Читать книгу Тише - Группа авторов - Страница 8

День, следующий за днем получения письма от Дженны, – по-настоящему черный. Беспрестанные слезы – его и мои – и оглушительный рев. От дикой усталости у меня все болит – кожа, кости, даже глазные яблоки.

Я так сильно его хотела! Я сделала все возможное и невозможное, чтобы его получить. Я хочу сдать его обратно.

Закрыв глаза, я мысленно подхожу к паспортному контролю и показываю свою грин-карту. «Добро пожаловать домой, мадам». Качу свой маленький чемодан к веренице желтых такси. Еду вдоль рядов белых надгробий в сторону красного моста…

Нет. Я делаю то, что должна.

Решительно отгоняю себя от заманчивого оконного карниза над вспученной мостовой. Открываю глаза. Возвращаюсь к своим обязанностям.

Следующий день, и тот, что после, и еще один, и еще, сливаются в бесконечную череду неотличимых дней. И все же я рада, что по крайней мере испытываю хоть какие-то чувства.

– Стиви, что-то ты совсем раскисла.

Я позвонила Нейтану, потому что он единственный из моих знакомых без предвзятости и родительского опыта.

– Что я наделала!

– Как что? Родила ребенка. Создала новую жизнь!

– А теперь хочу вернуть свою старую!

– Не глупи, Стиви. Ну конечно, не хочешь.

– В кого я превратилась? Я так скучаю по работе, по людям. Разговорам. Обмену мнениями. Даже совещаниям. По нормальной одежде. Поверить не могу, что лондонский клуб уже открылся, а я его еще не видела!

– Ты ведь только что родила, Стиви! Ты никогда не собиралась довольствоваться карьерой. Ты хотела большего. Ты хотела ребенка.

– А теперь смотрю на него и ничего не чувствую.

– Да ладно, не будь к себе так строга. Я, конечно, не эксперт, но уверен, что далеко не все родители ощущают мгновенную связь с ребенком.

– Я думала, у меня будет именно так! Думала, все произойдет само собой. Может, сложнее полюбить кого-то, когда не знаешь, кто передал ему вторую половину генов?

– Тебе сложнее, потому что ты справляешься с этим в одиночку.

– Я чувствую себя самозванкой. И не могу об этом ни с кем говорить. Кроме тебя… и интернета.

Интернет – такой себе друг. Когда я вбивала в поисковике: «нет материнских чувств», «не испытываю привязанности к новорожденному», «не люблю своего ребенка», – выдаваемые результаты на первый взгляд успокаивали и вселяли надежду. Это, мол, вариант нормы, многие женщины через это проходят, не вините себя; сам факт поиска такой информации доказывает, что вы хорошая мама. И пусть вы пока равнодушны к ребенку, вас это хотя бы беспокоит. Далее шел список вопросов для диагностики моего состояния, и мне всегда не терпелось проверить, сколько галочек я поставлю на этот раз.

Низкий уровень окситоцина из-за недостатка тепла и заботы в третьем триместре – да.

Затяжные роды – да.

Травмирующие роды – хм, а разве бывают другие?

После чего на экране появлялось предложение «обратиться за помощью» и перечень бесплатных телефонных номеров и адресов электронной почты. Тогда я возвращалась назад и кликала на следующую страницу.

Но если начинала рыть глубже, интернет менял свое мнение. Если вы не начнете проявлять любовь к своему ребенку с первой же минуты после его рождения, последствия могут быть необратимыми. Вы должны смотреть ему в глаза, постоянно говорить с ним ласковым, воркующим голосом; постоянно практиковать контакт «кожа к коже» – иначе лишите ребенка главной опоры. Он будет до конца жизни считать себя недостойным любви.

Когда я натыкалась на такие странички, то захлопывала ноутбук и звонила Нейтану.

– Стиви, пожалуйста, не замыкайся в себе! Рассказывай обо всем, обо всех своих чувствах, – говорит Нейтан. – А насчет других людей… Просто делай вид, что все в порядке, и оно само наладится.

– Думаешь, он знает? У него такой осуждающий взгляд…

– Не говори ерунды! Ну откуда ему знать?

Нейтан умолкает, ожидая, пока по едва проснувшимся улицам Манхэттена с ревом промчится ранняя машина. В Лондоне уже полдень – время рабочего совещания в клубе, когда вся команда из пяти человек собирается в закутке на втором этаже. Интересно, будут ли они говорить обо мне? Будут ли гадать, что я сказала бы о заявке очередной перспективной клиентки, о потенциале ее связей и знакомств?.. Что решила бы Стиви: за или против?

– Кстати, – продолжает Нейтан, – почему мы говорим о нем так, будто у него нет имени? Как ты его назвала? Поверить не могу, что ты мне до сих пор не сообщила!

– У него и правда нет имени.

– Ему ведь почти три недели!

– Оно ему пока не особо нужно. Детей регистрируют в течение шести недель после рождения.

– Ну и что? Разве тебе не хочется как-то называть его уже сейчас?

– Никак не могу принять решение. Я думала, будет проще выбрать ребенку имя, если не нужно спрашивать чьего-либо одобрения. Никто не скажет: «Рекс звучит как собачья кличка; Спайк вообще идиотское – а вдруг он решит стать гинекологом?». Но оказалось, что так еще сложнее.

– По-моему, ты просто боишься давать ему имя.

– С чего мне бояться?

– Потому что, получив имя, он станет реальным.

Руки ребенка вскинуты над головой, рот приоткрыт во сне. И он вполне себе реальный.

– Я пока недостаточно хорошо его знаю, – говорю я.

– Стиви, он все равно будет таким, каким будет. Не важно, как ты его назовешь. Ну хоть какие-то варианты у тебя есть?

– Джона, Ноа, Габриель[8]…

– Что-то библейское? Хотя зачатие-то и правда было непорочным. Погоди секунду.

Звук открывающейся двери.

– Приветик! Как дела? Латте, пожалуйста.

Он сейчас в кофейне на Томпкинс-сквер-парк – там еще табличка висит: «Дети, оставшиеся без присмотра взрослых, получат эспрессо и бесплатного щенка».

– И на меня возьми! – говорю я.

– Ха-ха.

Я заходила туда почти каждое утро после пробежки вдоль Ист-Ривер, когда первые лучи солнца скользили по воде, высвечивая обрубки деревянных свай старого пирса. Затем я возвращалась в квартиру, вооружившись картонным стаканчиком с латте и повысив до максимума уровень эндорфинов в крови. По субботам мы с Нейтаном встречались здесь спозаранку, брали кофе и шли в парк, чтобы обсудить события прошедшей недели.

– А если серьезно, Нейтан… Ты не можешь принять решение за меня? Я где-то читала, что двадцать процентов родителей жалеют о выбранном для ребенка имени.

– Хочешь, чтобы я взвалил на себя всю ответственность?

– Ты ведь его крестный отец.

– Я?! Впервые слышу.

– Разве я не говорила? У меня теперь вообще ничего в памяти не держится. Так ты не против?

– Конечно, не против! Я люблю детей.

– Нет, не любишь. Зато любишь меня.

– Что правда, то правда.

– Это всего лишь уловка, чтобы навсегда удержать тебя в моей жизни.

– Стиви, тебе не нужны никакие уловки. Но все равно спасибо. Я польщен. Честно!

– Ну слава богу, хоть с этим разобрались.

– Ладно, у меня идея: как насчет Ашера? На днях я свайпнул вправо одного Ашера в тиндере. И звучит вполне по-библейски[9], как ты любишь.

– Хватит издеваться. Хотя имя мне и правда нравится. Необычное. Можно сократить до Эша[10].

– Отлично! Думаешь, Эш ему подойдет?

– Вполне. Эш Стюарт. Звучит неплохо!

– Примерь ему это имя. Посмотри, как оно сидит. В общем, зови его Эшем ближайшие пару дней, а потом перезвони.

– Договорились.

– Кстати, ты из дому-то выходишь?

– А ты представляешь, что такое новорожденный младенец?

– Ты не ответила!

– Ну, я же не совсем отшельница. Даже гостей иногда принимаю! Недавно заходили Ребекка, Мира, еще пара человек…

Мира пришла с дочкой Беатрис, дня через два после Ребекки. «Встреча двух мамочек!» – написала она в смс. Но на деле оказалось иначе – и с виду, и по ощущениям. Мы словно были двумя театральными критиками с диаметрально противоположными мнениями об одной и той же пьесе. Беседа не клеилась. «Ты, наверное, ужасно устала», – сказала она, чтобы заполнить очередную паузу, а потом спросила меня о гормонах радости. «О, да-а!..» – протянула я с напускным энтузиазмом. Какое счастье, что Мира привела Беатрис! Малышка Беа в свои четыре была с ним так мила – не то, что я.

– Рад слышать, – говорит Нейтан.

– Знаешь, все говорили одно и то же.

– Почему у малыша нет имени?

– Не угадал. Они просили разрешения понюхать его головку, а потом говорили, что им хотелось бы закупорить его в бутылке – запах, не ребенка.

– Странное желание.

Я слышу, как хлопает дверь его квартирного комплекса, и тут же раздается гул приближающегося лифта.

– Так все-таки, сколько раз ты выходила из дома?

– Я не выходила.

– Что?! Стиви, какого черта! Ты сидишь взаперти уже ТРИ НЕДЕЛИ?

– У меня есть все, что нужно. Да и потом, это все равно невозможно.

– Что значит невозможно? Я, конечно, понимаю: выход куда бы то ни было с младенцем – тот еще головняк. Но разве так уж невозможно уложить его в коляску и покатить по улице? Всего пару недель назад ты управляла командой из – сколько их там было? – тридцати сотрудников, тридцати высокоэффективных миллениалов!

– Нейтан, теперь я совсем другой человек.

– Ты все та же.

– Я ужасно устала. Прошлой ночью он почти не спал.

– Покажи мне хоть одну не уставшую мать новорожденного!

– Я выйду, когда появится ночная няня, после того как хорошенько отдохну.

– Нет, сходи куда-нибудь сейчас. Сегодня! Для начала – хотя бы в магазинчик возле дома. Черт возьми, Стиви, там наверняка даже твой вайфай работает – мы могли бы болтать по видеосвязи всю дорогу туда и обратно. Иначе у тебя окончательно съедет крыша. Сделай это для меня, крестного отца твоего ребенка! Хорошо?

В конце концов из дома меня выкуривает пустая упаковка молока.

И мы с ним – с Эшем – проходим пятьдесят ярдов до магазинчика на углу. Я не спотыкаюсь о порог. Он не задыхается в тряпичном слинге. Он не плачет, и никто на нас не пялится. Я беру из холодильника бутылку полуобезжиренного, и хозяин магазина не спрашивает у меня на кассе, где отец ребенка и как его зовут. Затем мы возвращаемся в квартиру и открываем дверь ключом, который я благополучно не уронила.