Читать книгу Марк и его друг призрак в деле - Группа авторов - Страница 2

«С чего мы с тобой начнём? – спросил воодушевлённый призрак, – с подвала?»

– Я там всё хорошенько осмотрел, но ничего не нашёл. Думаю, что нужно заглянуть в школьный музей.

«А тебя туда пустят?»

– Скажу, что пишу исследовательский проект об истории школы. Это в принципе почти правда.

После того, как мы начали с Мэлсом наше первое расследование, он был возбужденным и любопытным до предела. Если честно, я его таким раньше не знал. Мы изучали вырезки статей о школе из пожелтевших от времени газет, листали фотографии. Мэлс висел в воздухе надо мной, заглядывая через плечо. Но ничего похожего на его историю не находилось. Да собственно мы не представляли, с чем она могла быть связана. Но я понимал одно – призраками становятся после того, как умирают. Иногда меня посещали сомнения, а надо ли моему другу возвращаться в тот тяжёлый момент его земного существования и переход в призрачное бытие? Но мной двигали и эгоистичные мотивы – я хотел освободить его из плена школы и общаться с ним всегда, когда захочу.

Однажды, роясь в библиотеке в старых книгах, я наткнулся на любопытное издание. Это была брошюра историка нашей школы, который написал исследование о появлении учебного заведения. Он рассказывал о любопытнейшем факте, что до революции на месте школы находился особняк, где жили графы Гержинские, поляки и конформисты, переехавшие в Россию много лет назад. Они настолько ассимилировались к новой среде, что со временем потеряли свою польскую идентификацию и языковую принадлежность. В сущности, они стали русскими людьми с польскими корнями. Перед революцией лишь старая графиня Гержинская говорила на польском языке. Великая Октябрьская заставила их эмигрировать во Францию. Но старая графиня со своей преданной служанкой отказалась покинуть графские владения. Во время военных стычек в помещение ворвались анархисты. Старуха, сидя в кресле, махала клюкой и посылала им проклятья. Они схватили служанку и подожгли здание, где и сгорела заживо старая графиня. Я понял, как появился призрак старухи Гержионы, изредка посещающая подвал школы.

Эта история поразила меня до глубины души. Я сидел, вперившись в пожелтевшие страницы, и по спине пробегали мурашки. Так вот кто такая Гержиона. Не просто злой дух, а трагическая фигура, застывшая в ярости и отчаянии. Я мысленно представил ту сцену: вальяжная старуха в кресле, клюка, проклятия на ломаном русском, запах дыма… Мне вдруг стало ее почти жаль.

«Так вот почему она такая ненавистная…» – тихий, задумчивый голос Мэлса прозвучал у меня в голове, нарушая тишину. В его тоне не было страха, лишь странное понимание.

– Да, – выдохнул я. – Она не просто злая. Она сгорела заживо, защищая свой дом. Теперь она ненавидит всех, кто здесь находится.

Я отложил брошюру и посмотрел на Мэлса. Его сияющая форма колебалась, словно пламя на ветру.

– Но это не объясняет тебя, – сказал я. – Ты никак не связан с этой историей. Ты… ты другой.

Мы молча сидели несколько минут, и в воздухе висела неразрешенная загадка. Историю школы мы раскопали, но история моего друга оставалась тайной. И тут меня осенило.

– Архив! – воскликнул я, вскакивая. – Школьный архив! Там должны быть старые журналы, списки учеников, фото и даже личные дела!

Мэлс встрепенулся. «Ты думаешь, мы найдем меня там?»

– Мы должны попробовать. Если ты умер как ученик этой школы, там обязательно что-то есть.

Уговорить завуча пустить меня в архив оказалось проще, чем я думал. Моя легенда про «исследовательский проект» сработала. Комната была маленькой, заставленной стеллажами с папками, пахло пылью и старой бумагой. Мэлс, войдя внутрь, замер на пороге.

«Здесь… много воспоминаний», – прошептал он. «Не моих. Чужих. Они шепчутся».

Мы начали с самых старых журналов. Я листал страницы, вглядываясь в выцветшие чернила, в имена и фамилии детей, чьи судьбы давно канули в лету. Мэлс парил рядом, его свет то вспыхивал, то тускнел. Я чувствовал его растущее напряжение. Мы перебрали несколько лет, и я уже начал терять надежду, как вдруг…

Я открыл журнал за 1963 год. И тут Мэлс вздрогнул так сильно, что лампа на столе мигнула.

«Стоп!» – его мысленный голос прозвучал резко и властно. Его светящаяся рука протянулась, указывая на страницу. «Вот…»

Я посмотрел. В списке учеников 9 «Б» класса стояла фамилия: Корнев Мэлс. Рядом, в графе «Примечания», чья-то аккуратная рука вывела: «Выбыл. Октябрь 1963».

Сердце у меня упало. «Выбыл». Такое безликое, казенное слово. Я быстро нашел в другой папке личное дело. Фотография. Смуглый юноша с темными, чуть вьющимися волосами и большими, очень серьезными глазами смотрел на меня с пожелтевшей карточки. Мэлс. Настоящий.

«Я помню эту фотографию,» – голос призрака дрогнул. «Её делали в начале сентября… Мама так гордилась этим снимком».

– Ты вспомнил маму?

«Нет, но просто знаю, что ей это нравилось. У меня ведь была мама?» – забеспокоился Мэлс.

– Конечно, мама есть у всех, – ободрил я его.

Я продолжил читать. В деле были только стандартные анкеты, несколько похвальных грамот за участие в олимпиадах по истории. Ничего о том, куда он «выбыл». Никаких подробностей. Как будто мальчик просто испарился.

Вдруг призрак сжался в комок света.

– Что случилось, Мэлс? – тихо спросил я. – Ты помнишь?

«Темнота. Холод. Я… ждал. Я должен был помочь перенести старые карты… в подвал. Но потом стало очень страшно… И душно… Никто не приходил…»

Его голос прервался. Он не помнил своей смерти. Он помнил только бесконечное, одинокое ожидание в темноте. И тут до меня дошло. Его цепь – это не только место. Это невысказанная обида, чувство брошенности, страшное «почему меня не спасли?»

Я закрыл папку и посмотрел на своего друга – на сияющий комок боли, застрявший между мирами из-за чужой забывчивости.

– Мы нашли тебя, – сказал я твердо. – Теперь мы знаем твое имя. И мы узнаем всю правду. Я обещаю.

Выйдя из архива, я понимал: наше расследование только началось. Теперь мы знали имя и год. Следующим шагом должны были стать люди. Кто-то же должен был помнить мальчика, который исчез в октябре 1963года?