Читать книгу Иисус и Самарянка. Путь к колодцу, где ждёт Бог - Группа авторов - Страница 4

Во всём Евангелии Христос почти никогда не бывает один.

С момента, когда Андрей, услышав слово от Иоанна Крестителя, пошёл за Ним и привёл брата своего Симона, – Он всегда в сопровождении.

Толпы следуют, ученики окружают, враги наблюдают, больные ищут, ученицы служат.

Христос – всегда видим, всегда сопровождаем.

Даже ночью – ученики рядом.

Даже в пустыне – Его ищут.

Даже на кресте – подле стоят Иоанн и женщины.

И вдруг – Он один.

«Ибо ученики Его отлучились в город купить пищи» (Ин. 4:8).

Один. В Самарии. У колодца.

В земле, где иудеи стараются не ходить, не пить, не говорить.

Без свидетелей, без защиты, без учеников.

Почему это чудо?

Потому что оно – исключение из постоянства.

И не просто бытовая случайность. Это знак, выложенный среди текста.

Учеников «отлучили». Это слово в греческом подлиннике не просто означает «отошли», а имеет оттенок удалённости, выхода, отхода.

Будто они были убраны, чтобы не мешать, чтобы не заслонять собой эту встречу.

И в этом – первая завеса тайны:

Христос остаётся один не случайно, а чтобы нечто могло произойти, когда никто не мешает.

Иногда чудо – не в сверхъестественном,

а в исключительном естественном.

Когда то, что должно быть, не происходит.

Всюду по Евангелию ученики рядом —

а здесь их нет.

Это как если бы солнце вдруг не взошло в положенный час – ты бы сказал: это знак.

Так и здесь: отсутствие учеников – знак значения,

подготовка к чему-то столь глубокому,

что оно требует абсолютной тишины присутствия.

Зачем Христос остался один?

Потому что встречи с душой требуют тишины.

Не бывает исповедей на площади.

Не бывает обнажения сердца перед множеством глаз.

Ученики были нужны – но не здесь.

Слово, обращённое к женщине, не должно было быть преломлено через их восприятие.

Потому что они ещё не могли видеть её так, как видит её Христос.

Для них она была бы:

– женщина,

– самарянка,

– грешница,

– чужая,

– недостойная.

Но для Христа она была – жаждущая.

А значит – ближе, чем многие из «своих».

В Самарии Он один, потому что Самария – место внутреннего одиночества человечества.

Это не просто территория – это символ души, забывшей, что она от Бога, и считающей, что Бог забыл о ней.

Туда не входит никто.

Иисус – входит.

И входит один,

чтобы показать:

«Когда никто не придёт к тебе – Я приду».

Он садится у колодца, как Бог садится у края сердца,

не дожидаясь, пока душа очистится,

не требуя ничего заранее,

а просто – ждёт.

Это не просто чудо одиночества.

Это – чудо предвосхищённой близости.

Когда Бог не требует шагов, а делает их Сам.

Именно в этом – сокрытое величие этой сцены:

Христос остаётся один, чтобы показать:

в самые одинокие моменты твоей жизни – ты не один.

Он уже сидит у твоего колодца.

Он уже говорит: «Дай Мне пить».

Он уже ждёт, чтобы ты – узнал Жажду в Его голосе

и напился от Него.

Одиночество в Самарии и одиночество в Гефсимании – две чаши, два безмолвия

Христос остаётся один не только здесь.

Он будет один и в Гефсимании —

в ночь, когда всё человечество спит,

а только Кровь и Пот знают, что происходит.

Но это – другое одиночество.

В Гефсимании – моление о чаше,

в Самарии – протянутая рука воды.

Там – глубина страдания,

здесь – глубина откровения.

Там – ночь,

здесь – полдень.

И в том, и в другом – учеников нет.

Но в Гефсимании они не выдержали —

не могли бодрствовать,

не смогли разделить тяжесть.

А в Самарии – они были удалены.

Им не дано было быть рядом.

Потому что там должно было случиться нечто,

что не должно быть засвидетельствовано никем из тех,

кто ещё думает по-старому.

Это как завеса в храме,

которая закрывает Святой из святых.

И только когда всё завершится,

всё сказано,

всё передано,

– тогда возвращаются ученики.

И в обоих одиночеств —

в Самарии и в Гефсимании —

Бог совершает нечто сокровенное,

вне глаз, вне людского понимания,

– в тишине.

И если в Гефсимании Он берёт на Себя грех мира,

то в Самарии Он открывает путь веры тем, кого мир считал недостойными.

В Гефсимании – страдание Христа.

В Самарии – откровение Христа.

Вся эта сцена – не просто чудо одиночества,

а тайна посвящения.

Посвящения Фотины.

Посвящения человечества вне завета.

Посвящения тебя, если ты осмелишься быть один,

осмелишься подойти к колодцу,

и осмелишься – услышать голос Жаждущего.

Когда Бог остаётся один – это не одиночество, а приглашение.

Первое чудо этой истории —

не в словах, не в действиях, не в воде.

А в отсутствии.

В тишине.

В том, что Христос остался один.

Это – чудо незаметное,

но потому и подлинное.

Оно не потрясает зрение —

оно вскрывает сердце.

Как часто мы ищем Бога в толпе,

в храме,

в учении,

в громком.

А Он – у колодца.

В Самарии.

На границе между светом и тенью.

Сидит. Ждёт. Молчит.

Пока ты подойдёшь.

Чудо одинокого Иисуса – в том,

что Он один – ради тебя.

Без отвлечений.

Без посторонних.

Без громких слов.

Это – твоя сцена.

Твоя возможность.

Твой путь —

встретиться лицом к лицу с Тем, Кто всегда рядом,

но никогда не навязывается.

Он может ждать у твоего колодца всю вечность.

Пока ты устанешь от дневной жары,

от стыда,

от одиночества,

и подойдёшь.

И тогда Он скажет:

«Дай Мне пить» —

и этим напоит тебя.