Читать книгу За туманными вратами - - Страница 5

Утреннее солнце проникло сквозь тонкие занавески, наполняя комнату мягким светом. Ветер принес звонкое пение птиц. Ноздри дразнил аромат специй и выпечки, и это напомнило о бабушке – она любила побаловать нас вкусненьким.

Я слезла с кровати и приблизилась к окну. Свежий горный дух бодрил разум и ласкал кожу. За обрывом до самого горизонта раскинулись Гималаи – величественные, благоухающие, покрытые лесом и хранящие тысячи секретов под снежными шапками.

У обрыва, среди дубов, сосен и фиалковых деревьев, укрылся розовый дом тети. Моя временная комната смотрела прямо в зеленую пропасть: один шаг – и можно прыгать с парашютом. Интересно, как они моют стекла?

Стены комнаты, напитанные свежестью, сверкали белизной, а картины на них походили на те, что последние годы жизни бабушки украшали ее квартиру.

В углу стояла большая кровать с мягким синим изголовьем – такая уютная, что утром совсем не хотелось из нее вылезать. Рядом на тумбочке – лампа с изображениями павлинов. На громоздком столе у стены лежал мой дневник, в котором мысли прыгали, как белки в парке: иногда я записывала, что произошло, в другой раз – свои планы, а, бывало, на страницах появлялись рецепты необычных смесей красок.

Отодвинув стеклянную лампаду, я вынула из рюкзака планшет. Если в перерывах между пленэрами останется время, то можно и почитать. Наверняка за каникулы я им воспользуюсь. Вскоре на другом краю стола очутился скетчбук, а карандаши и акварельные краски заняли удобное местечко в выдвижном ящике.

Плюшевая птичка, подаренная бабушкой, после поцелуя отправилась на кровать. Я любила засыпать, прижимаясь щекой к мягкой шерстке Пернатого. Быстро развесив в шкафу одежду, я еще раз осмотрела помещение. Кажется, все готово для отдыха. Эта комната как будто была создана для меня, и я сразу ее полюбила.

Натянув футболку и джинсы, я приоткрыла массивную дверь с петлями для навесных замков – пряные ароматы манили вниз. Проходя мимо спальни Даны, я на мгновение остановилась и потопталась на месте, после этого подошла к деревянной лестнице и, наконец, спустилась. Огромная гостиная, не меньше пятидесяти метров, переходила в столовую и кухню, где тетя Вера, весело щебеча, гремела посудой. Ее волосы были собраны в хвост, а фартук, заляпанный мукой, не скрывал слишком тесного платья в горошек. Тетя Вера с трудом наклонялась, но казалась вполне довольной – ее глаза светились.

– Вот так венчиком смешивай. Молодец, Даночка! Отличные кексы получатся.

Дана широко улыбалась.

В это время дядя Раджив сидел в столовой у огромного, на всю стену, окна, смотрящего на Гималаи, и читал газету. Очки сползли на кончик носа, белоснежная рубашка была застегнута через петельку, и из кривых дыр выглядывала майка.

Замедлив шаг, я смущенно переминалась с ноги на ногу. Из кладовки возле кухни выскочила, весело виляя хвостиком, маленькая рыжая девочка-шпиц, Карри. Она оглушила всех звонким лаем. Следом за ней, чихая, появилась Соня. Увидев меня, она поспешила навстречу с улыбкой. На ее щеках красовались ямочки – справа маленькая, а слева побольше. Каштановые волосы стрелами летели до пояса. Я всегда мечтала о таких волосах – мои пушились по любому поводу.

С двоюродной сестрой мы одногодки, но так и не стали подругами: мы не приезжали друг к другу на каникулы, интересовались разными вещами – я живописью, а она, как отец – травами и специями. Наши мамы редко говорили по видеосвязи, но еще реже мы оказывались рядом в эту минуту, но если такое вдруг случалось, то самое большее, что мы могли – улыбнуться друг другу и помахать руками, потому что я всегда хотела побыстрей сбежать, а Соня не могла говорить – она была немой.

Взяв мою руку, Соня отвела меня к столу.

– А вот и мы! – щебетала тетя Вера, ловко расставляя чашки с чаем.

– Кушайте, дорогие гости! – вторила ей Дана, смеясь и ставя огромный поднос с кексами.

Я сделала глоток. Вкус чая поплыл в желудок, сладко пощипывая горло, игривые флюиды аромата щекотали ноздри.

– Очень вкусно, – сказала я, – Как у бабушки.

Тетя Вера вздохнула и села напротив.

– Эх, мама, мама… До сих пор не могу прийти в себя.

Бабушка пропала, когда мне исполнилось девять. После моего рождения родственники стали считать ее странной. Раньше она ничем не отличалась от других бабушек, но внезапно начала читать книги на разных языках, а может, только делала вид, что читала, потому что никаким языком, кроме русского, прежде не водилось. Бабушка носила длинные разноцветные платья, ставила точку между бровями, украшала руки браслетами. В маленькой квартирке на третьем этаже она расставила статуэтки индуистских божеств, а на стенах развесила гирлянды. Все детство я слушала истории о далеких краях с бурлящими, словно кипящее молоко, реками, о заснеженных вершинах, подпирающих небо прочными колоннами, о стремительных птицах, пронзающих воздух громкими воплями, и о животных, резвящихся среди деревьев.

Бабушку так и не нашли. Хотя, я и теперь чувствовала ее присутствие.

Дядя предложил тете булочку с корицей, но она отказалась, сославшись на диету.

– Не занимайся ерундой, – дядя подмигнул, и тетя отломила кусочек.

– Давайте маме позвоним. Пожалуйста! – воскликнула Дана, повиснув на тетиной руке.

Тетя вытащила телефон из кармана дяди и попробовала набрать маму по видеосвязи. Первый раз, второй, третий. С той стороны только гудки. Как предсказуемо! Жаль только, что Дана расстроилась.

– Дочка, – начал дядя, глядя на меня и доедая очередную булочку, – Чем бы ты хотела заняться на каникулах?

– Я привезла краски и, если вы не против…

– А почему я должен быть против? Я за все, что вам троим нравится. – сказал он, пробежав взглядом по мне, Дане и Соне.

Конечно, я удивилась.

Мама давно забрала большую часть моей жизни и заменила мои дела своими. Я выросла с пониманием того, что кругом должна: учиться, чтобы получить профессию и обеспечить мамину старость; сидеть с сестрой, чтобы мама могла наладить свою несчастную жизнь; убирать квартиру, чтобы мама не стыдилась перед гостями; разбираться в болезнях и лекарствах, а еще лучше стать врачом, чтобы мамочку лечить – должна, должна, должна… А я хотела просто остаться одна и рисовать.

– Ты славно поработала, а теперь заслуженно отдыхай, – сказала тетя, – Поступить в Художественную Академию – это вам не шутки.

– Мне просто повезло…

– Как же повезло? Разве можно так не верить в себя?

– Может, тебя познакомить с друзьями Сони? – дядя поправил очки.

– Я… Нет, спасибо.

Мне было достаточно того, что все лето придется общаться с Даной и Соней, да еще поддерживать беседы в столовой. Но, если честно, так тепло, как сейчас, мне не было никогда.

Тетя ушла на кухню за булочками, а вернувшись, сказала:

– Кто-то должен сходить за рисом и куркумой.

– У нас тут завтрачный совет, – хихикнула Дана, – Я решила – в магазин идут Мила и Соня.

Утро выдалось теплым как погодой, так и настроением, таким уютным, какого раньше у меня не бывало.

***

День разгорался, а вместе с ним нарастала жара.

Узкая дорога, ограниченная деревьями, спускалась по холму до магазина и дальше в лес. Редкие порывы ветра поднимали пыль, забивая ее в глаза, а солнце било по голове, обесцвечивая мои русые волосы.

Окраина Дехрадуна утопала в зелени и коровьих лепешках. Горбатые коровы, как королевы, возлежали прямо на дороге, лениво водя глазами по прохожим и отмахиваясь хвостами от мух. Шумно подпрыгивая на ямах, редкие автомобили пробирались к центру.

Чем дольше мы шли, тем больше я ловила на себе взгляды людей, и это начинало раздражать. Соня заметила мое беспокойство. Она набрала на экране телефона: «Это потому, что ты такая светленькая, и глаза бирюзовые». Я пожала плечами. Придется купить что-то на голову и солнечные очки, чтобы не выделяться. Я ведь не знаменитость какая-то.

Пахло навозом и пряным чаем.

Окинув меня взглядом, Соня внезапно остановилась и удивленно округлила глаза. Она вынула из сумки прозрачный бежевый шарф и накинула мне на плечи. Длинное, невесомое, расшитое тонкими узорами полотно укрыло половину тела, нежно колыхаясь на ветру.

– Но зачем? – спросила я. Соня написала: «Ты футболку не на ту сторону надела». Я стукнула себя по лбу. Это случилось не в первый раз. Соня рассмеялась.

– Очень красивый, – сказала я, глядя на шарф, а Соня ответила: «Это дупатта».

Она внезапно замерла, и я проследила за ее взглядом. Из большого желтого дома вышел высокий парень лет двадцати, сел на мотоцикл и, загребая землю ногами, улыбнулся.

– Шафран! – крикнул он и помахал Соне.

Щеки Сони покраснели, а дрожащие пальцы вцепились в края туники. Она кивнула в ответ.

Парень подкатил ближе. Соня протянула ему телефон, где крупными буквами написала: «Моя сестра. Говори по-английски, пожалуйста».

– Я Друв.

Он протянул раскрытую ладонь, всматриваясь в мое лицо, и как будто что-то выискивая.

– Мила, – сказала я, отвечая на рукопожатие.

В этот момент внимание Друва привлек собственный телефон. Он посмотрел на экран – от улыбки не осталось и следа.

– У вас дома все нормально? – спросил он.

Соня кивнула, краснея еще сильнее.

– На южной стороне есть новые заболевшие. Будьте осторожны.

– А что случилось? – спросила я.

Поколебавшись, Друв сказал:

– В городе дети болеют чем-то странным, – он поправил зеркало на мотоцикле и сдул пыль с панели. – Ладно. Поехал на стадион. Удачи! – Друв щелкнул Соню по носу, завел мотоцикл, оглянулся и добавил: – Не ходите прямо – дорогу перекопали, – и надавил на газ.

Казалось, на несколько секунд Соня выпала из реальности, а когда вернулась, загадочно улыбнулась, и на ее щеках заиграли ямочки.

– Что? – спросила я.

«Врет он все. На стадион, как же», – написала она.

– Тогда куда?

«Хотела бы я знать», – написала Соня, убирая за уши ровные пряди.

– А что он там про больных детей говорил? Я ничего не поняла.

«Никто не понимает».

Через несколько домов на обочине виднелся прилавок с фруктами и овощами. Я рванула прямо, но Соня схватила меня за рукав, утягивая в обход.

– Ведь так быстрее, – удивилась я, – Просто перепрыгнем яму. – но Соня потащила меня направо.

На деревянном прилавке пестрели фрукты и овощи: помидоры, огурцы, кабачки, огромные яблоки и много всего другого – прямо как у нас. Сверху на прищепках свисали упаковки с хрустящими закусками и чем-то еще. Старый продавец дремал в гамаке у входа и поднялся только тогда, когда Соня постучала по прилавку. Глаза его светились улыбкой, а изо рта торчала травинка, свисающая до самого выреза майки.

Старик натянул шлепанцы, плеснул в картонные стаканы чая из дымящейся кастрюли и поплелся к нам, негромко напевая себе под нос. Отдал нам стаканы и стал неторопливо наполнять пакеты, изредка почесывая загорелое плечо.

Все изменилось в один миг, когда сзади раздался звериный рык. Старик застыл от ужаса, а я, обернувшись, увидела волка. Ноги мгновенно ослабли, в голове опустело, а в ушах загрохотал пульс. Оскалив клыки и подергивая носом, волк сверлил меня злобным взглядом. Осторожно ступая на согнутых лапах, он готовился напасть. Время не двигалось, и никто не двигался. Кроме зверя, который подбирался все ближе.

 Вдруг из леса выбежал парень. Держа в руках черную палку, он встал между мной и волком и долго смотрел ему в глаза. Зверь заскулил и, прижимаясь к земле, начал отступать, оставляя следы когтей на пыльной дороге. Затем он наткнулся на куст и что было сил бросился в лес.

Парень повернулся ко мне. Темный взгляд, будто черная дыра, затягивал, погружая в бездну.

Чем ближе подходил мой спаситель, тем сильнее грохотало в висках, и тем глубже я проваливалась в пустоту. Прежде чем потерять сознание, я увидела длинный шрам на его загорелом лице. Сквозь накрывающую пелену в уши проник низкий шепот:

– Возвращайся домой и забудь обо всем, пока не поздно.

Теплая ладонь накрыла мои веки, и все вокруг погасло.

***

Когда я пришла в себя, парня уже не было, а моя голова лежала у Сони на коленях.

Сын ювелира – вот кто это был. Соня его знала, потому что ювелир – лучший друг ее отца. Сын его всегда ходил один, странный и пугающий, появлялся неожиданно и так же внезапно исчезал. Никто не знал, чего он хотел, а потому все его избегали.

Остаток дня мы бродили по комнатам, изучая дом. Соня показала огромную террасу на крыше, открытую всем ветрам. Именно там я запланировала организовать свой первый пленэр, хоть понимала, что под солнцем акварель высохнет быстрее, чем требуется для работы.

Напевая, Дана кружила по дому, и я тогда подумала, что никогда прежде не видела ее такой счастливой. С ее лица не сходила улыбка.

К вечеру все разошлись по комнатам, а мои мысли вновь и вновь возвращались к сыну ювелира.

Следующим утром моя жизнь разделилась на «до» и «после».