Читать книгу Последний герой. Том 8 - Группа авторов - Страница 5

На месте происшествия уже вовсю работала местная опергруппа. Труп выкопали. Его осматривали судмедэксперт, следак из комитета и криминалист в придачу. Рядом роились опера, участковый и кое-какое местное начальство во главе с Кругловым.

– Колото-резаная, – сообщил судмед во всеуслышание, рассматривая рану, – в районе сердца один точный удар.

Мы с Шульгиным наблюдали за действиями со стороны. К нам подошёл Круглов.

– Да-а, – проговорил он. – Барабаш-то оказался не в машине, а в земле. Вот так сюрприз… Кто же тогда в машине?

– Это вы у нас спрашиваете? – ухмыльнулся я.

Круглов прищурился, а я продолжил:

– Кто-то недавно говорил, что без нас разберётся. А по факту вы даже прилегающую территорию должным образом не обследовали…

Подпол помолчал, а потом выдал:

– А что вы вообще здесь делали? – в его голосе прозвучала настороженность. – И как вы его, черт возьми, обнаружили?

– С собакой гуляли, – коротко сказал я, кивнув на привязанного к дереву Мухтара.

Пёс сидел чуть в стороне, тихо и грустно глядел на нас и на людей в форменной одежде.

– С собакой? – удивился подполковник. – Именно здесь? Откуда у вас собака?

– Дмитрич, не изображай простачка, – проговорил я с ехидцей. – Всё ты понимаешь и уже догадался, что мы решили дополнительно осмотреть место убийства. И вот результат. Сделали вашу работу. Или что, по-прежнему будешь говорить, что мы тут мешаемся?

– Ну-у… – протянул задумчиво Круглов, сдвинув на затылок форменную шапку из темно-синей цигейки, в которой пока что было явно жарковато.

– А мы и будем мешаться, – продолжил я ровно, – пока не найдём Чучалина. Теперь-то ты понимаешь, что здесь серия убийств вырисовывается?

Между нами на миг повисла пауза.

– Да я-то что, – развёл руками Круглов, – вон Следственный комитет, у них дело. Они пусть и объединяют.

– Ну да, – сказал я. – А оперативные наработки от вас должны идти. Где инициатива, Олег Дмитриевич? Вот был бы ты моим подчинённым, подполковник…

При этих словах лицо Круглова заметно перекосило, но он быстро взял себя в руки и выдавил натянутую улыбку.

– Ну ладно, мужики, – сказал он, – не с того начали с вами. Согласен, что-то мутное у нас в городке творится. Давайте сегодня вечерком посидим, всё обсудим. Вы выскажете своё видение, я обозначу своё… Как понимаю, может, сработаемся.

– Хорошо, – кивнул я. – Где встречаемся? У тебя в кабинете?

– Да нет, – махнул он рукой. – Давай в неформальной обстановке, так сказать, встречу без галстуков устроим. Ресторан «Олимп». Тут, из подобных заведений, единственное приличное место. Адрес я скину. Часиков в семь вечера. Столик забронирую. Лады?

– Договорились, – ровно сказал я.

Мы пожали друг другу руки, и Круглов пошёл дальше руководить осмотром места происшествия.

– Что-то он так смягчился резко, – заметил Шульгин, глядя ему вслед.

– Не знаю, – ответил я. – Посмотрим, какую игру он затеял. Видишь, задобрить хочет – в ресторан позвал. Потом скажет, что и банкет за счёт местных, для гостей, так сказать. Готов поспорить.

– Это что получается, Макс, – размышлял Коля. – если Барабаш здесь и руки у него целы, тогда кто в машине? Это первый вопрос. А второй вопрос – если наш убийца, как мы предполагаем, убивает за некие грехи, которые прописаны где-то там, в божьем писании, не знаю где… За что таксиста тогда убили?

– Ну, чёрт его разберёт, – сказал я. – Может, тут за чревоугодие. Он же толстяк. Ну и похоть никто не отменял, хоть руки и целые.

– Ага, а тот, кто в машине, – сказал Шульгин, – у него рук нет. Его тогда за что? А?

– Личность его не установлена, – ответил я. – подождем результат ДНК-экспертизы, от него и будем плясать.

– Итого у нас получается три трупа, – подытожил Коля. – Сгоревший в машине, закопанный Барабаш, причём недалеко от своей сгоревшей машины, и убитый ножом наш риелтор – алчный Афоня, прямо на квартире, которую пытался кому-то втюхать.

– Вероятно, убийца изобразил клиента, – продолжил я. – Встретился на осмотре недвижимости с Лопарёвым и пришил его. Вряд ли он его там караулил или, скажем, случайно встретил, скорее всего, встреча у них была назначена.

– Хитрый гад, – сказал Коля, почесав переносицу. – Расчётливый. Что-то, знаешь, Макс, не похоже это на почерк Чучалина. Я тут его подноготную изучал – обычный урка: брал на гоп-стоп, отсидел, вышел, украл, снова в тюрьму. Не жизнь, а перекати-поле. Соображалкой не блистал, иначе на кичу регулярно не попадал бы.

– Ну, люди, бывает, меняются, – предположил я. – Особенно если у них в голове что-то перемыкает. Р-раз! – я щёлкнул пальцами, – и всё, уже не урка, а какой-то гуру, святитель, отец-основатель, сектант, мать его, лидер. Есть немало примеров, когда из уголовников получались вполне неплохие… гуру.

Шульгин усмехнулся:

– Это ты про Грача сейчас? Про своего кента?

– Да нет, – покачал я головой. – Грач – это другое дело. Он молодец. Он вообще-то всегда с нестандартным мышлением был. И людей не обирает, не обманывает, а, как бы странно это ни звучало, помогает… в психологическом и эмоциональном плане, так сказать.

– Ну не знаю, – протянул Шульгин с сомнением. – По мне, все эти богомольцы одинаковые. Лишь бы голову задурить. Вот только этот, если и дурит, то вредит конкретно – ножом бьёт, сжигает.

Мы подошли ближе. Судмедэксперт Пётр, в латексных перчатках, привычно осматривал тело, которое выглядело очень неприглядно.

Из земли выкопали, как выяснилось, именно Барабаша. Полный мужчина за пятьдесят, тело уже разбухло, кожа серо-бурого оттенка. На руках и лице пузыри – типичное посмертное гниение после двух суток в грунте. Из носа и ушей проступила межтканевая жидкость, смешавшись с грязью.

Пётр, не отрывая взгляда от тела, диктовал следователю под запись:

– … плотное, питание избыточное. В области левой стороны грудной клетки – колото-резаное повреждение в проекции пятого межреберья. Рана, проникающая в грудную полость, направлена спереди назад, сверху вниз, глубиной порядка десяти сантиметров. Имеется повреждение сердца. Причина смерти, предварительно – острая кровопотеря вследствие ранения сердца. Признаки посмертных изменений выражены умеренно… начальная стадия гниения, вздутие мягких тканей, кожа серовато-бурого оттенка, трупные пятна малиново-бурого цвета с участками зеленовато-серой пигментации. При наружном осмотре и пальпации иных телесных повреждений признаков борьбы или механической травмы не обнаружено.

Он выпрямился, не снимая перчаток, вытер рукавом пот со лба. Выдохнул.

– Ну что, Петя, скажешь? – спросил я.

Эксперт обернулся:

– Да что тут… ничего нового, – ответил он устало. – Пырнули и закопали. Думаю, вскрытие покажет то же самое. Тело, конечно, ещё надо хорошенько отмыть. Но переломов я не нащупал.

– Это что получается, – предположил Шульгин, – значит, он подпустил убийцу близко. И, возможно, даже знал его.

– Ну или убийца, – сказал я, – был его клиентом, которого он довозил.

– Логично, – кивнул Коля. – Но тогда кто второй, который сгорел в машине? Может, он двоих довозил?

– Да кто его знает. Гадать можно бесконечно, – вздохнул я. – Пока версии строить рано.

– Фактов нам явно не хватает, – вздохнул мой коллега.

– Кстати, Петя, – обратился я к судмеду, – что там по ДНК сожжённого трупа? Удалось получить генетический профиль? По базе бы пробили.

– Пока нет, – покачал головой Пётр. – Эксперты уже третью амплификацию запустили. Наши, из области. Не выходит никак профиль. Ткани и кости деградировали от термического воздействия. Получается генотип сильно куцый, урезанный, лишь по нескольким локусам читаемый. По другим аллели вовсе или не видны, или нестабильны.

– Чего? – переспросили мы с Колей в унисон.

– Ты по-человечьи, Петя, поясни, – улыбнулся я.

Пётр усмехнулся:

– Ну, короче, ни хрена не выходит, мужики… Обгорел основательно.

– А-а, – кивнул я, – теперь понятней. И что делать? Какие ещё остаются варианты?

– Ну, у наших ДНКашников реактивы китайские, – сообщил Пётр, устало снимая перчатки. – А они ещё, что называется, сырые. Так себе реагенты, короче, чувствительность хромает. Изначально ведь америкосы всю эту генетическую херабору в криминалистике развивали. Хотя она полезная, конечно, тема эта. Короче, я к тому, что у них корпорации во какие, наукоёмкие, и реактивы делают хорошие.

– И в чем проблема взять их реактивы? – уточнил я.

Тот посмотрел на меня, будто я дитя малое. Ничего, пусть на пальцах объясняет, я не обязан знать их кухню.

– Ну, сейчас-то время такое… С америкосами мы в штыках, их реактивы не закупаем. А если бы ими попробовать, может, чего бы и вышло.

– Так скажи им, пусть попробуют, я не знаю… скинуться там, заказать через какой-нибудь левый сайт, через страну третью. Мы бы даже поучаствовали финансово, так сказать.

– Ты что, смеёшься, Макс? – удивился Пётр. – Там флакончик объёмом меньше чайной ложки стоит пол-ляма, если на наши деньги переводить. А то и больше… И тем более, что просто так его не провезёшь – только в замороженном виде, доставка специальная.

Я присвистнул:

– Неслабо. Дорогое удовольствие эти ДНК-экспертизы.

– Угу, – кивнул Пётр. – На маркетплейсах не закажешь, – хохотнул он.

– И что делать? – спросил Шульгин. – Не в Америку же труп везти? Или вариант такой, – усмехнулся он. – Победить америкосов, завоевать их по-быстрому – и заставить работать на нас со своими реактивами. Как вам варик?

Улыбки он не прятал.

– Вариант отличный, – усмехнулся я. – Суперский. Но у нас на него… времени нет.

Пётр улыбнулся и проговорил:

– Ну, можно попробовать образцы тканей трупа в Москву отправить. Там, в головное Бюро СМЭ. Но это уж не от меня зависит – это следак должен суетиться. Комитетский.

– Понял, услышал тебя, Петя. Спасибо, – сказал я. – Со следаком перетрём, мотивируем.

Мы вернулись к Мухтарке. Он сидел рядом с машиной, грустный, и поскуливал.

– Молодец, – сказал Шульгин, потрепав его за ухом. – Нашёл-таки хозяина. Эх, сочувствую тебе, дружище. Но жизнь продолжается… и знаешь, тебе с нами точно скучно не будет, Мухтарыч, – улыбнулся Коля. – Обещаю.

В это время Пётр вдруг воскликнул:

– Тут на лбу – метка!

Он подошёл, взял спиртовую салфетку и стал тщательно вытирать синюшную кожу. Все сгрудились у трупа, в воздухе повисла тишина. Даже птички, кажется, притихли в лесу.

– Что там? – спросил я.

Пётр отнял салфетку и показал: на лбу виднелся линейный разрез, аккуратный и ровный, словно зарубка ножом. И второй порез – поперек.

– Крест? – переспросил я.

Пётр махнул рукой, неуверенно, мол, то ли крест, то ли плюс, то ли ещё что.

Круглов, стоявший рядом, посмотрел на нас и затем на лоб покойного. Лицо его померкло. Явно вдруг мелькнуло понимание, что связь между делами – вовсе не наша фантазия.

– Ну что, Олег Дмитриевич, – сказал я, обращаясь к местному начальнику, – вот тебе и связь с трупом риелтора. Объединяйте в серию.

Подполковник помолчал, сжал губы и ничего не ответил. Потому что сказать ему было нечего.

* * *

– Ох, что ж ты такой худющий, как коромысло горбатое, – причитала Маришка, наливая в тарелку дымящийся борщ с говяжьей масалыгой и щедро плюхнув туда шмат жирной домашней сметаны. Сверху посыпала всё мелко нарезанным укропчиком и поставила тарелку перед Михалычем. – Ешь, ешь давай, сейчас сальца построгаю.

– Угу… спасибо, – отозвался Михалыч, берясь за ложку.

– Тебе какого сала? – спросила она, улыбаясь. – По-фински или по-русски?

– Ого, – удивился Михалыч, прихлёбывая борщ. – А по-фински – это как?

– А мы так называем – в луковой шелухе вываренное, – пояснила Маришка. – Оно рыжее получается.

– Ну, давай того и того, – кивнул Михалыч и шумно втянул суп с ложки.

– Сейчас, – ответила Маришка и заботливо погладила его по голове, будто это был её собственный сынок, а не приблудный мужик.

Михалыч жил у этой Маришки уже два дня – в частном доме, на окраине Камнегорска. Она его отблагодарила за найденный кошелёк на рынке. В буквальном смысле – всем отблагодарила: и обедом, и ночлегом, и горячими объятиями.

А Михалыч? В такой ситуации он был доволен, как кот. Он так размышлял: кормят, поют, да ещё и бабёнка под боком, чего еще надо? Хоть и немолодая уже, но и он не мальчик. Маришка – женщина широкая в кости, зато грудь, что два бидона. Было где руки приложить.

«Лучше качаться на волнах, чем биться о скалы», – любил говаривать он. И теперь, похоже, нашёл свои буйки в тихой гавани.

– Ты кушай, мне на работу пора, – ласково сказала Маришка, подкрасив губы и надевая широкое пальто, которое можно было бы вокруг Михалыча обернуть два раза. – Если что, в холодильнике ещё холодец есть. Ой! Вот я дурында… Только горчицы нет к нему! Не купила, но ничего, я заскочу, возьму.

Она выглянула в окно, прищурилась и пробормотала:

– Эх, с утра, вроде, тихо, а к обеду небось опять морось пойдет… Не снег, а черти что… Брать зонт или не брать… – продолжала она сама с собой, – будет дождь, не будет… Наверное, не будет. Хоть тучки хмурятся, а у меня суставы не ломит. Хотя по прогнозу есть дождик, обещали, но наши синоптики всегда проигрывают моим коленкам, хи-хи!

Она рассмеялась, довольная жизнью, Михалычем и чем-то еще. А Михалыч уплетал себе суп.

«Эх, – подумал он, – ещё бы пятьдесят фронтовых… а лучше пять по пятьдесят».

Но у Маришки алкоголя не водилось, а у него самого денег не осталось.

– Слышь, мать, – проговорил он с набитым ртом, – может, ты это… пузыря прикупишь?

– Какого пузыря? – Маришка тут же упёрла руки в бока.

– Ну… беленькой. Сегодня не выходной, но с холодцом-то вечерком как хорошо, – промямлил Михалыч.

– С холодцом, с холодцом… – передразнила она. – В субботу, после баньки, налью. Ты ж останешься до субботы? А?

Смотрела она на него, вроде, и весело, но в глазах таилась надежда. И тихая глубокая грусть.

Михалыч прокашлялся, потупился.

– Ну а что, ага, ну а чо… можна… я в отпуску ведь.

– Вот и хорошо, – просияла Маришка. – Всё, я пошла.

Женщина вышла, хлопнув дверью старого домика.

Михалыч доел, отложил ложку, шумно выдохнул. Убрал тарелку в раковину, даже стёр со стола крошки. Потом, немного подумав, взялся и за посуду – вымыл тарелку, ложку, кружку. Всё, чтобы задобрить Маришку перед тем, что собирался сделать.

Постоял посреди кухни, задумчиво почесал затылок.

– Эх, что-то я размяк, – пробормотал он. – Чего это я так расчувствовался?.. Мне же… мне же надо туда, мне же… у меня же…

Он не договорил – слова застряли в горле. Делал всё на автомате. Пошёл в комнату, открыл шкаф, потом сервант, стал рыться по полкам. Нашёл невзрачные, старомодные украшения из золота – цепочку, пару колечек, серёжки с мутными камушками.

По весу – немного, но в ломбард примут. Там же, в нижнем ящике, отыскал старые серебряные ложки – явно фамильные, с потёртым гербом на ручке. Сгреб всё в кучу, положил на кровать.

Открыв шифоньер, вытащил старую спортивную сумку и начал складывать туда всё, что посчитал ценным. Добавил наручные часы – мужские, с позолоченным корпусом, правда, по виду, давно не идут. Нашёл пару старых фотоаппаратов, бронзовую статуэтку, аккуратно завернул в полотенце и сунул туда же. Для полноты добавил плед – вдруг пригодится в дороге.

Подошёл к окну, посмотрел в серое небо. Будто прощался с домом и двором. В этот момент хлынул дождь – тяжёлый, косой, стекавший по стёклам длинными струями. Окна будто плакали.

– Эх, – вздохнул Михалыч, – не угадала Маришка. Подвели её суставы – дождь пошёл.

Он натянул куртку, закинул сумку на плечо, обулся, тихо прикрыл за собой дверь и быстрым шагом направился к автовокзалу, стараясь не оглядываться.

* * *

Маришка зашла в магазин за горчицей – это был небольшой продуктовый в панельной пятиэтажке, недалеко от её дома.

– Любка, дай-ка мне вон ту горчичку! И посмотри срок годности, чтобы свежайшая была. Я без очков не увижу, – сказала она.

– Ой, – откликнулась Любка-продавщица в синем фартуке, доставая с полки банку горчицы. – А чё это мы такие нарядные сегодня?

– Ничего не нарядные, – пожала плечами Маришка. – Пальтецо? Если ты про пальто, то это я ещё в прошлом годе носила.

– Да я не про пальто, – хитро прищурилась Любка. – Губы намалевала, ресницы подвела… ха, Маришка, ты чё, ещё и брови выщипала? Когда успела? У тебя, что ли, хахаль появился? А ну колись!