Читать книгу Перо Ворона - Группа авторов - Страница 3

Академия ветеринарной медицины в губернском городе была для Тани храмом науки и тихим адом одиночества. Она была «серой мышкой» – так думали другие. Но мыши видят и слышат то, чего не замечают яркие птицы.

Городской шум был для Тани Крыловой чужой и неприятной музыкой. Она скучала по шепоту сосен и крикам коршунов. Академия стала её убежищем, местом, где она могла говорить на понятном ей языке – языке анатомии, физиологии и безграничной любви к живым существам. Она училась прилежно, жила в общежитии, а выходные проводила на конюшне или в приюте для бездомных животных. Подруг у неё почти не было – её считали странной, замкнутой, слишком погружённой в себя.

Всё изменилось в один осенний день на третьем курсе, когда на лекцию по орнитологии вошёл Он.

Он появился в дверях аудитории не с началом пары, а на пятой минуте, когда лектор уже начал речь. Высокий, почти до косяка, с прямой, гордой осанкой. Волосы – густые, иссиня-чёрные, падавшие на лоб непослушной прядью, которую он машинально откинул пальцами. Лицо с резкими, словно высеченными скульптором чертами: высокие скулы, прямой нос, тёмные брови. Но главное – глаза. Они были такого тёмного, глубокого карего цвета, что казались чёрными, как спелая черника, и в них, при ярком свете, угадывался тот же стальной, скользящий отлив, что и на пере в её шкатулке.

Он молча кивнул лектору, извинившись за опоздание, и прошёл в конец аудитории, сев на свободное место у окна. Весь курс, особенно женская его половина, замер. Шёпот, как ветер, пронёсся по рядам: «Кто это?», «Новый? Откуда?», «Боже, какой…».

Его звали Ярослав. Ярослав Чёрный. Он был на их потоке, но учился по какой-то индивидуальной программе, появляясь выборочно на лекциях и практиках. Он был невероятно умён, отвечал точно и лаконично, но с какой-то древней, интуитивной мудростью, особенно когда речь заходила о птицах и диких животных. Преподаватели слушали его, затаив дыхание. Девушки вздыхали, строили планы, приглашали на вечеринки. Он вежливо отказывал всем. Его называли «неприступным вороном» за цвет волос и замкнутый характер.

И этот «неприступный ворон»… смотрел на Таню.

Сначала она думала, что ей показалось. Но нет. Во время семинаров его взгляд часто находил её в толпе, он слушал её скромные, но выверенные ответы, и в уголках его губ появлялась едва заметная тень улыбки. Однажды, в библиотеке, он сам подошёл к её столу, где она корпела над атласом птичьих болезней.

– Простите, – его голос был низким, немного хрипловатым, словно привыкшим к ветру. – Вы Крылова? Мне говорили, вы разбираетесь в рационах для хищных птиц. Мне нужен совет.

Таня, покраснев до корней волос, что-то пробормотала. Они проговорили полчаса. Он не просто слушал – он понимал. Говорил о повадках, о взгляде, о том, как чувствуешь страх или доверие животного кожей.

С этого началось. Их случайные встречи в библиотеке переросли в совместные походы в зоопарк для наблюдений, потом – в долгие прогулки по городскому парку. С ним она не чувствовала себя «серой мышкой». С ним она могла молчать, и это молчание было комфортным, наполненным пониманием. Он спрашивал о её детстве, о лесе, и слушал так внимательно, будто ловил каждое слово, каждую интонацию. А однажды, когда она, увлёкшись, рассказывала о случае на реке, его лицо на мгновение стало каменным, а в глазах промелькнула такая первобытная тревога, что она запнулась.

– Что-то не так? – спросила она.

– Нет, – он выдохнул, и его взгляд снова стал мягким. – Просто… я рад, что с тобой всё в порядке. Что тогда всё обошлось.

Он был странным. Он мог исчезнуть на несколько дней, не отвечая на сообщения, а потом появиться с каким-нибудь редким подарочным изданием по ветеринарии или просто сидеть с ней на скамейке, наблюдая за воронами на деревьях.

– Смотри, – сказал он как-то раз, указывая на стаю. – Они всё помнят. И благодарность, и обиду. Они хранят верность до конца жизни.

Девушки в академии не понимали. Что он нашел в этой тихой, невзрачной Крыловой? Она не носилa яркой одежды, не ходила на тусовки, говорила в основном о болезнях и животных. Но когда Ярослав шёл по коридору, он искал глазами именно её. И когда находил, его строгое лицо озарялось светом, которого не видел больше никто.

Таня тоже не понимала. Но её сердце, то самое, что всегда чутко откликалось на искренность, билось чаще в его присутствии. Она ловила себя на мысли, что его тёмные глаза кажутся ей до боли знакомыми. Будто она смотрела в них когда-то давно, в другой жизни, полной страха, тепла пиджака и шелеста огромных крыльев на крыше сарая.

Однажды, поздней осенью, они шли по пустынному ботаническому саду. Листва шуршала под ногами. Ярослав вдруг остановился.

– Таня, – произнёс он с непривычной серьёзностью. – Ты когда-нибудь задумывалась, что у всего в этом мире есть своя цена? Что спасти кого-то – это не просто поступок. Это… создание связи. Нерушимой.

Она посмотрела на него, и в её памяти всплыли чёрные перья в шкатулке.

– Задумывалась, – тихо ответила она. – Иногда кажется, что кто-то эту цену за меня заплатил. Или… всё ещё платит.

Он долго смотрел на неё, а потом медленно, как бы не решаясь, протянул руку и смахнул с её плеча упавший кленовый лист. Его пальцы едва коснулись ткани её куртки.

– Никто не платит против своей воли, – сказал он загадочно. – Иногда долг – это единственное, ради чего стоит жить. А потом он превращается во что-то большее.

Он не стал объяснять эти слова. Но в тот вечер, провожая её до общежития, он неожиданно взял её за руку. Его ладонь была тёплой, сильной и удивительно родной.

А на следующее утро, на её подоконнике, лежало свежее, блестящее чёрное перо. Никогда ещё они не появлялись так близко к ней в городе. И никогда ещё её сердце не билось так, словно предчувствуя, что тайна вот-вот перестанет быть тайной.