Читать книгу Театр стекла и теней - Группа авторов - Страница 2

Кто-то накинул покрывало в цветочек на кислородный аппарат.

Джульетта ненавидела его механический хрип, но теперь аппарат был выключен, и наступившая тишина сурово напоминала о том, как мало осталось времени.

Джульетта сделала шажочек к кровати.

Мачеха вздохнула:

– Он тебя там не увидит.

Он меня и так не видит. Джульетта не сказала это вслух.

Ей было трудно разговаривать в этой комнате. Медсестры смотрели на нее с одним и тем же выражением, словно его заказали оптом у медицинского поставщика вместе со всем прочим, что требуется в деле умирания.

Марля.

Антисептик.

Четкий наклон головы.

Острое и выверенное сочувствие.

– Джульетта.

Резкий голос мачехи привел ее в движение.

Джульетта подошла, села на стул у кровати. Желтоватую бледность отцовского лица обрамляла хрустящая белизна подушки. Его приподнимали, чтобы облегчить дыхание, но он все соскальзывал сутулым кулем, будто внутри теплилось слишком мало Стивена Грейса – нечему удерживать форму. Глаза его были открыты, но взгляд уже поплыл.

– Побудь с ним немного.

И мачеха зацокала каблуками, оставляя Джульетту глядеть на умирающего отца.

Взять его за руку? Так ведь и задумано, да? Она видела в кино. Наклоняешься вперед, берешь его руку в ладони, словно бы никогда не отпустишь. Драматизм этой сцены отвлекал. Джульетта представила себя: вся в черном, завитки темно-рыжих волос рассыпались по скорбно поникшим плечам.

Стул стоял слишком далеко от кровати, и пришлось подтащить его ближе, а потом все никак не получалось сплести свои пальцы с отцовскими. Она вообще когда-нибудь держала его за руку? Не вспомнить. Она уже готова была сдаться, но тут отец судорожно, сипло вздохнул.

– Мадлен. – Голос сдавленный, лицо как кулак – он напрягся, пытаясь оторвать голову от подушки. – Ты помнишь? Ты…

Что бы он ни хотел сказать, голос его туго скрежетал, он закашлялся и кашлял очень долго, под конец разразившись жутким бульканьем. Вцепился в руку Джульетты и сильно сжал.

– Мадлен. – Глаза его закатились. – Мад… лен.

Джульетта вскочила, и тут раздались шаги: в дверях появились мачеха и за ней медсестра.

– Что случилось? Он что-нибудь говорил?

– Нет. То есть ничего осмысленного.

Стивен вцепился в простыню костлявыми руками, захлебываясь кашлем все сильнее, и Джульетта, резко отпрянув, столкнулась с медсестрой.

– Да господи боже. – Клэр раздраженно поморщилась. – Иди вниз и побудь с девочками.

Всегда «девочки». Никогда – «твои сестры». Джульетта не двинулась с места, и на лице Клэр отразилась эмоция, настолько близкая к неприязни, что разницы не разглядеть.

– Хорошо бы еще сегодня, Джульетта.

* * *

Джульетта нашла единокровных сестер в игровой. Десятилетняя Ребекка сидела с книгой у окна, восьмилетняя Элизабет расставляла мебель в кукольном домике. Джульетта заметила, что кукольная фигурка отца спрятана под жестким покрывалом в одной из спален.

Она попыталась улыбнуться.

– Все хорошо, – сказала она, хотя ее ни о чем не спрашивали.

Возникла пауза, потом Ребекка все-таки спросила:

– Что происходит?

– Все…

Нет, это она уже говорила. Джульетте стало грустно: оказывается, она не помнит, как с ними разговаривать. Они ходили за ней по всему дому и звали ее Дули, когда были совсем крошками, но потом подросли, и мачеха нашла способы отдалить их от нее.

– Все в порядке. Ваш отец… В смысле, отец… Наш… – Прозвучало так, словно она молилась. – Он…

Эхо шагов разнеслось по коридору, и дверь открылась. Пройдя мимо Джульетты, мачеха распахнула объятия дочерям, а те вскочили и кинулись ей навстречу, уткнулись в нее.

Обнимая девочек, мачеха обратилась к Джульетте через их головы:

– Не пропусти звонок в дверь. Доктор должен быть уже скоро. Не знаю, сколько еще…

Она осеклась, сжала губы, в последний раз обняла девочек, потом отстранилась и быстро вышла.

* * *

Врач приехал и поднялся к отцу. Вскоре мать одной из подруг Ребекки забрала девочек, и те покорно ушли. Джульетта бесцельно слонялась, прислушиваясь к неясному скрипу и шарканью наверху. В гостиной на серванте скопилась нехарактерная стопка почты. Джульетта рассеянно перебирала ее, когда услышала сначала голоса в прихожей, а затем стук входной двери. Тишину разорвали шаги, дверь в гостиную открылась, и вошла мачеха.

Она уперлась взглядом в конверты в руках у Джульетты:

– Что ты делаешь?

– Ничего. – Джульетта отложила почту. – Что происходит?

– Твой отец мертв. – Мачеха забрала стопку, упрятала в карман и повернулась к Джульетте. – Ты слышала, что я сказала?

У Джульетты перехватило горло, словно она надышалась пылью.

– Да.

Та кивнула:

– Мне надо к девочкам. Они останутся на ночь у Джейн, и она же отведет их завтра в школу.

– В школу?

– Будет лучше, если все будет нормально, как всегда.

Мачеха направилась было к двери, обернулась:

– Соболезную. Тебе должно быть непросто.

– Кто такая Мадлен?

Мачеха остановилась, ладонь застыла на дверной ручке.

– Где ты услышала это имя?

– Он сказал. Перед тем как вы вошли.

До этой была другая мачеха и еще множество мимолетных фигур, которых Джульетте, если постараться, может, и удалось бы назвать по именам, но об одной женщине она не знала ничего. За эти годы отец рассказывал кучу историй, избавляясь от старых версий так же небрежно, как от порушенных отношений. Для прекраснодушного романтика она была первой любовью. Для измученного миром циника – той, что завлекла его, разбила ему сердце. Она была танцовщицей, девушкой из бара, цыганкой. Он потерял ее из-за несчастного случая, другого мужчины, неизлечимой болезни. В раннем детстве Джульетта не замечала нестыковок. Только позднее она осознала, что у других людей родители понятные. Больше ни у кого мать не преображалась, не меняла форму, как персонаж греческого мифа. Но истории уже успели так запутаться, что она еле-еле продиралась к тому, о чем хотелось спросить. И даже если спрашивала, ее вопросы встречали непривычной резкостью. Это не имеет значения. Ее мать мертва, и он не хочет об этом говорить.

Были времена, когда она думала додавить его, но правда состояла в том, что отец был мастер уходов, Гудини сердца, и глубоко внутри она опасалась, что ее саму тоже оставят в прошлом. Так что она позволяла ему плести эту запутанную сеть историй, пока сама не перестала понимать, что слышала от него, а что соткалось из ее собственной отчаянной тоски.

– Не знаю никакой Мадлен. – Мачеха открыла дверь. – Мне пора.

Она вышла, и через несколько минут Джульетта услышала, как закрылась входная дверь.

Джульетта стояла, мысленно ощупывая рваные, неровные края неведомо чего внутри грудной клетки, и тут затрезвонил телефон. Он прозвонил несколько раз, прежде чем Джульетта сообразила, что надо ответить.

Она вышла в прихожую и сняла трубку:

– Алло?

В динамике трещали помехи. Сквозь них она едва разбирала голос.

Стивен? Стивен?

Она крепче прижала трубку к уху.

– Кто говорит?

Наступило молчание – возможно, в ответ на ее слова, – и затем голос раздался снова:

Стивен? Стивен?

Джульетта ответила сердито и нетерпеливо:

– Он умер. – Она повысила голос и повторила: – Он умер.

Мелькнуло воспоминание. Мачеха стоит на этом же самом месте, и в голосе ее дребезжит такое, чего Джульетта еще не слышала. Он здесь не живет. Больше не звоните.

Сквозь скрежет помех как будто бы донесся чей-то плач. Затем в трубке громко щелкнуло, и из динамика раздался жестяной голос с характерной автоматической интонацией:

…на линии. Пожалуйста, повесьте трубку. Неисправность на линии. Пожалуйста, повесьте трубку. Неисправность…

Связь оборвалась, наступила тишина, такая внезапная и полная, что сердце Джульетты застучало о ребра. Она замерла на мгновение, затем положила трубку на рычаг и поднялась к себе, а голос все раздавался эхом у нее в голове:

Стивен? Стивен? Стивен?