Читать книгу Ванильный остров - - Страница 3

Он

Ресторан небольшой и уютный. Хозяин, он же шеф-повар, известный в народе как «Дядя Вова», слышал о французской кухне и назвал заведение «Бонжур», хотя днём оно закрыто, а работает только вечером.

Никогда ничего не пробовал из его «французского меню», но стейк из мяса, поставляемого местными фермерами, он готовит изумительно. Кто-то также нахваливал мне его лосося под белым соусом и котлеты по-французски.

Впрочем, сегодня еда не главное – главное то, что в этот ранний вечерний час ресторан пуст, и нам никто не помешает спокойно поговорить.

Мышка попросилась в дамскую комнату. Успеваю помыть руки, поприветствовать хозяина, но она всё не выходит – оттягивает разговор или репетирует речь. Видел по дороге, как шевелились губы. Смысл речи угадать несложно.

Прохожу в зал и осматриваюсь. Тихо, музыки нет. Наш стол укрыт зелёной стенкой – это хорошо. Скатерть тоже зелёная, – в самый раз для партии, которую я собираюсь разыграть.

Наконец возвращается. Подзываю официанта Стасика – смазливого малого с серьгой в ухе. Подозреваю, что он ко мне неровно дышит, – замечаю ревнивый взгляд, которым он награждает мою Мышку. Протягивает ей меню, но я уже всё решил.

Быстро делаю заказ. Закусок не будет, мне стейк, даме лосось. Никакого вина – мне нужна её ясная голова, – только вода. Никаких десертов. Капучино с ванильным сиропом и корицей для дамы и двойной эспрессо для меня.

Мышка растерянно отдаёт меню, которое не успела даже открыть. Партия началась.

Она молчит – глазки в скатерть. Я тоже не тороплюсь начинать разговор.

Стасик приносит воду, сначала наливает мне, потом ей – мелкая месть. Она сразу выпивает половину бокала, смущается и отставляет. В глаза не смотрит – боится или стесняется. Заказ приносят быстро. – Приятного аппетита! – говорю, отрезая кусок бифштекса.

Люблю его с кровью. Отмечаю, что от вида кровавого сока, растекающегося по моей тарелке, Мышку перекашивает.

Неуверенно отделяет вилкой кусочек печёного лосося, уютно лежащего в лужице белого соуса рядом с картофелинами и зелёными полосками спаржи, пробует и принимается есть, причём довольно быстро – Мышка реально голодна!

Даю ей время закончить с блюдом и внимательно рассматриваю. Первый раз вижу её не на бегу, а в спокойной обстановке. До этого видел её удивлённой, отчаявшейся, умоляющей, надеющейся, радостной и испуганной, а сейчас она впервые серьёзная.

Любуюсь её тонким лицом, изящной длинной шейкой. Причёска немного сбилась, но это только добавляет ей искренней непосредственности. Как же она красива, и как удивительно женственна!

Задумываюсь: а сколько времени я её знаю? Пару минут вчера, несколько минут на дороге. Больница, две короткие поездки в машине. В общей сложности, от силы час. Конечно же, знаю о ней довольно много из досье, присланного Эдиком, а она не знает обо мне ничего. Даже фамилию узнала случайно, и вот я хочу, чтобы она отдала себя мне полностью, мне – мужчине, с которым перекинулась десятком фраз.

Имею ли я право брать на себя ответственность за её судьбу? Знаю только, что никогда не посмею сломать её, буду играть открытыми картами, и она сама должна принять решение.

Я уверен, ну, почти уверен, что это ОНА, – та, которую искал столько лет. Поколебавшись, устанавливаю сам себе срок: семь дней, чтобы убедиться, что это ОНА и завоевать её сердце. Предчувствую, будет непросто, но уверен, что справлюсь.

Вот она закончила есть и подняла взгляд.

– Вкусно? – интересуюсь.

– Да, спасибо! Очень вкусно, и соус хороший. И это… аспарагус, – сбивается, – или это спаржа?

– Можно и так, и так, но в блюде правильнее «спаржа», а «аспарагус» – это больше о декоративном растении.

Краснеет от своего, как она думает, невежества. Помолчав, робко выкладывает первую карту:

– Сергей Алексеевич, вы с женой сюда часто ходите?

Слегка выделяет «с женой». Браво, Мышка! Хороший ход. Надеется: вдруг вспомнит о жене, совесть проснётся и не будет приставать.

– Я не женат.

Слабая искорка удивлённого интереса, смешанного с разочарованием. Моя очередь выкладывать карты:

– Света, у меня есть предложение…

Не даёт договорить до конца. Вскидывает глаза, как-то выпрямляется и решительно, хотя и срывающимся голосом, выдаёт, наконец, фразу, которую долго составляла и репетировала про себя:

– Сергей Алексеевич! Вы так много для меня сделали. Вы очень мне помогли. Я вам так благодарна, спасибо! Вы очень хороший человек, но… простите, мне так неловко это говорить… я не могу стать вашей, – запинается, – вашей… вашей любовницей.

Умница! Я не ошибся в ней: рассчитывал, что она выложит эту карту именно сейчас. Гордая Мышка! Изображаю искреннее удивление:

– Я не предлагаю тебе стать моей любовницей.

– Как? А разве… – замолкает.

Вижу, что пытается лихорадочно сообразить, что делать дальше. Вариант, что такой, как я, падает на одно колено, выхватывает из-за спины корзину алых роз, из кармана красную коробочку и предлагает руку и сердце, даже не рассматривает. Что ещё я могу ей предложить? Бизнес? Может быть, роль в кино, ну, типа: «Мы тут с покойным Тарковским решили замутить приквел к „Бедной Лизе“, и нам позарез нужна актриса на главную роль, а ты идеально подходишь. Конечно, нужно будет сделать кое-какие пробы…» Что ещё? Несметные богатства?

Выжидаю немного – пусть поупражняет фантазию – и захожу сразу по-крупному:

– Ты станешь моей рабыней, – говорю самым спокойным и обыденным тоном, отправляя в рот последний кровавый кусок бифштекса.

Немая сцена такой мощи, что потрясённый Гоголь комкает и выбрасывает листок со своим: «произнесённые слова поражают всех как громом».

Сказать нужно было именно так: «рабыня», а не чуждое нашему языку и расплывчатое «сабмиссив», чтобы не было ни капли двусмысленности: «рабыня» включает в себя всё. И никаких «будешь», а только «станешь» – в слове «станешь» есть что-то неумолимое, окончательное, бесповоротное.

Ошалело смотрит на меня изумлёнными глазищами. Есть небольшая вероятность того, что она сейчас плеснёт мне в лицо остатками воды и выскочит из-за стола, но если это случится, значит, я в ней ошибся, значит – я плохой психолог.

Шок начинает проходить, и шквал самых разных эмоций проносится по её открытому лицу. Не успеваю за ними уследить, но в какой-то момент замечаю, что взгляд её становится как бы отрешённым, и по тому, как она напряглась, догадываюсь, что сильно стиснула бёдра, – зацепило!

– Обычный договор, – не давая ей опомниться, продолжаю методично выкладывать карты, – ничего особенного. По договору ты семь дней живёшь в моём доме, исполняешь все мои приказы и желания. Ты будешь доступной, послушной и покорной. Я же буду заботиться о тебе и твоих близких, учить и воспитывать, но мне придётся тебя наказывать, если ты будешь непослушной или за нарушение правил.

– Вы садист? Вы будете меня бить? – с ужасом произносит она сдавленным голосом после некоторой паузы.

Хороший признак: первая стадия – отрицание – прошла, и началось уже уточнение отдельных условий сделки. Отмечаю также, что о сексе она не спрашивает: книжки читала, знает, как рабынь пользуют, а вот вопрос о наказаниях её реально волнует.

Тоже даю паузу. Она слишком напряжена, и нужно, пожалуй, разрядить обстановку – добавить немного игривости.

– Мышка, – впервые обращаюсь к ней так.

– Пожалуйста, не называйте меня мышкой! – прерывает меня несколько раздражённо.

Догадываюсь, что дело вовсе не в том, что назвал её «Мышка». Её очень волнует ответ на вопрос – он для неё важен, а я тут с этой дурацкой «мышкой»!

– Ну хорошо, – говорю спокойно, – буду звать тебя «Крыска». Гневно закусывает губу.

– Значит, договорились: «Мышка».

Молчит, ждёт ответа на свой важный вопрос.

– Мышка, во-первых, я не садист. Я доминант. Мастер.

Выделяю слово «мастер» – оно заряжено положительным смыслом. В нашем языке «мастер» – это прежде всего специалист своего дела, профессионал, опытный и умелый человек. Это значение перекрывает и гасит негативный смысл слова «доминант». Даю ей время прочувствовать этот важный момент и продолжаю:

– Во-вторых, ну кто же бьёт мышек? Бьют врагов, зверей, ну, ещё кого-нибудь. Маленьких мышек наказывают, а это совсем другое дело. Ведь тебя наказывали в детстве? Лишали сладкого, ставили в угол, шлёпали по попе?

Молчит. Надеюсь, что этот пункт договора прояснён, потому что она, поколебавшись, переходит уже к следующему:

– Поэтому вы и заплатили за мамину операцию. Вы хотите меня купить, как покупали рабынь в прошлом?

Хорошая карта и хороший знак: ведь, с точки зрения контрактного права, мы подходим уже к финансовым условиям сделки.

– Мышка, я вовсе не хочу тебя купить и оплатил операцию просто потому, что хотел помочь твоей маме. Если бы главврач не сказал случайно про доплату, ты бы вообще никогда об этом не узнала. К тому же, этим я помогаю больнице приобрести у моей фирмы оборудование, а на этом зарабатываю себе денег. Так что я не в убытке, и ты мне ничего не должна. Давай оставим этот вопрос. Он совершенно не имеет отношения к нашему договору, который мы с тобой обсуждаем.

Хорошие, хоть и мелкие карты – «наш договор», «мы обсуждаем». Специально выделяю эти слова: у нас обсуждение, диалог, никакого диктата и принуждения.

– И потом, на невольничьих рынках продавали тех, кто уже находился в плену и в рабстве. У них не было выбора. В нашем случае это не так: ты совершенно свободна в своих решениях. Тебя никто не принуждает, и денег я тебе тоже не предлагаю. Ты сама вольна принять или отвергнуть нашу сделку.

Важно было сказать именно так: «мы с тобой», «в нашем случае» и «нашу сделку» – она уже вовлечена в переговоры, и мы действуем сообща, вместе.

Вижу, что Мышка немного успокаивается, в глазах читаю не только страх и настороженность, но и любопытство. Ей теперь хочется понять, что же я за зверь такой, может быть, это вообще шутка, глупый розыгрыш? Чувствую: в её теле уже проснулся огонёк интереса и возбуждения.

Делаю знак Стасику, чтобы принёс кофе, и начинаю осторожно раздувать этот огонёк:

– Мышка, я мастер. За эти семь дней я научу тебя понимать своё тело, раскрою в тебе сексуальность и помогу осуществить твои самые тайные и сокровенные желания. Ты станешь настоящей женщиной. И потом, это всего семь дней! Такой шанс. Не упусти его! Сделай верный выбор!

После довольно долгого молчания она выдаёт с явным волнением и даже немного пафосно:

– Вы – Мефистофель! Вы дадите мне всё это и потом заберёте мою душу!

Молодец, девочка, – читала Гёте. Хорошая карта!

– Мышка, сказка про бессмертную душу – не более чем удачный маркетинговый ход попов и иезуитов. Кстати, если помнишь, Мефистофелю не удалось заполучить душу Фауста. Душа – это наши чувства, эмоции, наша память. Душу нельзя купить или продать, нельзя подарить или украсть, но её можно доверить и открыть другому человеку.

Не знаю, откуда, вдруг, из меня попёрла эта философия?! Чувствую, что начинает отрастать седая борода, и вот-вот произнесу: «Послушай, дочь моя…». И вот тут она выкладывает главную свою карту:

– Да, но в душу можно плюнуть, её можно растоптать и уничтожить!

Это сильная карта. Я хорошо с ней знаком. Судьба не всем даёт такую при раздаче. Она невидима, неосязаема и у неё нет масти, но ради неё люди совершают безумные поступки, дерутся на дуэлях, поднимаются на эшафот, идут на смерть. У этой карты много названий, самое короткое из них – честь. Её действительно можно отобрать или уничтожить, но без неё человек уже не человек, а жалкая тень.

Уверен, что у моей Мышки есть такая карта, иначе бы и не затевал эту партию. Отвечаю не сразу – нужно отделить этот ключевой момент разговора от всего, что ему предшествовало. Это уже не шутка, и больше никаких «Мышек». Наконец, говорю самым серьёзным и искренним тоном:

– Светлана, я обещаю, что с тобой такого не случится. Обещаю, что не причиню тебе зла.

Мне не нужно притворяться: я действительно говорю от всего сердца. Она чувствует это и пристально смотрит мне в глаза.

– Честно?

– Честное пионерское, – вдруг само собой вырывается у меня.

И она принимает этот дурацкий ответ! Хотя нет, она его просто не слышит – смотрит мне в глаза неотрывно, ищет ответ в них.

Вот и всё: карты вскрыты, игра закончена, и сейчас она должна принять решение.

Спокойно выдерживаю её оценивающий взгляд – взгляд женщины, взгляд самки. Наверное, так же смотрит львица на приближающегося самца. Я бессилен что-либо сделать и остаётся только ждать.

Вдруг в её глазах происходит едва уловимая перемена: Мышка решение приняла. Она ещё не знает об этом, вернее, не может пока выразить, но оно уже принято, и я даже знаю какое – нужно только помочь облечь его в простое короткое слово. Очень кстати является Стасик с кофе.

– Я могу подумать?

– Конечно, у тебя уйма времени, – делаю паузу, – пока ты пьёшь свой капучино. Но когда ты поставишь чашку, ты должна выбрать одно простое слово и сказать: «да» или «нет». Но запомни, что «нет» – это «нет». Выберешь его – я вызываю такси, ты едешь домой и я навсегда исчезаю из твоей жизни.

Пьёт маленькими глотками. Пьёт долго. Ей хочется, чтобы чашка была бездонной. Но вот чашка тихо звенит о блюдце, и так же тихо звучит ответ:

– Да.

– Хорошо, – сухо говорю я и жестом подзываю Стасика.

Рассчитываюсь, встаю и, не удостоив Мышку взглядом, направляюсь к выходу. Она сказала «да», но пока это лишь слово – дуновение воздуха. Нужно, чтобы она подтвердила его действием. Она может сейчас просто остаться и никуда не идти, может ускользнуть за моей спиной и сбежать.

Не оборачиваясь, неторопливо направляюсь к машине, открываю дверь с пассажирской стороны, жду. Шелест серой курточки – и она проскальзывает в машину. Закрываю «мышеловку» и сажусь за руль.

Дело сделано, остались только кое-какие формальности. Где-то в глубине души нетерпеливо заворочался Шерхан.

– Убери лапы. Это моя добыча, – говорю я ему.

Она

Ведёт машину молча, смотрит только на дорогу, как будто меня рядом нет. Это хорошо – нужно собраться и придумать, что ему сказать. Мысли скачут и путаются. До сих пор он не сделал мне ничего плохого, только поставил в ужасно зависимое положение.

Признаюсь себе, что он мне нравится, и что думаю о нём постоянно – с той самой первой нелепой встречи. Если бы он начал ухаживать, я бы не возражала, но сейчас между нами стоят эти проклятые деньги! Зачем он это сделал? Если я соглашусь на постель, то это будет унизительно и мерзко.

Впрочем, какие ухаживания? Он, кажется, вообще на них не способен. Тыкает мне с самого начала, обращается со мной, словно я какая-то бродяжка, случайно попавшая ему – такому, всему из себя брутальному супермэну – под ноги.

Эгоист и подлый шантажист! Пользуется тем, что у меня безвыходное положение. У него даже и в мыслях нет ухаживать – зачем тратить силы и время? Денег полно, проще купить новую игрушку, развлечься и выбросить на помойку. «Они всегда получают то, что хотят», – как предупреждала Вика.

Господи, как пить хочется. И почему я не попросила воды в приёмной? Дура!

Надо что-то придумать. Главное – его опередить и сразу поставить на место. У него властный голос, он меня гипнотизирует – умелый манипулятор, спору нет. А вот не дать ему начать мною манипулировать! Первой всё высказать! А начнёт приставать – просто послать далеко-далеко, встать и уйти!

Хотя оскорблять его вроде бы не за что – помог ведь с операцией, пусть и не бескорыстно. Да и нравится он мне, что скрывать: вылитый граф Жоффрей де Пейрак – и хромает, и шрам имеется, всё как положено. Именно о таком мужчине я всегда мечтала.

Нужно придумать вежливый, но твёрдый отказ. А вдруг он заберёт обратно деньги и операцию отменят? Что я скажу маме? А может быть, он вообще пока не заплатил? Условия ставить будет – понятно какие. Как я буду себя чувствовать, если мама не доживёт до операции? А как буду жить, если стану продажной шлюхой?! Господи, почему ресторан так близко: уже подъехали, а я так и не придумала, что сказать!

И название у ресторана дурацкое – «Бонжур». Кафе оно бы ещё подошло, но не ресторану. Вот идёшь, скажем, по Парижу, а там русский ресторан: «Добрый день» или, ещё похлеще, «Доброе утро». Абсурд! Улыбнуло, и я чуть-чуть расслабилась.

Ускользаю в туалет – нужно побыть одной и подумать. Тут вполне опрятно и чисто. Привожу себя в порядок и пытаюсь успокоиться. Ужасно хочется хлебнуть воды из крана, но как-то противно: я же ещё не пала настолько низко, чтобы пить воду в туалете. Или уже пала? Вот скоро стану шлюхой и тогда уж буду лакать воду из унитаза на законных основаниях.

Из зеркала на меня смотрит моё усталое лицо. Волосы всклочены. Чучело-мяучело! Ну и пусть – чем хуже, тем лучше. Может быть, побрезгует.

Составляю максимально учтивую, но решительную фразу, репетирую перед зеркалом. Ещё раз наставляю сама себя: опередить его, сказать первой. В душе понимаю, что всё это бесполезно. Он просто возьмёт меня за локоток, как в тот раз, просверлит гипнотическим взглядом, уведёт за собой и сделает шлюхой. Может, лучше сбежать сейчас? А мама?

Решаюсь и выхожу в зал. Он сидит в дальнем углу за зелёной стенкой из растений. Спокойно так сидит, поджидает. Шантажист! Но до чего же он привлекателен…

Официантик с серьгой в ухе подаёт меню. Глянул на меня презрительно и, кажется, думает: «Знаем мы таких – мелкая шлюшка. А что, нет? Ну, так скоро станешь».

Не помню, когда последний раз была в ресторане. Наверное, ещё когда папа был жив. С Игорьком бывала разве что в недорогих кафешках – инфантил и жмот, так и норовил, чтобы платила я. Этот не такой: настоящий мужик. Если захочет – весь этот ресторан прикупит вместе со мной, глазом не поведёт.

Из кухни ресторана вкусно пахнет. У меня мгновенно засосало под ложечкой и захотелось есть. Вспоминаю, что уже дня три не ела нормально – не то чтобы не на что было еду купить, до такого я ещё не дошла, просто нервы.

Выберу себе что-нибудь недорогое. Может быть, рыбу? А какую? У них наверняка и названия блюд такие же вычурные, «иностранные», типа: «карась а ля крем сметана».

Не успеваю даже открыть меню, а он уже молниеносно делает заказ. Обидно. Хотя в душе признаю: мне нравится его решительность. И заказал именно то, что я хотела, и избавил от мук выбора. И кофе – как я люблю. Может быть, и не шантажист? А кто?

Вот и вода, наконец! Залпом осушаю полбокала. Выпила бы всё, но мне кажется, что он за мною насмешливо наблюдает. Не стоит доставлять ему такого удовольствия.

Стараюсь не встречаться глазами – боюсь гипноза. Вижу только руки – сильные, уверенные, с длинными, чувственными пальцами. Отмечаю, что ногти аккуратно и тщательно ухожены, не обгрызены, как у противного Игорька. Он молчит и разглядывает меня. Сказать сейчас? Нет, ещё не время.

Вот и заказ несут. «Приятного аппетита!» – и тон его насмешливый, издевательский! Хотя нет, это я накручиваю себя – вполне обычный, даже учтивый.

Поднимаю глаза, чтобы вежливо ответить, и вижу, как несчастный бифштекс под его ножом испускает красный кровавый сок. Нет, это не бифштекс – это я лежу перед ним на тарелочке! Вот и меня он съест – не подавится. Нет, даже не съест, а так, пожуёт и брезгливо выплюнет.

Рыба, надо признать, необыкновенно вкусная: нежная и сочная, соус пахнет сливками и какой-то специей. Решаю поесть – ведь даже приговорённым к смерти положен последний ужин.

Пробую зелёные стебельки – они тоже нежные и чуть хрустящие, с тонким приятным ароматом. Видела такие в супермаркете, но не могу вспомнить, как называются.

Он интересуется, понравилось ли блюдо. Конечно, понравилось, только вот зачем спросила про аспарагус и выставила себя невеждой?! Кажется, он ехидно улыбается, и от этого кровь приливает к лицу. Впрочем, нет – это я опять себя накручиваю. Он всё нормально объяснил, вежливо.

От досады на саму себя хочется уколоть его, поэтому спрашиваю про жену: у такого обязательно жена должна быть с ногами от ушей.

Но жены нет. Не ожидала. Странное чувство: с одной стороны, жаль – мой выпад прошёл мимо, но с другой – почему-то радует, что её нет. А почему? В разводе?

И вот началось: хочет предложить мне что-то. Понятно что! Нужно не дать ему договорить. Собираюсь с духом и одним махом выдаю заготовленную фразу. В конце, правда, сбиваюсь и, наверное, выгляжу мямлей. Но сказала же!

Ах, вот как? Не любовницей?! Кем же ещё? Я так настроилась именно на это, что теряюсь, лихорадочно перебираю варианты, но не нахожу. И тут – как молотом по голове: «рабыней»!

Перехватывает дыхание, ловлю воздух, и в голову сразу лезут всевозможные книжные рабыни – от древней Греции до Изауры. От этого раскатистого слова в детстве замирало сердце и сводило живот.

Когда читала по ночам, с фонариком под одеялом, Анжелику, то особенно потрясла сцена, где её выставили на аукционе и раздели донага перед полным залом мужчин. Представляла себя на её месте – становилось жутко, и в то же время сладко загоралось и тяжелело внизу живота.

А сцена, когда её наказывали плетью на виду у всех! Воображала, как это стыдно и, наверное, очень больно. Боль и кровь мне не нравились, но от мысли, что и я могла бы стоять вот так, привязанная к столбу, становилось горячо между ног. И теперь так же крепко сжимаю бёдра – как тогда в детстве.

А он тем временем вещает про самый обычный договор. И слово-то подобрал – «обычный», как будто все вокруг такие договоры подписывают по сто раз на дню! Будет пользоваться мной как хочет, да ещё и наказывать! Вдруг всё стало на свои места: так вот кто он – садист!

Спокойно так отвечает, что не садист, а просто-напросто доминант-мастер. Доминант – это вроде того психопата с комплексами и словесным недержанием, из книжки про серость? Но этот на психопата не похож. Ну конечно, он ведь мастер! Интересно, это как? Дипломированный доминант-профессионал? Как с английской учёной степенью Master of Arts? Тогда выходит Master of Domination? Закончил магистратуру по поркам? И он что, бить меня собирается?

Становится страшно, а он ещё и юлит: не отвечает на вопрос прямо, а переводит всё на мышек-крысок. Ах вот оно что: он со мной играет, как кот с мышью. Как же я раньше не поняла!

Как ни странно, от этой мысли немного успокаиваюсь: может быть, у него просто игра такая – стебаться, ну, шутить так. Хотя вряд ли – серьёзно так разъясняет, что мышек, вроде меня, он не бьёт, только «наказывает».

И тут до меня доходит, чего ради он взялся мне тогда джинсы отряхивать! Да он просто задницу мою пробовал, примерялся. Видно, подошла – его размер!

Меня, конечно, наказывали в детстве: отчитывали, мультики не разрешали смотреть, бывала и в углу, но ни мама, ни папа ни разу не наказывали меня физически. Правда, была у нас в классе одна девочка, тихая такая, из неблагополучной семьи. Она мне однажды по секрету призналась, что отчим её наказывает – бьёт ремнём. И не просто бьёт, а заставляет при этом раздеваться догола и долго стоять в углу на коленях с красной битой попой. В туалете показала полоски от ремня.

Мне было жутко, но очень интересно: представляла, как бы это было, если бы папа заставил меня раздеться и выпорол ремнём, или отшлёпал. От этого замирало сердце, и, как с Анжеликой, загоралось внизу. Со временем научилась гасить этот огонёк рукой – было и стыдно, и сладко одновременно. Ловлю себя на мысли, что и сейчас это делаю, и что вчера ночью вспоминала сильную жёсткую руку на своих джинсах и мечтала о нём.

Ясно теперь, почему он оплатил операцию! Специально так подстроил, чтобы сделать меня зависимой и принудить стать его рабыней.

Отвечает, что он сделал это тайно, и врач только случайно проболтался. А ведь и правда: вспоминаю, как он на главврача тогда зло зыркнул.

Сразу становится легче: операция оплачена, и вообще это не про деньги – он ещё и наварится на этом! Учись, Светка, как люди бизнес делают! Значит, это не про продажу тела, а просто сделка между нами, вроде бартера: «ты мне – я тебе».

И как же ловко у него выходит: получается, что мы уже как бы вместе обговариваем его сумасшедшее предложение – «мы обсуждаем нашу сделку».

Сделка – вот это слово! Вспомнила Гёте, которого проходили на втором курсе – сделка с дьяволом. Никакой он не граф де Пейрак, а злой дух Мефистофель! Заманивает меня, искушает: научит всему, откроет сексуальность, осуществит мои тайные фантазии. Умело и убедительно искушает, так, что у меня мурашки по коже и в животе сводит от возбуждения. Ага, даст мне это всё, а потом заберёт душу!

А он умён! Подловил меня на Гёте: я и забыла, что в конце Мефистофель так и не смог утащить душу Фауста – ангелы вознесли её на небо. Вдобавок он ещё и философ – хорошо про душу сказал. Как же: откроешь душу, и тут же кто-нибудь норовит в неё плюнуть.

Вдруг он стал серьёзным – впервые назвал меня Светланой, а не Мышкой, и опять похож на Жоффрея. С ума сойти: это не стёб – он реально предлагает мне договор! Это всё по-настоящему!

С ужасом понимаю, что мне безумно хочется согласиться. Кинуться, как в омут с головой, и отдать себя в его умелые сильные руки. Моё тело рвётся к нему, и только страх держит: страх, что он меня обманет, заманит в ловушку, растопчет и уничтожит душу. Это похуже, чем сделать шлюхой! Вот чего я боюсь! Ведь я совсем его не знаю, а потому – могу ли доверять?

Смотрю ему в глаза, пытаюсь увидеть в них малейшие отблески похоти, фальши. Но не нахожу – только открытое спокойствие и какие-то, едва уловимые, усталость и печаль. Я ему верю!

Как же сказать, как выразить, что я его хочу? Хочу, чтобы он меня схватил и сжал в своих крепких руках! Стоп! Надо остановиться и подумать. Нет, я уже не сомневаюсь, просто мне надо прислушаться к себе. Как хорошо, что он заказал именно капучино: чашка большая – у меня есть время!

Но как передать ему то, что сейчас происходит у меня в душе? И он приходит на помощь – он всегда приходит мне на помощь!

Такие простые слова: «да» или «нет». Только сделать выбор, и он исчезнет из моей жизни… Невозможно! Он уже стал частью моей жизни, частью меня!

Сжимаю в руках чашку. Как же я люблю этот аромат ванили! Глубоко вдыхаю. Вслушиваюсь в себя. Есть страх перед неизвестным, волнение, предвкушение чего-то нового, необычного, и ещё много разных чувств и оттенков, но нет ощущения позора и пожара унижения, испепеляющего душу.

Как же хорошо, что кофе горячий – можно пить долго, маленькими глотками. Он мне кажется ароматнее и вкуснее, чем тот, что я обычно пью в кафе. Откуда он узнал? Ах да, Вика с её длинным языком. Мысленно её благодарю и улыбаюсь.

Вспоминаю весь наш с ним разговор за столом. Он, конечно же, мастер, тонкий психолог, но не манипулятор. Помню, как легко, всего одним словом, он подчинил меня и подавил волю тогда, при первой встрече. А мог бы и сейчас так сделать, но выбрал другой путь: умело построил и провёл разговор. Разыграл всё как по нотам, ни на мгновение не было ощущения принуждения или малейшего давления.

Сейчас стало понятно, почему он решил за меня сделать заказ: убирал с дороги всё мелкое, незначительное. Что бы изменилось в моей жизни, если бы я долго и мучительно выбирала, скажем, между лососем и камбалой?

«Да» – говорю тихо, но уверенно, когда чашка опускается с тихим звоном на блюдце.

В его коротком сухом «Хорошо» нет ни капли удовлетворения, радости одержанной победы, ни тени эмоции на лице. Не глядя на меня, расплачивается, поднимается и уходит.

Меня охватывает паника: я не так сказала «да»! Может быть, ему показалось, что это было неискренне или он уловил скрытую издёвку – «да пошёл ты…»? Теперь мне кажется, что его «хорошо» звучало зло и угрожающе: «Ну, хорошо, тогда я ухожу!»

Бросаюсь за ним, догоняю у самых дверей и вдруг понимаю: он ещё раз даёт мне возможность выбора! Я могу сейчас просто улизнуть за угол.

Иду за ним к машине, он открывает дверцу и, не оборачиваясь, ждёт. Проскальзываю на привычное, подогнанное под меня кожаное сиденье. Дверь закрывается, сердце замирает от страха – и тут вдруг ясно понимаю, что в его машине у меня уже есть место – моё место! Страх отступает.