Читать книгу Театр стекла и теней - Группа авторов - Страница 4

Дома девочки скрылись наверху, оставив Джульетту накрывать стол к чаю с тем, что приготовила для них Клэр.

Джульетта как раз снимала фольгу с тарелки бутербродов, когда в дверь постучали, – наверное, какие-нибудь доброхоты принесли очередную кастрюлю с едой. Джульетта на ходу стряхнула крошки с юбки: кое-кто из соседей не упустит случая исполнить свой долг и рассказать мачехе, в каком виде ее падчерица открывает двери – как будто вылезла из корзины с грязным бельем.

За дверью оказались двое мужчин в костюмах. У старшего были волосы серо-стального цвета, а глубокие морщины вокруг губ и в углах глаз явно появились не оттого, что он часто смеялся. Другому под тридцать – темные волосы, широкие плечи.

– Мы ищем миссис Клэр Грейс, – сказал старший. – Она дома?

– Боюсь, что нет.

По какому из множества посмертных дел пришли эти двое? Не похожи на флористов или доставщиков еды.

– Я могу вам чем-то помочь?

– Как вас зовут? – бесцеремонно спросил седой, окинув Джульетту оценивающим взглядом, отчего у нее по спине пробежал холодок.

– Простите, – ответила она тем тоном, какой мачеха припасала для людей, с которыми не желала разговаривать. – Позвольте узнать, кто вы?

Седой вытащил бумажник, раскрыл и показал металлический значок:

– Я детектив-инспектор Мансфилд. Это детектив-констебль Ламберт. У нас несколько вопросов, касающихся Стивена Грейса. Вы его родственница?

Джульетта ощутила приступ иррациональной вины и про себя от него отмахнулась. Наверное, что-то такое всегда бывает, когда кто-то умер. Сейчас он скажет что-нибудь о процедуре и рутине, как детективы в кино.

– Я его дочь. – Она постаралась ответить по-взрослому, уверенно. – В чем дело?

– Просто несколько вопросов. – (Ни рутины, ни процедуры.) – Позволите войти?

Она провела их в гостиную, раздумывая, стоит ли предлагать им чай. Правила этикета в обращении с полицейскими не входили в программу ее последнего учебного года. Не успела она принять решение, Мансфилд сел в одно из кресел и подбородком указал ей на диван напротив, словно это он тут хозяин, а она гостья.

С тенью возмущения, тоже позаимствованной у мачехи, Джульетта села, наклонила колени вбок и сложила руки, как ее учили. Младший офицер прислонился к стене у двери и разглядывал комнату слишком нарочито бесцельно, чтобы кто-то ему поверил. Детектив Мансфилд, напротив, изучал Джульетту открыто, чуть склонив голову. Раскрывать причину этого визита он не спешил.

– Прошу прощения. – Джульетта поискала вежливый способ спросить «что вам нужно?». – Чем я могу вам помочь?

– Ваш отец Стивен Грейс недавно умер. – Мансфилд помедлил. – Соболезную. Вашей утрате. – Ответа он явно не ждал. – Полагаю, однако, что миссис Грейс вам не мать. Сколько вам лет?

– Мачеха, – жестковато ответила Джульетта. – Мне почти двадцать.

– А ваша мать? – спросил Мансфилд.

Волосы у Джульетты на загривке встали дыбом. Всякий раз, когда девочки в школе спрашивали такое, она за словом в карман не лезла, но сейчас использовать экстравагантные выдумки нельзя. Она была кинозвездой в Голливуде, офицер. Или: Простите, ничего рассказать не могу. Приказ правительства, видите ли.

– Она умерла. – Джульетта прикрылась краткой, официальной версией, которую использовала мачеха, если кому-нибудь случалось задать тот же бестактный вопрос. – Когда я родилась.

– Как ее звали?

– Я…

Странное ощущение, как в тот раз, когда один гость на ужине все подливал Джульетте вина в бокал, а мачеха улыбалась, стиснув зубы, и потом больше никогда его не приглашала.

– Отец не хотел о ней рассказывать.

Мансфилд поднял брови:

– Вы не знаете ее имени?

Джульетта разозлилась. Он понятия не имеет, каково жить в семье, где тебя не хотят. Ходишь по льду каждый день, ступаешь как можно легче, ждешь, что тебя вот-вот окатит презрительным холодом, а любви станет еще меньше.

– А в чем, вообще, дело? – Получилось слишком громко. Мисс Аббелин посмотрела бы со значением. – При чем тут моя мать?

– Давно вы здесь живете? – Мансфилд перешел к следующему вопросу, как будто она сейчас ни слова не сказала.

Джульетта хотела надавить, но не знала как. Это все не рутина и не процедура.

– С девяти лет.

– Домом владеет ваш отец?

Она покачала головой:

– Мачеха. Мы переехали сюда, когда она вышла за отца.

– А где вы жили раньше?

Кожу покалывало словно бы зарядами статического электричества. Они здесь не из-за смерти отца. Они здесь, чтобы узнать то, о чем никто никогда не позволял Джульетте спрашивать. О том, что было прежде. Пришлось побороться с собой, чтобы голос звучал ровно, пока она вкратце излагала свои воспоминания о годах до мачехи. Первый брак отца. Женщина, с которой они сколько-то пробыли, – она позволяла Джульетте играть со своей косметичкой.

Мансфилд слушал молча, с непроницаемым лицом, а когда Джульетта закончила, сразу продолжил:

– Где вы родились?

– Не знаю.

– Вы видели свое свидетельство о рождении?

Это уже существенно отдаляло их от заявленной цели прихода, и Джульетта рискнула:

– Как это связано со смертью моего отца?

– Не могли бы вы, пожалуйста, ответить на вопрос, мисс Грейс?

У двери детектив-констебль Ламберт переступил с ноги на ногу. Ему некомфортно, поняла Джульетта. Он думает, что им не стоило заявляться сюда и изводить ее вопросами сразу после смерти отца, или дело в чем-то другом?

– Нет, – сказала она. – Не видела.

– Вам известно, где родился ваш отец?

– Нет.

Все труднее и труднее вдыхать полной грудью. Все «нет» и «не знаю» слипались внутри. Никогда прежде их вот так не сталкивали друг с другом, и негативное пространство вокруг них как будто складывалось в картинку, вроде вазы, что превращается в два лица, если долго смотреть.

– Вам эта информация никогда не требовалась? – спросил Мансфилд. – Для работы, например?

– Я учусь в секретарском колледже, – сказала Джульетта. – Меня записывала мачеха.

– А в школе?

– Я ходила к мисс Аббелин.

– Мисс Аббелин?

– В Академию мисс Аббелин. – Джульетта опустила часть для юных леди. – Это школа для девушек с упором на драму и танец.

Она как будто рекламировала школу сомневающейся паре потенциальных родителей. Если так, миссия была провалена, потому что Мансфилд сменил тему:

– Когда ваша мачеха вернется?

– Не знаю, – сказала Джульетта. – У нее какие-то дела.

Детектив встал и вытащил из кармана визитку:

– Это мой номер. – Тон внезапно стал резким. – Пожалуйста, попросите ее позвонить мне.

– Это все? – Разговор закончился внезапно, и Джульетта растерялась.

– Благодарю за уделенное время, мисс Грейс. – Мансфилд двинулся было к двери, но остановился и обернулся. – Вы сказали, что в Академии учат танцу и драме. А много учениц потом работают в этой области? У меня сложилось впечатление, что в наши дни такой работы маловато. Во всяком случае, за пределами Театрального округа.

Тон непринужденный, но Джульетта как будто расслышала в нем тщательно отточенный умысел. Или, может, это просто жалкая попытка светской беседы, предпринятая человеком, который не привык к светским беседам.

– Да нет, немного.

Она не добавила, что мало кто из учениц Академии вообще собирается работать.

– Вы когда-нибудь бывали в Театральном округе?

Театральный округ. Мистический, блистающий Театральный округ. Прославленный во всем мире, огромный лабиринт чудес вокруг Шоу, что длится веками. Там нет ничего скучного и обыкновенного. Туда можно попасть, только если ты особенный, и тогда ты предан Округу настолько, что никогда не задаешься вопросом, ради чего живешь. Когда-то она любила представлять, что поехала в Театральный округ, каким-то образом стала играть в Шоу и ослепляет зрителей блеском своего танца. Но она не придумала, как именно это случится: постоянный состав известен своей скрытностью и туда никогда и никого не берут со стороны. В конце концов очарование этой несовершенной фантазии померкло. Что до вопроса Мансфилда, – конечно, Джульетта там не бывала. Кто бы ей разрешил? С тем же успехом она могла бы летать. Музеи, картинные галереи, пристойные сценические постановки пристойных воспитательных пьес – такова была культурная валюта, которую сдавала ей мачеха.

Джульетта покачала головой:

– Нет.

Мансфилд, кажется, собирался спросить что-то еще, но его коллега с упреждающей нотой в голосе произнес:

– Сэр.

Старший офицер коротко кивнул:

– Благодарю вас, мисс Грейс.

Джульетта как-то читала сказку о девушке, которой нужно было закончить какую-то работу – пряла она, что ли, – и работа шла, но все умножалась и умножалась. Всегда было то, о чем Джульетта не знала, но теперь новые вопросы без ответов сплелись в гигантский запутанный ком, а Мансфилд уходил, предоставляя ей выпутываться самостоятельно.

Движимая приступом гнева, Джульетта догнала полицейских в коридоре.

– Зачем вы приходили? – спросила она, когда Мансфилд уже открыл дверь. – Что вам нужно?

– Обычная процедура, мисс Грейс. – Мансфилд и бровью не повел. – Рутинный опрос.

Слова произнесены, но слишком запоздало.

– Я вам не верю.

– Мне очень жаль. – И он вышел.

Детектив-констебль Ламберт шагнул за ним и слегка кивнул Джульетте, что могло сойти за намек на извинения.

Джульетта не сдержала порыва и коснулась его руки:

– В чем дело? Пожалуйста, мне нужно знать.

Ламберт замялся, но его резко окликнул Мансфилд. Молодой офицер тряхнул головой:

– Простите.

Джульетта проследила, как он спустился по ступенькам вслед за коллегой, закрыла дверь и прислонилась к ней; голова кружилась от недозаданных вопросов. Ясно было одно: что бы ни привело детектива-инспектора Мансфилда к ее двери, ни рутина, ни процедура тут ни при чем.

И сквозь разочарование Джульетта различала еще кое-что. Покалывание в затылке. Такое бывало время от времени – некое напряжение, знание: что-то вот-вот случится. Возникало от чего угодно – прохожий, поймавший ее взгляд на улице, едва знакомый запах, даже внезапный звонок в дверь. Кожу на голове покалывало, все чувства обострялись. Вот оно, шептал голос в глубине сознания, прерывистый и требовательный. Вот оно. Но никогда ничего не случалось, и ощущение меркло, оставляя лишь тоску и скуку, будто Джульетта упустила сказочную возможность.

– Кто приходил? – С верхней ступеньки на нее смотрела Элизабет.

– Никто. – Джульетта отлепилась от двери. – Скажи Ребекке, что чай готов.

* * *

– Элизабет говорит, кто-то приходил. – Клэр никогда не стучала, прежде чем войти к Джульетте. – Кто? Почему ты не сказала?

– Ничего важного.

Джульетта ковыряла грушу от флакона духов на серванте. Она чуть не рассказала Клэр о визите полиции, уже потянулась было за визиткой детектива-инспектора Мансфилда, но сопротивление пересилило. У всех есть секреты. И если она расскажет мачехе, причина визита ускользнет в пространство закрытых дверей и приватных разговоров, превратится в очередной вопрос без ответа.

– Что-то продавали. – Она приукрасила: – Кухонные полотенца. Я сказала, чтоб ушли.

Мачеха поджала губы – она не одобряла коммивояжеров, убежденная, что большинство из них побывали в тюрьме, – и сменила тему:

– Завтра тебе придется сходить в пару мест. Я заказала похороны через две недели. Нужно напечатать приглашения.

– Мисс Аббелин, наверное, захочет узнать дату, – сказала Джульетта. – Я ее сегодня видела. Она выразила соболезнования.

– Церемония будет скромная, – ответила мачеха. – Только близкие Стивена. – Она отвернулась и выровняла какие-то вещи на полке. – Что-нибудь еще она сказала?

В голосе зазвучала странная нота. Клэр всегда была холодна с директрисой Академии, никогда не участвовала в борьбе за положение в классе, как другие родители.

– Нет.

Едва ответив, Джульетта пожалела, что не соврала поумнее, – может, мачеха выдала бы то, что сейчас скрыла, отвернувшись. Но момент был упущен, и Клэр уже шагала к двери, удостоверившись, что Джульетте нечего сказать и тратить на нее время незачем.

* * *

Было, наверное, около полуночи, когда Джульетта проснулась, что-то услышав в коридоре, поднялась и пошла к комнате Ребекки. Там было тихо, но так, словно кто-то пытался замереть и выровнять сбившееся дыхание.

– Ты как? – тихо спросила Джульетта.

Молчание.

– Мне показалось, я услышала, что ты плачешь.

Молчание.

Джульетта уже хотела уйти, но тут звук раздался снова, слабый и сдавленный. Она поколебалась, потом переступила порог. Подошла к кровати, где Ребекка сжалась в комок под покрывалом, скользнула к ней, обняла ее со спины. На мгновение Ребекка застыла, но потом слезно вздохнула и прижалась к сестре.

Джульетта держала ее крепко, чувствуя сдавленное дрожание ребер; прежде они иногда так и спали. У Ребекки случались кошмары, она прокрадывалась к сестре, и Джульетта обнимала ее, пока та не переставала дрожать.

– Ты по нему скучаешь? – внезапно спросила Ребекка.

Если бы ее спросили днем, Джульетта ответила бы: «Конечно скучаю». Но темнота требовала честности.

– Не знаю. А ты?

Долгое молчание.

– Не знаю.

Джульетта подождала, но сестра ничего больше не добавила, а спустя несколько минут ее дыхание выровнялось до ритма спокойного сна. Руке было неудобно, но Джульетта не хотела тревожить Ребекку и лежала неподвижно, глядя во тьму.

Когда они сюда переехали, ей бывало трудно заснуть. Что-то ломкое возникало в этом доме по ночам, и, лежа в кровати, одеревеневшая и бессонная, она отвлекалась, воображая свое другое «я», – как принцессы в сказках, которые становились собой в холодные часы за гранью полуночи, а днем были заперты в лебяжье оперение или в холодную чешую жуткой змеи. Ночь за ночью она сплетала такие истории, пока это другое «я» не сложилось ясно и отчетливо и не зажило собственной жизнью. Потерянный близнец Джульетты, более темная, менее уступчивая версия. Она не нуждалась в семье, не нуждалась в чужом одобрении. Она жила во тьме, в тенях, где-то на рваных окраинах обыденности, и была там счастлива.

И сейчас эта другая Джульетта просыпалась вновь.

Чего-то я не понимаю, думала она. Не понимаю и не знаю, как выяснить.

А вот и знаешь, пришел ответ и в подарок принес с собой идею.

Внутри что-то щелкнуло – пришло решение. Зарываясь лицом в подушку, Джульетта покрепче обхватила Ребекку и не стала сопротивляться сну.

Мы шестеренки в механизме. Мы делаем свою работу, и мир продолжает вращаться.

Девочка в серебряных туфлях не помнит, кто это сказал, но слов не забыла. Она знает, что такое шестеренка. На камине стоят часы с прозрачным стеклянным кожухом – видно металлический механизм. Мысль о том, что сама она – маленькая часть чего-то большого, ее не пугает. Она же и правда маленькая. Но она вырастет и станет одной из тех историй, что протекают здесь, силой повествования уносят всех за собой. Впрочем, это в будущем, а сейчас у нее неотложное дело.

Девочка в серебряных туфлях скользит сквозь путаницу переулков, держа под мышкой посылку. Поднимается по крутой лестнице на тропу, что идет по верху крошащейся стены, – из-под ног летит камешек-другой, но она слишком хорошо знает эту дорогу и не оступится. Краткая перебежка по стене, потом она поворачивает, встает на край, глядит на улицу внизу. Там собралась небольшая толпа – смотрит вдоль улицы с тоской, которую девочка наблюдала уже много раз. Она понимает, что это значит, – все только что случилось. Странник выбрал кого-то из толпы и увел, оставив прочих обездоленными, потому что выбрали не их.

Девочка улыбается. Не волнуйтесь, думает она, нежная, как мать, утешающая ребенка после плохого сна. Не волнуйтесь, я здесь.

Лишь спустя несколько секунд кто-то поднимает голову и видит ее. Весть о ее присутствии пробегает в толпе шорохом, долгим вздохом, черной рябью, и одно за другим лица в масках обращаются к ней. Она старательно держит кривоватую, потайную улыбку, которая говорит: «Я знаю то, чего вы никогда не поймете», а затем устремляет взгляд на узкий провал между верхними этажами двух домов на той стороне улицы, вытягивает свободную руку и шагает в пустоту.

Снизу доносится вздох, когда девочка пальцами ног обвивает натянутую проволоку. Проволока едва видна, но девочке не нужно видеть. Она ходит по проволоке, сколько себя помнит. Ее маме это не нравится. Она боится, что проволока порвется, или нога соскользнет, или кто-то крикнет и напугает ее. Она боится падения, которое затем последует, но девочка не понимает почему. Ходить по проволоке – в ее природе. В этот миг, когда лица в масках обращаются к ней, а под ногой туго натянута проволока, девочка в серебряных туфлях становится Девочкой в Серебряных Туфлях.

Она направляется к провалу, шаги гладкие и точные, пакет крепко прижат к боку. Она знает, что толпа его увидела, – они будут судачить о том, что он означает, как сочетается с той историей, которую о ней рассказывают. Они никогда не узнают, что просто нужно было срочно доставить посылку, а девочка в серебряных туфлях быстрее всех подняла руку, заполучив и задание, и блестящую монетку в награду в конце пути.

Когда она сходит с проволоки в узкую щель между стенами, ей слышны шум и топот внизу. Некоторые знают эти места и могут предсказать, где она выйдет. И точно: когда она появляется, на нее, затаив дыхание, снизу вверх смотрит стайка зрителей. Спускаясь, она не глядит на них, и они расступаются, а потом идут следом по улице.

Ее цель прямо впереди – один из маленьких театров. Толпа останавливается у подножия лестницы, но, ныряя в дверь, девочка чувствует их взгляды. Затем дверь за ней затворяется, и Девочка в Серебряных Туфлях снова превращается в девочку в серебряных туфлях, несет посылку, предвкушает монетку.