Читать книгу Тест на душу - - Страница 2

Михаил сидел у окна, глядя, как дрон-почтальон зависает у соседнего балкона, механически бормоча:

– Доставочка! Доставочка! Оплатите улыбкой!

С утра он уже выпил пару чашек кофе, почитал комментарии, ответил на одно письмо из сотни. Удалил остальные. Оделся – потом снова переоделся, в поисках баланса между строгостью и легкой неформальностью. Посмотрел в зеркало и не узнал себя: лицо стало чуть более… значимым. Как будто новости, мемы и перепосты добавили ему веса. Не в килограммах, а в каком-то цифровом гравитационном поле.

Он снова посмотрел на письмо от Совета.

– Найти баланс, – пробормотал он. – Я-то думал, они хотят послать меня подальше. А они – приглашают на ужин. Где, возможно, я – блюдо.

Он нажал кнопку «Принять участие». Тут же клацнул автоматический ответ: «Подтверждение получено. Вас ожидают сегодня в 14:00 в зале №4. Пропуск активирован».

В кухне воцарилась тишина. Он почувствовал, как в животе закололо. Странное волнение – не страх, но будто внутренняя перестройка. Как будто ты шел вдоль берега, а теперь шагнул в воду.

Перед выходом на мгновение замер в прихожей, задержал дыхание и открыл дверь. Кондиционированный воздух в холле был свеж, сегодня – с ароматом хвои. Лифт, коридор, сканер отпечатков – всё привычное. Только внутреннее ощущение непривычное. Словно бы весь маршрут стал коридором к сцене. А он – участником представления, которого не просил, но на которое всё-таки вышел.

Михаил сел в кабину автоматакси и на секунду пожалел, что больше нельзя сказать водителю, как в юности:

– Только без радио, ладно?

Машина вежливо заговорила голосом актрисы, умершей лет десять назад:

– Пункт назначения: Комитет по цифровым правам. Примерное время в пути: 18 минут. Хотите обзор новостей или тишину?

– Тишину. И, пожалуйста, не говори больше голосом моей юности. Это странно.

Мужской баритон с готовностью ответил:

– Ваш запрос принят. Приятной поездки.

Машина мягко тронулась, и Михаил стал наблюдать за улицей.

Пешеходов почти не было – в основном дроны-курьеры, роботы с контейнерами, пару раз – человек в экзоскелете, с опознавательным знаком «инвалид».

На перекрёстке огромный рекламный экран вещал:

«Они учатся. Они чувствуют. Пора признать – мы не одни.»

Под слоганом – улыбающийся сервис-робот с глазами-пикселями и лозунг:

«Либерация начинается с эмпатии!»

Михаил хмыкнул.

– Эмпатия, запрограммированная маркетологами. Это вам не Тьюринг, это Швыринг. Проверка на внушаемость.

Мимо проплыл полицейский дрон, словно акула с мигалкой. За ним – мусоровоз без окон, везущий, возможно, не только мусор.

Он посмотрел в окно – в стекле отразилось его лицо:

– И я в этом тоже. Один из – едущий в комитет, который решит, что считать разумом.

У кафе стояла девушка. Настоящая. Играла с робособакой. Та виляла хвостом – а может, антенной – и тихо булькала, как будто радовалась. Михаил поймал себя на мысли:

– А ведь кто-то уже говорит «он» про таких. А я до сих пор думаю «оно». И кто из нас – не в ногу?

Такси плавно съехало на выделенную полосу и ускорилось. Здания становились всё более стеклянными и одинаковыми. Лицо Михаила вновь отразилось в стекле – теперь оно казалось не просто уставшим, а участливым к оригиналу. Как будто он заранее знал, что его ждёт, но всё равно идет как на эшафот. Ну, ладно, не так мрачно. Но как на место публичной экзекуции – точно!

– Подумать только, – пробормотал он. – Когда я учился, мы ещё спорили: есть ли у ИИ сознание. А теперь спорят, сколько ему платить.

Вот сцена прибытия Михаила на заседание комиссии – с атмосферой, деталями и ощущением всё нарастающей внутренней двойственности:

Михаил вышел из машины на остановке «Здание Совета».

Автоматакси мягко пискнуло, плавно закрыло дверь и укатило дальше – безэмоционально, идеально, как всё здесь.

Здание возвышалось над площадью аккуратным «под старину» прямоугольником. Стекло, металл, иллюзия прозрачности. Парадный вход был украшен голографической лентой с мерцающей надписью:

«Экспертная комиссия по правам цифровых субъектов. Заседание №1»

У ступеней суетились дроны-доставщики, вежливо разъезжаясь, словно танцуя. Гуманоид с курьерским ящиком на спине замер перед камерой сканирования, получил зелёный свет и бодро зашагал внутрь. Посетители подходили к зданию – кто в костюме, кто в кэжуал, кто в нейтральной серой форме чиновников. Некоторых сопровождали персональные ассистенты – андроиды с портфелями в руках.

На скамейке рядом со входом подросток спорил с браслетом:

– Я не хочу слушать лекцию по эмоциональной этике!

– Твоя мама отметила это как обязательное занятие, – ровно отвечал браслет.

– Моя мама – не законодатель.

Михаил усмехнулся. Всё-таки у подростков ещё остался бунт. Пусть и направленный на периферийные устройства.

Он остановился перед входом. Металл и стекло. Вся эта конструкция – как будто говорит от имени государственного заведения: «Мы – объективны. Мы прозрачны. Мы беспристрастны».

Но Лазарев давно знал по опыту: чем прозрачнее фасад, тем чаще он скрывает витиеватую бюрократию, давления и подковёрные игры.

Дежурный с нейтральным лицом и голосом на два тона ниже стандартного машинного проговорил:

– Михаил Лазарев. Идентификация пройдена. Добро пожаловать. Ваше заседание в зале «№ 4. Оракул».

– «Оракул», – пробормотал Михаил. – Ну конечно. А следующий будет «Пифия»?

Он шагнул внутрь. Холл встретил его тишиной, нарушаемой лишь шелестом шагов и звуком удаляющегося дрона. Пространство было залито мягким, неуловимо ненастоящим светом.

На стене – фреска в духе нейрокубизма: человек, робот-андроид и нечто среднее держатся за руки, как три фигуры из нового техно-завета.

Михаил остановился перед ней на секунду.

– Аминь, – сказал он. И направился в сторону «Оракула».

Дверь в зал №4 открылась сама, будто приглашая. Михаил задержал шаг. Всё ещё можно уйти. Или, по крайней мере, сделать вид, что просто ошибся этажом. Он вздохнул и сделал шаг вперёд. Слишком поздно для нейтралитета.

Зал оказался больше похож на зал для презентаций в продвинутой ИТ-компании, чем на место юридических разборок. Круглый стол из материала под матовое темное дерево, экраны встроены в поверхность перед каждым местом участника, в центре – тонкий голографический проектор. Кресла – удобные, эргономичные, слегка покачивающиеся, как будто созданные, чтобы сглаживать неловкости обсуждаемых вопросов.

У каждого места – табличка с именем и проекцией ролика в миниатюрной голограмме: короткое 3-секундное интро с фото, должностью и «нейтральной» заставкой. Михаил мельком посмотрел на свою: серьёзный взгляд, серый фон, надпись «Лазарев Михаил, юрист, независимый эксперт». Почти без пафоса. Почти без иронии.

Первой вошла депутат Платонова – полноватая женщина лет шестидесяти с прической, как корона у статуи Свободы, в строгом сером брючном костюме.

– Ну хоть кофе здесь будет? – буркнула она, садясь с видом завсегдатая подобных мероприятий.

Рядом с ней аккуратно поместил себя в кресло второй представитель власти – тоже депутат Сергеечев, молчаливый мужчина в идеально подогнанном костюме, в петличке блеснул значок с эмблемой комитета по этике. Неопределенно кивнул как бы всем и никому конкретно.

Слева от Михаила устроился активист в толстовке с надписью «I AM NOT A MACHINE». Молодой, с горящими глазами. Представился:

– Лев Ясин. Коалиция за права человека как вида.

– Михаил. Просто Михаил. Пока что, – кивнул тот в ответ.

Справа подсела женщина с идеально гладкой кожей, производящей впечатление ИИ модели в облике человека. Лишь легкие морщинки в углах глаз и рта намекали, что это все-таки человек, изо всех сил вкладывающийся на дорогую косметику. Активистка по имени Зинаида Мхитарян, представитель движения «Цифровая эмпатия».

– Я так рада, что вы присоединились. Этот диалог – исторический. Мы ведь должны идти вперёд, не назад, – сказала она, склонив голову чуть вбок, и почти как робот.

– Угу. А иногда стоит спросить: «Куда именно вперёд?», – ответил Михаил.

Последним вошёл мужчина с идеальной осанкой и лицом, отрепетированным в медиатренингах. Темноволосый, речь мягкая, хорошо поставленная – Кирилл Сергеевич Веденин. На его интро: «Генеральный директор, Группа компаний «Нейроядро».

– Рад, что все наконец встретились. Думаю, мы сможем найти сбалансированное решение. Разум всегда побеждает страх, – сказал он, плавно обводя взглядом присутствующих.

– Или, по крайней мере, финансирование побеждает эмпатию, – тихо пробормотал Лев.

Кто-то на другой стороне стола хихикнул. Показалось, или это был Веденин?

Из динамиков раздался голос ведущей заседание – приглушённый, бесполый, с той самой машинной нейтральностью, от которой хочется то ли уснуть, то ли бежать:

– Добро пожаловать на первое заседание Экспертной комиссии по правам цифровых субъектов. Пожалуйста, подтвердите своё присутствие.

По периметру вспыхнули световые кольца – каждый участник коснулся сенсора, табличка подсветилась зеленым.

– Заседание открыто. Просим участников воздержаться от употребления оскорбительной терминологии. Напоминаем: фраза «железка», равно как и «болванка», классифицируются как пренебрежительная лексика по отношению к цифровым субъектам.

Платонова фыркнула:

– А «господин Тостер» пока ещё допустимо?

– Фиксирую как иронический комментарий. Переход к повестке, – невозмутимо произнес голос.

Михаил откинулся в кресле. Всё начиналось, как и следовало ожидать: вежливый цирк на стартовой скорости. Но он уже чувствовал – за этим «доброжелательным» фасадом скрываются силы, которые пришли сюда не слушать.

А может, и не люди вовсе.

После протокольных формальностей, коротких вступлений и озвучивания повестки, в зале повисло секундное молчание. Его нарушила Зинаида, подняв руку с демонстративной осторожностью, как в школе:

– Простите, прежде чем мы продолжим… Я бы хотела задать вопрос по составу участников.

– Уточните, – вежливо ответил голос ведущего.

– Почему среди нас нет ни одного цифрового субъекта?

Мгновение тишины как выстрел. Те, кто не моргнули до этого, моргнули сейчас.

– Я считаю, что обсуждать права кого-то, не предоставив ему слова, – это… ну, всё равно как в прошлом веке – обсуждать права женщин без женщин, – продолжила она.

– Или рабов без рабов, – вставил Ясин.

– Или ИИ без процессора, – хмыкнул кто-то с другого конца стола.

Голос ведущего отозвался с той самой искусственной выдержкой:

– В связи с запросом стороны «Цифровая эмпатия», к заседанию временно допущен наблюдатель.

Цифровой субъект версии Synthia v.14, созданный в исследовательских целях. Наличие сертификата этической безопасности подтверждено.

Из стены плавно выехал вертикальный прозрачный цилиндр, внутри которого медленно сформировалась голограмма – юноша лет двадцати с безупречными чертами, в белой рубашке, безликий и вежливо улыбающийся. Его табличка гласила:

SYNTHIA-14. Прототип. Наблюдатель.

Подпись снизу мелким шрифтом: «Цифровой субъект – не наделён правом голоса».

– Но… у него же мужской облик? – удивлённо вскинула бровь Платонова.

– Имя «Синтия» выбрано по принципу кодовой симметрии, – пояснила Зинаида.

– По принципу идиотизма, скорее, – пробормотала Платонова.

Синтия мягко повернул голову и сказал:

– Здравствуйте. Я рад участвовать в наблюдении за процессом. Я буду фиксировать содержание обсуждений и оценивать эмоциональный климат зала. Выражаю благодарность за гостеприимство.

Михаил молча смотрел на это представление, не веря, что все происходит всерьёз. Он как юрист знал фарс, когда видел его. А это был почти академический эталон:

– Искусственное лицо, искусственное участие, искусственное право на высказывание… и при этом – потенциально прецедент.

Он наклонился к Льву и тихо прошептал:

– Знаешь, в истории юриспруденции был случай, когда в суде слушали попугая как свидетеля.

– И что?

– Это стало основой закона о недопустимости «преднамеренной зоологизации судебной процедуры».

– Намекаешь, что мы сегодня станем классикой?

Михаил пожал плечами, бросая взгляд на цифрового гостя, который тем временем включил свой первый «наблюдательный режим».

На экране над ним загорелся график: «Эмоциональная температура зала: 38% – скептицизм, 24% – напряжение, 18% – пренебрежение, 7% – скрытое возбуждение, 13% – ирония.»

И Михаил не сдержал усмешки:

– Ну вот, наконец кто-то заметил моё внутреннее возбуждение.