Читать книгу Последний выбор князя Василько - Группа авторов - Страница 4

Лето выдалось жаркое. Солнце палило с самого утра, воздух дрожал над прогретой землей, кузнечики трещали в траве не умолкая. На берегу Клязьмы, где река делала широкий изгиб, раскинулся небольшой лагерь – несколько шатров, кострище, загон для коней.

Девятилетний князь Василько Константинович стоял по колено в прохладной воде, плескался и визжал от восторга. Три дня назад дядя Юрий привез его сюда – «пусть мальчик привыкает к ратному быту». А главное – пусть учится у Ратибора.

– Довольно купаешься! – крикнул с берега наставник. – Иди сюда, воин. Дело есть.

Василько нехотя выбрался на берег, отряхнулся. Ратибор ждал у большого дуба, в тени которого была устроена учебная площадка. Рядом лежало оружие – мечи, топоры, копья разной длины.

– Сегодня сулицу осваивать будем, – сказал воин, поднимая легкое метательное копье. – Оружие это простое, но полезное. И в бою пригодится, и на охоте.

Сулица была длиной с Василька, древко из ясеня, наконечник узкий, острый. Легкая – мальчик без труда поднял одной рукой.

– А зачем она, дядька Ратибор? У меня же меч есть.

– Меч – дело ближнее. А сулица – дальнее. Враг к тебе с мечом идет, а ты его – раз! – и копьем встретил. Он еще до тебя не дошел, а уже мертвый.

Ратибор указал на мишень – старый щит, прислоненный к пню в двадцати шагах. На щите углем был нарисован круг.

– Видишь цель? Попади.

Василько взял сулицу, прицелился. Казалось просто – размахнуться и бросить. Взмахнул рукой, метнул изо всех сил.

Копье пролетело мимо щита, воткнулось в землю за пнем.

– Плохо, – покачал головой Ратибор. – Совсем плохо. Ты что, княжич, – руками думаешь?

– Почему плохо? Я же кинул!

– Кинул – не значит попал. Враг не пень, он не будет стоять и ждать, пока ты в него попадешь. А промахнешься – останешься без оружия.

Василько расстроился. Думал, что все будет просто – как в играх с боярскими детьми.

– Еще раз попробую!

– Нет, погоди. Сначала пойми – как это делается. Сулица – не камень, что лишь бы швырнуть. Она умная, живая. Ее надо чувствовать.

Ратибор взял другое копье, встал в несколько шагов от мишени.

– Смотри внимательно. Вот я стою, ноги на ширине плеч. Левая нога чуть вперед. Сулицу держу не за самый конец – вот так, чтобы в руке лежала ровно.

Воин показывал каждое движение медленно, чтобы мальчик запомнил.

– Теперь цель выбираю. Не просто на щит смотрю – именно туда, куда попасть хочу. В самый центр круга. Вижу его, словно уже попал.

Глаза Ратибора сузились, лицо стало сосредоточенным. Он замер на мгновение, потом плавно отвел руку назад.

– И бросаю! Не силой – душой! Не рука кидает – сердце летит к цели!

Копье просвистело в воздухе и с глухим стуком вонзилось точно в центр нарисованного круга.

– Ух ты! – ахнул Василько. – Здорово! А я так смогу?

– Сможешь. Только не сразу. Терпение нужно. И понимание.

Ратибор сходил за копьями, воткнувшимися в землю. Вернулся, сел на поваленное дерево, подозвал Василька.

– Садись рядом. Расскажу тебе, княжич, про оружие наше. Чтобы знал, с чем дело имеешь.

Мальчик с интересом устроился рядом. Ратибор любил рассказывать, а слушать его было интересно.

– Вот сулица, – начал воин, положив копье на колени. – Легкое оружие, для метания. Древко ясеневое – дерево крепкое, гибкое. Наконечник железный, кованый. Видишь – как листок ивы, узкий, острый. В кольчугу пробьет, в щит войдет.

Показал топор-секиру:

– А это – рубящее оружие. Топор большой, тяжелый. Им и кольчугу разрубить можно, и щит расколоть. Но работать надо уметь – неловко махнешь, сам себе ногу отсечешь.

Наконец взял меч:

– А вот это – царь оружия. Меч. Им и рубить можно, и колоть. И в ближнем бою лучше ничего нет. Только учиться надо долго. Мечом владеть – искусство целое.

Василько слушал, затаив дыхание. Каждое оружие казалось ему особенным, таинственным.

– А кольчуга зачем?

– Кольчуга – доспех защитный. Из железных колец сплетена, как рыбацкая сеть. Меч ее не прорубит, стрела не пробьет. Только тяжелая очень – попробуй день в ней проходить.

– Дядька Ратибор, а ты во всем этом воевал?

Лицо воина помрачнело:

– Воевал, княжич. И не раз. Видел, как братья на братьев идут, как русская кровь русской землю поит. Нехорошо это. Потому и говорю тебе – оружие нужно знать. Но главное – знать, зачем берешь его в руки.

– А зачем?

– Чтобы правду защищать. Чтобы родную землю от врагов беречь. А не для того, чтобы славы искать или золота.

После долгого разговора вернулись к упражнениям. Теперь Ратибор показывал каждое движение по отдельности – как стать, как держать копье, как прицелиться.

– Помни, княжич – не клинок режет воздух, а сердце твое летит к цели. Представь, что ты сам – эта сулица. Лети прямо, без сомнений.

Василько старался изо всех сил. Первый бросок – мимо. Второй – тоже. Третий попал в край щита.

– Лучше! – подбодрил Ратибор. – Еще!

К полудню мальчик наконец попал в нарисованный круг. Правда, не в центр – сбоку, но все-таки попал!

– Ура! – закричал он, подпрыгивая от радости. – Попал! Попал!

– Попал, – согласился наставник, но не спешил радоваться. – А теперь попади еще раз. И еще. Один раз – случайность. Воину нужна уверенность.

И они продолжали. Бросок за броском, попытка за попыткой. Руки у Василька болели, плечо ныло, но он не сдавался. К вечеру из десяти бросков в цель попадало уже три.

– Достаточно на сегодня, – решил Ратибор. – Завтра продолжим. А теперь – к реке. Смоешься и поешь.

Сидели у костра, ели печеную рыбу, пили родниковую воду. Клязьма мерно плескалась о берег, где-то кричала сова, трещали поленья в огне.

– Дядька Ратибор, – спросил Василько, глядя на звезды, – а ты всегда воином был?

– Не всегда. Сначала обычным крестьянским сыном был. В деревне под Суздалем родился. Отец пахал землю, мать детей растила. Жили просто, но честно.

– А как воином стал?

– Половцы пришли. Набег сделали. Деревню сожгли, родителей убили, скот угнали. Меня чудом дружинники спасли – в лесу прятался. Вот и пошел к князю в службу. Мстить хотел. А потом… привык. Понравилось дело воинское.

Василько представил – как страшно потерять родителей, остаться одному. Ему стало жалко маленького Ратибора.

– А теперь ты меня учишь.

– Учу. Потому что помню – каково это, когда защитить некому. Ты, княжич, вырастешь – будешь людей защищать, тех кто за плугом стоит, кто землю пашет. Хлеб в амбаре сам не вырастет. А для этого сильным быть надо. И умелым.

– Я буду! – горячо пообещал мальчик. – Научусь всему! И сулицей меткой буду, и мечом храбрым!

Ратибор улыбнулся:

– Знаю, что будешь. Только помни слова мои – не клинок, а сердце. Без сердца воин – не воин, а убийца. Когда придет время идти на брата – отрубай рукав, не голову. Поднимай клинок, чтоб остался мост для мира. Завтра враг станет щитом.

Ночью Василько долго не мог уснуть. В голове крутились события дня – уроки метания, рассказы о разном оружии, история Ратибора. А больше всего – эти слова: "не клинок режет воздух, а сердце летит к цели".

Что это значит? И почему так важно? Зачем идти на брата?

Пока он не понимал. Но когда-нибудь поймет. А пока – надо учиться. Учиться быть воином.

За стенкой шатра мерно шумела Клязьма, и этот древний шепот воды был как колыбельная – успокаивающий, мирный. Завтра будет новый день, новые уроки, новые открытия.

А сулица обязательно будет попадать в цель. Обязательно.

Осенью 1217 года князь Константин взял сына на первую настоящую охоту. Не зайцев гонять собаками – на кабана.

Лес стоял золотой, под ногами шуршала листва. Загонщики с рогатинами прочесывали чащу, гончие заливались лаем.

– Держись рядом, – велел отец. – Кабан – зверь опасный. Одним ударом клыков коня распорет.

Василько сжимал в руках легкую рогатину. Сердце колотилось – страшно и радостно одновременно.

Вдруг впереди треснули кусты. Огромный вепрь выскочил на поляну. Щетина дыбом, глазки красные, клыки желтые.

Дружинники ударили копьями. Кабан взревел, метнулся в сторону. Одно копье сломалось, второе застряло в боку.

– Добей! – крикнул Ратибор Васильку. – Твоя добыча!

Княжич соскочил с коня, подбежал к раненому зверю. Кабан хрипел, из раны текла кровь. Смотрел на мальчика мутными глазами.

Рука с кинжалом дрогнула. Жалко стало – зверь уже не опасен, зачем убивать?

– Что встал? – Ратибор подошел сзади. – Бей!

– Жалко его…

– Жалко? – Воин покачал головой. – Гляди – он мучается. Рана смертельная, но умирать будет долго. Милосердие воина – быстрая смерть, чтоб не мучился. Понял?

Василько кивнул. Поднял кинжал, ударил в шею, где Ратибор показал. Кабан дернулся и затих.

– Хорошо, – только и сказал Ратибор. – Теперь ты знаешь, каково это.

Но Василько не радовался.

Смотрел на мертвого зверя и думал: вот она, смерть. Быстрая, милосердная. Но все равно – смерть.

Утро после княжеского сбора выдалось серым. Декабрьское солнце едва пробивалось сквозь низкие тучи, а во дворе ростовского терема царила странная суета – не праздничная, а тревожная, как перед грозой.

Василько стоял у крыльца, наблюдая, как слуги сносят остатки вчерашнего пира. Разбирали шатры для гостей, грузили на возы сундуки с дарами, выводили коней. Пахло дымом от потухших жаровен, прелой соломой, конским потом.

– Стой тут, – велел отец. – Дядя Юрий хочет с тобой поговорить.

И отошел, не объяснив. Лицо у князя Константина было усталое, под глазами – темные круги. Всю ночь не спал, принимал гонцов.

Снег под ногами – не белый, а серый, подтаявший. Ветер гонит по двору мусор – обрывки ткани, солому. И вдруг – звук, резкий, пронзительный. Крик птицы. Но не вороний карк – что-то чужое, дикое.

– А вот и ты, племянник!

Князь Юрий вышел из гридницы в окружении бояр. Шуба соболья распахнута, на груди – золотая цепь. Улыбается широко, но глаза холодные, внимательные.

За ним – сокольничий в кожаном кафтане. На руке, затянутой в толстую рукавицу, сидит птица. Белая, с темными крапинами. Голова в кожаном клобучке, на лапах – алые ремешки с серебряными бубенцами.

– Подрос ты, Василько. Смотри-ка – не всякий княжич в девять лет на кабана ходит. Достойный был удар. Слышал я.

Константин стоял чуть поодаль, в тени. Руки сцеплены за спиной, лицо непроницаемое. Молчит.

– Иди сюда, – Юрий поманил пальцем. – Не бойся.

Василько подошел. Вблизи птица казалась еще больше. Крылья сложены плотно, но чувствовалась сила – вот распахнутся, и не удержишь.

– Знаешь, что это за птица?

– Кречет, – выдохнул княжич.

– Правильно. Царь-птица. Из северных земель, с Белого моря. Тамошние охотники два месяца ловили, еле живого довезли. – Юрий кивнул сокольничему. – Давай.

Сокольничий осторожно пересадил птицу на руку Василька. Тот едва не вскрикнул – когти вцепились в рукав, пробили сукно. Тяжелая! И горячая – сквозь перья чувствуется жар птичьего тела.

– Держи крепче, но не дави, – подсказал сокольничий. – И не дергайся. Они нервность чуют.

Кречет повернул голову в клобучке, словно разглядывая нового хозяина. Потом встряхнулся, расправил слегка крылья. Бубенцы зазвенели.

– Он слушается, – негромко сказал Юрий, глядя на племянника в упор, – только если чувствует силу. Не грубость – силу. Понимаешь разницу?

Василько кивнул, хотя не очень понимал.

– С виду молчит, а внутри – буря. Сорвется с руки – не догонишь. Но если приручишь… – Юрий сделал паузу. – Лучшего охотника не найти.

Константин чуть сдвинулся, и солнечный луч, пробившийся сквозь тучи, осветил его лицо. Челюсть напряжена, взгляд – как лед на Неро.

Юрий шагнул ближе, положил тяжелую ладонь на плечо Василька:

– Князь должен уметь держать в руках не только меч. Но и то, что может улететь.

Слова повисли в морозном воздухе. Василько почувствовал, как что-то изменилось – будто невидимая трещина прошла по двору. Ратибор, стоявший у коновязи, медленно покачал головой. Боярин Творимирич отвернулся, сплюнул в снег.

А отец… Отец вдруг развернулся и пошел к конюшне, бросив через плечо:

– Отведи птицу к сокольничим, сын. Пусть научат обращаться.

Голос ровный, но Василько знал – так отец говорит, когда очень зол.

Юрий усмехнулся:

– Иди, племянник. Дар не отвергают.

В сокольничьей избе пахло пером, сырым мясом, дегтем. На жердях сидели другие ловчие птицы – ястребы, соколы. Но кречет – особый. Для него приготовили отдельную жердь, обитую бархатом.

– Имя ему дашь? – спросил старый сокольничий, помогая снять клобучок.

Птица открыла глаза – желтые, немигающие. Смотрела на Василька, не отводя взгляда.

– Ярый, – сказал княжич. – За гордый нрав.

– Хорошее имя. К весне облетаешь – лучшего помощника не найдешь. Только знай: кречет – не слуга. Он сам выбирает, с кем ему быть.

Пока объясняли, как кормить, как держать, как приучать к руке, во двор начал падать снег. Крупный, мокрый. Сквозь открытую дверь Василько видел – отец и дядя Юрий стоят друг напротив друга. Молчат. Только снег падает между ними, как белая стена.

– …и никогда не снимай клобучок при чужих, – продолжал сокольничий. – Кречет должен видеть только хозяина. Иначе улетит к тому, кто сильнее.

Василько кивнул, но думал о другом. О словах дяди: «то, что может улететь». О молчании отца. О том, как дрогнула рука у обычно твердого как скала Ратибора.

Что-то важное произошло сегодня. Что-то большее, чем просто дорогой подарок.

Ярый сидел на жерди, поводил головой. Потом вдруг издал крик – резкий, пронзительный. Другие птицы встрепенулись, забились на жердях.

А во дворе Юрий уже садился на коня. Обернулся напоследок, посмотрел на окно сокольничьей. Улыбнулся. И в этой улыбке было что-то хищное – как у кречета перед броском.

Константин стоял неподвижно, пока брат не скрылся за воротами. Потом медленно пошел к терему. Снег уже засыпал его следы.

Василько прижался лбом к холодному стеклу. На руке все еще горели следы от когтей. Первые метки взрослой жизни.

– Он твой теперь, княжич, – тихо сказал сокольничий. – Береги. Такие птицы раз в жизни достаются.

Но Василько думал не о птице. А о том, что дядя Юрий смотрел не на кречета. На него смотрел. Оценивал. Примерял.

Как охотник – будущую добычу.

Зима 1218 года началась тревожно. Князь Константин все чаще прихварывал, подолгу лежал, принимал бояр в опочивальне. Лекари качали головами – сердце слабое, водянка, долго ли протянет.

Василько не отходил от отца. Читал ему Псалтырь, рассказывал о своих занятиях с Ратибором, показывал, как Ярый научился приносить добычу.

– Славный кречет, – слабо улыбался князь. – Дядю благодарил?

– Написал грамотку.

– Молодец. Родню беречь надо. Я вот… не сберег.

В конце января стало совсем худо. Константин уже не вставал, дышал тяжело, лицо посерело. Созвал бояр, продиктовал завещание:

«Стол великий Владимирский, как обыденно меж нами положено, брату моему Юрию. Землю Суздальскую ему же держать крепко. Ростовский стол с волостями – сыну моему Васильку; доколе он мал, править боярам ростовским во имя его. Прошу тебя, брат Юрий, хранить Василька и братьев его, не давать им обиды.»

Второго февраля, в праздник Сретения, князь причастился, благословил сына.

– Меч береги… людей береги… честь береги… – шептал побелевшими губами.

К вечеру впал в забытье. Василько сидел рядом, держал холодеющую руку.

– Батюшка…

К рассвету князь умер. Василько остался сиротой.

Ночь после похорон отца выдалась лунной и морозной. Василько ворочался на постели, не мог уснуть. В груди – пустота, словно вырвали часть души.

Не выдержал. Накинул шубейку, выскользнул из терема. Стража у ворот дремала – пропустили княжича без вопросов.

Шел к озеру, сам не зная зачем. Ноги несли туда, где в детстве с отцом гуляли, где мать васильки собирала.

У берега остановился. Лед серебрился под луной, снег искрился. Тишина такая, что звон в ушах.

И вдруг услышал шаги. Обернулся – из темноты выходят фигуры. Митька первый, за ним – Федька кузнецов сын, Гришка поповича, другие мальчишки со двора.

Подошли, встали рядом. Молчат. Что тут скажешь? У Митьки отец живой, у других – тоже. А Василько теперь сирота круглый.

Долго стояли плечом к плечу. Потом Митька достал из-за пазухи краюху хлеба, разломил, протянул кусок. Передавали по кругу, ели молча – поминальная трапеза по-мальчишески.

– Мы с тобой, княже, – наконец сказал Федька. – Что надо – зови.

Остальные кивнули. И Василько понял – не один он. Есть у него братья, пусть не по крови – по духу.

Вернулись перед рассветом. У ворот разошлись без слов.

Весна девятнадцатого года пришла рано. В марте уже ручьи зажурчали, почки на вербах набухли. На учебном плацу за городской стеной грязь по щиколотку, но Ратибору это не помеха.

– Сегодня, княже, проверим, чему научился. Бери меч.

Василько взял учебный клинок – затупленный, но тяжелый, как настоящий. Ратибор тоже вооружился.

– Правила простые. Бьемся до трех касаний. Кто первый соберет – победил. Начали!

Опытный воин двинулся неспешно, меч опущен. Обманчивая расслабленность – Василько знал, что Ратибор способен ударить быстрее молнии.

Отскочил в сторону, попытался ударить сбоку.

Ратибор легко отбил, крутанулся на пятке. Тупое лезвие мазнуло по плечу княжича.

– Раз!

Василько стиснул зубы. Еще два касания – и позор. Начал кружить, высматривая слабое место. Вспомнил урок – "не рукой бей, а сердцем". Расслабился, позволил телу двигаться само.

Ратибор атаковал сверху. Княжич поднырнул под удар, ткнул мечом в бок. Попал!

– Хорошо! – одобрил воин. – Один-один. Продолжаем.

Бились долго. Василько падал в грязь, вскакивал, снова шел в атаку. Ратибор не давал поблажек – бил жестко, сбивал с ног. На третьем падении княжич не смог сразу подняться – руки дрожали от усталости.

– Встать! – рявкнул наставник. – Князь не валяется в грязи!

Василько с трудом поднялся. В глазах темнело, дыхание сбилось. Но сдаваться – позор хуже смерти.

Собрал последние силы, бросился вперед. Ратибор отшагнул, выставил подножку. Княжич полетел кувырком, но в падении умудрился задеть мечом ногу противника.

– Два-два! – объявил подошедший Митька, следивший за боем.

Последняя схватка. Оба устали, двигались медленнее. Василько понимал – силой не возьмет. Нужна хитрость.

Сделал вид, что оступился. Ратибор шагнул вперед для завершающего удара. И тут княжич резко присел, перекатился, ударил снизу вверх. Меч коснулся груди воина.

– Три-два! Победа!

Ратибор опустил оружие, улыбнулся в бороду:

– Молодец, княже. Хитрость применил. В бою все средства хороши. – Помог подняться. – Запомни урок: кто не падал – не воин. Главное – вставать. Всегда вставать, даже когда сил нет.

Лед на Клязьме уже темнел, местами проступала вода, но мальчишки все равно выбежали поиграть – последний раз перед ледоходом. На высоком берегу чернели стены великокняжеского двора – Василько теперь жил тут, во Владимире, под надзором дяди Юрия, с тех пор как в Ростове замолчали колокола.

Василько с Митькой кидали друг другу кожаный мяч, набитый сеном. Рядом возились младшие – среди них двоюродный брат Василька, семилетний Мстиславка, сын князя Владимира Константиновича.

– Василько, лови! – крикнул мальчонка и побежал за укатившимся мячом.

– Стой! Туда нельзя! – заорал княжич, увидев, куда бежит братец.

Поздно. Лед под Мстиславкой треснул, мальчик с криком провалился. Темная вода сомкнулась над головой.

Не думая, Василько бросился вперед. Лед трещал под ногами, но княжич успел – нырнул в полынью.

Холод ударил как обухом. Дыхание перехватило, руки свело. Но Василько нащупал в темной воде маленькое тело, рванул вверх.

Вынырнули. Мстиславка захлебывался, бил руками. Край полыньи крошился, не держал. Василько пытался вытолкнуть братца на лед, но силы уходили. Холод сковывал, тянул вниз.

«Вот и конец», – мелькнуло в голове.

И тут сильные руки схватили за шиворот. Ратибор!

Воин прибежал на крики, мощным броском растянулся на льду. Вытащил обоих, потащил к берегу. Там уже собрался народ – растерли снегом, завернули в тулупы, понесли в город.

В тереме княжичей отпаивали горячим сбитнем, укутывали мехами. Мстиславка всхлипывал:

– Прости, братец… я не хотел…

– Живой остался – и молчи, – прохрипел Василько. Горло драло от ледяной воды.

Дверь скрипнула. На пороге встал Юрий. Без свиты, в дорожной шубе, со льдом в бороде.

– Хорошо. – Юрий кивнул. Молчание затянулось. Потом коротко: – Доблесть и глупость часто ходят рядом. Сегодня тебе повезло. И ты не ошибся.Он оглядел обоих, шагнул к Васильку. – Воды хлебнул? – Бывает, – отозвался тот. – Идти смог сам? – Мог.

Он не обнял, не похлопал по плечу. Просто развернулся к выходу. Уже у дверей, не оборачиваясь:

– Такие вещи не забываются. Учти.

И ушёл.

Май выдался теплым и сухим. Во Владимире готовились к большому походу. Великий князь Юрий решил усмирить Волжскую Булгарию – давнего торгового соперника.

Василько знал о приготовлениях, но не смел надеяться. Мал еще – одиннадцать лет всего. Какой из него воин?

Но однажды утром в покои вошел сам великий князь:

– Собирайся, племянник. Едем на смотр войск.

За городом, на широком лугу, выстроились полки. Конница блестела доспехами, пехота ощетинилась копьями. Стяги реяли на ветру – владимирские, суздальские, переяславские.

– Восемь тысяч воинов, – с гордостью сказал Юрий. – Булгары трепещут уже.

Объехали ряды. Воины приветствовали великого князя, стучали мечами о щиты. Василько смотрел во все глаза – вот она, настоящая рать!

У шатра военного совета Юрий остановился:

– Ну что, Василько Константинович, князь ростовский? Хочешь в поход?

Сердце ухнуло вниз. Неужели?

– Хочу, дядюшка! Очень хочу!

– Батюшка! – взмолился вдруг подбежавший Всеволод, сын Юрия, ровесник Василька. – И меня возьми! Я тоже воин!

– Рано тебе, сын. А вот Василько… – Великий князь задумался. – Он уже князь, людей из полыньи спасает, с Ратибором на мечах бьется. Пожалуй, пора.

Достал из седельной сумы сверток, развернул. Маленький стяг – белое полотнище, на нем вышит синий василек.

– Это тебе. Будешь командовать ростовским отрядом – пятьдесят молодых дружинников. Ратибор при тебе воеводой. Справишься?

Василько принял стяг дрожащими руками:

– Справлюсь, дядюшка! Не посрамлю!

– Верю. Выступаем через три дня. Готовься.

Обратно в город Василько летел как на крыльях. Первый поход! Настоящая война! Он больше не мальчик – он воин!

У терема ждал Митька:

– Ну что? Берут?

– Берут! – Василько показал стяг. – Я теперь командир отряда!

– А меня? – с надеждой спросил друг.

– И тебя возьму! Будешь оруженосцем!

Мальчишки заорали от восторга, пустились в пляс прямо во дворе. Слуги смотрели, улыбались – молодость, что с нее взять.

А в небе кружил белый кречет Ярый. Клекотал громко, словно тоже радовался. Скоро в путь, скоро в полет над бескрайними просторами.

Детство кончилось. Начиналась новая жизнь – жизнь воина.