Читать книгу Падшие - Группа авторов - Страница 5

Яркий свет ударил в глаза. Дохнуло запахом лекарств и крови. Блики солнца скользнули по предоперационной, облицованной светло-голубой плиткой. Гаал не пустил Гарма внутрь, позволив лишь переложить меня на металлическую каталку.

– Общий? – донесся откуда-то из глубины комнаты голос Курта.

– По спине, времени нет, – бросил Гаал. Облачившись в стерильную форму, он скрылся в операционной.

– За что по спине-то? Мне и так уже в пузо засадили, – вымученно улыбнулась я, подняв глаза на брата. Медик успел вымыть руки и натянуть перчатки. – Это еще что за орудие инквизиции? Деймон бы оценил.

Курт заправил шприц и присоединил к нему внушительную длинную иглу.

– Не очкуй, – подбодрил брат, зайдя за спину. Обтянутая перчаткой теплая ладонь коснулась позвоночника. Пальцы скользнули по коже, нащупывая нужный участок. – Сейчас станет полегче. Только не дергайся. Вот вообще. А то будешь вместе с Остом в железе рассекать.

– Лучше б ты молчал… – тихо произнесла я, боясь лишний раз шевельнуть даже челюстью после столь грозного предупреждения.

Все же резкий укол заставил слегка вздрогнуть, но Курт не отреагировал. Что-то звякнуло в металлическом лотке. Боль в ране начала постепенно утихать. По области живота и бедер разлилось приятное тепло, ноги медленно теряли чувствительность и контроль.

– Смотри на меня, – приказал брат, прикоснувшись к коже возле раны. – Чувствуешь что-то?

– Очень слабо. Почти нет.

Получилось наконец задышать полной грудью. Парализующая боль отступила, оставшись тревожным воспоминанием на грани сознания.

– Прекрасно. – Курт щелкнул ножницами и рассек футболку прямо по узлу, затем содрал остатки ткани. – Спокойно, дальше ужасов не будет. Мне так кажется…

– Спасибо, – слабо улыбнулась я, дыша медленно и размеренно. Медик тем временем избавил уже абсолютно парализованную нижнюю половину тела от потенциально инфицирующих элементов одежды.

– Готово? – долетел в предоперационную голос Гаала. – Заноси. Только не ногами вперед, как ты это любишь.

– Тьфу ты, дурень суеверный, – выругался Курт. Каталка плавно развернулась как положено. Брат вкатил ее в операционную и с легкостью, будто пушинку, переложил меня на стол, отгородив тело до ребер ширмой.

– Норна, слушай меня, – начал инструктаж Гаал. – Сейчас сделаю дополнительную анестезию, потом будем смотреть, что произошло внутри. Говори с нами все это время. Сигнализируй, если что-то не так. Что ж… Обелиск, направь мою руку во исцеление!

Я бросила взгляд в окно. Несмотря на середину августа, территорию вокруг Станции захватила золотая, так любимая поэтами, осень. Яркая палитра всех возможных теплых оттенков успокаивала и хоть немного, но дарила ощущение спокойствия и безопасности. Здесь, что бы ни случилось, со мной не произойдет ничего плохого. Обелиск будет милостив и примет исповедь в грехе, совершенном против воли.

Трибунал. Настоятель винит обоих… но я не хотела. Не хотела вторгаться к Деймону в разум и доставать оттуда скрытые болезненные воспоминания. Сердце прониклось сочувствием к морально сломленному в самом начале своего пути дознавателю. Совсем юнцом он пережил нечто, что не все старики даже за долгую жизнь видят хотя бы краем глаза. Но было что-то еще. Что-то глубинное и очень страшное. Сокрытое Деймоном от самого себя. Даже мой разъяренный разум не смог пробиться к кошмарам из темных глубин подсознания.

Говорят, корни всей людской жестокости идут из детства или юности. Из того, с чем пришлось когда-то столкнуться. От чего надломилась неокрепшая психика, не выдержав потрясения. Если в этот момент не остановить процесс разрушения личности, она продолжит все дальше искажаться и менять ви́дение мира.

Деймон… не был таким изувером с рождения своего. В страшные дни прошлого нечто ужасное искалечило его рассудок, навсегда оставив в нем незаживающий шрам, подобно тому, что он прятал под мастерски созданной татуировкой ворона, чьи черные размашистые крылья скрывали истерзанную душу от врагов и ближних. Тех, кому не полагалось знать всей правды.

– Обширные повреждения. Это плохо. Бил же вроде аккуратно, а как размотало… Спокойно. – Гаал хоть и позволил себе удивиться, но быстро собрался с мыслями. – Тебе повезло, ты жива. Может, хоть сейчас расскажешь, какого лешего ты сразу не пошла с рапортом к Настоятелю, дуреха? Не факт, что после официального доклада он отослал бы тебя куда подальше. Впрочем, не отвечай. Я понял, что ты вперед логики родилась. К главному на поклон идти страшно, а вот к маньяку под нож – самое то!

– Ты думаешь, Настоятель бы мне поверил после всей ереси, которую Деймон по клану распускал? – возмутилась я и вздрогнула, почувствовав чуть выше ранения щиплющее прикосновение чего-то холодного и острого. С каждым движением руки Гаала оно становилось все неприятнее и болезненнее.

– Не мельтеши! – строго приказал медик. – Дай вычистить спокойно, пока до потрохов не просочилось. Хрень эта аномальная основательно пожгла мягкие ткани. Органы не задеты, это хорошо. Не хватало нам разрывов с перитонитом. Ох, послал же Обелиск на мою голову… Курт, подколи на два пальца выше.

– Еще? Я уже засандалил как себе. Какого рожна оно чувствуется? – удивился брат, но что-то сделал. Неприятные ощущения исчезли, хотя странное присутствие чего-то инородного в теле не утихло.

– А такого рожна, – попыталась я заболтать себя и отвлечься от мерзкого движения какого-то инструмента в глубине живота, – что адреналин из надпочечников чуть в штаны не хлестанул, когда Деймон меня пырнул. Кто ж знал, что он вконец поехал головой?

– Я говорил, что нехрен с ним связываться. Честь у нее, достоинство… Танцевать не мешает, безумная ты наша? Теперь молись, чудо, чтоб я успел с Настоятелем пообщаться прежде, чем он прикажет вас обоих к стенке поставить к чертям собачьим! Сказать по правде, про вас обоих такие слухи ходят, что я… Да любил я изощренно это все! В душе не знаю, что теперь делать. Надейтесь, что я что-то придумаю, пока ты тут заживать будешь.

Резкая внезапная боль, будто проклятый нож дознавателя опять вонзился в плоть, заставила меня вскрикнуть и напрячь мышцы. Снова защипало. Я витиевато выругалась.

– Да не ори, Зона тебя вразуми! Я своих мыслей не слышу, – прикрикнул Гаал. – Брат, еще полтора куба послойно. Что ж за дрянь он на свой клинок намазал?.. Идешь, блин, как меж аномалий, а дорожка, мать ее, все не кончается. И вот стоило оно того?

– Курт, будь другом, – простонала я, прикусывая губы, – хоть ты донеси ему, что я ни сном, ни духом, что так все выйдет… Ай, Зона сохрани! Да что за…

– А вот и конец раневого канала. Скоро зашивать будем помаленьку. Немного осталось, так что потерпи. Можем пока «за жизнь» пообщаться. Я все еще на тебя несколько в обиде. – Курт поднял голову, одарив меня из-за ширмы тяжелым взглядом.

– За пауков? – нашлись силы улыбнуться, несмотря на всю бедственность положения.

– За них самых. Еще и в лазарете этот серпентарий развела. Каждый раз в нужнике теперь оборачиваюсь, – буркнул медик.

– Серпентарий – это про рептилий говорят, – сквозь зубы проворчал Гаал.

– Да чхать я хотел! – ругнулся Курт. – Вот скажи, раз ты к любому в мозги залезть можешь, небось и подковерные тайны самого Настоятеля и его ученой братии знаешь? Далече там наша победа над всеми еретиками? Раз уж ты в такое попадалово вляпалась…

– Курт! – прикрикнул Гаал. В животе что-то сдвинулось с неприятной тупой болью. – На гауптвахту захотел? Мне и так в серьезных вещах работать не с кем.

– Молчу. Норна, глубокий вдох на счет «три»! Раз… два…

Неизвестно как, но удалось обмануть мозг, резко вдохнув и на пару секунд задержав дыхание. Чувство болезненного прокола и скольжения нити передалось по нервам как-то размыто, дойдя до мозга в состоянии «легкий дискомфорт».

– Еще раз! – скомандовал брат. – Умничка, и крайний… Раз, два… Молодец. Выдыхай, самое страшное позади. Эх, хотелось бы на самом деле так думать. Может, Гаал и уломает Настоятеля на «поговорить», но ничего гарантировать не могу. Задорно он Деймону в репу прописал! За дело, значится. Ни разу не видел командира таким лютым. Может, теперь до него и не достучаться.

– Мы закончили. – Звякнули отброшенные в лоток инструменты. Гаал снял запачканные кровью перчатки. На миг показалось, что пятна слегка светились. – Ну как, живая? Можешь не отвечать, вижу, что порядок. Без обид, в работе я всегда такой суровый. Хирургия требует сосредоточенности и порядка, чтобы не упустить ничего жизнеугрожающего.

– Да я понимаю, брат, – согласилась я. Чувствительность тела постепенно возвращалась, живот снова начал неприятно ныть. Радовало, что боль уже была не такая пронзающая, а скорее напоминала какой-то смутно знакомый дискомфорт.

* * *

Несколько дней в лазарете я провела в ежечасных молитвах, на эмоциях смешивая священные тексты с проклятиями на собственную голову. Наивная дура! Поверила двум мутантам, понадеялась на благодать Зоны и невероятную силу! Из грязи в князи захотела без последствий. Так не бывает. За все в жизни приходится расплачиваться. Иногда даже собственной головой. Обелиск милостивый, как допустил Ты грехопадение? Ужели остались в душе моей ростки порока, что, как ядовитый плющ, расползлись и исказили суть ее?

Нет, как бы ни хотелось переложить вину на кого-то другого: на Зону, Обелиск или двух пропащих мутантов, – решение я принимала добровольно. Не слушая Матушку, не выучив уроков Виты… Не понимая, куда ведет тропка, устланная благими намерениями.

В чьих-то шагах за дверью, тихих разговорах медиков, стуке дождя по стеклу мне слышалось приближение неотвратимого наказания за грех гордыни и наивное вмешательство в запретные тайны.

Одиночество сжигало изнутри сильнее кислоты клинка. Разум кипел, бурля в собственных панических мыслях. Никто из ближних, даже замечая это, не пытался что-то изменить. И без того молчаливый Гаал совсем закрылся в себе. Курт тоже не сообщал ничего определенного. Лишь один раз на безумно короткие полчаса забежал Гарм. Новости, принесенные им, назвать хорошими не поворачивался язык.

Настоятель лютовал. Теперь многие человеческие ошибки, присущие любому смертному, могли караться излишне сурово. Так же жестко пресекались и все неположенные разговоры, особенно касавшиеся дней недавних.

Сестра Лилит, окончательно разругавшись с Гармом, бесследно исчезла. Группа, отправленная на поиски ее отряда, ничего не обнаружила, сигнал КПК не пеленговался. Позже ребята, что шли с ней, к счастью, вернулись, но не могли объяснить ничего внятного про таинственную пропажу командира. Нейротехники несколько раз проверяли солдат на последствия пси-воздействия или контузий, однако ничего не находили. И все это наводило на самые мрачные подозрения.

Лучше всех себя ощущал, пожалуй, только Деймон. Переругиваясь с охраной, активно занимался поддержанием своей физической формы и очищением души молитвами. Внешне он не испытывал никаких угрызений совести. Откуда им взяться у того, кто на все сто убежден в своей правоте и класть хотел на иное мнение?

Выслушав тревожную исповедь, вырвавшуюся из моей души, Гарм даже бровью не повел.

– Расслабься, – отмахнулся он, спокойно улыбнувшись. – «Вышкой» тут и не пахнет. В конце концов, оба остались живы. Настоятель так-то отходчивый. Это он для вида бушует, чтоб остальные берега не путали. Максимум, может, прикажет Аресу нагайкой вас оприходовать перед строем да закинет стеречь какую-нибудь глухомань в разных концах Зоны, чтоб ваши буйны головушки лишний раз меж собой снова не столкнулись.

– Вот умеешь ты… поддержать, – съязвила я. – Пусть твои слова будут правдой. От душеспасительных бесед с занесением еще никто не умирал.

Наконец спустя несколько дней заключения Гаал решил, что можно снять надоевшие швы со слегка возвышающегося над кожей розового шрама. Я почти успела обрадоваться долгожданной выписке, если бы не одно обстоятельство…

Непривычно мрачный и молчаливый Курт принес свежий комплект формы без каких бы то ни было знаков различия. Тусклый свет из коридора заслонила высокая фигура в тяжелой броне с метками на наплечниках.

– Это… то, что я думаю?

– Боюсь, что да, – тихо ответил Гаал. – Я сделал все, что мог. Теперь слово за тобой. Держись спокойно. Будь вежлива и соблюдай порядок, даже если Деймона проберет оскорблять сам Обелиск последними словами. Приговор будет справедливым – иначе невозможно. Настоятель милостив, а я буду рядом до конца, что бы ни случилось.

– Спасибо… наставник… – Я повисла на плечах медика. – Ты спас мне жизнь однажды и делаешь это снова. Видит Зона, я рассчитаюсь за все долги!

– Обязательно. Ты, может быть, и наивное дитя, сотворившее лишнее по глупости, но уж точно не еретичка. Будь сильной, и тебе воздастся.

Дождавшись окончания сборов, Гаал вывел меня под руку в коридор. В руке личного стража Настоятеля звякнули наручники.

– Нет нужды, брат мой. Я осознаю́ свои провинности и принимаю их. Клянусь Обелиском, я не окажу сопротивления и не причиню кому-либо вреда. – Хотелось сохранить последние капли достоинства и прийти на суд с гордо поднятой головой.

– Смотри у меня, – пригрозил охранник.

Второй конвоир ожидал за дверью лазарета. Проходя по коридорам, я все сильнее чувствовала обжигающий щеки стыд, разрастающийся под любопытными взглядами случайно встреченных братьев и сестер.

У входа в зал Обелиска нас остановил закованный в глухую броню человек. Я сразу узнала его распевный голос.

– Желаешь ли ты воздать молитвы Ему, прежде чем услышишь приговор?

– Да, Преподобный. – Я почтительно опустила голову.

– Есть ли обстоятельства, позволяющие нарушить таинство?

– Никак нет, – глухо ответил конвоир. Тяжелый шлем искажал голос, но отчего-то мне послышалась солидарность. Надо же было так! Одно неосторожное решение под влиянием эмоций – и вот уже в ордене намечается раскол. Где только была голова, когда я соглашалась на дерзкую идею кукловода? Быть может, именно треклятый мутант заставил поддаться его желанию? В таком случае это точно не моя провинность. Но ответственность подобное обстоятельство вряд ли снимет. Единственное простое условие, позволявшее спокойно и дальше продолжать служение Обелиску, и то не исполнила…

– Тогда оставьте нас. Пойдем, дитя. – Преподобный мягко коснулся моего плеча и пропустил вперед.

Сегодня сияние Обелиска особенно ярко окутывало мрачную громаду зала. Душа преисполнилась благоговения и покоя. Опустившись перед Ним на колени, я зашептала молитву, прося о справедливости и милосердии для себя… и Деймона.

Стала ясна истинная причина ненависти дознавателя. Случилось то, чего он так боялся, начиная с первого момента демонстрации дара. Проникнув в его сознание, я увидела миг юношеской слабости, позора и отчаяния. Каждый из нас, пусть даже самый озлобленный зверь, имеет право на личные переживания и глубинные страхи. Лишь Настоятелю, воистину слышащему глас Обелиска, дано право судить и миловать, принимать и отвергать все мысли и действия неразумных чад Его. Я же неосознанно вторглась туда, куда не имела права даже одним глазком заглядывать. Должно быть, каждый, кто теперь избегал меня, подозревал, что по воле своей я могу сделать это с любым…

Время вспять не повернуть. Только и остается, что жить с грузом вины за содеянное. Великий, дай покой душе моей…

– Дитя, ты закончила? – осведомился Преподобный.

– Да… Позвольте перед приговором при свидетельстве Его исповедоваться?

– Слушаю тебя.

– Преподобный… Этот дар, что приняла я по неразумению, я бы и в жизни не использовала против брата или сестры во вред им и без их согласия. Случившееся на арене – мой огрех, совершенный без злого умысла. Клянусь жизнью, я не желала и не желаю зла никому. Однажды я пообещала Матери-Зоне использовать умения лишь во благо, оттого горько сожалею и искренне каюсь в содеянном.

– Обелиск слышит тебя, сестра Норна. Подтверждаешь ли ты свою честность?

– Да, Преподобный. И пусть покарает меня гнев Его, если я солгала хоть словом.

– Да воздастся тебе по делам и вере твоей, – плавно произнес мой душеприказчик. – Пора.

Конвой встретил у дверей и повел из коридора вниз по заросшей мхом лестнице. С потолка капала вода, яркий свет летнего солнца ровными пятнами ложился на темный пол.

Длинный тоннель на нижнем уровне зачастую был последним, что видел любой еретик, в коем орден более не нуждался. Там, в конце, у покрытой бурыми пятнами кафельной стены и кончался путь неверных. Чтобы заслужить публичную казнь, еретику следовало быть излишне дерзким. Проверено неоднократно – присутствие жаждущих крови зрителей быстро сбивает спесь. Или же, напротив, такой чести мог удостоиться враг, чем-либо восхитивший командование. В этом случае он становился примером уже для нас – той ошибкой, на которой следовало учиться. Остальные же заканчивали жизнь в разбитой грязной комнате восточного крыла Станции.

Ужель мой грех столь непростителен, что суждено закончить жизнь, как самому гнусному еретику?

Ноги подкашивались, но я держалась на остатках гордости, тающей с каждым шагом, и старалась ничем не выдавать свой страх.

Обшарпанная стена уже показалась в высвеченном прямоугольнике дверного проема, однако свернули мы совсем не туда. Спустившись еще на один лестничный пролет, мы оказались в такой же разбитой и покрытой бетонной пылью комнате, так же обшитой белым кафелем. Странный выбор для резонанса нашей истории и любви Настоятеля к порядку…

И не менее странный подбор тех, кому суждено сегодня вершить судьбы.

Помимо Преподобного и Гаала, троих полевых командиров отозвали с поста ради такого события. Еще одним непривычным персонажем стала женщина-нейротехник, сидящая на складном табурете по левую руку от Настоятеля и настраивающая странный прибор. Приблизившись, мне все же удалось вспомнить его назначение – улучшенный датчик пси-активности, имевшийся у каждого командующего группой, чей путь лежал через заведомо опасные участки.

Конвоир толкнул в плечо, приказав встать напротив собравшихся. Через некоторое время привели и Деймона. На его щеке темнела свежая ссадина, подозрительно похожая на пластину укрепленной перчатки. «Не меняются в жизни лишь ублюдки и дураки», – как-то сказал Курт. Дознаватель олицетворял собой обе эти группы.

Солдаты заняли места у стен, щелкнули предохранители коротких штурмовых винтовок. Преподобный начал с чтения псалма. Бархатистый голос убаюкивал, дарил ощущение безопасности. Если только не смотреть на Настоятеля. Его бледные глаза метали колкие искры злости в сторону меня и дознавателя. Не в силах выдержать противостояние, я отвела взор, стыдливо опустив голову.

– Смирно! – рявкнул один из конвоиров. Я вздрогнула и вытянулась струной. Деймон же подчинился нехотя, с демонстративной ленцой, но отчего-то в процессе приблизившись на крохотный шажок.

– Братья и сестры, – начал Настоятель. – В этот прискорбный час я вынужден вынести приговор тем, кто посчитал себя выше установленных законов и грубо пренебрег многолетними устоями «Обелиска».

Яростная энергия, вибрирующая в голосе командира, не оставляла места для привычного хладнокровия. Глава ордена сорвался с высокого штиля, извергая на нас поток своих настоящих мыслей, не умещающихся в рамки благочинности.

– Вы что о себе возомнили, вершители судеб, вашу так же?! Решили, что, раз повезло добиться высоких постов, значит, творить можно, что душе заблагорассудится? В глаза бы посмотреть тому, кто на свет вас породил, а после расстрелять! Да только времени и патронов жалко. Начнем с тебя. Сестра Норна! Скажи мне, пожалуйста, как так получилось, что вместо служения ордену тебя замечают в связях с еретиками? Разве Зона для этого наделила тебя милостью? Чтобы ты помогала тем, кто дал клятву уничтожить все ныне живущее?

– Говори, – зашипел Гаал, стоявший чуть позади. Превозмогая страх, я взглянула в глаза главнокомандующему.

– Настоятель… Я знаю, что все сказанное про меня в кругах ордена звучит как вероотступничество… Но… Я не отрицаю своего желания найти человека из «Возмездия». Помочь ему и уберечь от более серьезных прегрешений.

По залу прокатился возмущенный ропот. Деймон злорадно усмехнулся.

– Что-что? – с натянутым спокойствием произнес Настоятель.

– Вы верно услышали меня. Этот… еретик, за которого я молюсь ночами и которого разыскиваю… спас мне жизнь. Много ли вам известно неверных, кто вступится за нашего брата и убережет от позорной смерти? Рискуя собственной жизнью, он помог мне бежать. Он… – Я взяла театральную паузу. – Он отмечен Зоной. Я увидела это. Мы должны найти его, как однажды среди отринувших истинный свет брат Гаал обнаружил и вернул меня. Мне неведомо, почему Обелиск не донес вам весть о ныне потерянном во тьме. Но одно знаю точно: я бы никогда не даровала милость тому, кто желает зла Великому Отцу нашему или Матери-Зоне…

– Что ж… допустим. – Праведный гнев командира несколько утих. – Пути Обелиска воистину неисповедимы. И даже мне не всегда ясны Его пророчества. Кто способен подтвердить или опровергнуть твои слова?

– Позвольте. – Командир Арон, чья группа контролировала посты в Красном лесу, поднялся с места. Настоятель кивнул. – Я был там. Можно сказать, то, что случилось, – отчасти и моя вина. Зона лишь ведает, как отряду неверных удалось проскользнуть незамеченным и зайти с тыла. Они уничтожили снайперов и отрезали путь к подходу основной группы со стороны Покинутого города. Для захвата укрепрайонов и открытого противостояния, как известно, «Возмездие» выбирает самых опытных и подготовленных солдат. Да не сочтется моя мысль за ересь, но иногда они становятся равными нам по силам. У сестры не было шансов. И, если я верно помню, давно не было случаев обмена пленными…

– Очень давно, – согласился Настоятель. От моего взгляда не укрылось, как вздрогнул и напрягся Деймон. Вот дьявол! Те страшные дни навечно останутся в его памяти.

– Поэтому, – продолжил Арон, – я считаю, что, если сестра не лжет и еретик действует в наших интересах, имеет смысл разыскать его и расспросить. К тому же он поступил вопреки заветам своего богомерзкого клана: не завел Норну в ловушку, а передал ее под защиту детей Зоны. Для новичка – самый лучший исход. Что же произошло дальше, мне неведомо, и оттого я не могу дать оценку иным действиям сестры.

– Протестую! – Прелат и командир северного звена Ингвар вмешался в монолог соратника. – Не приходило ли тебе в голову, брат мой, что это вполне может оказаться очередной уловкой неверных? Не мне напоминать об их коварстве. Сестра Норна оказалась в состоянии, не позволяющем осуществить дознание. Кто гарантирует нам, что ныне она не действует в интересах врага?

– Спокойствие, братья. – Настоятель ловко перехватил на излете еще один возможный конфликт. – Вы оба правы. В свою очередь позволю себе заметить, что ни одно деяние сестры до нынешнего времени не причинило существенного вреда кому-либо из ордена. Я полагаю, что нам стоит разыскать того несчастного и установить истину. Однако поиски не должны нанести ущерба нашим силам. Прелат Арон, приказываю отныне, по возможности, брать представителей «Возмездия» живыми и усилить контроль над территориями севернее Красного леса. Не исключаю, что еретик тоже ищет встречи. Мы перехватим его первыми. Что касается сестры… До установления истины обвинения по этому пункту снять! Ошибка Норны лишь в том, что она утаила это от нас. Сила «Обелиска» в единстве. Отчуждаясь от ближнего своего, мы становимся беззащитны. Полагаю, по юности и неопытности сестра не нашла в себе мудрости признаться в настоящих мотивах. Но молодость – не порок. Во славу Его, сестра Норна, ты свободна от вины.

– Во славу Его! – облегченно выдохнула я, хотя шестое чувство подсказывало, что радоваться рано.

– В таком случае перейдем к более… кхм… тонкому вопросу. О твоем даре, сестра. Мне и членам Совета уже известна история его приобретения и использования. Сказать по правде, я сам дозволил это. Обелиск открыл мне твои помыслы. Некоторые способы применения такого таланта крайне полезны и принесли много блага ордену. Однако я не могу умолчать о двух случаях злоупотребления…

– Двух? Какого хрена? – прошептал Гаал.

– Перейдем к первому. Ранение брата Оста. Нет-нет, грех не в этом. Насколько мне известно из показаний тех, кто был с тобой в тот день, ты взяла под ментальный контроль еретика… И это не преступление. Тем более что я рассчитывал на такой исход, отправив тебя на задание. Но перед этим произошло нечто иное, что привело к трагедии. Не расскажешь?

– Все так и было, Настоятель. Я видела прошлое. Падение Черного леса… Того, кто отключил излучатели и стал всему виной. Он не присутствовал в нашей реальности. Насколько мне известно, он пропал без вести. Я ожидала, что смогу уничтожить его там, где ткань времени разорвана, и обернуть все вспять. Остановив его, я предотвратила бы ту беду, что вынужден был познать орден…

– Ты, будучи неопытной, решила вмешаться в ноосферу и получить возможность влиять на прошлое? – строго спросил Настоятель. Отрицать очевидное бессмысленно. Воодушевившись, как казалось, безграничной мощью, я допустила просчет.

– Какая невероятная дерзость! И еще более катастрофическая глупость! – возмутилась нейротехник. – Ты даже не представляешь, что могло случиться, если бы действительно получилось это сделать!

– Лидия, пожалуйста, присядьте. Сейчас нас интересует несколько другое. Брат Ост утверждает, что из-за неразумно израсходованных сил ты не смогла оборвать ментальную связь между собой и еретиком, отчего он был вынужден рискнуть собой и…

– Все так, Настоятель. Это правда. Я раскаиваюсь. Это была непростительная неосторожность. Но уверяю всех присутствующих, что не со зла я решилась на риск. Мной двигало лишь желание не допустить всех тех чудовищных потерь… И еще… Брат Ост заслуживает награду. Он сохранил мне жизнь ценой собственного здоровья, а его рассказы преувеличены лишь в границах известного нам тщеславия. Но на деле все так. Он закрыл меня от пули, которую… получается, я и направила, не справившись с энергией ноосферы. Более такого не повторится. Перед ликом Его я клянусь быть более хладнокровной и не брать больше, чем могу унести.

– Атака на брата Деймона случилась по схожей причине? – спросил главнокомандующий. Дознаватель оскалился еще злее, не обращая внимания на появившиеся на поверхности щеки капельки крови.

– Не совсем… Это и схоже, и отличается. Схожесть в том, что я недостаточно хорошо владею новым умением, оттого не справилась. Различие же… – Щеки вновь налились багровым румянцем. Я опустила глаза. Признаться в связях с еретиком оказалось куда проще, нежели в собственной слабости. – Это прозвучит недостойно дочери Обелиска. Я не ожидала, что клинок брата сможет причинить такую боль. Я не хотела…

– Позволю себе подтвердить, как врач. – Гаал вышел вперед. – Обычное колото-резаное ранение не способно вывести из строя солдата с опытом. Наши неофиты учатся не бояться пуль или клинка, и насколько мне известно – весьма успешно. Некоторые же и вовсе готовы на куда бо́льшие жертвы, что я…

– Отряд «М»… Я в курсе твоего отношения к ним, Гаал. Но это не тема для нынешнего разговора. – Губы Настоятеля растянула едва заметная улыбка. Похоже, наличие в ордене бойцов-камикадзе, готовых ценой своей жизни утащить в пекло как можно больше неверных, претило гуманной профессии врача. Как и становилось предметом горячих дружеских дебатов между главнокомандующим и его верным соратником.

– Прошу прощения, я отвлекся. Так вот: сестра Норна не была готова к применению в отношении нее… кхм… специфического оружия. Да и никто из нас не готов, полагаю. Предоставляю членам Совета копию протокола оперативного вмешательства. – Гаал нажал кнопку на своем КПК, синхронно отозвались компьютеры остальных участников суда.

– Колото-резаная рана мягких тканей околопупочной области и белой линии живота, химический ожог подкожно-жировой клетчатки, незначительное повреждение апоневроза… Скажите, Гаал, как вам удалось не допустить более серьезных травм? – Лидия удивленно подняла брови. – Если я верно понимаю, в веществе, нанесенном на клинок, содержались включения нескольких аномальных образований?

Пусть и не в самой подходящей обстановке, мне удалось удовлетворить еще немного собственного любопытства. О нейротехниках рядовые члены ордена знали мало, да и особо не приходило никому в голову излишне интересоваться. Некоторые почитали их наравне с Обелиском, поскольку чудеса, сотворенные руками этих людей, не укладывались в сознании. Да, именно людей. Ни у одного из нейротехников не наблюдалось отличительного признака солдата Обелиска – белых или обесцвеченных глаз. Никто из них не использовал в речи титулы и регалии, обращаясь к каждому лишь по имени. Но и принадлежность их к роду людскому также оставалась под большим вопросом.

Многие из этих ученых имели не только огромный багаж знаний, но и носили совместимые с организмом сложные механические импланты, позволявшие расширять способности разума или тела. Вход в обитель нейротехников далее их лабораторий строго запрещен для рядовых членов клана, за исключением особо высокопоставленных, вроде самого Настоятеля. А он хранил эту тайну за семью печатями.

Свой разум ученые надежно экранировали от любого воздействия. Однажды в целях эксперимента меня вызвали в лабораторию. Задача была простой – вторгнуться в разум нейротехника и всего лишь заставить человека подать мне стакан воды. Все попытки закончились провалом, что, однако, только обрадовало ученых.

Полагаю, что они – высшая форма каждого из детей Обелиска, овладевшие в совершенстве своим телом и духом.

– Милостью Его, – скромно ответил врач. – Я уже имел дело с травмами, полученными из-за аномального воздействия. Решил, что сто́ит применить схожую тактику.

Отвлеченный разговор позволил расслабиться и на некоторое время забыть о том, что именно в этот момент решается наша судьба. Однако Настоятель ничего не забывал.

– Лидия, прелат Гаал, я учел ваши замечания, – озвучил командующий. – Пока что я не готов принять решение по этому вопросу. Я обращусь к Совету. Сестра Норна, ожидай. Теперь…

Глаза главы ордена вновь сверкнули яростью. Деймон спрятал улыбку и нервно сглотнул, сжав сцепленные за спиной ладони в замо́к.

– Ты, плод внебрачного соития спрута с носорогом!

Ого… Никогда прежде Настоятель не опускался до личных оскорблений! А тут уже второй раз упоминает персону дознавателя в нелицеприятном ключе.

– Чего спокойно не живется? Ныне же ты прошелся по очень тонкому льду, утонул в болоте собственных страстей, а я-то давно тебя тут, на дне, дожидаюсь. С чего ты нашел в себе власть решать судьбу соратника без суда и следствия, да еще и на моих глазах, создание богопротивное?! Кто дал тебе это право? Да… похоже, слишком много было дозволено от мягкости души моей… Скажи, сколько раз я выгораживал тебя, гасил склоки и закрывал глаза на мелкие проступки? Твои злодеяния переполнили чашу терпения ордена! В гробу я видел и в «крематорий» на повтор ходил слушать оправдания. Мало того, ты решил позволить себе нарушить клятву поединка. Гнев Обелиска да покарает тебя! Уважаемый Совет, для этого человека теперь я и адвокат, и прокурор. Сторонние мнения учтены не будут. Теперь послушаем брата Деймона…

– О-фи-геть… – по слогам медленно и едва слышно произнесла я. Ни разу никому так не удавалось вывести из себя главнокомандующего и позволить его широкой душе и богатому на витиеватые выражения словарному запасу вылиться наружу.

– Согласен, – коротко подтвердил Гаал. – Сильно сказано.

– Настоятель… – Голос Деймона подрагивал. Уверена, что даже брутальные охранники и все камикадзе отряда «М» осыпались бы на половичок, выдай командир такое в их адрес. – Будучи неосведомленным о мотивах сестры, я, как и некоторые другие, посчитал, что она отринула благость Его, ступив на скользкий путь ереси. Я не верю в искренность ее слов и ныне. Ибо деяния ее противоречат задачам ордена. И случай на арене…

– А узнать не пытался? Словами через рот хотя бы. Или ты понимаешь только силу?! – бушевал Настоятель. – Привык вопросы пленным задавать, а как с сестрой или со мной, наконец, пообщаться, так язык в…

– Настоятель… – смущенно покраснела нейротехник.

– Прошу прощения, уважаемый Совет. Столь вопиющий случай самоуправства не укладывается в голове. Нам следует посовещаться.

Командиры звеньев и нейротехник поднялись из-за стола и удалились в комнату, скрытую за незаметной в полумраке дверью. Охрана приблизилась к нам, не позволяя совершать излишних поползновений.

– Ох, Норна… Заставила ты меня понервничать. – Гаал приблизился и осторожно обнял за плечи, держа руки на виду конвоиров. – Наконец-то ты научилась слышать, а не слушать.

– Слушать мы будем на построении, – встрял Деймон. Адреналин все еще потряхивал его плечи. – Заодно посмотрим, спасет ли тебя еретик, ради которого ты предала орден. Пусть Настоятель и поверил в слезливые сказочки про «метку Зоны» и прочие чудеса. Я – не верю.

– Чей бы кабан мычал… – огрызнулась я. – Сам-то не лучше. Можешь, кстати, начинать собой гордиться. Ты первый, кто Настоятеля из себя вывел.

– Да, у меня масса способностей. Поверь, я бы хотел познакомить тебя с ними. И тогда язычок твой сладкоречивый наконец-то бы развязался…

– Смирно! На колено!

Конвоиры выстроились в боевом порядке, Гаал замер за моей спиной. Я опустилась на запыленный пол, разглядывая трещинки и мелкие осколки кафеля. Засранец Деймон даже в такой момент не заткнул свою гордость и уверенно смотрел на всех, кто ныне решал его судьбу.

Члены Совета и Настоятель заняли свои места. Главнокомандующий был невероятно мрачен. Его руки едва заметно дрожали, глаза потускнели. Казалось, он постарел лет на десять за короткие пятнадцать минут. В воздухе запахло неприятностями, куда бо́льшими, чем предполагалось.

– Решение принято, – голос командира источал горечь и вселенскую скорбь, но меж тем Настоятель сохранял самообладание. – Сестра Норна, решением Совета и моим одобрением… ты приговорена к временному отлучению от ордена! Путь Отшельника да вразумит тебя. Ты не способна контролировать свои способности, а посему опасна. Мы не имеем права рисковать. Тебе будет запрещено появляться на Станции и некоторых подконтрольных территориях. Ты не лишаешься статуса адепта, но все прочие звания перестают действовать. Когда Обелиск явит нам, что грех искуплен, или при особых обстоятельствах, орден вновь примет тебя и отыщет, где бы ты ни была. Связь с братьями и сестрами на этот период также будет прервана. Тебе следует в одиночестве осознать свои ошибки. Прелат Ингвар…

В руке командира северной группы блеснул корпусом мой КПК. Несколько коротких щелчков – и приговор подписан. Земля ушла из-под ног. Пожалуй, высшая мера была бы лучшим наказанием, чем это. Быть отлученной от братьев и сестер, от близких, от божественной благости Обелиска… Даже нож Деймона не причинил такой боли, как решение Совета. Душа рвалась на части, мир разрушался и рассыпался горьким вкусом пепла на губах.

– Понятен ли тебе приговор, сестра? – Настоятель отвел взгляд.

– Да, Настоятель. Я признаю́ вину и принимаю ее. Да будет Обелиск милосерден…

Держась из последних сил, я услышала нервный вздох Гаала. Брат тоже не ожидал столь сурового наказания.

– Есть ли последнее желание?

– Два… простите мою дерзость…

Нос неприятно защипало подступающими слезами, однако я держала спину ровно, как и подобает дочери Обелиска, не опускаясь до мольбы.

– Вот как? Что ж… слушаем тебя.

– Мой приговор суров, но справедлив. Я признаю́ свою вину и готова принять кару. Но позвольте забежать вперед… Прелат Деймон. Какова его судьба?

Пусть брат и желал мне смерти, но это чувство было вызвано страхом и незнанием, неумением решать проблемы мирно. И некому было обучить его или хотя бы пробиться сквозь мощную броню, выстроенную вокруг воспоминаний.

– Обелиск более не в силах терпеть его злодейства по отношению к ближним. Я скорблю по душе падшего, но поступить иначе – значит позволить и далее пятнать имя Великого. Прелат… Адепт Деймон будет повешен.

Дознаватель резко побледнел и слегка потерял равновесие. Было видно, что он едва удерживается на остатках своей гордыни. Сопереживание и боль коснулись мятущегося сердца. Я невольно дотронулась до ладони Деймона – впрочем, тут же отстранилась.

– Не для себя прошу Совет о милосердии, но для него. – По коже побежали мурашки, и тем не менее нечто наполняло меня внезапным приливом сил.

Пусть брат и поступил как распоследняя сволочь, но лишь оттого, что попросту не умеет иначе. Решение пришло совершенно неожиданно. Я даже бросила взгляд на датчик пси-активности. Уж не сам ли Обелиск в трудную минуту придал сил и указал путь? Однако прибор молчал.

– Быть может… он разделит со мной изгнание? Уединение под взором Зоны приведет нас обоих к покаянию и смирению. Я не держу на брата обиды и прощаю его. Не из злых намерений, но по незнанию и страху прибегнул прелат Деймон к нарушению заповедей…

– Незнание не освобождает от ответственности… Впрочем… Уважаемый Совет, сестра Норна являет собой истинный облик доброты Обелиска. Есть ли те, кто против данного предложения? – в голосе Настоятеля послышалось некоторое облегчение. Еще бы… Должно быть, он сам не в восторге от необходимости привести на эшафот одного из самых преданных клану, ошибочно свернувшего с истинного пути.

Шокированные участники Совета молчали. Настоятель выждал время.

– Что ж, раз возражений нет, силой своего слова и милосердной волей Обелиска я изменяю приговор. Брат Деймон, ты так же изгнан из ордена. Условия ты слышал. Есть последнее желание?

– Нет. – Брат больше не извергал желчных реплик и вел себя, как присмиревший ягненок. – Выслушайте Норну. Кажется, у нее было что-то еще.

– Да, благодарю тебя, брат мой. Прежде чем приговор будет приведен в исполнение, я бы хотела попрощаться с теми, кто мне близок, и сестрой Витой…

Настоятель прищурился, окинул взглядом Совет – и вновь никто не нашел возражений.

– Да будет так! Проводите сестру на погост и отыщите братьев Оста и Гарма. И подготовьте минимум. Только еретики способны бездушно бросить в Зоне человека без права на выживание. Да очистит милосердие Его души падших.