Читать книгу 1000 долларов за поцелуй, 50 центов за душу - Группа авторов - Страница 2

Похмелье. Что можно о нём сказать? Наглядный пример кармы после заключённой сделки с дьяволом накануне, и теперь ты маршируешь в утреннем параде в аду. Кажется, вчера с Профессурой мы расширили рамки человеческих возможностей, и я проснулся в полной амнезии о вчерашних событиях и том, где я оказался. А оказался я в совершенно неожиданном, но грандиозном месте. Это был огромный задний двор с лужайкой, огромным бассейном и шезлонгами. А позади меня располагался внушительных размеров двухэтажный, ни дать ни взять, особняк.

На шезлонге рядом со мной у бассейна сидела очень молодая девушка. На теле – наверно, наиузчайшее в Ленинградской области бикини, в ушах наушники, из которых доносился типа Сквайер, Дэф Леппард или Форенеры, а в руках было «Прощай, оружие!». На ней также были идеально круглые прозрачно-розовые очки. С её губ свисала тлеющая сигарета. А на бёдрах лежал ноутбук, как будто она делала иногда перерывы от чтения и эксплуатировала новомодный девайс с откушенным яблоком. Чтобы не словить «вертолётов», я медленно перекатился в сидячее положение. Она отняла взгляд от книги и повернулась ко мне.

– Выспался?

По моему состоянию, мне бы, наверно, диагностировали глубочайшую бихевиоральную кататонию, так что я, даже если бы и хотел, всё равно бы не смог ответить своей незнакомке что-то вразумительное.

– Я подумала, что ты наверняка не захотел бы начать своё утро со смузи, утренней пробежки и подкаста про нейропластичность, так что приготовила «Кровавую Мэри». Не переживай, вместо водки – «Алка-Зельтцер».

Амброзия стояла на столике между моим шезлонгом и шезлонгом незнакомки как раз с зелёным смузи, который был, видимо, для неё. Я покорно протянул руку за ним, а после выпил залпом. Спустя минуты полторы я поставил стакан обратно, немного пришёл в себя и взглянул на свою визави.

Сидела она вполне спокойно, обстоятельно, я бы даже сказал, по-хозяйски. Несмотря на весь свой чрезмерно молодой вид, который говорил, что она не могла быть владелицей сих апартаментов.

При этом на тинейджера она была совсем не похожа. Передо мной была в самом соку молодая женщина. В каждой школе каждого города всегда была своя Лолита, с раскрывшимся бутоном страсти молодой женщины. Уже тогда им приходится учиться в школе жизни на тройки, когда мы только оканчиваем общеобразовательную с, как нам кажется, нужными пятёрками. Но вместе с телом был, по всей видимости, и ум. А ещё взгляд – в нём была серьёзность. Наигранная, конечно. Чтобы взрослые и злые мира сего не заподозрили, что она была ещё малышкой, ей приходилось хмурить брови, чтобы походить на одну из них. Я это просёк сразу: наши старые режиссёры читали нюансы, и Станиславский, и Тарковский научили определённым вещам. Но даже её хоть и фальшивая игра уже говорила об определённой степени зрелости.

– Любишь музыку? – не зная, как ещё завести диалог, спросил я.

– Только не спрашивай, что именно я люблю. Наитупейший вопрос. Это то же самое, что выбирать между пломбиром и ягодным. Всё по настроению. В каждом жанре, в каждом направлении и у каждой группы и исполнителя найдётся хотя бы одна композиция, которая тебе окажется по нраву.

– Занятная теория. А если у меня аллергия на пломбир?

– Но это не значит, что ты не хочешь пломбир, сечёшь?

– Ладно, а что в целом слушаешь?

– Много чего, что современные избалованные детишки уже не слушают. Билли Сквайера, Дэф Леппард, Квинг и Скорпов уважаю. Нирвана, конечно.

Я, конечно, не был всеведущ в роке, но я понимал, что список она озвучила серьёзный. Наше поколение уже не слушало такое, а зря.

– Кстати, многие стали ненавидеть Дэйва Грола за то, что он основал Фуфайтерс после самоубийства Курта.

Я понял, что это был тест. Завалю его – и красотка станет держать меня на дистанции.

– Крист Новоселич был предан Нирване, а Грол – самому гранжу, – выдал я.

Блондинка удивлённо спустила очки с глаз. Я немного знал толк в музыке. Всё-таки музыка – неотъемлемая часть кинематографа.

– А ты сечёшь, я посмотрю. Но даже с учётом этого у тебя всё равно вид человека с билетом в один конец. Ну, в смысле, огорошенный.

– Нет, просто дикое похмелье и амнезия.

Моей дорожной сумки не было рядом. А я был в той одежде, что была на мне вчера. Я не знал места, где нахожусь, не знал эту девушку, и всем своим естеством я хотел получить ответы на эти вопросы.

– Я Кристина, – наконец-то она делает первый шаг.

– А я Никита. Я был с…

– Я знаю, ты был со Степаном. Он привёз тебя сегодня утром. Он отъехал недавно, но обещал скоро вернуться, – прервала она, избавив меня от чувства вины, будто я сюда вломился без спроса по пьяни.

– Я не всегда так напиваюсь, просто…

– Да не парься, – ответила она. – Это всё равно фигня в сравнении с тем, как развлекается Степан.

Наконец-то всё стало немного вставать на свои места. Девушка знала Профессуру.

– Ну ладно, я смотрю, ты совсем дезориентирован, малыш. Не переживай, я всё расскажу, – не по возрасту снисходительно бросила моя новая знакомая, но для меня это было сродни спасательному кругу – зацепиться, как это говорят, за экспозицию, иначе я чувствовал себя в невесомости, а на фоне похмелья это было весьма неприятное чувство.

Как оказалось, Кристина – клиентка, кто покупает у Профессуры частные курсы писательского мастерства, о которых он говорил вчера между делом. Это не объясняло, почему мы находились при таком дворце, но я решил терпеливо дослушать. Кристина была ярой любительницей литературы, и несложно уже было догадаться, именно поклонницей нашего непокорного и вечно пьяного слуги. Каково же было удивление маленькой "мисс Джейн Остин", когда она узнала, что Профессура не занят никаким проектом и всецело мог отдаться частным мастер-классам за весьма нежадную сумму. Она считала его, ни дать ни взять, «живым русским Хемингуэем» и по части алкоголя он её не разочаровывал. Но это не мешало работе. Как рассказала Кристина, подход в учёбе был весьма академическим. Он заставлял делать её разные упражнения, например, описать бассейн с водой, не используя слова «бассейн», «вода», «жидкий», «мокрый», «плавать», или пальму в тысячу знаков без слов «пальма», «дерево», «растительность», «листья» и «зелёный». Это было похоже на тренировки спортсмена перед соревнованиями. Написать роман – это как пробежать марафонскую дистанцию. Ты не сможешь это сделать, если никогда в жизни не тренировался бегать. А ещё она много читала.

– «Если у тебя нет времени на чтение книг, значит, у тебя нет инструментов для их написания», – она гнусавым голосом изобразила Профессуру. – Нет, я, конечно, люблю читать, но в таких объёмах через «не хочу» – это уже… Как будет графоманство, только не про писательство, а про чтение? Чтеманство?

– Ну, если не доверяешь профессору, то точно должна Стивену Кингу, – намекнул я на истинного автора мысли.

– А он говорил, что ты смышлёный.

Я удивлённо скривил губы. От Профессуры комплиментов никогда не дождёшься.

– А ещё, что ты бездарь и любишь одни фильмы смотреть и ни одной книги никогда не прочитал, – хихикнула моя новая знакомая. – Странно, Профессура рассказывал обо мне? Он считает, что фильмы – это пошло.

– У нынешних тинейджеров напрочь отсутствует тяга к выдержанной классике. Они перестали смотреть «Рискованный бизнес» и думают, что «Грязные танцы» – это только про стриптиз.

– Так думает старый, но не я, – Кристина немного спустила очки на переносицу.

– Смотрю, ты уже познакомился с моей протеже? – выдал неожиданно появившийся Профессура.

Если я смахивал на живого ходячего мертвеца, то на этом молодце не было, как говорится, ни царапинки… Опыт. К тому же я уже видел, как он нёс бутылку белой горькой и две рюмки, от вида которых меня чуть не вырвало, но я нашёл в себе силы сдержать позыв, чтобы не излить флюиды на коленки молоденькой нимфетки.

– Боже, я пас, – коротко выдал я, глядя на спиртное.

– Слабак… – коротко выдал Профессура, налил себе стопку и был таков.

Занюхивать и тем более закусывать ему, конечно же, было не нужно, но из чувства праздного любопытства он взял смузи Кристины, понюхал и сказал:

– Я пережил развод и рецензию от «Литрес». Но это – слишком. Это не еда. Это пенсия мозга в стакане. – Но всё равно отпил зелёную жижу как вместо рассола.

У Профессуры, по всей видимости, был период «принципиального пьянства» – пить стабильно и системно, будто ему вовсе перестало быть интересно знать, как выглядят окружающий мир и люди, когда не двоятся.

– Да, уже познакомились, – ответил я. – Только что это за книга? Дорожная карта питерских круглосуточных питейных?

– Почитай «Горе от ума» и осознай, какой ты бездарь!

– Посмотри «Апокалипсис сегодня» и отсоси.

Периодически у нас с Профессурой возникало такое столкновение поколений, но это был безобидный обмен любезностями. Даже с улыбкой… Может быть, даже таким образом мы говорили, что дороги друг другу.

– А откуда она тебя нашла? Не сказал бы, что она завсегдатай каких-нибудь рыгаловок.

– Чтоб тебе заспойлерили, какой ты никчёмный кусок бестолковщины, до твоей кончины.

– Ударься своей башкой о четвёртую стену и пообщайся с богом, мудила!

Профессура налил ещё рюмку.

– А ты не офигел с утра накатывать?

Он и Кристина переглянулись.

– Сейчас уже восемь вечера. Ты проспал весь день. Добро пожаловать в Питер с его знаменитыми белыми ночами. Но не переживай, в твоей комнате занавески блэкаут.

– Ты понял, да, парень? Ночлежка есть, в отель ехать не придётся.

– Спасибо, – коротко из-за похмелья выдал я, но, чтобы не показаться неблагодарной скотиной, продолжил: – Как я могу отблагодарить вас?

– Да будет тебе, – ответила Кристина. – Тут тысячи две квадратных метров на троих. В доме больше никого.

– Да кто ты? – недоумённо спросил я.

На что Кристина только расхохоталась, встала с шезлонга и побрела в дом. Уже уходя, из-за её спины раздалось:

– Готовьтесь, через час ужин. Ужинать будем на веранде, оденьтесь соответствующе.

– Только пусть к мясу подадут красное! – крикнул Профессура. – Белое – для зумеров и итальянцев!

– А толку? Ты всё равно будешь водку, – уже донеслось в ответ из дома.

– Какого хрена тут происходит?! – насколько можно выразительно с учётом похмелья, выдал я.

– Круто, да? – ухмыльнулся старый.

– Ага… круто. Особенно если не знать, что происходит.

– Ну, начнём с того, что эта малолетка – мажорка. Папаша у неё – мультимиллионер, инвестор или воротила, фиг его разберёшь, деньги делает быстрее, чем ты отходишь от похмелья. После смерти матери девочка осталась одна, ну как одна… в золотой клетке. Отец потакает каждому капризу. Вот она и решила, что хочет написать книгу. Я же не дурак – согласился её учить. За халявные бакинские, разумеется. Ну а пока батя в отъезде, я договорился, что буду жить тут. Прислуга всё делает, жрать подают, бухло в шкафу – идеальные условия.

– А как вы вообще познакомились?

Профессура помялся.

– Она прочитала книгу. – Профессура имел в виду ту, что написал он. – Вот она и нашла меня.

Я вздохнул и задумался.

– А про вчерашнее? Про тех, кто тебя убить хочет. Это был бред пьяного или ты серьёзно?

– Ты мне что, мать Терезу включил? Забудь, что я это сказал. Бывает, нажрусь – и несу всякую дичь, но я не дитя сопливое. Если бы было что-то серьёзное, ты бы уже проснулся в чемодане. А так, видишь, сидим, солнышко светит, авокадо растёт. Так что давай без допросов. Не твоя это война.

– Ты вчера чуть не рыдал.

– Отвали, придурок, – грубо отрезал Профессура.

– От писателя я ожидал чего-то менее банального. С таким переменным успехом вряд ли она чему-то научится у тебя.

– Эта избалованная кукла никогда не напишет настоящую книгу. Чтобы творить, нужен голод и страдание. И если уж рождаешься с серебряной ложкой во рту, как она, то должно случиться что-то действительно чудовищное, чтобы разбудить внутри творца. Великое, Никита, рождается из великого ужаса… А в её жизни, – он на секунду замолчал, обводя взглядом стерильную роскошь вокруг, – в её жизни нет даже материала для приличного некролога. Но это же не значит, что нельзя поиметь халяву.

После душа, который, к моему восторгу или ужасу, находился прямо в моей отдельной комнате, я нацепил на себя всё самое приличное, что было в дорожной сумке: рубашку с выпускного, пуговицы которой ещё держались, но уже скоро надо было подшивать, тёмные брюки и кроссовки без дырок. Я прошёл через холл и ступил на веранду.

Там был накрыт стол – нет, не просто стол, а какой-то чёртов банкет на три персоны. Белая скатерть, свечи в серебряных подсвечниках, столовое серебро, хрустальные бокалы, блюда, названия которых я бы даже не выговорил. Ужин явно был из разряда тех, что заканчиваются обсуждением цен на нефть или трактовкой Бродского через призму Фрейда.

Я присел на краешек стула, не зная, куда деть руки. Всё это выглядело как сцена из фильма, и сейчас появится дворецкий с фразой: «Месье не туда зашёл».

Скоро присоединился Профессура – при параде, но всё равно с флягой в кармане – и Кристина в лёгком платье, которое вызывало лёгкую тахикардию.

– В доме, где люди страдали, не бывает авокадо. У нас тут или борщ, или ты идёшь читать свои стихи в метро, – буркнул Профессура.

Он хоть и кайфовал от комфорта, но привычно плевался в сторону роскоши. По-своему он напоминал своей протеже, что настоящие писатели росли на боли и холодной похлёбке, а не на лобстерах с лаймом.

Мы сели за стол. Я моментально потерялся в многообразии приборов: какие-то вилки были тонкие, какие-то широкие, ложки – одна больше другой. Я выглядел как закоренелый холостяк в «Икее».

– Главное – не промахнись с рюмкой, – прошептал Профессура, ухмыляясь.

– Ну так а ты чем планируешь заняться, Никита? – завела светскую беседу Кристина.

Как я говорил ранее, по части найти стабильную работу я был безнадёжен, а сейчас и вовсе не знал свой статус. У меня не было денег, чтобы остаться, но и на обратный билет тоже. Вчера Профессура сказал, что надо спасать его задницу от злых букмекеров, а сегодня я будто сдох после вчерашней попойки и воскрес в ситкоме, где богатые тоже плачут. И хотя мне вроде как дали приют, всё это казалось временным.

– Мы пока присматриваемся, – вставил за меня Профессура, будто знал, что я задержусь в Питере дольше, чем просто приезд «в гости».

– Я уверена, ты найдёшь чем заняться, – вдруг сказала Кристина и улыбнулась, глядя в бокал. – Ты производишь впечатление того, кто всегда найдёт, как не потеряться.

– Спасибо, конечно, но мой диплом и резюме скорее вызывают судороги у эйчаров, чем интерес, – ответил я.

– А я, между прочим, мечтаю стать писателем, – Кристина с тактом не стала ковырять больную рану. – Не блогером или инстаграм-поэтессой, а настоящим писателем. Чтобы с книжным запахом страниц и предисловием от критика, который меня терпеть не может, но будет вынужден признавать.

– Амбициозно, – я не скрывал удивления. – И откуда это в тебе?

– Наверно, с того дня, как поняла, что хорошие книги лечат, а плохие – всё равно лучше таблеток. Литература – это не хобби. Это что-то между психотерапией, археологией и древней магией. Иногда я чувствую, как строчка Сэлинджера спасает меня от желания всё бросить и уехать в Монголию пасти яков.

– А ты прямо серьёзно, да?

– До тошноты. Я читаю, пишу, учусь. Проф гоняет меня как дьявол. У него всё по-взрослому: задания, дедлайны, редактуры. Если бы не он, я бы до сих пор писала фанфики про Фицджеральда.

– И правда серьёзно, – кивнул я. Её слова были не просто словами. Они были каким-то её внутренним манифестом.

– Кстати, многие фильмы снимались по книгам, – хитро уколола меня Кристина. – К тому же я считаю, что все в душе писатели. Люди пишут любовные письма, рассказывают тосты на свадьбах, произносят похоронные речи. Это неотъемлемая часть нас. Писательство – это не излишняя роскошь, это потребность. Миру нужны красивые слова, они скрашивают его уродство. А ты что думаешь, Проф?

Тот умолк на секунду, будто задумался, и в следующую секунду пёрнул. Я сразу же взглянул на Кристину, подумав, что новое поколение аристократии от этого атавизма могло бы впасть в летаргический сон, но та прямо-таки взорвалась от звонкого хохота. Благо, что стол был огромный и расстояние между нами троими было по метра три-четыре.

– Проблема в том, что ты слишком рано хочешь писать роман, – подал голос Профессура, лениво крутя бокал в пальцах. – У тебя мозги ещё мягкие. Надо сначала набить руку. Писать о том, что знаешь. Или – если совсем уже отважная – писать о том, чего не знает никто.

– Стругацкие? – уточнил я.

– Вот именно. Смотри-ка, не до конца бездарен. Значит, семестр литературы не прошёл мимо, – усмехнулся он. – А вообще, чтобы писать, надо иметь либо опыт, либо жопу железную, чтобы сидеть и переписывать до седьмого пота. А лучше – и то и другое.

– А ведь почти все известные писатели воруют. Ну, вдохновляются. Или подслушивают чужие жизни, делают их своими, – сказал я.

– У тебя руки не дошли до правды, зато язык – до морали, – с укоризной бросил Профессура.

– «Если ты ленивый, чтобы выстрадать текст сам, сиди и не п***и. У писателя два пути – или страдать самому, или воровать талантливо», – Кристина изобразила голос Профессуры, мы с ней засмеялись.

– Слушай, девочка, мир несправедлив. Всегда был. И если ты ждёшь разрешения, чтобы сказать правду, – ты не писатель, а нотариус.

Они оба резко замолчали. Степан резко потяжелел взглядом, а Кристина отвела глаза, чуть сжав губы. Казалось, обсуждение перешло грань, где кончается теория и начинается что-то опасно близкое.

Профессура налил себе ещё. Он пил быстро, залпом, будто виски было бензином, который нужен, чтобы сжечь что-то внутри. Лицо у него покраснело, глаза налились стеклянным блеском. Он уже был пьян – не слегка, а как следует.

– А если бы кто-то взял твою жизнь – и сделал из неё роман? Без твоего разрешения. Ты бы что сделал? – вдруг спросил он не глядя.

Он задал этот вопрос нарочито спокойно, без нажима, почти в лоб – так, будто проверял не ответ, а реакцию. Я уже было хотел ответить, но Кристина меня опередила.

– А может, это не воровство, а оммаж? – вдруг вставила Кристина, элегантно отпивая вино. – Ну, знаете, как дань уважения. Когда один художник настолько восхищён другим, что подражает ему. Правда, если говорить о тебе, Проф… – она сделала паузу, окинув его ироничным взглядом, – …не думаю, что кто-то в здравом уме захочет отдать дань уважения твоим недельным запоям и дружбе с белой горячкой.

Мы засмеялись, а Профессура недовольно поднялся, шатко, но с достоинством, как пьяный монарх. Покачнулся и вышел на задний двор, оставив нас вдвоём в мерцающем полумраке и тишине с девочкой из солнечных бликов, книжных цитат и розовых очков.

– И вот остались только мы, свечи и моя врождённая неспособность молчать, когда рядом красивая девушка.

Кристина засмеялась.

– Ты пугающе хорошо разбираешься в плохом флирте.

– Ну не я же тут писатель, чтобы быть оригинальным. Хотя я однажды чуть не начал роман с кассиршей из «Пятёрочки». Там тоже были свечи. Правда, в отделе с хозяйственными товарами.

Кристина снова захохотала. «Кажется, нащупывается, наклёвывается», – подумал я. Я воспользовался моментом и пересел поближе, на соседний стул, стараясь не выглядеть чересчур нарочито. Просто вроде бы поудобнее – но мы оба знали, к чему всё идёт.

– Слушай, у меня важный вопрос, – сказал я, глядя на неё серьёзно. – Ты веришь в любовь с первого взгляда, или мне стоит ещё раз пройти мимо?

Кристина закатила глаза, но улыбнулась:

– Классика жанра. Ты ещё спроси: вашей маме зять не нужен?

– Для меня торопить события – моветон. Хотя, если бы ты была книгой, я бы точно не сдал её в библиотеку.

– Господи, Никита, ты невозможен.

– Возможен. Особенно после третьего бокала. Но пока держусь. – Кажется, красное взыграло на моих «вчерашних дрожжах».

Мы оба улыбались. И, кажется, впервые – по-настоящему. Я смотрел на неё и вдруг подумал: может, стоит рискнуть. Медленно потянулся вперёд, ближе к её лицу, чтобы поцеловать.

Кристина резко отстранилась и захохотала так громко, что моя попытка поцелуя была гораздо смешнее, чем шутки.

– Боже, нет, ты не так понял, Никита! – смеётся она. – Ты, конечно, милый, но я не по этой части.

– В каком смысле?

– Я так скажем в данный период своей жизни сейчас нахожусь в переосмыслении своей сексуальности.

– Ты больше по девочкам?

– Что ты?! Нет! – вскинулась Кристина.

– Сейчас я пытаюсь переосмыслить влияние общественных стериотипов на женщин как эксплуатацию деторождением и материнством.

– Ты из этих что-ли?

– Феминисток?

– Я хотел сказать…– я покрутил пальцем у виска.

– Ты милый, Никита. Такой… безнадёжный. Но милый. Это новый вектор женской философии. У меня даже есть наставница.

Я пожал плечами, скрывая неловкость под лёгкой ухмылкой:

– Вот это да.

– Так что давай будем друзьями.

Она сделала глоток вина, чуть успокоилась и добавила, уже спокойнее:

– Ну ладно, что-то мы засиделись. Пока ты не нашёл работу – побудь немного с нами. Завтра мы идём на закрытый предпоказ одного артхаусного фильма. Будет ещё и афтепати. Ты с нами. Можешь считать это твоим вступлением в клуб бесполезных, но обаятельных людей.

Она рассмеялась и быстро, чуть театрально, чмокнула меня в щёку. А потом, не оборачиваясь, убежала на второй этаж, оставив после себя запах духов и эхо смеха. А моя эрекция опала так же стремительно, как курс рубля.