Читать книгу Последний герой. Том 8 - Группа авторов - Страница 1

– Ну что, какие планы? – спросил Коля, когда мы остались на крыльце отдела полиции вдвоём, а Круглов с испорченным настроением (допекли таки подпола, это мы умеем) исчез в своей вотчине.

– А ты как думаешь?

– Да чёрт его знает, – сказал он, теребя пуговицу на куртке. – Муть какая-то. Бывший вор исповедуется, потом едет на такси с Барабашем, а потом находят Барабаша – без рук, сожжённого.

– Ещё и кусок сала рядом нашли, – напомнил я.

– Ну да, помню, – кивнул Коля. – Белиберда какая-то, никуда не лезет и не натягивается, – заключил он.

– Вот в том-то и проблема, – сказал я. – Нам нужен мотив. Тогда всё станет логично. Чтобы понять его поведение, нам нужно что? – я посмотрел на него вопросительно.

– Ну… не знаю. Может, с этим священником поговорить?

– Молодец, – кивнул я. – Мыслишь правильно.

Коля разулыбался, довольный похвалой. Его не смущало, что он – замначальника уголовного розыска, а я – всего лишь старший опер. Он уже давно видел во мне более опытного напарника и перестал удивляться моим будто вживленным в саму ДНК ментовским навыкам.

– Похоже, что здесь мы надолго, – сказал я. – Знаешь, нам бы тачку какую-то – или купить, или в аренду взять. Хотя вряд ли в этой дыре что-то сдадут. Про каршеринг вряд ли слыхали.

– Ну, можно какое-нибудь корыто купить по дешманской цене, – предложил Коля. – Потом, если что, выкинем. Или продадим – скинем по такой цене, чтоб с руками и ногами забрали.

– Ну да, – согласился я.

Сели в машину к Жоре. И Шульгин сразу спросил:

– Слушай, Жора, а тут у вас авторынок есть?

– Да откуда ж, – пожал плечами таксист. – В области был, да и тот прикрыли. Сейчас, сами знаете, машины только по объявлениям продают.

– По объявлениям – это долго, – пробурчал Коля.

– А вы что, машинёшку купить хотите? – оживился Жора. – Так берите мою!

– Сколько? – спросил я.

– Да я задарма, считай, отдам, – заговорил он, сразу приободрившись. – Конь надёжный! Масло не ест, коробка не пинает, подвеска, как часики, не битая, не крашеная!

На последних словах мы с Шульгиным еле сдержали хихиканье, но слушали серьёзно – таксист в миг превратился в перекупа.

– Да ладно, не заливай, Жора, – сказал Шульгин. – Не бита, не крашена? Может, толщиномером проверим?

При слове «толщиномер» тот сразу сник.

– Ну, я там… капот подкрасил. Ну и бампер. Но это же жизненные коцки были! И вообще, сам понимаешь, машине лет сколько… Не может она быть в идеальном состоянии. Это вам не автосалон, ёперный театр!

Шульгин стал торговаться – причём умело, будто тоже бывал на ранешных рынках. Жора держался, конечно, но против нашего Коли долго не протянешь – тот языком любого продавца до инфаркта доведёт. В итоге сбили цену почти на тридцать процентов от первоначальной.

Жора, впрочем, остался доволен и этой суммой. Гладил ладонью по панели, словно прощался с живым существом.

– Вы только её берегите, – наставлял он. – На холодную не гоняйте, движок прогревайте. А когда заводите – может фыркать, это фигня. Там подзвякивает немного, резонатор вырезан, но прогреется – пойдёт, как часы.

Подумав несколько секунд, он продолжил:

– Бывает, чек загорается, но это не страшно. Он то горит, то не горит, я уж и не пытаюсь чинить, – продолжал он.

– Да ладно, разберёмся без твоих инструкций, – нетерпеливо оборвал его Шульгин. – Давай, накидаем договорчик купли-продажи.

– Ой, я в этих договорах не разбираюсь, – замялся Жора. – Может, доедем до корешка? Он всё сделает, как надо.

– Нет, давай здесь. Я разбираюсь, – сказал Коля. – Быстренько. Есть листочек, ручка?

Ручка у нас была, а вот подходящего листа бумаги не нашлось – пришлось ехать в канцелярский магазин. Сделку оформили прямо на капоте.

– И как же ты, Жора, теперь будешь таксовать без своей ласточки? – спросил я напоследок.

Тот поморщился, почесал затылок.

– У меня ещё «Жигули» есть, старая, но бегает. А вообще, подкоплю – возьму себе что-нибудь поновее.

Говорил мечтательно, будто получил от нас невесть какую сумму.

– Ну, давай, – сказал я. – Держи краба. И выметайся из нашей машины.

Получив наличку, Жора чуть ли не плясал от счастья. Понятно, что не из-за пополнившейся кубышки он так радовался – как пить дать пропьет.

Мы с Колей скинулись пополам – пятьдесят на пятьдесят.

Хорошо сейчас – не надо, как раньше, справку-счёт делать, ждать. Накидал договор купли-продажи от руки, подписал, и всё готово. И с учёта снимать не нужно, как было в девяностые.

* * *

– Ну вот, поздравляю, – сказал я. – Теперь у нас есть тачка.

Шульгин вздохнул:

– Эта тарантайка стоит меньше, чем колёса на моей ласточке, – проговорил он с грустью, вспоминая свою машину.

– Ну, на первое время нам точно хватит. И всё-таки недорого отхватили.

– Да как недорого, Макс? За такую рухлядь, блин… – бурчал Коля.

– Да ладно, не обеднеем, – сказал я.

Завели. Тронулись. Проехали метров двадцать – и машина заглохла.

– Твою дивизию! – выругался Шульгин. – Жора же на ней как-то ездил! Что ей надо? Начинается!

Он повернул ключ.

– Ну, давай же, – буркнул он. Раз, вжик, стартер провернулся – мотор ожил.

– Фу, слава богу, – сказал Коля. – Напугала, корыто японское.

* * *

Храм в Камнегорске стоял на окраине, на пригорке, откуда открывался вид на весь город. Мы подъехали – вокруг пустынно, тихо.

Вошли внутрь. В «предбаннике» – лоток с иконами, крестиками, свечками и брошюрками. За прилавком сидела тётушка в платке, с добрыми глазами, приветливая.

– Поставьте свечку за здравие близких и родственников, – сказала она, заметив нас.

– Нам нужен отец Арсений, – сказал я.

– Исповедаться? Надо записаться, – ответила она деловито.

– У нас абонемент, – сказал я и показал удостоверение.

– Ох, случилось что-то? – всполошилась она, схватившись за сердце, но больше для картинности.

Вроде как, видишь полицию – положено перепугаться. А то как-то скучно выйдет.

– Нет, просто переговорить, – успокоил я.

– Отца Арсения сейчас нет, – сказала она. – Он отдыхает. Вечером службу вести будет.

– И где отдыхает? – спросил я.

– У себя дома.

– И далеко живёт?

– Да нет, вот же, – показала она рукой через окно.

Мы вышли на крыльцо. Рядом, прямо на территории храма, стоял аккуратный домик – с черепичной крышей, современным фасадом, словно коттедж для отдыха.

– Это его дом? – спросил я.

– Ну да, – ответила она.

– Неплохо живёт, – сказал я. – За счёт храма, похоже, постройка-то недешевая.

Тётушка покачала головой:

– Не суди служителя Божьего, сынок. Каждый дом строит себе по вере. Кому Господь дал – тот и возведёт.

– Спасибо, – сказал я. – Пойдём побеспокоим вашего батюшку.

Тётушка перекрестилась, что-то пробормотала под нос и скрылась в недрах храма.

Мы подошли к домику. За ним стоял китайский кроссовер – новенький, блестящий, с кожаным салоном, судя по виду.

– Хм, – хмыкнул Шульгин. – Сколько у него, интересно, зарплата, у этого отца Арсения? – спросил он, кивнув на машину. – Они вообще, Макс, как – зарплату получают или на пожертвования живут?

– Понятия не имею, – ответил я. – И вообще, это не имеет значения.

Я постучал в дверь. Через несколько секунд за ней послышались шаги. Дверь распахнулась, и на пороге появился бородатый мужик в спортивном костюме. Лет за пятьдесят, крепкий, широкоплечий, с густыми чёрными волосами без единой нитки седины. Лицо загорелое, глаза прищуренные, внимательные, но в них было что-то мягкое, будто натренированная благость, за которой пряталась твердость характера.

– Добрый день, – сказал я.

– Здравствуйте, вы по ремонту кровли? – спросил он.

– Нет, мы из полиции, – сказал я.

– Из полиции? – переспросил он удивлённо.

– Вы отец Арсений?

– Иерей Арсений Иванов, настоятель храма Святителя Николая в городе Камнегорске, – кивнул тот.

– У нас есть к вам несколько вопросов. Касаемо вашей работы в изоляторе временного содержания.

– А, понимаю, – кивнул он, но сразу добавил: – Это тайна исповеди. Я не могу ничего вам говорить.

Он выпрямился, чуть нахмурился.

– Если вы хотите узнать, о чём мне рассказывают исповедующиеся, то я уже говорил вашему начальству – я не участвую в ваших… как вы их называете… оперативных мероприятиях. Я людям душу облегчаю, грехи помогаю осознать, снять перед Богом камень с души.

– Это всё хорошо, – прервал я его. – Но недавно вы исповедали некоего Чучалина Александра Николаевича.

– Я много кого исповедую, – вздохнул отец Арсений. – Имена я не запоминаю, тут имена не важны. Исповедь – это не опись какая, это сокровенный труд души, и мне, как слуге Христову, надлежит хранить это в тайне.

– Ну, может, вспомните – он такой, – подсказал я, – чёрнявый, кудрявый, лет сорок на вид, передних зубов не хватает. Вспомнили?

– Вроде бы, да… – погладил бороду священник. – Был такой. И что вы хотите про него услышать?

– Про что он вам рассказывал?

Он опустил глаза, сложил руки на груди и заговорил мягко, с той неторопливой мерой, какая свойственна людям церковного сана:

– Слушайте, братья мои, поймите меня правильно. Таинство покаяния – не ведомость дел. Мне множество сердец открывается, и я слышу людей, которые приходят с тяжким бременем. Это приход к Богу, это признание греха, это покаянный плач о содеянном и надежда на милость Божию. И потому нельзя слово исповеди выносить наружу… было бы это преступлением против совести и против самой сути служения.

Красиво загнул… Да и говорил серьёзно, но я будто бы пропустил его слова мимо ушей.

– Сокамерники говорят, что Чучалин очень изменился, стал набожным, – попытался вставить слово Шульгин в этот бесконечный красноречивый проток.

– Да, он мог измениться, – продолжил батюшка. – Часто бывает, что человек, столкнувшись с краем пропасти, вдруг видит свет, и в его душе возникает желание исправиться.

– А не высказывал ли он вам мысли о наказании людей за их грехи? – спросил я. – Или о том, что мир нужно очищать от грешников? Может, что-то такое часто повторялось?

– Не судите, да не судимы будете. Мы не можем брать на себя бремя праведного суда. Если человек начинает говорить о «наказании грешников» – это тревожный знак. В таких случаях я всегда говорю: надо каяться, молиться, творить добро, а не зло. Наказывать – не наше дело.

– Так говорил он о наказании грешников? Вы ему так и рекомендовали, как сейчас говорите? – ввернул я конкретный вопрос в его поток выверенной речи.

– Что же я могу вам сказать? – проговорил он и снова поднял глаза. – Этот человек… он искал помощи, он говорил о желании изменить жизнь.

Шульгин не выдержал и перебил:

– В общем, отец Арсений, дело такое: ваш этот подопечный подозревается в жестоком убийстве. Вся информация нам нужна, чтобы найти его.

– Господи… – тихо проговорил иерей, перекрестившись. – Падшая душа…

– И куда он хотел направиться, он вам не говорил? – спросил я. – Это же не тайна исповеди.

– Нет, – ответил отец Арсений, покачав головой. – На такие темы мы не беседовали. Мы говорили о душе, о Боге, о грехах, от которых он хотел очиститься. О тех, что он раньше совершал.

– Ну, то, что он раньше совершал, нас не интересует, – сказал Шульгин.

Он вытащил из кармана визитку, протянул священнику.

– Если вдруг что-то вспомните… или он к вам придёт. Ну, если он такой набожный стал, теоретически ведь может?

– Мои двери всегда открыты для всякого, кто ищет Бога, – кивнув, ответил священник.

– Ну вот, тогда, если появится – позвоните, – сказал я.

– Не обещаю, – отозвался он, глядя в сторону.

– Ладно, и на том спасибо, – сказал я. – До свидания.

Мы уже повернулись к выходу, как вдруг отец Арсений окликнул нас:

– Постойте… – сказал он.

Мы обернулись.

– Я вспомнил, – произнёс он медленно.

– Что именно? – спросили мы в один голос.

– Он… – иерей задумался, глядя мимо нас, – спрашивал меня о смертных грехах. Я рассказывал ему о них. Не знаю, зачем спрашивал. Я тогда ещё удивился…

– О каких именно грехах? – уточнил Шульгин.

Отец Арсений глубоко вздохнул, провёл ладонью по бороде и поучительно произнёс:

– Стыдно не знать, молодой человек, – сказал он с укором. – Есть семь смертных грехов, за которые душа человеческая томится в аду. Грехи эти – источник всех зол, ибо из них рождаются прочие страсти и соблазны.

Мы слушали, не задавая вопросов, чтобы снова не напороться на проповедь.

– Первый грех – гордыня, ибо человек, возгордившись, ставит себя выше Бога и ближнего своего. Второй – сребролюбие, любовь к богатству, которая ослепляет душу и делает её рабой денег. Третий – блуд, страсть плотская, что губит тело и дух, превращая человека в орудие похоти. Четвёртый – зависть, что точит сердце, как червь, не давая радости даже в добром. Пятый – чревоугодие, ненасытность телесная, когда человек живёт ради брюха, а не ради духа. Шестой…

– Спасибо, – не выдержал Коля. – Остальные грехи мы в интернете сами изучим.

– И к чему, как вы думаете, он спрашивал про эти грехи? – спросил я батюшку.

– Мне неведомо, молодой человек, – развёл руками тот. – Может, для того, чтобы их более не совершать. Избегать – я надеюсь на это. На то и объяснения веду…

– Может быть, может быть… Ладно, спасибо ещё раз, – сказал я. – Пойдём, Коля.

Мы развернулись и направились к выходу с территории храма.

Сели в машину. Николай повернул ключ – и, хвала всем богам, та на удивление бодро завелась. Мотор заурчал ровно.

– Молодец! – Шульгин погладил по рулю «Тойоту». – Умничка, помогаешь. Ты теперь на полицию работаешь, так что уж давай, это, без выкидонов.

– На фига ты с машиной разговариваешь? – рассмеялся я.

– А ты, Макс, хочешь верь, хочешь нет, – сказал Коля, – но я сто раз замечал: если ругать тачку – будет барахлить. А если хвалить, то будет работать, как часы.

Ну вот, а ещё от меня то и дело глаза к потолку заводит – а сам-то рассуждает, как самый настоящий пенс.

– Ладно, – хмыкнул я снисходительно. – Будем петь дифирамбы нашей новой колымаге.

– Да не смейся надо мной, Макс, – оправдывался Шульгин. – Я реально сто раз в такие ситуации попадал.

– А я и не смеюсь, – сказал я. – Ну что, куда сейчас?

– Что-то не нравится мне всё это, – сказал Шульгин, – эти религиозные замуты, исповеди, грехи…

– Я бы, знаешь, что сделал, – сказал я. – Съездил бы по адресу, где жил Барабаш, осмотрелся бы там.

– Зачем? – удивился Шульгин. – Его же убили не дома, а в машине, в лесополосе.

– Допустим. Что мы знаем о Чучалине? – спросил я.

– Ну, – начал Шульгин, – вор, рецидивист, сидел за разбой, совершал нападения, ударился в религию… Возможно, убил Барабаша.

– Правильно, – кивнул я. – А что мы знаем о его жертве?

– Ну… таксист, – Шульгин осёкся.

– Вот. Ничего не знаем, – сказал я. – А ведь иногда информация о жертве важнее, чем о подозреваемом. Только так можно уловить связь и понять мотив.

– Тогда давай пробьём этого Барабаша, – сказал Николай.

– Уже, – ответил я. – Я сразу отправил сообщение Оксане, пробьёт по базам, всё сделает и мне скинет. Но знаешь, Коля, про человека многое скажет не формальная карточка. О быте, о связях, о характере – многое видно по тому, как он живёт, кто вокруг него крутится.

– Ты предлагаешь сделать осмотр жилья Барабаша? – уточнил он. – Но Круглов нам ни за что не даст, а у самих нет на это полномочий, мы не ведём оперативное сопровождение его дела.

– Вот в том-то и проблема, – ответил я спокойно и выжидающе посмотрел на напарника. – Официально нам тут не светит ковыряться.

Коля задумался на секунду, а потом глаза у него загорелись.

– Мы сделаем это неофициально, – сказал он шёпотом, как будто проговаривал военную хитрость. – Проникнем в квартиру, быстро осмотрим и – вжух! – уедем. Без бумажек и местной полиции.

– Ну да, – сказал я. – Это я тебе и хотел предложить.

– О, класс, Макс, – протянул Коля, – мне это уже начинает нравиться. Будем прямо как эти…

– Поехали, – кивнул я.