Читать книгу Продавец надежды. Найти смысл жизни в мире, где тревога – норма, а спокойствие – бунт - - Страница 14
Глава 11. Чокнутые
ОглавлениеЯ проснулся в четыре часа утра. Было холодно, и дул сильный ветер. Меня разбудили отчаянные крики едва дышавшего напуганного Бартоломеу:
– Мост падает! Нас раздавит!
Мое сердце бешено забилось от страха. Я вскочил, чтобы поскорей убраться от моста.
Учитель взял меня за руку и попросил успокоиться.
– Как успокоиться, когда нам грозит смертельная опасность? – воскликнул я, вглядываясь в старые трещины моста, которые в темноте показались мне совсем свежими.
А Учитель спокойно сказал:
– У Бартоломеу абстинентный синдром.
Хотя еще несколько часов назад я был готов покончить с жизнью, теперь во мне горело желание жить. Мой находившийся в пьяном бреду спутник привел меня к великому открытию: как бы тщательно самоубийцы ни планировали свою смерть, они хотят убить не себя, а свою боль. Я глубоко вдохнул и попытался расслабиться, но тревога не проходила, а сердце все еще бешено билось. Я посмотрел на Бартоломеу: он был в ужасе.
У него случилась белая горячка. Отсутствие алкоголя в крови привело его организм в болезненное состояние: ему не хватало воздуха, участился пульс, началась потливость. А хуже всего было то, что в его сознании, и без того замутненном, настал полный коллапс, у него начались галлюцинации и видения, которые он не мог отличить от реальности.
Когда страх перед неминуемым падением моста прошел, начались новые галлюцинации. Бартоломеу видел огромных пауков и крыс размером с автомобиль, которые ходили по потолку, готовые сожрать его. Пот тек с него ручьями, его руки дрожали. Температура тела повысилась, и его бил озноб. Учитель всегда говорил: можно убежать от внешних чудовищ, а от внутренних чудовищ не убежишь. Человеческое сознание очень легко создает себе привидения. Пусть мы живем в разгар цифровой эры, примитивные чувства никуда не делись.
Бартоломеу пытался сражаться с голодными чудищами. Он кричал, весь дрожа в агонии:
– Начальник, помоги! Спасите!
Пытаясь успокоить Бартоломеу, мы посадили его на деревянный ящик из-под помидоров. Но он то и дело вскакивал в новом припадке. В какой-то момент он побежал вдоль по улице. В нашей стране пять миллионов алкоголиков. А я никогда и не знал, как тяжела их жизнь. Казалось, что алкоголь приносит радость. Учитель опасался, как бы беднягу не сбила машина, и предложил отвести его в государственную больницу, что находилась в трех кварталах, чтобы он себя не покалечил. Так мы и сделали.
Так я начал делиться своей энергией с другими, не прося ничего взамен. Конечно, все наши поступки продиктованы ожиданием какой-то выгоды, но, как говорил Учитель, есть праведные интересы, выходящие за рамки финансовой корысти и общественного признания, – интересы, связанные с удовольствием от помощи другому человеку и заботе о нем. Этот вид обмена не предусмотрен ни капитализмом, ни социализмом. Академической культуре он тоже чужд.
Я начал понимать, что эгоисты живут в тюрьме своих страхов, а люди, помогающие другим превозмочь страдания, облегчают и свои собственные. Я еще не знал, что буду раскаиваться в своем решении, не знал, что меня ждет, но думал, что продажа надежды, несмотря на все сопутствующие риски, была отличным «бизнесом» на рынке эмоций. Огромный страх моего товарища на время затмил собой мои собственные нерешенные проблемы.
Я представил себе, каких усилий стоило Продавцу надежды мое спасение. Он не потребовал за него денег, признания и оваций, но получил гораздо больше – повышенную дозу удовольствия. Он был так рад, что принялся танцевать на виду у всех. Какой прекрасный «рынок»! А меня он попросил всего лишь сделать то же самое.
Помощь Бартоломеу была моим первым опытом бескорыстной помощи другому человеку. Для эгоцентричного интеллектуала это непростая задача. Госпитализация алкоголика далась нам с боем. Очень сложно было убедить дежурных медиков, что наш друг может умереть. Его громкие вопли не помогали. Наши больницы не были готовы работать с человеческой психикой. Врачи умели лечить тело, а душу человека или не знали, или игнорировали. Наконец, согласие на госпитализацию было получено, и Бартоломеу немного успокоился. Ему дали львиную дозу успокоительного и спящего отнесли в палату.
Вечером мы пришли его проведать. Бартоломеу стало заметно лучше. Галлюцинации прекратились. Его выписали, и он попросил нас рассказать, что произошло и откуда мы его знаем. Учитель передал эстафету мне. Я пытался объяснить необъяснимое, а Учитель тем временем отошел в сторонку, чтобы не слышать похвалы в свой адрес.
Я рассказал пьянице о Продавце надежды, о том, как встретил его, как он помог мне, позвал меня за собой, как мы встретили Бартоломеу у подножия высотного здания, рассказал о танце, о вопросе про мечту, о том, как он позвал Бартоломеу за собой, о ночевке под мостом, о ночном ужасе – все в деталях. Бартоломеу внимательно слушал, качая головой и хмыкая. Все казалось мне нереальным, я чувствовал себя дураком, который пытается объяснить то, чего не понимает сам. А пьяница был в хорошем настроении, как Учитель. Он попытался снизить мое напряжение и сказал:
– То есть ты даже имени его не знаешь. Хм! Браток, здесь без пол-литра не обойтись.
Я уже подумал было, что он покинет нас, но ошибался:
– Я, знаешь, всегда мечтал найти человека, который будет еще безумнее, чем я.
Итак, с тех пор начались мои скитания с этой чокнутой компанией. Социологический эксперимент продолжался. Единственное, чего я опасался, – встретить на улице знакомых. Пусть лучше другие преподаватели и мои студенты считают, что я умер или уехал в другую страну. Бартоломеу беспечно насвистывал. Учитель шел рядом с нами, не скрывая радости. Вдруг он начал петь красивую задорную песню, которую сочинил сам. Ее слова были его жизненным девизом, а со временем стали главным лейтмотивом нашей истории.
– Я кое-что потерял —
потерял страх потеряться.
Я знаю о своих изъянах.
Можете звать меня безумным,
смеяться над моими идеями —
что с того?
Главное – я хожу по дорогам
и надежды продаю прохожим.
Не нужен компас, не нужна карта,
ничего не нужно – все есть у меня!
Я просто путник,
что сам себя ищет.
По дороге к дому (точнее, к мосту) мы встретили еще одного необычного типа. Его звали Димас ди Мелу, а называли его Рука Ангела. Точнее было бы сказать Рука Дьявола, но прозвище не всегда отражает характер человека. В этом случае оно было антонимично. Димас ди Мелу был мошенником. Двадцать восемь лет, челка светлых волос падает на лоб, подчеркивая длинный курносый нос и восточные черты лица.
Руку Ангела задержали при попытке украсть из супермаркета DVD-привод. На его счету было множество более серьезных краж, но ему всегда удавалось избежать наказания. А теперь он попал на камеру. Он проверил, нет ли в заведении камер, но ошибся и оказался в поле зрения скрытой камеры. Его арестовали.
В отделении полиции он попросил встречи с адвокатом. Перед началом допроса отозвал адвоката в сторону и сказал, что у него нет денег для уплаты залога. Адвокат на это ответил: «Нет денег – нет свободы. Значит, сядешь». Воришка, когда нервничал, начинал слегка заикаться. Он сказал адвокату: «Вот увидишь, чт… что я вы… выкручусь и без денег. Все, пошли». Адвокат не понял, какой номер планирует провернуть его подопечный. Закончив разговор, они вошли в кабинет, где их ждал нетерпеливый следователь-сноб.
Он спросил, как зовут задержанного. Димас сделал глупое лицо и поднес указательный палец правой руки к губам, посвистел и три раза стукнул себя по голове. Следователь рассердился и повторил свой вопрос. А Димас повторил свой жест.
– Да ты издеваешься! Сядешь за оскорбление представителя власти.
Он спросил, где проживает и чем занимается задержанный, но Рука Ангела с совершенно невозмутимым видом повторил свой ритуал: поднес указательный палец к губам, посвистел и стукнул себя три раза по голове. Он хотел показаться психически больным, умственно отсталым человеком, который не знает, где он и что происходит, и понятия не имеет о краже. Десять настойчивых вопросов остались без ответа. Следователь повышал голос, бил рукой по столу, угрожал – безрезультатно. Этот жулик был артистом в худшем смысле этого слова. Адвокату понравилась хитрость клиента.
– Это невозможно! Он же совсем псих! – закричал следователь.
Адвокат посмотрел на него и сказал:
– Господин следователь, я не сказал вам о психических проблемах моего клиента, потому что вы бы мне не поверили. А теперь вы сами видите, что он не отдает себе отчета в своих действиях.
Не желая более терять времени, следователь отпустил жулика. Покинув кабинет, адвокат поздравил Руку Ангела с освобождением и добавил:
– Ну ты его и уделал. Круто! Я никогда не видел такого ловкача.
Собираясь уходить, адвокат потребовал свой гонорар.
Рука Ангела посмотрел ему прямо в глаза и с невозмутимым видом поднес указательный палец к губам, посвистел и стукнул себя три раза по голове. Адвокат засмеялся, но заметил, что у него нет времени на шутки. Димас повторил свой жест. Мы наблюдали за этой сценой с противоположной стороны улицы.
– Расплачиваться будем? – Адвокат начинал злиться.
Рука Ангела снова повторил свой ритуал. Адвокат рассердился, а Димас все повторял и повторял свои жесты, не реагируя на его слова. Адвокат угрожал ему, даже пригрозил, что сообщит о нем полиции. Но как? Ведь он уже сказал следователю, что его клиент психически больной, а дача ложных показаний – серьезная провинность. Впервые в истории права мошенник за пятнадцать минут обвел вокруг пальца сначала следователя, а потом собственного адвоката.
Когда адвокат наконец ушел, не в силах больше препираться, Рука Ангела сказал вслух:
– Еще один слабак.
Учитель внимательно следил за обманщиком. Я не понимал, чем он его так заинтересовал. Может быть, Учитель хочет продать ему надежды о честности? Или проучить его, преподнести урок. А может, он хотел предостеречь нас от общения с такими людьми, чтобы мы не отдалялись от своей цели.
Учитель пересек улицу и подошел к хитрецу. Мы с замиранием сердца смотрели на него. А если мошенник вооружен? Димас посмотрел на Учителя, поймал на себе его блуждающий взгляд. К нашему изумлению, Учитель сказал уверенным голосом:
– Ты мечтаешь разбогатеть, и все средства для тебя хороши.
Мне понравились эти слова, хотя я подумал, что начинать с них знакомство очень смело. Но то, что он сказал после этого, привело в ступор и меня, и даже совершенно протрезвевшего Бартоломеу:
– Из воров получаются плохие распорядители. Они бегут от бедности, а убежать не могут.
Воришка был в шоке. Он не умел пользоваться украденным и жил в нищете. Он ненавидел нищету, хотел от нее избавиться, но она, верная спутница жизни, всегда оставалась с ним. Через несколько мгновений мир жулика был совсем разрушен:
– Хуже всего тот обманщик, который обманывает не других, а сам себя.
Воришка попятился. Он не привык думать, но то, что услышал, перевернуло его сознание. Он начал спрашивать себя: «А может, это я – самый худший обманщик? Я умею обманывать других, а самого себя я не обманываю? Кто этот тип, зачем он ко мне прицепился?»