем и жила за счет дохода, получаемого от аренды домов, которые они приобрели вместе. Во время кризиса её финансовое положение ухудшилось из-за того, что некоторые жильцы покинули свои дома.

Ана Лоуэр была полной, светловолосой и доброй женщиной. Она была приверженцем христианской науки и уже достигла звания «исцелителя». Она была очень религиозной, но без фанатизма. В ней не было надменности и напыщенности, как думали о ней другие.

Позже Норма Джин скажет , что в её жизни только Ана проявляла к ней подлинную любовь.

«Ана Лоуэр была первой женщиной, которую я полюбила и которая ответила мне взаимностью. – вспоминала Мэрилин Монро. – Она была удивительной. Однажды я написала стихотворение, которое потом потерялось. Мои знакомые, которым я его показывала, плакали от него. Оно называлось «Люблю её».

Ана была одной из многих женщин, которые пытались заменить мать Норме Джин, но она никогда не причиняла ей боль. Она просто не могла. Она была сама доброта.

Однако, как бы ни была добра Ана Лоуэр, это не меняет того факта, что она не смогла по-настоящему довериться Норме Джин как женщина.

Отношения между ними осложнялись страстной верой Аны в христианскую науку. В августе 1938 года и позже девочка регулярно посещала местные богослужения секты, в которой Ана пыталась убедить её, что реальным является только то, что находится в нашем разуме. Однако это не убеждало девочку, которая к тому времени уже слишком долго убегала от ненадёжной действительности в мир мечтаний, полный образов из просмотренных ею фильмов и её собственных детских фантазий.

В 1938 году в США было около двух тысяч конгрегаций Христианской науки, в которых состояло около двухсот семидесяти тысяч человек. Это сообщество, основанное в 1879 году в Бостоне, считает религию системой терапевтической метафизики. Целью учения является привести нереальное материальное тело в состояние гармонии с нашим реальным духовным состоянием.

Набожный человек в учении христианской науки стремится преодолеть ограниченность своего тела и разума. С этой доктриной связана теория «злой воли животного магнетизма». Эта сила может быть преодолена истинно набожными размышлениями и изучением комментариев миссис Эдди к Священному Писанию.

Ана Лоуэр, благодаря сложному парадоксу, не разделяла презрения к миру и телу. Она признавала развлечение и забаву, не была враждебна и к науке.

Когда у Нормы Джин начались месячные, Ана не смогла помочь ей облегчить их последствия, которые причиняли девочке сильную боль. Тетя утешала ее, обнимала, молилась вместе с нею, но ничего не помогало. Норма Джин так и не нашла ответа на вопрос, откуда эти пытки, если тела не существует и Бог представляет собой «всё во всём».

Школа, в которой училась Норма Джин, находилась в западной части Лос-Анджелеса и принимала учеников из разных районов. Среди них были и те, кто жил в Соутелле, недалеко от школы. Кварталы и микрорайоны так называемого западного побережья города, Соутелла, были заселены иммигрантами, давними калифорнийскими пионерами с Востока и Среднего Запада, а также недавними приезжими из Оклахомы и старожилами Лос-Анджелеса, как Ана Лоуэр.

В Лос-Анджелесе было сильно развито чувство классовой принадлежности, которое влияло и на школьную жизнь. Жители района Соуттелл, где были только пивные и рюмочные, считались бедняками. Ана Лоуэр, не будучи ни безграмотной, ни безработной, была родом из этого района, и её школьные подруги считали Норму Джин «девочкой из социальных низов».

Учебные предметы, которые изучала Норма Джин, не казались особенно интересными с научной точки зрения. Она была «средней ученицей», и по её виду можно было подумать, что о ней не очень хорошо заботились. В 1938 году она не относилась к числу хорошо развитых детей.

Двадцать лет спустя Мэрилин поделилась некоторыми подробностями:

«В первый год пребывания в Эмерсоновской школе у меня было всего два синих костюмчика, доставшихся мне ещё из приюта для сирот. Тетя Ана расширила их, но всё равно они мне не годились».

Норме Джин было трудно заводить друзей.

«Она была аккуратной, но бесцветной. Ещё она была немного робкой и замкнутой, не было новых друзей», – вспоминал одноклассник Рон Андервуд. Мариэн Лосмэн (позднее Зейч) сказала: «Она, пожалуй, всегда была одна».

После того как Норме Джин исполнилось тринадцать лет, у неё стало ещё больше проблем с поддержанием связей с женщинами.

1 июня 1939 года Грейс привезла её в Сан-Франциско, где в психиатрической клинике находилась её мать. Но во время ланча Глэдис, мать Нормы, не произнесла ни слова.

Лишь на прощание мать бросила одну фразу:

«У тебя всегда были такие маленькие симпатичные ступни».

Жизнь с тётей Аной была нерадостной, а отношения с окружающими не складывались. Но с Аной Лоуэр хотя бы было безопасно. Девочка нашла у неё дом, но не семью.

Когда весной 1939-го года Норма Джин пошла в восьмой класс Эмерсоновской школы, её социальная жизнь оживилась.

В период с лета до осени 1939-го года Норма Джин претерпела настоящую метаморфозу: она выросла до 165 сантиметров, а её женские формы – грудь – стали более заметными. Она начала носить мужскую одежду и вызвала сенсацию в классе, когда надела брюки и вывернутый наизнанку жакет. Её дважды отсылали домой, чтобы она переоделась, но безрезультатно.

«Вдруг всё началось заново», – так она потом вспоминала об этом периоде.

Даже девушки стали обращать на неё внимание.

Норма предпочитала ходить в школу пешком, окружённая несколькими ребятами, которые спорили, кому нести её учебники и пакет с едой. То же самое происходило днём, после уроков.

«Физически она развилась быстрее, чем большинство из нас, и не стеснялась подчёркивать свою фигуру», – рассказывала Глэдис Филлипс.

Её тело просвечивалось сквозь свитер, а на губах всегда была ярко-красная помада. Казалось, что детские мечты о внимании окружающих частично становились явью. Норма не ленилась вставать рано утром и тратила много времени на макияж.

Грейс, её опекунша, учила её краситься и подчёркивала, что она может преобразить себя, изменив внешность. В Лос-Анджелесе можно было купить самую дорогую косметику, и Норма Джин воспользовалась этим, чтобы стать привлекательной. Она хотела использовать только это своё новое обретение – внешность, потому что никто не считался с её мнением и чувствами.

В 1939 году, когда она демонстрировала чувственность, это не означало сексуальной доступности, хотя некоторые считали её «несколько вызывающей». Но в этом не было обещания или угрозы, она владела ситуацией.

В те времена тема секса в средней школе не была столь распространённым явлением, как позднее. Противозачаточные таблетки ещё не были изобретены, а средства контрацепции для мужчин и женщин были труднодоступны. Боязнь венерических заболеваний была связана с несовершенством антибиотиков.

Воображение подростков могли разжечь развешанные киноплакаты.

Глэдис Филлипс и другие одноклассники Нормы вспоминают, что в школе ходили слухи об «испорченных» девушках и «разнузданных» юношах, но никогда эти сплетни не касались самой Нормы Джин.

Иными словами, зимой 1939–1940 годов ожидания Грейс стали оправдываться. Норма Джин начала становиться звездой средней школы имени Эмерсона. Она пыталась привлечь к себе внимание, чтобы её заметили, ведь дома этого не происходило. Норма Джин отчаянно желала, чтобы ею восхищались, но дом не мог удовлетворить эти потребности. Поэтому она начала искать признания в школе.

Летом 1940 года четырнадцатилетняя Норма Джин расцвела и научилась надевать свою единственную блузку с цветочным узором по разным поводам.

Все оглядывались на неё, когда она гуляла в Вествуде, одетая таким образом, в популярном зале Тома Крамплера, где было принято пить содовую, у миссис Грэдис, где Норма встречалась с парнями, и в баре «Хи-Хо», где можно было не выходить из машины.

Именно в этом баре «Хи-Хо» Норма Джин и познакомилась с Чаком Мореном, который учился в старшем классе. Он был заметным парнем, пользовался популярностью среди девочек, потому что хорошо играл в спортивные игры и умел делать комплименты. Они проводили время вместе на танцах и прогулках. Однако в отношениях Норма Джин оставалась очень скромной и не позволяла Чаку заходить дальше, чем ей было комфортно. Это пугало его.

Позже она познакомилась с Элинор, второй дочерью Дока Годдарда, которая была её ровесницей. В это же время Ана Лоуэр начала жаловаться на проблемы со здоровьем, поэтому Норма Джин вернулась к Годдардам и подружилась с Элинор, которую близкие называли Бебе.

Бебе Годдард была на шесть месяцев младше Нормы Джин. На момент рождения Нормы ей уже исполнилось четырнадцать лет. Бебе с детства была смелой и стойкой, жизнь вынудила её стать такой.

Родители развелись, когда ей было всего полтора года. После развода она воспитывалась у матери вместе с братом и сестрой. Однако у матери началось психическое заболевание, и она стала опасной для окружающих. После этого Бебе передавали от родственников к чужим людям в Техасе. Ухаживая за братом и сестрой, она взрослела.

Многие события из детства Бебе Мэрилин напоминали о своих первых годах жизни. Легендарные истории о двенадцати-тринадцати приёмных семьях, физических наказаниях и избиениях Мэрилин «одолжила» себе у Бебе и использовала в своих воспоминаниях.

Обе девушки были яркими, весёлыми и энергичными. Они заимствовали друг у дружки одежду и косметику, давали советы по макияжу. Именно в компании Бебе Норма Джин начала смеяться, резвиться и проказничать.

Норма Джин посещала среднюю школу имени Эмерсона вплоть до окончания девятого класса. Её выпускные оценки по разным предметам были средними, можно сказать, посредственными.

Любопытным может показаться тот факт, что фамилия Нормы Джин Бейкер часто фигурировала в общешкольной газете «Эмерсонец», так как она писала в рубрику «Всякая всячина».

Перу будущей звезды принадлежит заметка:

«Идеальной девушкой была бы блондинка с медовым оттенком волос, изящной фигурой и правильными чертами лица, притом элегантная, интеллектуальная и одарённая в спортивном отношении, лояльная подруга».

Норма описала себя, включая те черты, которыми она хотела бы обладать. Одной из таких черт было преодоление страха перед публичными выступлениями. Однако ей так и не удалось справиться с этим недостатком, что подтверждалось её плохими результатами на уроках по ораторскому искусству. Чем больше учитель призывал её действовать, тем больше она замыкалась в молчании, в итоге это привело к заиканию.

В школе и за её пределами Норму Джин знали как «девушку Ммммм», потому что она смогла превратить своё лёгкое заикание в светское достоинство.

Первый семестр десятого класса она провела в средней школе Ван-Найса, потому что эта школа находилась ближе всего к дому Годдардов. Там она получила ещё более худший аттестат. И это всё из-за того, что внимание Нормы Джин от учебы отвлекал высокий, темноволосый и голубоглазый молодой человек по имени Джеймс Доухерти или Джим.

В средней школе Ван-Найса Джим участвовал в школьных представлениях, был звёздным футболистом и выиграл выборы на пост председателя ученического совета. Чтобы помочь своей семье, он отказался от спортивной стипендии в колледже.

Осенью 1941 года он работал на авиастроительном заводе «Локхид», где встретил Норму Джин, которая трудилась в ночную смену на том же заводе. В октябре его мать Этель со своей подругой Грейс Годдард попросили Джима забирать Норму Джин и Бебе из школы на машине. Из-за переезда на Одесса-авеню добираться до школы стало гораздо дольше. В тот год Бебе серьёзно болела и не ходила в школу, поэтому Норма Джин каждый день «садилась в машину к Джиму капельку ближе», как потом рассказывал молодой человек позже.

Для Нормы Джин Джим был идеалом мужчины, благодаря его усам, конечно же. Он был старше её на пять лет, но несмотря на разницу в возрасте, она считала его «неплохим старичком». Доухерти не воспринимал её всерьёз, ведь в их возрасте пять лет считалось огромной разницей.

Однако Грейс Годдард, ставшая свахой в этой истории, заметила блеск в глазах Нормы Джин и решила действовать. Через пару дней после нападения на Перл-Харбор она спросила Этель Доухерти, можно ли Джиму сопровождать Норму Джин на рождественскую вечеринку фирмы «Адел пресижн продактс». Джим согласился.

На рождественском приёме он танцевал с Нормой Джин и заметил, что она больше не чувствует себя ребёнком. Грейс всячески поощряла их общение. Она давала девочке деньги, чтобы та ходила с Джимом в кино, предлагала им автостопом прокатиться на холмы в Голливуд-Хилс, на лодке по озеру Попс-Уиллоу, а также в округ Вентура, где они навещали сестру Джима и разбивали бивак на берегу озера Шервуд. Джим был счастлив проводить время с Нормой Джин.

Иногда они останавливались на вершине горы Малхолланд-драйв, чтобы просто поговорить. Норма Джин призналась, что она – незаконнорождённая, и это не вызвало в Джиме неприязни. Он обнял её, а радио передавало шлягеры: «Эта старая добрая чёрная магия…» и «Больше никогда не полюблю я». Норма Джин была более развитой физически и полностью полагалась на опеку Джима.

В начале 1942 года, когда Норме Джин было около шестнадцати лет, компания «Адел пресижн» предложила Доку Годдарду стать менеджером по продажам на всём Восточном побережье. Грейс и Бебе должны были отправиться туда вместе с ним, но они, посовещавшись, решили, что не могли больше содержать Норму Джин. Однажды утром Грейс сообщила об этом своей подопечной, но пообещала, что её муж «работает над чем-то замечательным».

В очередной раз Норма Джин почувствовала себя ненужной, преданной и отвергнутой. Эта информация сильно подействовала на девушку, и Грейс окончательно потеряла уважение в её глазах.

В конце января все начали готовиться к переезду, и Норма Джин вернулась к своей подруге Ане Лоуэр. В феврале и марте Джим всё ещё приезжал к Норме Джин, и она с благодарностью принимала его ухаживания. В школе некоторые заметили, что она стала слишком шумной и очень громко разговаривает. Некоторые стали считать ее слегка пристукнутой.

В марте Грейс нанесла ещё один удар юной девушке, сообщив, что Норме Джин придётся вернуться в приют. А Этель Доухерти спросила у Джима, не планирует ли он жениться на Норме Джин, которой в июне должно было исполниться шестнадцать лет, и она могла бы уже выйти замуж.

«В тот момент я подумал, что Норма Джин ещё слишком молода для меня, – вспоминал Доухерти. – Я не планировал жениться на ней, но согласился, потому что чувствовал, что под крылом моей матери она найдёт свой дом. К тому же я считал её чудесной девушкой, с которой мне будет хорошо».

Сама Норма Джин согласилась на этот брак, потому что у неё не было другого выбора. Позже она говорила, что вышла замуж за Джима, потому что не хотела возвращаться в сиротский дом.

В середине марта она заявила, что бросает школу, потому что в июне выходит замуж. С этого дня её больше не видели на уроках. В середине второго года обучения её формальное образование завершилось, и это стало причиной комплекса неполноценности Нормы Джин на всю оставшуюся жизнь.

Но две женщины быстро убедили Норму Джин в том, что её свобода и наличие средств к существованию напрямую связаны с жизнью под боком у мужчины. И Грейс, и Этель игнорировали возраст девушки, сконцентрировавшись на той роли, которую ей предстояло сыграть в жизни.

Норма Джин сомневалась по поводу этого брака. «В конце концов, я никогда не видела ни одного счастливого брака», – отмечала она много лет спустя. Делла, Глэдис, Ида и Олив также были неудачными примерами семейных союзов.

Джим отвёл девушку в магазин, чтобы она выбрала себе обручальное кольцо, а потом он вспомнил, что по традиции ему нужно было сперва попросить её руки, хотя это и было пустой формальностью. Она без всяких раздумий согласилась.

1 июня 1942 года шестнадцатилетняя Норма Джин Доухерти и Джим нашли небольшую квартиру по адресу Виста-дель-Монте, 4524, в районе Шерман-Оукс. Они сняли жильё на полгода. Перед свадьбой они перевезли туда свои немногочисленные вещи.

Приглашения на свадьбу рассылала «мисс Анн Лоуэр», однако в акте о браке невеста подписалась как Норма Джин Мортенсен. Она указала, что является дочерью «Э. Мортенсена, место рождения неизвестно» и женщины по фамилии «Монро, родившейся в штате Орегон». Имя своей матери Норма Джин не упомянула.

Свадебная церемония состоялась 19 июня 1942 года в половине девятого вечера в доме друзей Грейс на Саус-Бентли-авеню, 432, в западной части Лос-Анджелеса. Подружкой невесты была девушка, которую Норма Джин едва знала. Брат Джима Марион стал шафером, а племянник Джима, Хью, нёс на бархатной подушке обручальные кольца.

Невеста была в восторге от крутой лестницы в холле, но так волновалась, что едва могла устоять на ногах. После скромного приёма в соседнем ресторане пара вернулась домой. Из всех событий этого дня Джим Доухерти запомнил, как невеста на протяжении всего дня не выпускала его руки и всё время смотрела ему в глаза, словно боялась, что он исчезнет.

«Я – капитан, а моя жена – первый офицер, старпом, – говорил Доухерти о своём браке, когда они поженились. – И раз так, то она должна быть довольна, что находится на корабле, и не мешать мне управлять и командовать им».

Но с самого начала на борту время от времени возникали бунты, а старпом даже выпрыгнула за борт. После этого капитан и старпом составили бортовые журналы, в которых содержались однобоко отобранные факты и импровизированные разговоры, а также были ложно интерпретированы события. В течение многих лет эти сочинения были единственной картой их путешествия, доступной посторонним.

Доухерти утверждал публично: «В нашем браке никогда не было проблем… пока я не захотел увеличения семьи, а она не захотела делать карьеру». Но позже признавался: «Ни за что на свете я не женился бы во второй раз на актрисе. У неё в голове было только одно: стать звездой».

Норма Джин говорила: «Я не горевала из-за брака, но и не была счастлива. Мы с мужем редко разговаривали, потому что нам нечего было сказать друг другу».

Молодая семья Доухерти жила в съёмном однокомнатном домике в Шерман-Оукс с июня по декабрь 1942 года. Шестнадцатилетняя Норма Джин старалась быть подходящей женой для молодого независимого мужчины. Она принимала как должное свою роль сексуальной партнёрши и хозяйки дома, которую от неё ждал Доухерти. Эта перемена планов не соответствовала планам заменить на экране ушедшую звезду Джин Харлоу. И такое положение дел порождало у Нормы Джин беспокойство.

Доухерти признавал, что он не мог обращаться с ней должным образом, она была слишком впечатлительна и не уверена в себе. Он часто говорил ей: «Замолчи!» или «Заткнись!», укладывался спать на диване, а проснувшись через час, обнаруживал её спящей рядышком с ним или сидящей неподалеку на полу. Она никогда не таила ни на кого обиду и всегда была снисходительной. «Мне казалось, будто я знаю, чего она хочет, но то, о чём я думал, никогда не оказывалось тем, чего она хотела в действительности», – говорил он.

Это откровенное признание, которое не вошло в опубликованную версию статьи «Мэрилин Монро была моей женой», проливает свет на глубокие психологические разногласия между супругами.

Доухерти быстро понял, что для Нормы Джин он был скорее отцом и опекуном, чем мужем. Она ревновала его к друзьям, боялась, что он уйдёт к другой женщине, и тратила его деньги на подарки ему самому, как будто пытаясь купить его любовь.

Разница в эмоциональности супругов стала особенно заметна после случая с убитым кроликом. Норма Джин не смогла справиться с увиденным, впала в истерику и перестала готовить. Её кулинарные неудачи вызывали недовольство мужа, что усиливало её страхи.

Именно поэтому она часто допускала ошибки в кулинарии, не разбиралась в домашней работе и отчаянно боялась, что её куда-нибудь снова отправят.

Однажды Норма Джин назвала своего мужа страшным грубияном, когда тот сделал ей замечание. Она не смогла приготовить рыбу, которую он принёс с рыбалки. После чего последовал страшный скандал.

Доухерти часто повторял в компании: «Наш брак был идеальным, и в постели, и за её пределами». Однако его слова не соответствуют воспоминаниям о нём, которые остались у Нормы Джин.

В своих мемуарах Доухерти признаётся, что не любил ничего из того, что делал с женой, за исключением поцелуев. Она же, достигая удовлетворения, обычно засыпала, оставляя его возбуждённым, смущённым и недовольным.

Доухерти никогда не был жестоким, но со своим пылким характером и чувством независимости он, как и его жена, оказался не готов к браку. В минуту откровенности он признался, что часто уходил из дома и играл в бильярд, что ранило её чувства.

Норма Джин быстро поняла, что её брак с Доухерти не будет отличаться от предыдущих отношений: она снова чувствовала себя никем. Доухерти признавал, что её интеллект превосходил его, и она мыслила более зрело. Возможно, это задевало его.

Он считал, что оказал услугу привлекательной девушке и организовал ей приятную жизнь. Кроме того, он думал, что благодаря этому браку обеспечит ей дом у своей матери, когда пойдёт на войну.

Несмотря на благородные намерения, вступление в брак без достаточной эмоциональной зрелости было не лучшим решением обоих. Норме Джин было всего 16 лет, и она не была готова стать матерью. Поэтому они с Джимом решили, что у них не будет детей.

В начале 1943 года молодые супруги жили в Ван-Найсе у родителей Джима. Однако вскоре они переехали на Боссемер-стрит. Здесь они встречались с другими парами, на вечеринках с танцами Норма Джин преображалась из застенчивой хозяйки в талантливую актрису. Она веселилась, разбивала пары и кружилась в танце. Джим ревновал.

Они часто выбирались позагорать в Санта-Монику или в лос-анджелесскую Венецию. Когда они жили в Ван-Найсе, Норма Джин взяла в дом шотландскую овчарку и много времени уделяла уходу за ней. Но большую часть дня она посвящала уходу за собственной внешностью и культивированию красоты. Она постоянно опробовала новую косметику, принимала ванны и много раз в день промывала лицо с мылом. В этот период она хотела считаться ещё большей красавицей, чем была в школе.

«В вопросах собственной внешности она была перфекционисткой, – вспоминает Доухерти. – Если она чем-либо и выделялась, то чрезмерно критическим отношением к себе».

У Нормы Джин не было близких подруг. Она чувствовала себя хорошо только в компании детей: племянников и малышей, с которыми она нянчилась, купала, играла и читала им сказки.

Джим мечтал отправиться за океан, но работал на благо страны. Норма Джин просила его не думать о войне, а поступить в торговый флот. После нескольких недель в лагере для новобранцев Джим получил приказ командовать взводом призывников.

Остров Каталина, расположенный в 40 километрах от берега, стал учебной базой для разных родов войск. Ранее на нём проводились мировые премьеры звукового кино и дискуссии о достижениях киноискусства. С начала Второй мировой войны остров превратился в базу для подготовки военных.

Джим и Норма Джин часто ссорились. Вскоре им пришлось переехать с собакой и всем домашним скарбом в квартиру на склоне близ Эвелона. В этом городке ощущалась нехватка женщин, поэтому у Джима часто вспыхивали порывы ревности, когда Норма Джин выходила гулять с подругами и и одевалась в белую блузку, белые шорты и вплетала ленточку в волосы. Она знала, что нравится мужчинам и таким образом действовала Джиму на нервы, когда тот упоминал о своих бывших девушках.

На военной базе многие солдаты считали Норму Джин вызывающей, потому что она любила совершать оздоровительные моционы в купальном костюмчике. Но сама Норма Джин не понимала, чем она их могла обидеть. По её мнению, она носила бикини и облегающие свитера не для того, чтобы привлекать внимание мужчин.

Чтобы улучшить свою фигуру и осанку, Норма Джин начала заниматься спортом под руководством армейского инструктора.

В ту зиму на остров приехал знаменитый оркестр Стэна Кентона и выступил со своей программой. Хотя Норма Джин не употребляла алкоголь, она пила безалкогольные напитки и настой на полевых травах с имбирём.

Во время бала и концерта Доухерти смог потанцевать со своей женой всего лишь один раз. Она оказалась самой популярной партнёршей для танцев. Когда музыканты играли изо всех сил и пары кружились в танце, он неожиданно сообщил жене, что они должны покинуть мероприятие. Норма не хотела уходить домой так рано. Вечеринка была в самом разгаре. Но Джим пригрозил, что если она ослушается его, то домой пусть не возвращается. Норма уступила своему мужу, они вернулись домой.

Но вскоре жена отыгралась на своём спесивом муже и очень остроумно.

Вскоре после этого танцевального вечера Джим вернулся домой с работы раньше обычного и обнаружил, что двери квартиры заперты на ключ, хотя это было необычно для них. Когда он постучал, Норма Джин спросила из-за двери: «Это ты, Билл? Ой, подожди минутку!»

Затем она извинилась, сказав, что не ждала его так рано и назвала его Томми. И всё это время из-за двери доносились шум от передвигаемой мебели и приглушённые разговоры.

Джим уже готов был выбить двери плечом, так как ослеплён ревностью. Когда он открыл дверь, то увидел жену в махровом полотенце, потому что он застал её в момент принятия душа. Своей шуткой, придуманной из желания отомстить, она могла отразить и сделать наглядным гораздо более серьёзный эмоциональный кризис в сфере их супружеских чувств и отношений.

Однако в словах Доухерти была доля правды: его жена действительно полностью зависела от него. Не имея рядом другого человека, на которого она могла бы положиться, Норма Джин чувствовала себя несчастной, когда весной 1944 года её мужа отправили в зону боевых действий на Тихом океане.

Несмотря на все трудности их отношений, его отъезд пробудил в ней чувство одиночества и отверженности. Теперь, будучи женой солдата, Норма Джин переехала к свекрови на Хермитейдж-стрит, в северную часть Голливуда.

Этель Доухерти работала на фабрике в Бербанке. Там же и Норме Джин нашли работу помощницы по нанесению на самолёты вонючего лака. Экономика Южной Калифорнии во время войны процветала, и тысячи женщин могли найти работу в оборонном производстве.

Жизнь со свекровью была комфортной, но Норме Джин не хватало мужа. Она относилась к тем женщинам, которые ищут партнёров, даже если те пренебрегали ими или причиняли душевную боль, возможно, даже неосознанно.

В письме, отправленном Грейс 15 июня 1944 года, Норма Джин ярко описывала свою жизнь. Она приукрасила некоторые моменты, чтобы сделать приятное Грейс Годдард. Вот что она написала:

«Джима нет уже семь недель, а первую весточку от него я получила в преддверии своего дня рождения. Он прислал мне телеграмму: „Любимая, по случаю дня рождения шлю тебе массу самых горячих поздравлений“. Когда я получила её, я просто рухнула от счастья…»

В то время Норма Джин работала по десять часов в день на аэродроме «Метрополитэн». Она откладывала почти всё, что зарабатывала, чтобы после войны купить дом. Работа была тяжёлой: она целый день проводила на ногах и много ходила.

Она старалась получить место в военной администрации, но там было слишком много бабников. И она снова оказалась в «Рэйдиоплэйн компани».

Во время отпуска в 1944 году Норма Джин впервые отправилась в путешествие за пределы Калифорнии и навестила Грейс в Чикаго. Грейс временно работала в кинолаборатории. Отъезд Грейс, по мнению Бебе, был необходим, так как у неё начались проблемы с алкоголем.

Норма Джин также навестила Бебе в Западной Виргинии, а потом ненадолго заехала к своей единоутробной сестре Бернис Бейкер. Про этот визит ничего неизвестно, так как две дочери Глэдис почти не знали друг друга и редкие встречи были натянутыми и неловкими.

Вернувшись в Калифорнию, Норма Джин снова пошла работать в «Рэйдиоплэйн». Её зарплата составляла 20 долларов за 60 рабочих часов. С опозданием она написала Грейс, чтобы поблагодарить её за новое платье и гостеприимство в Чикаго. В письме от 3 декабря 1944 года она упомянула, что отправляла Грейс деньги из своей зарплаты. Также Норма Джин рассказала, как она любит и ждёт возвращения с войны своего мужа. Она написала, что Джим самый лучший мужчина, и второго такого нет больше на свете.

В 1945 году, на Рождество и Новый год, Доухерти был дома, и Норма Джин не выпускала его из виду. Когда пришло время ему снова уезжать, она вдруг заявила, что хочет позвонить своему отцу, которого никогда не видела и с которым никогда не общалась. Но, набрав номер и представившись дочерью Глэдис, она быстро повесила трубку, сказав, что он прервал соединение.

Если это действительно был её отец, то возникают большие сомнения по этому поводу, так как Норма Джин никогда не называла его имени, и нет доказательств того, что Глэдис когда-либо говорила с дочерью о её отце.

Возможно, Норма Джин этими действиями хотела вызвать сочувствие у окружающих. В детстве она была незаконнорождённой, что в то время вызывало осуждение в обществе. Даже спустя много лет после того, как она узнала о своём рождении в результате внебрачной связи, она с достоинством говорила о своём статусе.

Непонятно, пыталась ли она на самом деле связываться с предполагаемым отцом, но тем самым она умела вызывать жалость у окружающих.

Норма Джина работала на авиационном заводе, но в январе 1945 года уволилась оттуда, когда на фабрику приехали представители армейской киностудии. Они хотели снять кино о женщинах, работающих на ответственных должностях, и Норма Джин привлекла их внимание. Они предложили ей стать фотомоделью, и та с радостью согласилась.

Успех новоиспечённой модели Нормы Джин не заставил себя долго ждать. Ведь этого она давно так хотела и так надеялась.

Весной 1945 года это случилось. Норма Джин быстро завоевала славу идеальной фотомодели. Она была очень старательной и добросовестной, всегда готовой к сотрудничеству. Принимая различные позы, она не выказывала ни усталости, ни стеснительности, ни возражений. Подчиняться режиссёрам в их художественных задумках девочке со столь сложной судьбой было не впервой.

У фотографов складывалось впечатление, что перед щелчком затвора в Норме Джин пробуждалось что-то смелое и полное жизни. Она как будто флиртовала с камерой, училась тому, как наилучшим образом запечатлеть свою красоту на холодную фотоплёнку.

Норма Джин была очень требовательна к себе. Она анализировала каждый кадр, выискивая свои промахи. Всё, что не дотягивало до идеала, её разочаровывало и огорчало. Ей хотелось быть идеальной, тем более на фотографиях, как будто бы знала, что их будет смотреть весь мир даже после её смерти.

Норма Джин искренне заботилась о своём внешнем виде, задавала вопросы о кинокамере, освещении и видах киноплёнки, чтобы произвести хорошее впечатление и подчеркнуть свою компетентность.

С июня и до середины лета 1945 года фотограф Дэвид Коновер делал снимки Нормы Джин в Калифорнии. Некоторые из его работ были использованы в армейских публикациях, другие он подарил фотомодели.

Но жизнь Нормы Джин стала усложняться после того, как мать её мужа Этель осудила её поведение. Матери Джима не нравилось стремление девушки к профессии фотомодели, тем более учитывая то, что в скором времени Норма должна была стать матерью. По словам Этель её невестка просто таскается с молодыми фотографами вроде Коновера.

В итоге Норма Джин рассталась с Этель и переехала в западную часть Лос-Анджелеса, где поселилась в нижней части двухквартирного особняка Аны Лоуэр. Письма, которые она отправляла Джиму, стали приходить реже. В них муж девушки требовал забыть о карьере фотомодели, так как, по его словам, у женщины должна быть только одна карьера – это карьера жены и матери. Норма Джин считала, что его мнение о ней вредит её стремлению стать звездой кино, и такое отношение к ней отталкивало всё дальше Норму от Джима.

Доказательством этому стал их короткий, но страстный роман с фотографом Коновером, который произошёл тем же летом 1945 года.

Тогда Норма Джин не стала медлить и 2 августа 1945 года обратилась в агентство «Синяя книга» с просьбой о трудоустройстве. Эммелайн Снивели, невысокая, порядочная и честная англичанка, которой было больше сорока лет, и её 70-летняя мать Эмма управляли этим агентством.

С августа 1945 по осень того же года «Синяя книга» стала новым местом работы для Нормы Джин. При поступлении в агентство её физические данные были описаны следующим образом: рост – 165 сантиметров, вес – 53,6 килограмма, размеры – 91,5–61–86,5 сантиметра, размер одежды – 46, волосы средней длины, голубые глаза и белоснежные зубы с небольшим дефектом прикуса.

Она оплатила размещение своей фотографии в каталоге «Синяя книга» и сообщила, что умеет «немного танцевать и петь». Затем она прошла обучение, которое стоило 100 долларов.

Хозяйка агентства Снивели вспоминала о Норме Джин: «Я была уверена, что смогу превратить её в модель, которая будет хорошо продаваться».

После нескольких показов всем наставникам стало ясно, что сильной стороной Нормы Джин является не демонстрация костюмов, а публикация её изображений в журналах и рекламных буклетах. Позже Мэрилин сама указала причину: «Никто не обращал внимания на мои наряды, потому что все они были слишком облегающими. Они смотрели на меня, и чёрт бы побрал всю эту одежду».

Норма Джин, которая впоследствии стала известной как Мэрилин Монро, часто позировала для обложек журналов и рекламных кампаний. Эффект от её работы был мгновенным: до весны 1946 года её фотографии украшали обложки тридцати трёх журналов.

Педагог Нормы Джин заметила её особенность: она всегда была готова рассмеяться над работой, и в каждом элементе её профессиональной деятельности можно было увидеть что-то забавное.

«Если перестать думать об этом, – говорила позже Норма Джин, – то это даже смешно. Ты улыбаешься в камеру, держишься непринужденно, ведешь себя так, словно ты развлекаешься, а на самом деле именно сегодня какая-то судорога ужасно сводит живот. Наверное, я не должна так говорить, но временами позирование кажется мне таким искусственным и фальшивым занятием, что я просто вынуждена смеяться».

Лидия Бодреро Рид вспоминала, что Норма Джин была «очень серьёзной, очень целеустремлённой, и с ней всегда было приятно поговорить». Однако у неё была одна проблема: она появлялась на таком большом количестве глянцевых обложек, что кто-то решил, что эта девушка уже «примелькалась».

По словам Бодреро, фотомоделям угрожала ещё одна опасность – возможность примелькаться.

«Мисс Снивели предупреждала нас, чтобы мы никогда не появлялись на снимках обнажёнными – это означает неминуемый конец карьеры», – говорила она.

Также Снивели хотела, чтобы Норма Джин осветлила свои каштановые волосы, потому что, по её мнению, на снимках брюнетка всегда выглядит темнее, и джентльмены предпочитают блондинок.

Имея всё это в виду, Снивели отправила Норму Джин к фотографу Рафаэлу Вольфу. Он согласился использовать её для нескольких фотоснимков, рекламирующих шампунь, но только если она покрасит свои каштановые волосы в светлый цвет.

В эту зиму трио, состоящее из Снивели, Вольфа и Бэрнхарта, приблизило воплощение мечты Грейс о том, чтобы её приемная дочь Норма Джин однажды вернула на экран образ знаменитой Джин Харлоу. Никто не был так тронут новым образом Нормы Джин, как Грейс.

Джим Доухерти, который недавно вернулся из-за границы, заметил в своей жене гораздо большие перемены, чем он ожидал.

«Когда она была зависима от меня, всё было хорошо», – говорил Джим Доухерти о своём первом браке с Нормой Джин.

Во время его службы Норма Джин провожала его до порта и ждала на берегу до отплытия. Однако через полтора года, когда Джим вернулся домой на Рождество, их встреча в порту не состоялась.

После этого Доухерти заметил и другие перемены в своей жене. Она стала холоднее и больше не нуждалась в нём. Она стремилась к карьере и, когда Джим вернулся, уехала работать с красивым незнакомцем. Им оказался Андре де Динес – тридцатидвухлетний иммигрант из Трансильвании, фотограф, который завоевал популярность в Голливуде.

Де Динес снимал Норму Джин на шоссе и на лугу в белом фартуке с новорождённым ягнёнком на руках. В следующий раз он запечатлел её в джинсах и красной блузке, завязанной под грудью. Она улыбалась в камеру на заборе, как будто собиралась войти в сарай.

Когда Норма Джин показала свои снимки мужу Джиму, он не проявил никакого интереса.

Незадолго до Рождества Норма Джин отправилась в путешествие вместе с Андре де Динесом. Они останавливались на пляжах, в пустыне Мохаве, а также в штатах Невада и Вашингтон. Даже когда они останавливались в мотеле и Норма Джин настаивала на отдельных номерах, чтобы выспаться и хорошо выглядеть на следующий день, Андре не терял энтузиазма.

Но однажды очередной телефонный разговор Нормы Джин с Грейс Годдард послужил катализатором целой цепи событий, которые в конечном итоге привели модель в постель к ее фотографу.

***