Читать книгу Дом на краю леса - Группа авторов - Страница 1

Гром ударил так близко, что стекла в старых рамах задребезжали, как посуда в буфете. Дом бабушки Лиды, переживший и не такие грозы, недовольно скрипнул где-то в глубине – в стенах, в чердаке, в старой лестнице.

– Мам, интернет пропал! – возмущённо закричал из зала Миша.

– Интернет, говоришь… – пробормотала Карина, выглядывая в окно. – Сейчас вообще всё пропадёт.

Будто дожидаясь её слов, свет мигнул раз, другой – и погас окончательно. Дом на секунду провалился в густую, тёплую темноту. Потом, где-то в дальнем углу, жалобно пикнул забытой в розетке чайник.

– Ой, мам… – Аня тут же вцепилась Карине в руку. – Это навсегда?

– Темнота? – уточнила Карина. – Да нет, до утра точно переживём.

Где-то в коридоре громыхнула дверь.

– Ева? – крикнула Карина. – Ты жива?

– Пока да! – отозвалась сестра с верхнего этажа. – Миша, не трогай провод! Сказала же – не трогай, это не шнур от приставки!

– Я и не трогаю… – обиженно пробурчал мальчик, хотя все прекрасно знали, что как раз трогает.

Карина на ощупь добралась до старого буфета, нащупала коробочку со спичками. Пальцы по старой памяти нашли заветный хруст – и через минуту в комнате уже дрожал огонёк свечи, отбрасывая на стены пляшущие тени.

Запахло воском и чем‑то ещё – сушёной мятой, яблоками, немного – дымом от старой печи. Так пах этот дом всегда, сколько Карина себя помнила.

– Ууу, – протянула Аня, пододвигаясь ближе к свече. – Как в фильме ужасов.

– Это ещё не фильм ужасов, – фыркнула Ева, спускаясь по скрипучей лестнице в тапках с зайцами. – Вот когда бабушка Лида заходила с веником на включённом телевизоре – вот это был настоящий хоррор.

Она уже не была той худой, вечно растрёпанной девчонкой, коей запомнила её Карина в детстве, но в полутьме что‑то ускользающе детское в ней всё равно проступало – та же смешливая складка возле рта, те же тёмные глаза, в которых легко загорались искорки.

– Бабушка хотя бы свет не вырубала, – заметила Карина. – В отличие от местной грозы.

Миша, вооружившись фонариком телефона, уже бегал по комнате, освещая по очереди: старый шкаф, кресло-качалку, стену с выцветшими фотографиями. На одной из них – бабушка Лида в платке, прищурившись, держала на руках двух девочек – Карину и Евку. Лето, солнце, у Карины на носу россыпь веснушек, у Евы – в руках огромный пучок ромашек.

– Мам, а вы правда тут всё лето жили? – Аня обернулась, глядя то на фотографию, то на Карину. – Без интернета?

– Ужас, правда? – подыграла Ева. – И даже без смартфонов. Только лес, речка и козы дяди Паши.

– Козы – это ещё ладно, – вздохнула Карина. – Вот соседский петух – тот был настоящее зло.

Гром ухнул снова, дом ответил протяжным стоном. Пламя свечи пошатнулось, тени поползли по стенам.

Миша немедленно оживился:

– Мам, давайте страшилки! Раз электричества нет, хотя бы польза будет.

– Польза, – проворчала Карина. – От страшилок?

– Ну… – вмешалась Аня. – Можно не очень страшные. Про привидений… но добрых. Или про домовых.

– Домовые это не страшилки, – уверенно сказал Миша. – Это научный факт. У нас в подъезде точно один живёт, он лифтом балуется.

Ева прыснула, но тут же посерьёзнела, вслушиваясь в глухой рокот за окном. Ветер гнал по стеклу дождевые струи, и от этого казалось, будто за окном кто‑то проводит когтями по невидимой плёнке.

– Ладно, – сказала она, усаживаясь на пол рядом с детьми. – Про домовых, значит, научный факт… А про лесных духов вы что‑нибудь знаете?

– Про кого? – Аня вытаращила глаза.

– Про лесных духов, – повторила Ева. – Про тех, кто следит за лесом, за тропинками, за тем, чтобы кое-кто… – она выразительно глянула на Карину, – не бегал по оврагам, куда не надо.

– Это ты сейчас на кого намекаешь? – прищурилась Карина, но в голосе её уже сквозила улыбка. – На некоторых шести‑летних безумцев?

– Шесть с половиной, – поправила Ева автоматически. – И нечего меня за овраг припоминать. Это вообще не я упала, а так… немного поскользнулась.

Дети тут же подались вперёд.

– Мам! Тётя Ева! – перебил Миша. – А давайте вы расскажете что‑нибудь… ну, реальное. Что с вами было. В этом доме. Чтоб прям… – он выразительно сжал кулаки, – ух!

– Реальное, – задумчиво протянула Карина. – В этом доме…

Она перевела взгляд на окно. За стеклом сверкнула молния, и на миг в саду всё стало белым, плоским, как на старой выцветшей фотографии. Силуэты деревьев застыли, будто чужие, незнакомые.

– Реальное, говоришь, – повторила она тише.

– Ну расскажи, – сказала Ева, неожиданно серьёзно. – Раз уж мы вернулись.

Слово «вернулись» повисло в воздухе тяжёлой каплей. В этот дом они и правда вернулись впервые за много лет – после похорон бабушки Лиды, после бесконечных бумаг, нотариусов и разговоров о том, что делать с «старью».

В итоге решили – летом поедут с детьми. Пусть побегают по траве, подышат настоящим воздухом, не городским.

Гроза словно только этого и ждала, чтобы начать вовсю: гром забухтел почти непрерывно, вспышки молний сводили тьму на нет на секунды, потом она возвращалась ещё гуще. Где‑то на чердаке шарахнуло так отчётливо, что все четверо одновременно подняли головы.

– Там что‑то есть, – серьёзно сообщил Миша.

– Там старые чемоданы, ковёр, сто лет никому не нужный хлам и, возможно, мыши, – перечислила Карина. – И паутина. Много паутины.

– Пойдём посмотрим? – мгновенно предложила Аня. В её глазах вспыхнуло то самое любопытство, которое Карина знала слишком хорошо. Свой, родной огонёк. – Ну мааам. Там же всё равно делать больше нечего…

– Только не сейчас, – отрезала Карина. – Во‑первых, гроза. Во‑вторых, темно. В‑третьих…

– А чего ты сама туда в детстве лазила? – невинно заметила Ева. – И не раз. Я помню. Ты там книжки прятала.

– Это другое, – буркнула Карина.

– Почему? – хором спросили дети.

Карина закатила глаза.

– Потому что я была… – она на секунду задумалась, – безответственным ребёнком, а вы у меня сознательные.

– «Сознательные» – это значит скучные, – шепнул Миша Ане, но не настолько тихо, чтобы Карина не услышала.

Она уже набрала воздух в грудь, чтобы выдать воспитательную речь, но в этот момент снова раздался шорох. На этот раз – более явственный. Как будто кто‑то тяжело переставил ногу по старой доске прямо над их головами.

Миша подскочил.

– Там Точно. Кто‑то. Есть, – прошептал он.

– Кот, – решила Аня. – Или привидение бабушки Лиды.

– Бабушка Лида, если бы узнала, что вы её дом привидением называете, – заметила Ева, – пришла бы к вам во сне и заставила неделю полоть грядки.

– А пошли, – вдруг сказала Карина. – Быстро, пока я не передумала. Только втроём, ясно? – Она посмотрела на Еву. – Ты – остаёшься с чаем и свечой. И с ответами на вопросы, вдруг полиция спросит, зачем мы детей на чердак в грозу погнали.

– Спасибо, – фыркнула Ева. – Только лезьте аккуратно. Если кто‑то упадёт и сломает себе нос, я в скорую звонить не буду. Сами, на костылях, поедете.

* * *

Лестница на чердак начиналась в узком коридоре, за тяжёлой дверцей с заедающим замком. Карина поднатужилась, дёрнула ручку – дверь нехотя поддалась, выпуская запах пыли и сухого дерева.

– Фу‑у, – протянула Аня. – Как в чулане у Бабы-яги.

– Весело у вас там, в детских чуланах, – заметила Карина, поднимаясь по ступенькам первой. – Я свечу поставлю, а вы за мной, не толкаемся.

Чердак встретил их плотным, сухим воздухом и шорохом дождя по жестяной крыше. В свете свечи всплыли очертания старого сундука, перевёрнутого стула, какого‑то длинного свёрнутого ковра. В дальнем углу блеснуло что‑то стеклянное – старое зеркало в резной раме.

– Тут как в фильме про клад, – восхищённо шепнул Миша. – Только карты не хватает. С крестиком «копать тут».

– Ага, и скелета пирата в шкафу, – добавила Аня.

Карина поставила свечу на широкий плоский сундук, привычно стряхнула паутину с крышки. Руки сами вспомнили, где что стояло когда‑то, какие тряпки можно отодвинуть, что лучше не трогать, чтобы не уронить половину чердака себе на голову.

– Мам, смотри! – воскликнула Аня.

У низкого окошка, ведущего в сад, стоял старый детский столик, а на нём – куча каких‑то листков. Аня сгребла их в охапку. С наверху списанных тетрадных страниц на Карину уставился странный, коряво нарисованный человечек – вроде бы человечек, но больше похожий на пенёк. Толстый низ, две короткие ножки, два круглых глаза и торчащие в разные стороны… то ли веточки, то ли волосы. Руки были вытянуты вперёд, как у того, кто либо просит, либо предлагает что‑то.

– Ого, это кто? – Миша заглянул Ане через плечо. – Страшный гриб?

– Это не гриб, – неуверенно сказала Аня. – У него глаза.

– У грибов тоже бывают глаза, – уверенно заявил Миша. – В некоторых мультиках.

Карина взяла рисунок, пригляделась. Линии были неровные, детские, но в этой корявости было что‑то… знакомое. Где‑то она уже видела подобный смешной нос-корягу, такие круглые глаза.

Сердце вдруг странно содрогнулось – будто кто‑то тихо толкнул его изнутри.

– Мам? – Аня осторожно тронула её за локоть. – Это ты рисовала?

– Не помню, – честно сказала Карина. – Может быть… А может, и нет.

– Там ещё что‑то есть! – Миша уже лез под стол. – Там… коробочка какая‑то.

Щёлкнуло дерево, послышался возмущённый треск паутины, и из темноты за ножкой стола он вытащил небольшую, пыльную шкатулку. Дерево потемнело от времени, крышка украшена простым узором – веточки, листики, завитки. На передней стороне – небольшой металлический замочек с фигурным отверстием.

– Вооот, – протянул Миша с торжеством. – Клад.

– Это не клад, – возразила Аня, уже тянулась к нему, – это… сокровище. Есть разница.

– Всё, что находим на чердаке и старое – автоматически клад, – заявил Миша. – Правило приключений.

Замочек тускло сверкнул в свете свечи. Не обычный, с дужкой, а плоский, с замочной скважиной в виде цветка.

Карина ощутила, как по спине побежали мурашки. Очень знакомый холодок. Словно время заколебалось между сейчас и тогда.

– Мам, а ключ есть? – Аня подняла на неё светлые глаза. – Откроем?

– Ключа, боюсь, нет, – сказала Карина. – Но…

Она замолчала, поймав на себе два абсолютно одинаковых, жадно‑ожидающих взгляда.

– Но ты же умеешь, да? – догадался Миша. – Как в кино! Шпилькой! Ты же сто процентов так в детстве делала!

– Я… – Карина почувствовала, как в уголках губ сам собой появляется знакомый, чуть хищный оскал. Детский, давний. – Ничего я вам не умею. Я примерная мать.

– Ма‑ам, – взмолилась Аня. – Мы никому не скажем! Честно‑честно! Даже тёте Еве… хотя тётя Ева и так знает, что ты не примерная.

– Спасибо большое, – буркнула Карина. Но шпильку из волос всё же вынула.

Пальцы почти не дрогнули – будто и не прошло двадцать с лишним лет. Металл коснулся замочной скважины, тихий скрип, лёгкое сопротивление, щелчок – и крышка шкатулки чуть приподнялась, выпуская наружу лёгкое, еле уловимое дыхание… чего‑то.

Не запаха – воспоминания.

Дождь за крышей стал вдруг тише, а огонёк свечи – ярче.

– Ого! – Аня буквально вцепилась в мамины плечи. – Там что?

Карина аккуратно открыла шкатулку.

Внутри, на выцветшей ткани, лежали две вещи. Первая – крошечный, почти прозрачный, высушенный цветок папоротника. Настолько тонкий, что казалось – дыхни, и он рассыплется в пыль. Вторая – грубо вырезанный из дерева амулет на потемневшем шнурке: круг, в котором пересекались какие‑то линии, образуя незнакомый узор.

Аня осторожно потянулась к цветку.

– Осторожно, – одновременно с ней сказала Карина. – Он… старый.

Слово «старый» прозвучало не совсем так, как хотелось. Будто дело было не в возрасте цветка, а в чём‑то ещё. Гораздо более древнем.

– Это что, – прошептал Миша, – тот самый цветок папоротника, который на Ивана Купалу? Его же не бывает… ну, на самом деле.

– Ну да, – криво усмехнулась Карина. – Много чего «не бывает».

Она провела пальцем по амулету. Дерево было гладким в одних местах и шершавым – в других, там, где нож небрежно царапал волокна. Этот круг с линиями… она помнила его. Помнила, как он холодил кожу на шее в самую жару. Помнила, как цеплялся за волосы, когда она бежала по тропинке к реке.

Помнила мальчишку с рыжими веснушками, размахивающего рогаткой. Девочку в очках, машущую над костром старой книгой. И маленькую, упрямую шести‑ с половиной‑летнюю Еву, которая ни за что не хотела оставаться дома.

И ещё – чей‑то тихий смешок из-под ветвей ёлки. И тонкие тронутые мхом пальцы, вытягивающие к ней ягоду лесной малины.

– Мам? – голос Ани звучал как издалека. – Ты куда уехала?

Карина моргнула, выныривая.

– Никуда, – соврала она. – Просто вспомнила.

– Что? – не отставал Миша. – Это вам бабушка дала? Или вы сами нашли?

– Это… – начала было Карина, но на лестнице послышались шаги.

Ева появилась в проёме, освещённая снизу, так что её лицо в тени выглядело почти незнакомым.

– Вы там что, на тридцать лет пропали? – спросила она. – Или решили дождаться, когда свет сам включится?

Потом её взгляд упал на шкатулку, на амулет в Карининой руке – и остановился. Глаза у Евы странно расширились, словно она увидела не просто кусочек дерева, а что‑то намного большее.

– О, – только и сказала она. – Ты его… нашла.

– Похоже на то, – тихо ответила Карина.

Ева медленно зашла, присела рядом, оперевшись о край сундука. Гроза за крышей ухнула, словно подтверждая важность момента.

– Тётя Ева, – не выдержал Миша, – это правда цветок папоротника? И амулет настоящий? И он магический, да? Скажите, что да! Пожалуйста.

Ева смотрела не на него. Она смотрела на амулет, как смотрят на фотографию, которую много лет боялись достать из конверта.

– Вы думаете, это просто сказки? – наконец произнесла она, не отрывая взгляда. В голосе её не было обычной насмешки, только тихая усталость. – Нет, это было тем летом, когда мы встретили Мару.

Аня сглотнула.

– Кто такая Мара? – прошептала она.

Ева медленно подняла глаза. Вспышка молнии высветила её лицо так, что стало видно – она испугалась собственного воспоминания.

– Лучше спроси, *что* она, – сказала Ева. – А началось всё… совсем не страшно. С солнца, пыли и земляники.

Она вытянула руку и кончиком пальца едва заметно коснулась высушенного цветка папоротника.

Свеча дрогнула, и на миг показалось, что тени вокруг них поплыли, складываясь в иные очертания – летние, солнечные, наполненные громким детским смехом и стрёкотом кузнечиков.

…Жара расползалась по пыльной деревенской дороге, воздух дрожал над полем, а поезд, который привёз двух девочек из шумного города, уже давно скрылся за поворотом…