Читать книгу Дом номер тридцать - - Страница 2

Похоронные хлопоты превратились в нескончаемую череду бессмысленных действий: глупые очереди к участковому врачу и в ЗАГС, бесконечные решения – выбрать то или это. Лере казалось, будто всё происходит как в тумане. Не покидало только чувство стыда, что не успела, не застала, не почувствовала, не была рядом. Часы слились в один затянувшийся мучительный день.

Девушка осознала себя сидящей на бабушкином диване перед алым гробом с нелепыми чёрными рюшами. Ярко светил абажур под потолком, за окном горели фонари. Справа сидела тётя Зоя, слева почему-то Никита.

– Жутко, наверное, ночевать здесь одной, – сказал парень.

– Лера, если ты боишься, я могу остаться, – предложила соседка.

– Нет. Чего тут бояться? – ответила девушка и, повернувшись к парню, добавила: – Думаешь, она встанет среди ночи?

Лера вдруг подумала, что, случись такое, не испугалась бы, а бросилась к бабушке просить прощения за то, какой дрянной внучкой она была. Стыд жёг изнутри, вытесняя остальные чувства.

– Скажешь тоже, – хмыкнул Никита. – Ну и шутки.

– Я пойду, милая, до завтра, – попрощалась тётя Зоя и вышла.

– Хочешь, останусь? – спросил Никита.

– Не-е-ет. Спасибо, конечно, но мы знакомы-то… – Лера не успела закончить фразу.

– И что? Зато я бабушку твою знал, – перебил парень. – Она мне всегда помогала и вообще всем помогала.

– Это на неё похоже, – с улыбкой проговорила Лера. – Спасибо. Всё нормально, мне совсем не страшно.

– Я тогда пошёл. Если что, зови, последняя комната по коридору.

Девушка кивнула.

– Прости меня, – прошептала Лера, когда осталась одна.

Она уставилась на тело, некогда бывшее её бабушкой. Тянулись минуты, ничего не происходило. Комната осталась почти прежней. Лере даже показалось, будто со времён её детства ничего не изменилось, разве что обои выцвели да краска на оконных рамах облупилась. Девушка огляделась: три узких окна по одной стороне, напротив, в углу, старинная печь. Её дымоход давно неисправен. Лере вдруг захотелось провести пальцами по старым, едва сохранившимся изразцам. В детстве она представляла, будто это камин настоящего замка. Чугунная печная створка так и манила, будоражила воображение, и бабушке пришлось её заварить.

Девушка поднялась и медленно пошла по комнате, не обращая внимания на гроб, стоящий по центру на двух табуретках.

Молочного цвета изразцы были чуть прохладными на ощупь. Пальцы, словно в детстве, заскользили по трещинам и щербинкам, старательно замазанным бабушкиной рукой.

У соседней стены выстроились книжный шкаф, громоздкий телевизор на табурете и старинный резной буфет, втиснувшийся у окна. В желтоватых стёклах его верхней части бликовал свет уличного фонаря. Тут же, у подоконника, круглый деревянный стол на массивных ножках. На застиранной скатерти Лера увидела знакомую фарфоровую сахарницу, инстинктивно подняла крышечку, увидела кубики сахара и заплакала. Её словно прорвало. Детские воспоминания о том, как она бросала белые кубики в чай, а бабушка сидела рядом и улыбалась, резанули по сердцу. До того девушка держалась, понимая, что, кроме неё, некому организовать похороны, ведь родителей уже нет в живых. Слёзы катились по щекам, и Лера шмыгала носом, замерев у окна. Пейзаж расплывался перед глазами, словно по стеклу струилась вода. Улица была пуста: ни прохожих, ни проезжающих машин. После вечно неспящей столицы такая безлюдность поражала.

Вдруг что-то мелькнуло слева, в поле бокового зрения. Лера повернулась, утёрла слёзы тыльной стороной ладони. Будто солнечный зайчик прыгнул по зеркалам трельяжа. Этот атрибут всех советских квартир бабушка поставила в углу, между окном и диваном, прямо напротив буфета.

«Зеркала!» – ошарашенно осознала девушка.

Их полагалось завесить. Тётя Зоя в этом помогала. Лера точно помнила, что трёхстворчатое зеркало они закрыли цветастой простынёй.

Простыня лежала на полу. Бабушка всё так же неподвижно покоилась в своём ложе.

– Что за…?! – вслух произнесла девушка.

Но не успела закончить фразу: что-то грохнуло над потолком, раздался топот.

«Никакого уважения! – зло подумала Лера. – Спать уже давно пора».

Она накинула простыню на трельяж, заозиралась, увидела за шторой швабру, схватила и принялась стучать в потолок. После адского дня нервы у неё были ни к чёрту.

Топот прекратился.

– Так-то, – прошипела Лера, отставила швабру и уселась на диван.

Ей не сразу вспомнились слова Никиты: «Над нами комнаты пустуют». А когда она припомнила его фразу, удивилась.

«Кто-то же топает над головой?»

Лера провела пару минут, прислушиваясь. Тишина.

Она снова осмотрела комнату. Трельяж всё так же был закрыт цветастой простынёй. У входа теснились два разномастных шифоньера, холодильник, массивная вешалка, рыжая шторка, которой бабушка закрывала дверь, тумба и этажерка около печи. Полосатые серо-голубые обои в тёплом электрическом свете казались ещё более старыми и пожелтевшими, словно осенние листья. Теперь Лера старалась не смотреть на гроб. Ей стало не по себе. Появилось ощущение чьего-то присутствия.

Девушка порывисто поднялась, проверила, заперта ли дверь. Оказалось, нет. Повернув ключ в замке, Лера немного успокоилась. Сама не понимая зачем, задёрнула шторку, как делала бабушка. Потом прошла к книжному шкафу, поправила иконы, что стояли на верхней полке.

Совсем успокоившись, Лера устроилась на диване, положила под голову подушку и стала смотреть на лепнину потолка. Длинные тени от абажура очерчивали квадратную комнату, одну из самых просторных на этаже. Красоту лепнины нарушали желтоватые пятна подтёков в углу и местами облупившаяся штукатурка. Незаметно девушка задремала.

Её разбудил громкий топот, будто кто-то нарочно прыгал над головой. На улице было темно. Лера разозлилась. Топот продолжался. Девушка схватила телефон, отперла дверь и, желая разобраться с ночным балагуром, направилась к лестнице. По пути она пару раз споткнулась, пока не включила свет в коридоре. На лестнице царила зловещая полутьма, в гигантское окно виднелась щербатая луна, жёлтый свет уличного фонаря тенями ложился на мозаичный пол. Лера остановилась, злость схлынула, сменившись тревогой. Было удивительно тихо. Неожиданно снаружи прогудел звук мотора. По ночной улице пронёсся автомобиль. Девушка, словно очнувшись от оцепенения, направилась дальше.

На третьем этаже перед ней предстал такой же длинный коридор, только обветшалый, будто нежилой. Скрипнули половые доски. В кромешной темноте Лера зашарила по стене рукой в поисках выключателя, нашла, щёлкнула тумблером, яркой вспышкой загорелся свет и тут же с хлопком погас.

«Господи, да никто уже не использует лампы накаливания, – подумала она. – Что за дыра?»

В коротком всполохе света Лера успела рассмотреть, что коридор совсем не так захламлён, как на её этаже. Она включила фонарик на телефоне и медленно пошла вперёд. Дощатый пол ужасно скрипел. Каждый шаг нагонял жути, будто девушка попала в фильм ужасов. Лера снова разозлилась и на себя, и на шумных соседей. Она уже подготовила гневную тираду, как вдруг заметила местами разрушившийся потолок. Кое-где штукатурка обвалилась, обнажая деревянные перекрытия. Старые обои отошли от стен и свисали пыльными шматами. Под ногами что-то хрустнуло. Лера посветила вниз: куча мусора, бумажных упаковок и тряпья. В затхлом воздухе пахло пылью. В носу защекотало. Девушка почувствовала рьяное желание вернуться.

«Ну нет!» – сказала она себе и, отшвырнув ногой тряпьё, направилась к комнате ночного балагура.

До того Лера встречала закрытые двери. А теперь справа впереди зиял чёрный провал. Дверь стояла рядом, будто кто-то сорвал её с петель и просто прислонил к стене. Девушка опасливо прошла мимо, боясь посветить в тёмный проём. Следующая дверь – нужная комната. Лера приблизилась, опустила телефон, прислушалась: ничего, ни топота, ни каких бы то ни было признаков жизни. Облезлая дверь чуть покосилась, ручка вовсе отсутствовала.

Девушка постучала. Гулкий звук разнёсся по коридору. От прикосновения дверь чуть подалась вперёд, приоткрылась. Лера опешила. В её детстве здесь часто не запирали двери, но сейчас складывалось впечатление полной необитаемости третьего этажа. По правде говоря, он был четвёртым. Дом стоял на склоне, и со стороны реки имелся первый полуподвальный этаж.

Девушка замерла. Свет от телефона перебивал полумрак, мешал рассмотреть в узкую щель, что происходит в комнате. Лера не решалась посветить внутрь. Приложив кулак к дверному косяку, она постучала ещё раз. Результат тот же: тишина. В темноте коридора ей вдруг стало неуютно, даже жутко.

Лера вспомнила детскую страшилку, что рассказывала ей подружка: «В чёрном-чёрном доме, за чёрной-чёрной дверью, в чёрной-чёрной комнате…»

Дверь и вправду была чёрной, только понять это было сложно: краска выцвела и облупилась.

«Тьфу ты! Что за бред лезет в голову?!» – отругала себя девушка и уверенно толкнула дверь.

Во тьме метнулась тень, или Лере так только показалось. Она вздрогнула. Дверь скрипнула и глухо ударилась обо что-то.

В комнате давно никто не жил. Девушка поняла это сразу.

Мешал слепящий свет телефона. Он толком не мог осветить комнату, а только пугал ещё больше. Лера дрожащими пальцами выключила фонарик. И, пока смотрела на яркий экран, ей казалось, будто кто-то наблюдает за ней из глубин брошенной квартиры.

– Кто здесь? – глупо спросила она.

Никто не ответил.

Когда глаза привыкли к темноте, Лера рассмотрела три окна, таких же, как в её комнате. Двое завешены тряпками, на одном – портьеры, в узкую щель между которых сочился свет уличных фонарей. Поломанная мебель была свалена по сторонам. В этих завалах девушке мерещились детские силуэты.

– Не смешно, – громко сказала она. – Выходи! Тебе что, по ночам больше шататься негде?

Лера вспомнила, как сама в детстве обожала лазать по всему дому, забираться в самые укромные места, например чердак. Только подвал остался для неё неизведанной территорией. Бабушка строго-настрого запрещала совать туда нос.

Девушка сделала пару неуверенных шагов. Свет уличных фонарей проникал сквозь полуистлевшую ткань на окнах. Лере захотелось сорвать её вовсе.

«Чертовщина какая-то, – подумала она. – Топот звучал прямо над головой, отсюда».

Впотьмах комната казалась значительно больше бабушкиной. Четвёртое окно Лера сначала не заметила. Заколоченное досками, оно пугало. Что-то было перед ним. Девушка силилась разглядеть чёрный силуэт. Было страшно включить телефон и увидеть нечто, скрывающееся во тьме. Дрожащими пальцами она всё же потянулась к мобильнику в кармане. В этот момент оглушительно хлопнула дверь. От неожиданности Лера вскрикнула. Волоски на её руках встали дыбом, по спине побежали мурашки. Девушка ощутила себя в западне и вдруг почувствовала, будто в лицо дохнули холодом. Крик застрял в горле.

На одну ужасающую секунду Лера оцепенела, а потом бросилась к двери, рывком потянула её и понеслась по коридору, спотыкаясь и хватаясь в темноте за стены. На лестнице она отдышалась, схватилась за перила, потом пошла спокойнее. Мурашки бежали по телу, в ушах стучало. В коридоре второго этажа горел свет. Как открывала дверь, не запомнила. От вида гроба по центру комнаты сердце зашлось в груди. Судорожными движениями она провернула ключ в замке, села на диван.

«Что это было?!Чёрт! Твою ж…»

Частое дыхание вырывалось из горла. Лера никак не могла унять дрожь.

«Чего ты напугалась, балда?» – спросила девушка сама себя и уставилась на потолок.

Ей чудилось, что, услышь она снова топот, с ума сойдёт от страха. Но было тихо.

Лера бросила взгляд на трельяж, простыня висела на месте.

«Померещилось, – заключила девушка. – В таком состоянии чего только не привидится».

Глядя в потолок и прислушиваясь, Лера просидела какое-то время. Позже она вспомнила, как днём тётя Зоя говорила, что дом хоть и памятник архитектуры, а находится в аварийном состоянии.

– Все, кто мог, давно уехали. Остались в основном старики да те, кому некуда податься. От властей разве чего дождёшься? Ещё к Олимпиаде обещали капитальный ремонт, и где? Вот половина комнат и стоят пустыми. Дом ветшает. Кто ж в таких условиях захочет жить? – говорила соседка.

От волнений минувшего дня Лера совсем устала. Потому убедила себя, что воображение разыгралось. Топот не повторялся, и девушка уверилась в этой мысли.

«Темнота, усталость и старый дом сделали своё дело, – внушала она себе. – Завтра пройдусь по верхнему этажу. При солнечном свете всё будет иначе».

Лера подошла к бабушке, взглянула на восковое лицо.

– Какая же я у тебя дура, – сказала она вслух. – Прости, за всё меня прости.

И так стало тошно от того, что не услышать больше её голоса, что всё остальное показалось пустяком.

– Почему же ты так держалась за этот дом? Сколько раз я тебя к себе звала? А мама сколько раз звала?

Лера вытерла выступившие слёзы. До рассвета оставалось несколько часов.

«Надо спать», – приказала она себе.

Ей очень хотелось достойно провести похороны, хоть в последний раз проявить заботу.