Читать книгу Сердце жаворонка - - Страница 6

Сообщение о смерти Топазо поступило в сыскную ранним утром. Полусонному дежурному вначале оно показалось неважным. Ну убийство, и что? Мало ли убийств? Да и, надо заметить, нарочному, посланному на улицу Пехотного Капитана, было велено сказать, что в гостинице «Хомяк Иванович» убит постоялец, и более ничего. Конечно, убийство – это событие, но чтобы в такую рань будить начальника, недостаточно важное. Поэтому один из дежуривших агентов был послан к чиновнику особых поручений Кочкину. И уже Меркурий Фролыч и выяснил, кто, собственно, убит. После ему ничего другого не оставалось, как побеспокоить начальника сыскной, отправив за ним агента с настоятельным требованием упомянуть, что убит Алессандро Топазо.

Фон Шпинне жил на Строгановской, в непосредственной близости от улицы Пехотного Капитана, поэтому в сыскную явился буквально через пятнадцать минут. Полковник шел размашистым шагом, совершенно не обращая внимания на едва успевающего за ним агента. Лицо начальника сыскной было спокойным и сосредоточенным. Несмотря на довольно прохладное утро, пальто его было не застегнутым.

Кочкин стоял на пороге сыскной, полицейская пролетка была запряжена, лошадь беспокойно перебирала копытами, а кучер, сжимавший в руке кнутовище, только и ждал команды.

Фон Шпинне, глядя на чиновника особых поручений, приложил руку к шляпе и, не говоря ни слова, забрался под поднятый фордек. За ним проследовал и Кочкин. Пролетку качнуло в одну сторону, затем в другую. Агент, который никак не мог отдышаться после быстрой ходьбы, присел на каменную ступеньку порога и с облегчением выдохнул, стоило только пролетке отъехать.

– Да, день начинается замечательно! – проговорил начальник сыскной, когда они выехали с улицы Пехотного Капитана. Кочкин посмотрел на Фому Фомича и не понял, шутит ли начальник. Лицо его, гладко выбритое и даже без малого намека на то, что человека только подняли с постели, было серьезным. У Кочкина появилась мысль, что начальник и вовсе не спал.

Пока ехали к гостинице, Меркурий, размышляя, задавался вопросом, а что он, собственно, знает о своем начальнике? И ответ совсем не радовал: он о фон Шпинне не знает ничего!

У «Хомяка Ивановича» уже стояло некоторое количество пролеток. Опережая начальника сыскной, тут собралась вся правоохранительная верхушка губернии; судя по самому изысканному экипажу, приехал и губернатор. Фома Фомич выбираться из коляски не торопился, сидел и внимательнейшим образом наблюдал за прибывающими. Вот подъехала пролетка, из которой буквально выскочил и, не замечая никого вокруг, ринулся в дверь гостиницы шеф губернского жандармского управления полковник Трауэршван. В форме, при шашке и аксельбантах, в уставной барашковой шапке с султаном, шеф жандармов выглядел несколько опереточно и тем вызвал едва заметную улыбку на лице фон Шпинне. Полковник попытался припомнить, а видел ли он Трауэршвана когда-нибудь в гражданском платье, и понял, что нет. Шеф жандармов будто родился в мундире. И если, к примеру, он куда-нибудь явится в костюмной паре, то его едва ли кто-то сможет узнать. Неожиданно для себя начальник сыскной понял, что это отличнейшая маскировка. Кто знает, может быть, Трауэршван, переодевшись, бродит по городу, наблюдает, выискивает крамолу, записывает, его никто не узнаёт, он как в шапке-невидимке. Если, например, фон Шпинне наденет форму, его, конечно же, как человека в мундире заметят, но не сразу поймут, что это начальник сыскной полиции. Это тоже в своем роде могла бы быть хорошая маскировка.

– Ты, Меркуша, – обратился к Кочкину, после продолжительного молчания Фома Фомич, – походи здесь вокруг, погляди, поприслушивайся, о чем кучера болтают, кто из окон выглядывает, а я пока поднимусь, гляну на убиенного.

Меркурий кивнул и тут же выпрыгнул из пролетки.

Начальник сыскной, когда вошел в фойе гостиницы, был несколько оглушен от стоящего там шума. Гул голосов, шарканье ног, стук каблуков, иногда, как молния, блеск магниевой вспышки раскоряченного фотографического аппарата, возвышающегося недалеко от входной двери. Возле него суетился человек в узких полосатых брючках и черной визитке – фотограф. Откуда он здесь взялся? Ведь кроме начальника сыскной, который, к слову, был на представлении «мировой знаменитости» инкогнито, никто не знал, что погибший человек лишь выдавал себя за знаменитость. Фома Фомич не бывал на представлении настоящего Алессандро Топазо, но, благодаря афишам в Лозанне, знал, как тот выглядит: высокий, черноволосый, очень смуглый, с кайзеровскими усами и пронзительным взглядом, от которого млели кухарки. А этот – да ни в какие сравнения…

Фон Шпинне окинул взглядом собравшихся, заслонился рукой от очередной вспышки, увидел губернатора, который беседовал с прокурором, и быстрым шагом направился к ним. Поздоровался за руку и с одним, и с другим, затем извиняющимся голосом отозвал Протопопова в сторону.

– Здесь шумно, давайте выйдем на улицу! – предложил губернатор. Об этом хотел просить и начальник сыскной, но его превосходительство опередил.

– Я вас слушаю, – сказал губернатор, когда они оказались на пороге гостиницы.

– Ваше превосходительство, – начал тихо фон Шпинне, – здесь не совсем удобно, давайте отойдем чуть в сторонку… То, что я вам сейчас сообщу… лучше, чтобы об этом, по крайней мере пока, никто не знал.

– Прошу ко мне в экипаж, там уж нас точно никто не услышит, – предложил Протопопов.

Когда они забрались в карету и расселись на стеганых атласных диванах, Петр Михайлович взмахнул руками и воскликнул:

– Фома Фомич, это просто уму непостижимо, я даже не знаю, как это назвать… – Он махнул рукой в сторону гостиницы, хотел добавить еще какие-то слова возмущения, но фон Шпинне мягким жестом остановил его.

– Ваше превосходительство, дело в том… – начальник сыскной тяжело вздохнул, – что человек, которого убили в гостиничном номере, это не Алессандро Топазо!

Казалось, жизнь покинула губернатора: печальная алебастровая маска на фронтоне театра больше походила на человека, чем лицо его превосходительства.

– А кто же это такой? – чуть оттягивая ворот мундира и борясь со спазмами в горле, тяжело спросил Протопопов.

– Я не знаю! – вскинул плечами начальник сыскной.

– Погодите, – губернатор стал понемногу возвращаться к жизни, – но почему вы решили, что это не Топазо? – спросил он с надеждой в голосе: может быть, полковник ошибается? Ведь такое бывает!

– Настоящий Топазо, а такой был, умер где-то десять лет назад.

Протопопов осторожно провел руками по щекам в лихорадочных раздумьях, глаза его забегали из стороны в сторону.

– Получается, что… но, Фома Фомич, почему вы только сейчас говорите об этом, почему вы не предупредили меня заранее? – Губернатор был несколько возмущен. – Вы должны были меня предупредить, просто обязаны… Получается, что из-за вас я попал в неприятную ситуацию, да какая там ситуация, в скандал!

– Я не предупредил вас, потому как мне и в голову не могло прийти, что вы устроите званый ужин в честь этого, прошу прощения, проходимца.

– Но откуда же я мог знать, кто он такой? В газете написали, афиши расклеили… – В голосе губернатора появились оправдательные нотки. – И что нам теперь делать? – Протопопов сказал «нам», нетрудно было догадаться, кого он имел в виду.

– Что делать? – переспросил фон Шпинне, хоть в этом и не было никакой необходимости. – Ну, здесь все просто, воспользуемся опытом Александра Христофоровича…

– Какого еще Александра Христофоровича? – непонимающе уставился на Фому Фомича губернатор. Начальник сыскной с объяснениями не торопился. Через мгновение в глазах его превосходительства мелькнула догадка, и он улыбнулся. – Ах вот вы о ком, я, признаться, сразу-то и не сообразил. Ну, так с чего начать?

– Прежде всего, о том, что в гостиничном номере лежит тело не Алессандро Топазо, будем знать только вы и я… Больше никто! Хотя, – начальник сыскной, раздумывая, несколько искривил губы, – мне придется рассказать еще одному человеку, без этого никак…

– Кому?

– Своему чиновнику особых поручений Кочкину. Он должен быть в курсе! Иначе некоторые мои распоряжения и приказы могут быть непоняты или превратно истолкованы…

– Хорошо, да, – энергично кивнул губернатор, – согласен! Ну а как быть… там газетчики, а это, знаете ли, такая публика…

– Газетчики, ваше превосходительство, тоже люди, с ними можно поговорить и убедить ничего не писать…

– А если они не согласятся? – для генерала от инфантерии Протопопов высказывал довольно странные сомнения.

– Согласятся, – заверил его начальник сыскной, – найдем нужные, проникновенные слова… достучимся! Меня сейчас другое беспокоит: там фотограф, неизвестно, откуда он здесь взялся…

– Это я его с собой привез, – сказал чуть поспешно губернатор, – а что, не нужно было?

– Сейчас что об этом говорить. Но хорошо бы было снимки, которые он сделал… – Фома Фомич произвел жест, будто бы смахивал со стола крошки.

– Фотографа я беру на себя, никаких карточек! – решительно заявил Протопопов.

– Нет, нет, – остановил его начальник сыскной, – карточки пусть он сделает, но вы тотчас же заберите их у него, и пластины тоже, чтобы они были только у вас!

– Понял, так и сделаю!

– Ну что же, замечательно! – мотнул головой Фома Фомич. – Да, и еще: афиши о представлении Топазо лучше убрать, и хорошо бы это сделать ночью… без любопытных глаз.

Губернатор кивал, и в глазах его читалась признательность. Правда, полковник знал, что признательность сильных мира сего – это явление, напоминающее утренний туман: вначале кажется таким плотным и несокрушимым, но стоит только выглянуть первым лучам солнца, и точно ничего не было. Не стоит так уж полагаться на эту признательность.

– Нужно будет, – продолжал перечень фон Шпинне, – поговорить с директором театра, чтобы в его ведомстве меньше болтали.

– Очень хорошо, очень хорошо, – одобрял слова Фомы Фомича губернатор, но потом сомнения снова одолели его. – Однако слухи поползут и все в конце концов выяснится, что тогда? Ведь, скажем правду, я во всей этой истории выгляжу полным дураком. – Губернатор был беспощаден к себе, полковник решил смягчить это самобичевание.

– Мы все сделаем умно и, я бы даже сказал, – коварно! – Фон Шпинне говорил тихо, но крайне убедительно. – Мы заявим: вы с самого начала были в курсе, что злоумышленник выдает себя за мировую знаменитость, но поскольку мы, то есть я и вы, не знали, что злодей задумал, вам пришлось играть свою роль, чтобы не спугнуть преступника. Вот тут нам и понадобятся газетчики, чтобы донести до публики о вашем героическом участии в операции.

Губернатор заскромничал:

– Да бросьте вы, Фома Фомич! Какое уж там героическое участие? Тоже мне, герой…

– И тем не менее! – проговорил начальник сыскной. – Если бы я к вам пришел и все рассказал, разве вы бы отказались от участия в поимке злодея?

– Нет, конечно же нет!

– Вот! – бросил Фома Фомич. – Но почему я этого не сделал? Была опасность, что вы, как истинный патриот, как настоящий офицер, не сможете долго лицемерить, делать вид, что вам ничего не известно, притворяться, вы бы сразу… – Начальник сыскной сжал правую руку в кулак и потряс им.

– Да, да! – мелко закивал губернатор. – Я бы не смог, я бы… – Протопопов в свою очередь сжал кулак и погрозил им чему-то неведомому. – Это хорошо, что вы, Фома Фомич, ничего мне не рассказали, а то я бы… не удержался… и прямо там, за столом… я ведь офицер, а тут такой пакостник. Я бы его, как клопа!

Губернатор грозился, но как-то мягко, неубедительно, фон Шпинне не поверил ему. Мирная жизнь вдали от армии, от военных походов, сражений, расслабляет любого, даже самого стойкого бойца. Это, к сожалению, произошло и с Петром Михайловичем Протопоповым.

– И все-таки, Фома Фомич, а этот человек, который выдавал себя за Топазо, кто он?

Начальник сыскной тяжело вздохнул, точно собирался взвалить на свои плечи непомерный груз и признать, что пока не знает ответа на заданный вопрос.

– Это нам и предстоит установить. И еще меня занимает то, с какой целью он появился у вас в доме и кто вам посоветовал устроить этот ужин?

– Кто посоветовал? – Петр Михайлович развел руками. – Никто не советовал. Просто так повелось: если к нам в город приезжает какая-то знаменитость, губернатор в честь гостя устраивает праздник. Обычное дело. И если бы не этот фокус с чучелом…

– Какой фокус? – насторожился начальник сыскной. Он знал о том, что произошло, ему об этом вчера сообщил доктор Викентьев, которого вызвали в дом Протопопова: одной из дам после манипуляций Топазо стало плохо. Однако сейчас делал вид, что слышит об этом впервые. Решил, что не нужно лишний раз настораживать его превосходительство.

– Ну, это разговор особый. – Губернатор, вспоминая события вчерашнего вечера, сокрушаясь, тряхнул головой. – Вначале все было в высшей степени превосходно, однако затем, как это бывает, гости выпили, стали приставать к Топазо, чтобы он им что-нибудь продемонстрировал. Тот не соглашался, но кто-то, по-моему, это была Наталья Федотовна, все-таки уговорила его. Лучше бы она это…