Читать книгу Катанда, или Точка невозврата - - Страница 4

Разгадка пришла позже, громом среди (относительно) ясного степного неба. Оказывается, в высших кругах Университета зрела Грандиозная Идея. Родилась она, как водится, не в головах наших героев, а где-то между чаем с тушенкой у Большемысова и паяльной станцией в вагончике под табличкой «Лаборатория Информатизации».

Никто в Дегроидске, включая степных волков (которые, впрочем, интересовались в основном степлерами), точно не знал, зачем Антону Олеговичу Большемысову был нужен квантовый суперкомпьютер. Слухи витали гуще пыли над стройплощадкой. Существовало как минимум три теории.

Теория Бюрократической Реконкисты: Большемысов, измученный бумажными драконами, задумал победить их… их же оружием. Он хотел развернуть под степным небом нейросеть-монстра, которая бы генерировала тонны безупречных, но абсолютно фиктивных отчетов об успехах Дегроидска. По щелчку пальца! Вернее, по нажатию кнопки мыши, купленной на том же «Озоне». «Завалим Минобр бумагой так, что они сами сбегут в степь к волкам!» – якобы заявил он в узком кругу, потягивая чай из кружки «Лучшему археологу-ковбою».

Теория Археологического Грааля: Увлеченный загадкой таинственной каменской культуры раннего железного века Лесостепного Алтая (которую снобы из Новосибирска нагло отрицали, называя «археологическим фантомом»), Большемысов мечтал нанести на карту края все уже известные курганы. А потом, с помощью суперкомпьютера и одной ему известной формулы (выведенной на салфетке во время раскопок под дождем), вычислить координаты всех ещё неизвестных памятников! «Найдем столицу приобских скифов! Или хотя бы капище! И утрём новосибирцам нос!» – шептались в вагончике историков.

Теория Недоброжелателей (и Феди Журавлева): Самая простая и, возможно, самая правдивая. Говорили, что Антон Олегович с детства, тайком от всех, мечтал… запустить «Сапёра» на 256-битном 86-ядерном процессоре с дофигалиардом оперативки и бесконечным SSD! «Чтобы мины взрывались по-настоящему эпично! И флажки были оранжевыми!» – злорадно фиксировал в своем блокноте Федя, готовый доложить дяде Васе о «нецелевом использовании госсредств».

Но в действительности… Иметь в распоряжении Университета суперкомпьютер – это же не только полезно (для чего? ну, для чего-нибудь!), но и чертовски престижно! Особенно если этот суперкомпьютер – собственной, дегроидской сборки! Это был вызов системе, бюрократии и законам физики одновременно! Фактор «Сделано у нас!» перевешивал все разумные доводы.

Техническое задание на этого квантового монстра сформулировал Степан Антонович Глушков. Молодой кандидат физико-математических наук, заведующий лабораторией информатизации (пока что – одним вагончиком с табличкой), однофамилец (и, по упорным слухам, дальний родственник через троюродную тетку) самого Виктора Михайловича Глушкова – советского кибернетического титана. ТЗ было шедевром научно-технического абсурда:

Полностью отечественная элементная база. «От кабеля до кубита! Никакого зарубежного шпионского кремния!» – декларировал Глушков, чиня в это время что-то паяльником времен Глушкова-старшего.

Неограниченная масштабируемость. «Чтоб рос, как степной бурьян! Прикрутил вагончик – добавил петафлопс».

Поддержка логик: Двоичной («Ну, классика!»), Троичной («Для баланса!»), Десятичной («Для бухгалтерии!»), Случайной («Для творчества!») и… Безлогичной. «Абсолютно необходимая опция для работы с документами Рособрнадзора!» Причем все эти процессы должны были идти одновременно, где нужно – пересекаясь, где не нужно – параллелясь, а иногда и просто игнорируя друг друга. «Как жизнь в Дегроидске!» – философски заключал Глушков.

Ирония судьбы: В Минобрнауки инициативу… одобрили! Видимо, кто-то там тоже мечтал о «Сапере» космических масштабов.

Но денег не дали. Ни копейки. Более того, намекнули, что могут отобрать и то, что уже выделено на что-то менее амбициозное (например, на туалетную бумагу для вагончиков). Кризис!

Очередной мозговой штурм. Пахло торием, тушенкой и отчаянием. И тут слово взял аспирант Баранов, сбежавший в Дегроидск прямиком из технопарка «Алабуга», где ему надоело паять одно и то же.

– Братья по разуму! – воскликнул он, стуча кулаком по столу. – Забудьте про кремний! Забудьте про дорогущие литографы, которые только и умеют, что прожигать дыры в бюджете! Я предлагаю революцию! Дегроидскую! – Он выдержал паузу, оглядев заинтригованные лица. – Собственный литограф! Но не такой, как у всех! Наш литограф будет… печатать транзисторы! Как принтер! На обычное оконное стекло! Чернила? Кавитационный наноразрушитель! Насыпаем обычную «серебрянку» – алюминиевую пудру, мешаем с ацетоном дяди Васи, бомбардируем ультразвуком до состояния нанораствора! И наш литограф, как струйный принтер, печатает этими наночернилами прямо на стекле! Транзисторы, дорожки, память – всё! Техпроцесс? 1.5 нанометра! Обещаю! Стабильно! Intel и AMD после этого разорятся! Даже «Хуавэй» зачешется! – Он говорил с таким энтузиазмом, что верилось, несмотря на всю абсурдность.

– Глушков! Баранов! Берите стекло! Берите… – Большемысов огляделся, – серебрянку и ацетон! У дяди Васи в кандейке его – дофига! Он им ржавые гайки отмачивает! Конфискуем для науки! Вперед! Печатайте транзисторы, оперативку, видеокарты… всё! Суперкомпьютер должен быть готов ко Дню космонавтики! Или ко дню археолога. Какая разница!

Так начался Великий Дегроидский Стеклянный Проект. Рядом с вагончиком №3 вырос шатер из брезента (чтобы ветер не сдувал нанотехнологии). Внутри стоял станок, собранный Барановым из списанного плоттера, микроволновки (для нагрева) и деталей того самого экскаватора, где был пункт выдачи «Озона». Рядом – горы старых рам из Яготино, стекла которых теперь бережно протирали волонтеры-историки, пытаясь сохранить отпечатки эпохи Брежнева для потомков (или для музея). В воздухе витал едкий дух наноацетона – «чернил» нового литографа. Дядя Вася ходил вокруг и хмурился, лишенный своего любимого растворителя.

Федя Журавлев, чувствуя свою уязвимость после яготинского провала (его шпаклевка отвалилась кусками на новый «дуб премиум»), пытался примазаться к великому делу. Он норовил поднести стекло, протереть тряпкой, но чаще всего путался под ногами. Из-под его тряпки выходил исключительно брак. Стекла мутнели, покрывались разводами, на которых литограф Баранова печатал не транзисторы, а невнятные кляксы. Процессоры, рожденные на стеклах Феди, не могли возвести 3 в куб. Видеочипы… страдали от смеси дальтонизма и астигматизма в особо запущенных формах. Оперативная память получалась девичьей – все забывала мгновенно. Если бы Федя работал в Intel, из его кремния не вышел бы даже самый бюджетный Celeron, а так… получались артефакты, годные разве что для музея компьютерного брака.

– Он же анти-Мидас! – стонал Баранов, глядя на очередную партию стекол после Феди. – Все, к чему он прикасается, превращается в… в целеронный песок! 1.5 нанометра? Ха! У него техпроцесс – 15 сантиметров! В лучшем случае!

– Может, это и есть «безлогичный модуль»? – предположил Путин, изучая кристалл с явным дефектом. – Он не подчиняется законам физики. Как Федя.

Но проект шел. Лучшие стекла, очищенные не Федей, превращались под шипение ацетоновых сопел в пластины с причудливыми узорами – будущие процессоры «Салют-7» (ностальгическое название от Баранова), терабайтные плашки «оперативки» и чипы графических ускорителей. Их бережно несли в аудиторию 304а Главного корпуса, где медленно росло нечто грандиозное и пока безымянное (читателю подсказка: «Кулунда»). Сердце будущего суперкомпьютера.

И вот настал этот день. Сначала была красная ленточка у аудитории 304а, пафосные речи Глушкова о «квантовом скачке прямо из вагончика» и «триумфе дегроидской смекалки», вспышки камеры телеканала «Катунь-24» (которая упорно ловила в фокус Музу с системником, а не людей). Глушков щелкнул тумблером, сделанным из кнопки звонка яготинской школы. «Кулунда» проснулась не гулом, а странным мелодичным звоном стеклянных пластин под напором охлаждения.

На единственном мониторе (телевизор, ранее висевший в вагончике историков) побежали зеленые строчки написанной здесь же, в Дегроидске ОС «КуЗЯ» (Кулундинская ЗелёнаяЯдрёная):

user@kulunda:~$ _.

Глушков торжественно вывел:

echo "Привет, Дегроидск!".

Система послушно ответила. Муза на фасаде как будто улыбнулась. Аплодисменты! Баранов уронил от волнения паяльник.

А потом… Поздним вечером, когда последний журналист укатил в райцентр, а последний волонтер уснул лицом в винегрет, Антон Олегович Большемысов, таясь как школьник от родительского комитета, тихо, на цыпочках, взял ключ от актового зала. Сердце его билось чаще, чем во время защиты докторской по каменской культуре. Он включил пультом д/у огромный 8К экран (подарок спонсора, который так и не приехал) и аудиосистему «Аймакс». Акустика завыла степным ветром от внезапной нагрузки. Большемысов сдул пыль с бархатной коробочки, извлек коллекционный диск «Red Alert 3: Uprising. Ultimate Edition». Он был полон предвкушения. Сейчас-то! На таком-то монстре! Боевые медведи в 8К будут рапортовать «Так точно, тофарисч!» четко, что услышит сам Верховный главнокомандующий! Стаи дирижаблей «Киров» поплывут по экрану с частотой в 240 FPS! Вакуумная бомба обрушится на головы альянса НАТО с реалистичностью, от которой содрогнется кресло! Колонны танков «Апокалипсис» прокатятся по вражеским базам под аккомпанемент многоканального звука – настоящая симфония цифрового разрушения!

Он с трепетом вставил диск в широкий, многообещающий привод. Привод бодро замигал синим огоньком, зажужжал с надеждой новенькой техники… и вдруг издал звук, похожий на ворчание обделенного пса. На огромном экране всплыло окно: «ОШИБКА НОСИТЕЛЯ. Диск не распознан. Проверьте региональную защиту и наличие царапин.»

«Царапин?!» – фыркнул Большемысов, разглядывая девственно-блестящую поверхность диска. Он попробовал вставить диск снова. Привод зажевывал его, как невкусную кашу, и тут же выплевывал обратно. На третий раз «Кулунда» вдруг выдала на 8K-монитор:

user@kulunda:~$ ERROR: /dev/sr0: Attempt to read non-existent sector. Medium may be faulty or… excessively optimistic.

«Оптимистичный диск?! Да я тебе покажу оптимизм!» – прошипел Антон Олегович. Он попробовал запустить игру напрямую через «КуЗю», набрав startx (ведь где-то же должен быть графический интерфейс?!). ОС ответила: command not found. Он ввел game RA3. Ответ: RA3: not a valid quantum entanglement protocol. Use –help for available protocols. Помощь предлагала симуляцию бюрократических процессов.

Тогда он попробовал вставить диск в древний DVD-плеер, валявшийся в углу зала и подключить его к «Кулунде» через гору переходников. «Кулунда» отреагировала на подключение нового устройства резким скачком потребления энергии. Лампочки в зале померкли. На экране появилась надпись гигантскими пикселями: «НЕПОДДЕРЖИВАЕМЫЙ ФОРМАТ. Ожидался квантовый кубит. Обнаружен… DVD? SERIOUSLY?» А потом экран погас, сменившись классическим «синим экраном смерти» ОС «КуЗя», на котором весело плясали пиксельные медведи в беретах, держа в лапах табличку: «ОШИБКА АРХИТЕКТУРЫ. Ваш ЦПУ говорит на «Стеклянно-Ацетоновом». Игра требует «Древне-Кремниевого». Перевод невозможен. Сожалеем. Или нет.»

Выйдя на улицу, Большемысов в некотором расстройстве ходил по свежеуложенной (но уже кое-где проседающей) плитке перед Главным корпусом мрачнее тучи над Кучукским озером в ноябре. Причина? Не только неудача с «Ред Алертом». Великий Финансовый Облом.

Оказалось, все радужные перспективы Дегроидска, так красочно расписанные в отчетах федерального и регионального Минобров (и оперативно отправленных на самый верх, тому самому Однофамильцу нашего Дениса), были прекрасны… только на бумаге. Начального финансирования хватило лишь на фасад проекта: помпезный Главный корпус и четыре коробки для ППС.

А где? Где обещанные общежития для студентов, которые так и ютились в палатках, наскоро сколоченных вагончиках или снимали углы в Благовещенке, Кулунде и том же Яготине за три часа езды на редком автобусе? Где бассейн, который должен был стать «центром оздоровительного досуга» (и спасением от степной пыли)? Где асфальт хотя бы до райцентра, а не тропинка из паллет, по которой «Газель» со стеклом ехала со скоростью больного суслика? В отчетах всё это уже было построено, открыто и заасфальтировано! В реальности – степной ветер выл в проводах, а студенты второго месяца обучения уже подавали заявления на отчисление. Жизнь в палатке с печкой-буржуйкой быстро теряла романтику, особенно когда середина октября щедро сыпала на брезент ночными заморозками.

– «Кто приедет в Дегроидск с хоть какой-то проверкой… будет …расстрелян!»– якобы пошутили на самом верху, узнав о попытках регионального Минобра намекнуть на несоответствие отчетов и реальности. Шутку оценили. И больше не беспокоили. Проверять это гиблое место с суперкомпьютером из старых окон никто не решался. Бумажный фасад оставался незыблемым. А в степи… в степи студенты мерзли.

Не унывала только наша четверка. Почему? Да потому что у них был верный друг, ториевый товарищ и источник хаотичного тепла – «Школотрон-1»! Пеноплексовый корпус в вагончике №3 тихо гудел, как довольный кот, щедро делясь мегаваттами (ну, или чем-то их напоминающим) с ближайшим окружением.

Утром Большемысов вызвал Данилу к себе в ректорат (вагончик с табличкой «Администрация» и умывальником-Мойдодыром в углу):

– Мастер! – Антон Олегович хлопнул ладонью по столу, с которого свалилась папка с грифом «Отчет. Успехи. Превосходные.» – Твой «чайничек»… Он греет! Этот опыт надо масштабировать! Срочно! Пока наши студенты не превратились в ледяные статуи критиков бюрократии!

Идея была проста, как лопата, и гениальна в своем абсурде. К выходу «Школотрона» присоединили пластиковые трубы (закупленные по остаточному принципу для яготинских душевых, но неиспользованные). Эти трубы, как щупальца теплого монстра, потянулись к палаткам и другим вагончикам. В каждое жилище завезли алюминиевые радиаторы (тоже остались после капремонта в Яготино – «немного поцарапаны, но работают!»). Заполнили систему водой из озера, которая мгновенно нагрелась и понесла тепло в палатки и вагончики. Проблему отопления палаточного студгородка в осенне-зимний период, кажется, решили. Студенты сбрасывали куртки, в воздухе витал запах тушенки, гречки и легкого… оптимизма. Заявления на отчисление перестали поступать. Путин даже начал писать инструкцию: «Эксплуатация бытового ядерного реактора в условиях палаточного лагеря: рациональный подход». Онегин философски заметил: «Тепло… да… Сильное явление». Попов пытался жарить яичницу на радиаторе. По трубам бежало не просто тепло, а «Доброе тепло» – так Данила, в порыве предпринимательского вдохновения, назвал свой первый стартап, срочно зарегистрированный как ООО.

– «Газ – отстой! Мирный атом в каждый дом!» – гласили яркие, чуть кривоватые плакаты, созданные специально для Данилы студентами кафедры рекламы и маркетинга (которую открыли на волне энтузиазма и потому что нашелся свободный вагончик). На плакатах изображен улыбающийся «Школотрон» в оранжевом берете, обнимающий теплом деревенский дом. Слоган: «От Дегроидска с любовью (и слабым фоном)!»

…Темный, пропахший землей и солеными огурцами погреб их первой клиентки – Пелагеи Мироновны из Яготино. Никита, кряхтя, устанавливал в угол погреба «Школотрон-М». Он напоминал здоровенную оранжевую бочку (краска из баллончика Путина легла неровно), опоясанную слоями пеноплекса и стянутую скотчем. Из верхнего отверстия торчали пластиковые трубы, которые Денис ловко соединял с разводкой к радиаторам наверху. Данила сверялся с планшетом, где светилась схема подключения.

Пелагея Мироновна спустилась еще на одну ступеньку, цепляясь за скрипучую перильцу.

– Молодо-зелено! – прокряхтела она. – Бочка эта… а не рванет ли? У меня тут соленья, варенья! И коза Машка в сарае! Внучек вот приборчик дал, он пищит иногда… – Она тряхнула дозиметром-брелоком, который слабо замигал зеленым.