Читать книгу Ангел для шейха - - Страница 2

Я подняла руку, чтобы откинуть никаб с лица. Все кончено. Сейчас Кабир довершит то, что не получилось сделать год назад, убьет меня и бросит в пустыне. Но умереть хочу с открытым лицом, почувствовав прикосновение ветра и солнца к коже, как свободная женщина. Но стоило мне поймать ткань и потянуть, как на запястье сжались жесткие пальцы.

– Не смотреть! – крикнул Кабир на арабском своим людям.

Я попыталась высвободить руку, бесполезно, ее словно сжимали железные тиски.

– Пусти! – крикнула, вырываясь, но Кабир лишь перехватил и вторую руку, вздернул меня, заставив подняться с колен, и впечатал в себя, одной рукой перехватив за талию, второй за шею.

Ткань натянулась, прорезь вернулась на глаза, и я снова могла видеть. От близости Кабира у меня закружилась голова.

Никогда я не была настолько близка к нему.

– Я помню тебя совсем юной девушкой, не знавшей жизни, Дина. Ребенком – прекрасным, как пери, – задумчиво сказал Кабир.

– А я помню, как ты выстрелил мне в грудь, перешагнул через меня, как через падаль, и убил моего отца, – процедила сквозь зубы, смотря прямо в его черные, холодные глаза.

На лице Кабира не дернулся ни один мускул, он словно и не слышал, посмотрел на своих людей, убедился, что все они отвернулись и не смотрят на нас, и сорвал с меня никаб. Ветер моментально вцепился в мои волосы, разметав их в стороны, светлые пряди окутали нас, как покрывало из шелка.

Отец любил повторять, что у меня волосы в бабушку, густые, золотистые, как пшеница. Когда я была маленькая, мама хотела подстричь меня под каре, но отец запретил. Он шутил, что на свои косы я, как Рапунцель, поймаю принца. После его смерти я стала ухаживать за ними с маниакальной тщательностью, сейчас они достигали ягодиц.

– Сколько тебе лет, Дина? – спросил Кабир, будто и не заметил обвинения, брошенного ему в лицо. Он внимательно изучал меня.

Я промолчала.

– В моей стране женщина обязана отвечать мужчине, опустив взгляд и добавляя «господин». – Кабир снова схватил меня за шею, притянул ближе к себе.

Я упрямо сжала губы, уже сказав все, что хотела.

– Отвечай, Дина, или твоего спутника ждет долгая и мучительная смерть. – В черных глазах Эмира блеснула ярость.

Он привык к беспрекословному подчинению, в Инджиме я видела, как на улице к нему подбежал парнишка, одетый в потрепанную кондуру, на черных от грязи ногах трепыхались истоптанные сандалии. Он рухнул перед Кабиром на колени и полз за ним по дороге, умоляя о чем-то. Мимо шли люди, и никто не обращал на парнишку внимания, словно в его поведении не было ничего необычного. Но у меня в душе все переворачивалось от этой унизительной сцены. Мы с Иваном сидели в машине напротив здания, где располагалась компания Эмира, изучали привычки Кабира, искали возможность подобраться к нему, бреши в охране. Кабир прошел мимо парнишки, даже не посмотрев на него. Тот так и стоял на коленях у входа в шикарный небоскреб несколько часов, пока Кабир не вышел из здания. Парнишка снова что-то сказал ему, но Эмир и в этот раз прошел мимо. Махнул рукой охране, и они избили просителя до полусмерти, оставив лежать на земле.

Я не сомневалась, что слова Кабира не просто угроза, один его жест – и единственный человек, согласившийся мне помочь, умрет.

– Восемнадцать, – ответила тихо.

Кабир вернул мне никаб:

– Скрой волосы и лицо.

Оставалось только подчиниться, он нашел мое слабое место и будет давить на него, если я ослушаюсь. Так он вел дела и с отцом. Вернее, так они вместе вели дела до той ночи, когда Кабир убил его и ранил меня. Жестко, безжалостно устраняя конкурентов, разрушая преграды.

Меня снова затолкали в машину и повезли куда-то, но не в Инджим, дальше в пустыню. Дорога вилась среди песчаных гор, петляла, утопала в знойном мареве. Бесполезно искать ориентиры и знаки. Глубокой ночью мы приехали в глухую деревеньку, жмущуюся к оазису. Глинобитные низкие домишки дремали под огромным черным небом с невероятно яркими звездами.

Кабира я больше не видела, со мной были только его жуткие охранники, под дулами автоматов мне приказали войти в приземистый дом. Внутри рядом с глиняной печью сидела на полу древняя старуха, закутанная в черный хиджаб. Пол застилали вытертые ковры. В углу стоял, заваленный одеялами топчан. В доме пахло сухим навозом и старостью.

– Господин велел проверить ее, – сказал один из мужчин и подтолкнул меня к старухе.

– Все вон, – сказала она и поднялась с пола, подошла ко мне, положила ладонь на низ живота и сжала пальцы, прощупывая сквозь слои ткани.

– Что вы делаете? Перестаньте. – От возмущения я забыла, что нахожусь в чужой стране, и заговорила на русском, старуха ухмыльнулась, обнажив пустые десны. Цокнула языком. Покачала головой.

– Господин не любит строптивых наложниц, ты должна быть мягкой, как хлебный мякиш, и послушной, как прирученная кобыла. Иначе долго не продержишься, – прошамкала старуха и велела. – Раздевайся и ложись. – Она кивнула на заваленный разноцветными одеялами топчан.

Наложниц?!

По коже побежали мурашки. Я не ослышалась?

Так вот почему он не убил меня в пустыне и спрашивал про возраст.

Нет! Я не стану его послушной игрушкой. Попятилась от старухи, пока спиной не уперлась в дверь. Она лишь зашлась скрипучим смехом, глядя, как я развернулась и выбежала на улицу, чтобы сразу же попасть в лапы охранников Кабира.

– Не смотрите на нее, если не хотите лишиться глаз, – прошамкала карга и кивнула на пол.

Я не успела опомниться, как меня повалили на пол, укрытый вытертыми коврами, и распяли, один мужчина перехватил мои запястья и крепко прижал к полу, двое других вцепились в щиколотки, широко разведя ноги в стороны. Все крепко зажмурились, похоже, они не в первый раз делали нечто подобное. Я кричала и вырывалась, бесполезно. Старуха опустилась на колени между моих разведенных ног. Задрала платье, обнажив бедра.

– Не дергайся, я всего лишь проверю, невинна ты или нет.

Карга принялась деловито ощупывать мой живот и грудь, болезненно впиваясь скрюченными пальцами в полукружия, перейдя на наречие, которого я не понимала, словно бормотала заклинания на мертвом и забытом языке.

Когда она ощупала нижние губки и проникла пальцем в лоно, изучая меня изнутри, я не выдержала. По щекам заструились слезы, пропитывая никаб соленой жгучей влагой. От боли и унижения мне хотелось исчезнуть.

– Мамочка, – позвала сквозь слезы, но мама осталась в России, после смерти отца она сильно сдала и почти не выходила на улицу. В последний раз я видела ее полгода назад, когда уезжала из дома, одержимая желанием отомстить Кабиру. Она просила остаться, но я не слушала. Как же теперь я жалела об этом.

Закончив осмотр, старуха радостно захихикала, хлопнула в ладоши, опустила задранное платье, скрыв мою наготу. Но от пережитого унижения я никак не могла успокоиться, лоно саднило после проникновения. Я жалела, что пуля Кабира не убила меня той ночью. Даже мысль о том, что он сделает меня своей наложницей, обжигала, как раскаленное железо.

Скрипнула наружная дверь.

– Она здорова, невинна, молода. Она родит тебе много сыновей, господин, – прошамкала старуха.

Я приподняла голову, карга низко склонилась перед Кабиром. Он окинул ее недовольным взглядом. В его глазах пылала ярость, а белоснежную кондуру покрывали брызги крови.

Иван! Пока меня осматривала эта ведьма, Кабир наверняка пытал его!

Теперь я отчетливо видела его суть, как ночью, когда он стрелял в меня. Монстр, чудовище из страшной восточной сказки. Демон пустыни.

Слезы перешли в рыдания, надо было послушать маму, остаться дома, но теперь слишком поздно думать об этом. От ужаса я готова была сама ползать у него в ногах, умоляя отпустить нас.

– Пожалуйста, не надо, не убивай его, сжалься. – Я перешла на арабский, отец настаивал, чтобы я овладела им в совершенстве, чтобы могла заниматься делами компании наравне с ним, когда окончу университет, но теперь знания пригодились, умолять убийцу отца о милости.

Кабир смотрел на меня, как на презренное насекомое, жука, пришпиленного булавкой к подушечке.

– Вы пришли убить меня, Дина. – Обычно Кабир говорил на безупречном русском с легким акцентом, но, когда злился, начинал коверкать слова, будто язык вызывал в нем отторжение. – А теперь ты умоляешь отпустить вас?

Он не просто злился, он был в ярости:

– А ты знаешь, девочка, что мужчина, которого ты привела с собой, был тем, кто отнял жизнь у моих сыновей по приказу твоего отца?

Что он такое говорит? Папа ни за что бы не убил детей.

– Это ложь! Папа никогда бы не сделал такого. Ты лжец! – закричала, собрав остатки мужества. Рванулась изо всех сил, но хватка на запястьях и щиколотках лишь усилилась.

Кабир склонился надо мной, обжег взглядом черных, полных ненависти глаз, процедил на ломаном русском:

– Твой отец отнял у меня двоих сыновей. Будет справедливо, если ты родишь мне двоих детей. Ты умоляла сжалиться, Дина. Я проявлю милость и отпущу тебя, даже если родятся девочки. Верну в страну неверных и не буду мстить твоей семье.

Слезы застилали глаза, меня все еще держали за руки и ноги, не давали вырваться. Родить двоих детей монстру? Остаться на несколько лет в этой затерянной среди песков стране без надежды на побег и спасение?

– Нет, – выплюнула прямо ему в лицо.

– Это не просьба, Дина, и не условие. Это цена гнусного предательства твоего отца.