Читать книгу Исправитель. Книга 1. Первомай - - Страница 7

7. Тут помню, тут не помню

Саня Жаров крепкий парень. Борец! Тело сильное, непобедимое, можно сказать. Да вот только душа у него поменялась и мозги. А мои мозги с вольной борьбой практически не знакомы. Зато знакомы со службой в ВДВ. Когда-то были. Давненько, согласен. Но зато, когда пить бросил, я стал ходить на боевые искусства для инвалидов. Злость выпускать.

Сначала на адаптивное каратэ пошёл, только выяснилось, что это хрень, сплошной балет, но потом попался нормальный тренер, он меня взял типа на самооборону. Там чуваки разные были, кто без руки, кто без ноги, а некоторые вообще колясочники. В общем публика разнородная собиралась. Но сам тренер тоже безногим оказался, так что у нас спарринг прямо с ним был.

Вот и сейчас я по привычке заскакал на левой ноге, как злобный фламинго или голодный птеродактиль. Прыг-скок, прыг-скок.

Верзила, бросившийся на меня, опешил от такого танца.

– Вован, зырь! Циркач, в натуре! Каратист что ли?

Он пьяно загоготал и тут же получил ногой в рожу. Громко клацнула челюсть, послышался хруст, голова откинулась назад, красные слюни, как в фильмах младшего Бондарчука, медленно вылетели изо рта и разлетелись ледяным ожерельем, подчёркивая торжественную неповторимость момента. А сам громила со всего своего немаленького роста ухнулся навзничь.

А я, не дожидаясь реакции Вована, от души врубил ему между ног носком ботинка. Да только сам не удержался, выписывая пируэт и, поскользнувшись на корочке льда, тоже грохнулся на спину. Этим не преминул воспользоваться Гиря. Он тут же бросил девчонку и навалился на меня сверху, пытаясь садануть немаленьким кулаком по лицу.

Но подобную ситуацию я отрабатывал тысячи раз и врубил ему левой по печени так, что он отлетел от меня, как кошка от огурца. В этот самый момент хлопнула дверь и раздался заливистый звук милицейского свистка. Послышался топот и крики. Я сел на льду, но на меня тут же навалились три человека.

– Это не он! – закричала девчонка. – Вон те! Алкаши!

Поднялась суматоха, бессмысленные метания и крики, короткая погоня. Но уже через минуту всё встало на свои места. Дружинники задержали пытавшихся сопротивляться сексуальных агрессоров, а меня похвалили. Подъехал милицейский уазик. Оперативно. Младший лейтенант, зелёный и простоватый, но пытающийся выглядеть авторитетно, составлял протокол:

– А вы, значить, напали, чтобы защитить девушку, правильно я понимаю?

– Нет, не совсем так. Я не нападал, а лишь обратился к этим гражданам с требованием оставить её в покое. А вот они на меня напали. И мне пришлось отбиваться.

– Да-да, – часто кивала совершенно оправившаяся девчонка.

На вид ей было едва ли восемнадцать.

– Всё так и было. Это же Александр Петрович, из снабжения. Он крикнул, чтобы эти… изверги отстали от меня, а вон тот попёр на него и сбил с ног, а вот этот навалился сверху.

– Да он сам мне зубы вышиб! – пьяно хрипел заводила хулиганов. – Я же шутил! Девушку веселил! А он напал! Один на троих! Я потомственный рабочий! А эта гнида интеллигентская на рабочий класс катит! Увольнять таких надо! Сажать!

– Покушение на групповое изнасилование, между прочим, – кивнул я лейтёхе.

– Ой… – засмущалась барышня.

– Значить… – озадаченно потёр лоб милиционер. – Это с чего бы…

– Намерения злоумышленники проявляли открыто. Понимаете? На половую неприкосновенность покушались.

В общем, в конце концов, хулиганов запихали в жёлтую карету и повезли в отделение.

– Ой спасибо вам, Александр Петрович, – затараторила девушка, когда машина уехала, а толпа любопытных, вывалившая из общаги, начала редеть.

Девица была румяная, боевая, с носом-пуговкой, густыми пшеничными бровями и длиннющими ресницами. Из-под платка выбилась тугая коса.

– Так ты, значит, не Жанна?

– Вы что, я же Настя! Мы с вами в профкоме вместе… ну, состоим.

Вот и первый прокольчик.

– Да-да, Настя, конечно, – кивнул я и схватился за затылок.

– Что? Больно?

– Немного… Я когда падал, хорошо головой приложился.

Вообще-то нет. Я упал, успев сгруппироваться и головой вообще льда не коснулся. Просто подумал, что это падение – отличный повод, чтобы объяснять провалы в памяти. А что, шёл, упал, поскользнулся. Очнулся – гипс. Тут помню, тут не помню.

– Надо скорую вызвать!

– Да ну, какую скорую! – браво возразил я и чуть поморщился. – Ладно, я пойду к себе.

Актёр, как есть актёр. Ещё и пошёл, чуть пошатываясь.

– Александр Петрович! Вас же качает!

– Да нормально всё! – махнул я рукой. – Было б из-за чего скорую вызывать.

– Ты это, не недооценивай, – весомо, и не скрывая тревоги, заявил непонятно откуда взявшийся мужичонка лет пятидесяти.

Он был без верхней одежды, в толстом свитере домашней вязки. Зубы редкие, волосы тоже, в глазах тревога.

– Пошли, – кивнул он на вход. – Сейчас всё организуем. Настасья, ты давай, проводи защитника своего до комнаты, чтоб он тут не усугубил, чего доброго. А то шваркнется оземь, вообще без головы останется.

– Александр Петрович, вы за меня держитесь, не стесняйтесь, – тут же прижалась ко мне девушка.

– Да зачем же мне держаться! – нахмурился я. – Я же…

– Ничего-ничего, – ловко обхватила она меня за пояс. – Кладите руку мне на плечо. Кладите-кладите. Вот так. Дядя Витя, вызывайте, не слушайте его. Он один троих хулиганов отделал. Так что же, мы его в беде бросим?

Молодец Настя, хорошая девочка. Мы в обнимочку поднялись по ступеням, дядя Витя взял мой портфель, придержал дверь, пропуская нас вперёд, и сам шагнул за нами.

– А ну, барышни, расходимся, расходимся, – привычно строгим голосом проговорил он. – Представление закончено.

– Бой Ивана царевича с трёхглавым чудищем закончился победой Ивана и скорой женитьбой на принцессе, – бросил кто-то из девушек, скопившихся на проходной.

Они были разного возраста – и совсем юные, как вот эта Настя, и постарше. Работницы фабрики, надо полагать.

– Ха-ха-ха, как смешно, – покачала головой спасённая «принцесса». – Человек жизнью рисковал, а вы…

– А ты чем рисковала? – крикнули в толпе. – Удовольствиями?

Девки захохотали. А жизнь здесь интересная, ёлки-палки. Не удивлюсь, что причину разлада с Женей где-то тут и нужно искать. Вон их сколько, необустроенных, истосковавшихся и желающих простого, так-сказать, бабьего счастья.

– Так, девчата, расходитесь, а то придётся меры применять, – прикрикнул дядя Витя. – Не обрадуетесь!

Девушки попритихли и начали расходиться.

Настя довела меня до комнаты с номером сто двадцать восемь, оказавшейся расположенной на первом этаже. Я так понял, тут было небольшое мужское гетто в обширном женском царстве.

Я убрал руку с её плеча и стал шарить в кармане.

– Ключ…

– Да зачем! – бросила девчонка и уверенно забарабанила по двери. – Сосед-то для чего нужен?

– Сосед? – удивился я.

– Ну, Давид!

Бляха-муха! Ещё и сосед! Давид какой-то. Личного пространства не будет, походу…

Дверь распахнулась и на пороге появился чернявый коренастый парень в тренировочных штанах и майке-алкоголичке. Он был похож на бычка. Плечи и шея такие – хоть сейчас на родео выпускай.

– Ва-а-ай! – протянул он, расплываясь в улыбке. – Саша приехал! Жену из Москвы привёз?

– Гамарджоба, Давид-батоно, – усмехнулся я.

– Давид! – с укором воскликнула Настя! – Вечно шуточки твои дурацкие! На меня трое хулиганов напали, а Александр Петрович им всем дал дрозда!

– Чего-чего дал? Дрозда? Ах, какой молодец! Зачем меня не позвал? Я б им чего другого дал!

– А у тебя есть что ли? – хихикнула моя сопровождающая.

– Ох, Настя! Для чего так говоришь, а? Хочешь узнать, что у меня есть, а что у тебя?

У него был небольшой, но довольно сочный акцент.

– Дурак, – засмеялась она. – Ты давай прекращай. У Александра Петровича травма головы. Он поскользнулся и об лёд ударился. Сотрясение, наверное. Дядя Витя побежал скорую вызывать. Давай его положим. Пальто помоги снять.

– Хорош, ребят, – нахмурился я. – Всё со мной нормально. Я сам. Ну-ка!

Я снял пальто и повесил на свободный крючок, рядом с которым на плечиках висела дублёнка, должно быть, принадлежащая Давиду. Сбросил ботинки и прямой наводкой подошёл по дощатому, крашенному полу к аккуратно застеленной и накрытой покрывалом железной кровати. В комнате была ещё одна кровать, но, судя по тому, что она была изрядно помята, я решил, что принадлежала она Давиду.

На мгновенье я задумался, сесть или лечь и тут же улёгся.

– А что не на свою? – спокойно поинтересовался Давид. – Думаешь, моя койка мягче?

Сетка подо мной скрипнула, будто возмущаясь беспардонностью чужака, я повернулся на бок и огляделся. Комната была, естественно, небольшой. Крашеная миллион раз дверь, несколько крючков у входа и небольшое зеркало. Дешёвые обои с колосками, видавший виды платяной шкаф, стол, накрытый клеёнкой с морским рисунком, и два стула. На столе стояла электроплитка и чайник. Ну, и две кровати. Под потолком болталась дурацкая дешёвая люстра и давала скудный свет.

– Сорян, брат, – крякнул я и уселся. – Перепутал малость. Я, как Доцент, похоже. Тут помню, тут не помню. Как-то мутно в голове. Вроде кто-то мне туда туману напустил.

– Кто-то? Так вот, Настя тебе и напустила. Никаких хулиганов и в помине не было. Она всё наколдовала.

– Очень остроумно, – хмыкнула Настя и покрутила пальцем у виска. – Балбес ты, Давид.

Она сбросила шубу и сдвинула на плечи платок. Красный свитер, плотно обтягивал внушительную тугую грудь. А юбка – такие же упругие и крепкие бёдра, показавшиеся мне довольно широкими. Огонь девка. Некрасовская буквально – и в избу, и коня… Кровь с молоком, короче. Настоящее сокровище, каких раньше немало можно было отыскать в деревнях и сёлах.

Заметив, что я её разглядываю, она не смутилась, а, наоборот, расправила плечи, стараясь предстать в наиболее выгодном свете. Я спрятал усмешку и поднялся с чужой постели.

– Лежи, – подскочил ко мне сосед по комнате. – Зачем встаёшь? Нормально всё, я не в обиде.

– Да чего лежать, я же не инвалид.

Пока мы препирались появилась скорая. В комнату без стука ворвался дядя Витя, а за ним вошла немолодая сосредоточенная врачиха и крепкий санитар.

– Так, у кого сотрясение? – строго спросила докторша, переводя взгляд с меня на Давида и снова на меня.

– У него, – ткнул в меня пальцем он.

– Да нет у меня никакого сотрясения!

– Присядьте на край кровати. Так. Ногу на ногу. Хорошо…

Она постучала молоточком по коленям, поводила им перед глазами, заставила подняться, дотянуться до кончика носа и всё вот это.

– Потеря сознания при ударе была?

– Ну… если только на долю секунды. Я ведь в шапке был, удар поэтому несильный получился. На мгновение в голове потемнело, и вспышка короткая произошла, как молния, знаете. Словно разряд по телу пробежал.

– Потемнело в глазах, – повторила докторица, старательно записывая за мной.

– Доктор, у него, кажется, провалы в памяти, – сообщила Настя. – Он кровать свою не вспомнил. И вообще, неуверенно себя чувствует. Не помнит ничего.

Вот, шустрая какая. Всё-то она знает. Впрочем, сейчас мне это было на руку.

– Тошнота есть?

– Да всё я помню! – отмахнулся я.

– Меня забыли, как зовут.

– Вас таких, знаешь сколько! – вступился за меня дядя Витя. – Всех разве упомнишь?!

– Нет, тошноты нет. Головокружение небольшое.

– Так. Сегодня постельный режим, а завтра с самого утра идите в поликлинику, прямой наводкой к невропатологу. Там вами займутся и больничный оформят. Я сейчас напишу справку. Ивашкин, димедрол подготовь.

– Внутримышечно?

– Да.

– Да какой больничный! – возмутился я. – Мне же в отдел надо!

– Успеете, поработаете ещё.

– Работа не волк, – покивала головой Настя.

– Работа не волк, а произведение силы на расстояние, – качнул я головой.

– Шутите? – уставилась на меня докторица. – Это хорошо. Но только не перетруждайте мозг, пожалуйста. Время позднее, ложитесь спать, а утром – в поликлинику. Так, снимайте штаны.

– Ой… – обронила Настя, но выходить из комнаты не стала.

Я чуть приспустил штаны и получил шлепок по заднице. После этого врачиха с санитаром ретировались, а Настю выгнал дядя Витя.

– Всё, поправляйся, – бросил он перед уходом. – А электроплитку если ещё раз увижу, коменданту скажу. Чтоб завтра же убрали, ясно?

Вопрос не требовал ответа, поэтому он вышел, хорошенько саданув дверью, и я остался один. Ну, то есть с соседом.

– Ну, ты и герой, – кивнул с улыбкой Давид. – Ты чего за эту дурочку впрягся?

– А как? Её бы оприходовали в два счёта. Трое уродов.

– Да хрен её оприходуешь, она сама кого хочешь оприходует. Теперь не отобьёшься, будет бегать за тобой. Ладно, хозяин – барин.

– Слушай, ты бы и сам вступился за девчонку, – пожал я плечами. – Какая разница, за кого именно. Просто такая ситуация требует вмешательства.

Давид не ответил и только пожал плечами.

– Ладно, надо, пожалуй, спать ложиться, – заявил я, ставя точку в дискуссии. – Завтра вставать рано.

– Про Москву-то не рассказал, – бросил он.

– Да, чего рассказывать, Москва, как Москва. Съездишь как-нибудь, сам посмотришь. Я сейчас. Выйду на минуточку.

Я вышел из комнаты и прошёлся по коридору. Нужно было осмотреться. Где туалет, где кухня, где душ. Всё нашлось и в принципе было в приличном состоянии. Видно, что общага не студенческая. И даже на кухне, когда зажёгся свет, не было тараканов, разбегающихся врассыпную.

На кухне была газовая плита и два холодильника. Нужно было выяснить, в котором из них лежат мои продукты. Во время экскурсии я никого не встретил и вернулся к себе, примерно понимая уже, что здесь и как.

– Дато, слушай, – обратился я к своему соседу. – Мне там бабушка собрала кое-что. Ты бы не мог в холодильник отнести, а то голова закружилась.

– В холодильник? – удивился он. – Крепко ты долбанулся, да? Зачем носить? Просто за дверь поставь, тот же эффэкт будет.

– То есть чайки растащат?

– Лучше меня угости! – помахал он ладонью перед моим лицом. – Будто не знаешь, что на кухне всё исчезает в один момент.

Ну вот, всё-таки на студенческую общагу тоже похоже…

– Конечно, угощайся, генацвале, здесь копчёная колбаса, конфеты и бабушкины пирожки. Сейчас вытащу из портфеля.

– А я-то думаю, – разулыбался Давид, – что это от тебя так пахнет вкусно. А это бабушкины пирожки! Не хачапури, конечно, но тоже сойдут, да? Надо твою Настю научить хачапури готовить. Пусть отрабатывает спасение.

– Все за раз не съешь, – усмехнулся я и протянул ему пакет с едой. – А я спать.

Я завалился в постель и практически сразу уснул. И даже никакая разница во времени, а в Москве сейчас было на четыре часа меньше, не смогла противостоять нервному напряжению и димедролу. Я уснул с лёгким сердцем и мысли о неопределённом будущем меня не мучили. И вообще на душе было удивительно спокойно.

«Ну, за новую жизнь!» – мысленно сказал я и, закрыв глаза, провалился в сон, полный цветных, жизнерадостных картинок.

Утром зазвенел будильник, и я резко сел на кровати. Будильник звенел и звенел. Он стоял на стуле рядом с Давидом. Я глянул в окно. Светало. Было бы здорово сейчас пробежаться, чтобы снова ощутить огонь юности, как тогда, на Ленинградском шоссе. Но нужно было придерживаться легенды и продолжать изображать травму и амнезию.

– Давид! – крикнул я, поднимаясь с постели. – Проснись! Пора шить сарафаны из ситца.

– Э-э-э… – простонал он, не открывая глаз. – Думаешь, это будут носить?

Я усмехнулся. Культурный код у представителей одного поколения зачастую совпадает.

– Будут, ещё как будут, – без тени сомнения подтвердил я. – Если узнают, что их Давид сшил.

Перед туалетом уже была очередь. Надо раньше вставать, чтобы не терять здесь время.

– Как в поезде, бл*дь! – недовольно рявкнул немолодой мужик, выходя из туалета. – Налили, сука, хоть в сапогах болотных заходи.

– О, Артёмыч с бодуна, сегодня, полундра, братва!

– Явился? – остановился он напротив меня.

– Ну, вроде, – хмыкнул я.

– Вроде Володи, – махнул он рукой. – Натравлю на тебя баб, если нити, бл*дь, не будет, попляшешь тогда.

– Артёмыч, на меня натрави! – засмеялся кто-то из парней, но тот, чуть повернув голову в сторону весельчака, мрачно отчеканил:

– Спроси себя, а на*уя?

– О! Новый афоризм!

Все захохотали, а он, тяжело шагая, ушёл по коридору.

– Саня, ты, говорят, банду вчера обезвредил, ценой собственной памяти, – подошёл ко мне улыбчивый парень в футболке и трико. – И ничё теперь вспомнить не можешь.

– Кто говорит? – нахмурился я.

– Армянское радио. Так чё, было или нет?

– Не помню, – подмигнул я.

Все заржали.

– Ты смотри, не забудь, что червонец мне должен!

– И мне четвертной!

– И мне!

– А мне полтинник!

– Долги отдают только трусы, – сказал я. – Шустрые вы, смотрю, как электровеники.

Парни снова засмеялись. Ну, ничего так, нормальная атмосфера. Разговоры о потере памяти пошли уже.

Когда я вернулся в комнату, Давид варил кофе в турке на электроплитке.

– Давай пирожки, брат, – кивнул он. – Сегодня по-королевски позавтракаем.

Я снова положил на стол пакет с бабушкиными гостинцами, уже заметно облегчённый. В дверь постучали.

– Войдите! – гаркнул мой сосед.

На пороге тут же появилась Настя.

– Ну, что я говорил? – сверкнул глазами Давид. – Новая поклонница, да?

– Вы что? – не обращая внимания на эти слова спросила Настя. – Александр Петрович, нам же в поликлинику нужно!

– Нам! – многозначительно повторил он и поднял палец вверх.

– Да, я же вчера ещё сказала, что провожу Александра Петровича. Мне во вторую смену сегодня. Я с подружкой поменялась.

– Ну, иди, угощайся тогда, – кивнул я. – Пирожками.

– Сестра милосердия, кофе хочешь?

– А вы что, кофе пьёте?

– Пьём.

– Ну… налейте, если не жалко. Молока нет?

– Молока нет. Бери кружку. И сахар подай. Вон он в шкафчике. Пациент твой послаще любит.

– Не, мне не надо, я решил без сахара пить, – отказался я, учитывая, что кофе я всегда пил только чёрный и только натуральный.

– О, мужчина! – кивнул Давид. – Уважаю, брат. Не зря головой бился.

– Ну что ты такое несёшь! – засмеялась Настя. – Как только не стыдно! Не слушайте его!

Допив кофе, я встал из-за стола.

– Ну, пойдём, Алёнушка.

– Я ж Настя… – испуганно заморгала она.

– Помню. Внешность архетипичная, как у русской красавицы. Поэтому так и сказал.

– Не такая уж и красавица, – зарделась Настя, но глаза засияли.

Бестолочь. Я усмехнулся.

– Пошли лечиться.

Я оделся и вышел вслед за своей добровольной сопровождающей. Где находилась поликлиника, я, естественно, ни сном, ни духом, как говорится.

– В какую пойдём? – спросил я, выходя из общаги.

– В поликлинику? – удивилась Настя. – Так в нашу, в фабричную. Там же нервопатолог хороший.

– Ну, ладно, – засмеялся я. – Раз патолог имеется, хоть и нервный, пойдём в фабричную. Не в областную же ехать, правда?

– А так и не скажешь, что вы больной, – заулыбалась она.

– А кто сказал, что больной?Просто память отшибло.

– Но вы на всякий случай держитесь за меня, не стесняйтесь. Я сильная, удержу, если что.

– Не сомневаюсь, но я лучше так.

Мы спустились по лестнице. Уже рассвело, и утренняя морозная свежесть как бы подзадоривала и подбрасывала оптимизма. Я шёл, не зная куда, практически, в полную неизвестность. Но, на сердце не было ни тревоги, ни неуверенности. Было такое чувство, будто всё обязательно сложится хорошо и именно так, как нужно.

Интересно. Жить интересно. Давно я такого не чувствовал. Я будто освободился от своего прошлого и теперь строил жизнь заново. Хорошую жизнь, полезную, нужную другим людям.

Когда мы проходили мимо припаркованной чуть в стороне от входа «копейки» горчичного цвета, дверь распахнулась и с пассажирского места выскочил худощавый мужик, преграждая мне путь. Выпрыгнул буквально.

– Эй, слышь-слышь, – кивнул он мне. – Ты что ли Жаров?

– Смотря кто спрашивает. – нахмурился я. – Из газеты что ли?

Мужик выглядел лет на сорок. Широкая драповая кепка, сползла на затылок. Лицо было землистым, под черными глазами тёмные круги, впалые щёки избороздили глубокие морщины. И откуда он, было ясно с первого взгляда.

– Из цирка-на, – процедил он и осклабился. – Сапфир тебя спрашивает. Слыхал про такого?

Голос у чувака был колючий, неприятный. В уголках рта скопился белый налёт.

– Нет, – пожал я плечами. – Не знаком и не слыхал.

– Ну, щас познакомишься. Это из-за этой марухи весь сыр-бор?

Комплекция у него была не особо внушительная. Тощий, в расстёгнутом бушлатике, подбитом цигейкой… Но в глазах горел злой огонь, от них исходила опасность.

– Не получится, – мотнул я головой. – Занят.

– Ну, – ухмыльнулся он, – ты уж найди времечко.

Он вынул из кармана бушлата руку и ловко покрутил в ней выкидной нож, явно сделанный в местах не столь отдалённых. Щёлк, и лезвие ножа выскочило, блеснув в утреннем свете.

– Давай в тачку, бакланчик, – ощерился он, продолжая играть с ножом. – А ты, сучка, гуляй пока. Тобой позже займёмся.