Читать книгу Вороньи сказы - - Страница 5

Стирала я как-то Хладовы рубахи вечерком. Водица плещется, рыбка реденько играет, а вокруг тихо так, как до рожденья мира. И слышу вдруг – воет кто-то вдалеке, надрывается. Ну я скорее к Хладу.

– Ты, – говорит, – не бойся, не волк это, а лешки-пересмешки, курицы драные. Намудрились по-волчьи выть, сам, бывает, ночью подскочу, а нет, прислушаюсь, не волчий вой.

– На волка похоже, жуть! – говорю.

– Э-э-э, девка, это ты волков мало слыхала, – и ус потёр, довольный.

Я и правда волков к тому времени пару раз всего слышала (если, конечно, это не лешки были), но всё равно ж не отступилась:

– А если не лешки, а если просто не волк, а лють уже!

– Ну тоже, лють. Лють ты ни с волком, ни с лешкой, как она стараться не станет, не перепутаешь. Лють когда воет – кровь в жилах подземным холодом скрадывает, и понимаешь – ну всё, Тёмн тебя щас на уд посадит.

Я прикраснела немного. Ругался Хлад, конечно, будто я и не девица тут, и не невеста Тёмнова.

– Говоришь, дед, будто сам слыхал. Только что-то живёхонек для того, кто лють слышал…

– Малознайка ты, Врана. Я лють не то, что слыхал – видал. И под землю, стервь, загнал.

– Да ну!

– Ну да. Было дело. Молодой был, только из обучения вышел. Приспичило мне, такому красавцу, на озеро к русалкам. Вроде как колдун, человек ведающий – не страшно с нечистью порезвиться. Груди они груди и есть, хоть мокрые, хоть какие. На озеро пришёл, а там ни то, что русалок, даже водяницы какой нет. Озеро чёрное, холодное, луна на нём бликами играет, и тихо так… И вот в этой-то тиши она и завыла. Чуть душу Светлу не отдал, как услыхал я ейный вой. Смотрю – на том берегу в темноте глаза горят огнями, да не волчьими красными, а холодными голубыми. Ежели бы снег гореть мог, вот он бы так и горел. Сама лють – здоровенная, что два волка вскладчину, зубы оскалила, руки у неё длиннющие, когти огромные, землю скребут. Завыла ещё разок и как кинется вдоль берега. Я бежать хотел броситься, да спасибо учителю моему – вбил в головёху, что сперва подумай, а потом уж делай. Вот и думаю я – хрена дивьего я от ней убегу. А вот как сладить с лютью знаю с учительских рассказов. Я скорей тростинку выдернул, нашептал над нею заклятье, чтобы играла сама собою. Хорошее заклятье, девкам очень нравится. Но да не про то. А лють уж рядом совсем, у меня губы трясутся, руки трясутся, чуть портки не обмочил, а заклятье всё ж договорил – и заиграла свирелька моя. Лють только услышала – встала как вкопанная, пасть открыла, с пасти смрадом таким несёт, что я чуть и не преставился. Но смотрю – стоит, не кинется, свирель слушает. А после легла на землю да глаза закрыла. Ну я ещё и нашептал, чтобы земелька её, значит, прибрала. Теперь у озера местечко есть, там завсегда летом лютики цветут – это в месте, где лють под землю ушла…

– Погоди-ка, тут что ли? У озера, где я портки твои стираю?!

Хлад давай хохотать, пень скрипучий.

– Да не. Хоть глазки у тебя такие, чтоб наврать мне тебе в ответ веселее, а нет всё же. Храбрость – это к лютым охотникам, колдуну умом шевелить надо. А тут наука простая – видишь лютики, беги прочь. Хрен же ж её, лють эту, знает, когда проснуться ей вблажится. Они бешенные совсем, безразумные. Может говорим мы, а она там уже людей потрошит. А, может, корешками её всю перевило, не выбраться, и только воет в землю глухо, и вой этот катится по озеру…

– Ух, сказы у тебя под стать имени, дед! – я уж на печь залезла, а всё равно холодком прошибло, как представила.

– Ну тык.

Послушала я так Хлада и решила, что недурно и свирельку с собою носить. Не приведи Светл, конечно, да вдруг с лютью встретиться придётся.

– Вырезать бы мне свирельку. Играть я малёк умею.

Хлад цокнул.

– Эт всё хорошо, но ты девка с оглядкою с этим вот. Ты, конечно, Тёмнова невеста, и он за тобою поглядывает, но, знаешь, есть ещё всякие охотчики на девицу, особливо, если она колдовство ведает, да особливо, если на свирельке играет…

– Что ж за охотчики такие? – мне тогда смешно даже стало – ну кто в своём уме на Тёмнову невесту заглянётся. Тёмнова – она Тёмнова и есть, чёрный бог её в темна-навь заберёт рано или поздно, кому такая девица нужна.

– Ну ты смейся, смейся, а опаску имей. Слыхала про паренька, которого Пастухом зовут? Только пасёт он не овечек да коровушек, а огни болотные, души потерявшиеся. На свирельке им играет.

Я и вправду не слыхала тогда такого, уцепилась за Хладовы слова тут же:

– Расскажи! Не слыхала, а теперь уж интересно, сил нет!

– Ну, я-то, положим, немного знаю. Слыхивал, что девок он за собой в болото уводит, особливо колдуний. Поиграет им на дудочке на своей-то, и поминай, как звали…

– Кровушку что ли пьёт? Кощей какой, может?

– Не кощей, нет. Он из тех, кто давненько по миру ходит, ну навроде нашенского Ужьего Князя – от начала времён, наверняка. Ну и силушку за это время нагулял такую, что только Тёмн и страшнее.

– Скажешь тоже, дед! Откуда ж он, сильный такой взялся?

– А это мне неведомо.

Помолчали тогда с дедом Хладом, задумавшись, по стаканчику настойки рябиновой выпили – и спать легли. Я уж теперь, если ещё когда деда Хлада встречу, сама ему про Пастуха рассказать смогу. Будто нагадал мне Хлад, свела нелёгкая с Пастухом, года не прошло. У него я играть на свирели выучилась. Но о том другой сказ будет.