Читать книгу Мифы буддизма и индуизма - Группа авторов - Страница 33

В сердцах обезьян зародилась было надежда, но при виде безбрежного океана они вновь опечалились. Никто из них не в состоянии был преодолеть такое расстояние. Только Ангада, сын Бали, мог прыгнуть на сто лиг, но сил вернуться у него бы уже не хватило. Тогда Джамбаван, благородная обезьяна, обратился к Хануману и напомнил о его происхождении. Хануман был сыном бога ветра и апсары Анджаны. В детстве Хануман думал, будто солнце – это плод, зреющий в небе, и легко подпрыгивал на три тысячи лиг вверх, пытаясь достать его. А когда бог ветра в гневе чуть не уничтожил небо и землю, Брахма умиротворил его, обещав сделать его сына неуязвимым. Индра же одарил Ханумана возможностью самому решать, когда умирать.

– Теперь, о героическая обезьяна, настало время явить свою силу. Перепрыгни океан, – сказал Джамбаван Хануману, – ибо мы взираем на тебя как на отважного воина, превосходящего всех нас в ловкости и доблести.

При взгляде на гордого и могучего Ханумана сердца обезьян наполнялись радостью. Он поднялся на гору Махендра, и все живое содрогалось под его поступью. Сознавая, что действовать ему придется в одиночку и ни на чью помощь рассчитывать не приходится, Хануман обратил свои молитвы к солнцу, горному ветру и всему сущему, чтобы обрести уверенность в своих силах. Он неизмеримо увеличился в размерах и стоял, подобно пламени, с развевающимися волосами, издавая громоподобный рев и потрясая хвостом.

– Я найду Ситу или приволоку Равану в цепях, – подумал Хануман, прыгнул ввысь, разметав растущие на горе деревья, и понесся в Ланку.

Бог океана, желая помочь Хануману, воздвиг посреди океана гору Маинаку, поросшую лесом, богатую плодами и кореньями. Но верный долгу Хануман не опустился на гору, чтобы отдохнуть, а продолжил свой путь. Потом из пучин океана появилась ужасная ракшаси по имени Сингхика. Готовясь пожрать Ханумана, она широко распахнула свою необъятную пасть, но он скользнул в рот ракшаси и, увеличившись в размерах, погубил ее. Достигнув берега, Хануман вернул себе свой истинный облик. Несмотря на то что ему пришлось преодолеть океан, обезьяна не испытывала усталости.

Город Ланка возвышался на горе, опоясанный золотой стеной. Дома в этом городе размерами не уступали горам. С нетерпением Хануман ждал захода солнца. Затем, уменьшившись до размеров кота, он, не замеченный стражей, проскользнул в город. Ланка казалась ему женщиной, чьим одеянием служил океан, а башни на стенах напоминали груди. Хануман осматривал город, когда путь ему внезапно преградила богиня Ланки. Не желая сражаться с женщиной, Хануман лишь толкнул ее в грудь, и богиня покорно склонилась перед ним. Наконец Хануман достиг дворца Раваны, возвышающегося на вершине горы и защищенного стеной и рвом. Ярко светила полная луна, плывущая по небу словно лебедь. В лунном свете Хануман разглядел обитателей дворца, но Ситы среди них не было, и сердце его исполнилось горя. Переходя от одного дома к другому, он внимательно осматривал жилища демонов и наконец приблизился к дворцу Раваны, сверкающему золотом и драгоценными каменьями. Повсюду искал Хануман Ситу, ничто не ускользало от его внимания. Золотые лестницы, покои – все осмотрел он, но царевны не нашел. Вдруг его ноздрей коснулся аромат изысканных яств и напитков. Он словно говорил Хануману: «Ступай туда, где находится Равана». Ведомый ароматом, Хануман вступил в покои Раваны. Здесь, на роскошном ложе, тяжело дыша, спал демон. Его огромное тело украшали великолепные драгоценности, чудовищные руки покоились на белом покрывале, словно пятиголовые змеи. Ложе освещали четыре золотых светильника. Вокруг Раваны возлежали его жены, прекрасные словно луна, убранные драгоценными украшениями и никогда не вянущими гирляндами из благоухающих цветов. Утомленные красавицы крепко спали. Одна крепко сжимала в руках лютню, словно обнимала возлюбленного. Другая словно танцевала во сне. Здесь же Хануман увидел и любимую демоном царицу Мандодари, превосходящую прочих жен Раваны красотою. Должно быть, это и есть Сита, подумал Хануман, и эта мысль окрылила его. От радости он принялся прыгать и танцевать, но вскоре сомнение закралось в его сердце.

– Разлученная с Рамой, Сита не в силах была бы есть, пить и спать. Она не могла одарить своей любовью Равану, ибо никто не сравнится с Рамой, – решил Хануман.

Он снова пустился на поиски царевны. Многих красавиц видел он в покоях Раваны, но Ситы не было среди них. Отчаявшись, Хануман подумал, что ракшасы, должно быть, убили и съели Ситу. Опечаленный, он покинул дворец и уселся на городской стене.

– Если я вернусь без Ситы, – размышлял он, – все мои усилия окажутся напрасными. Да и что скажут Сугрива, сыновья Дашаратхи и обезьяний народ? Без сомнения, Рама и Лакшмана умрут от горя, а вслед за ними – Бхарата и Шатругхна, потом наступит черед их матерей. Увидев это, друг Рамы Сугрива тоже умрет, погибнут его жены, Ангада и все обезьянье племя! Никогда больше благородные обезьяны не соберутся под сенью деревьев, горькие стенания услышу я по возвращении. Обезьяны лишат себя жизни, приняв яд или спрыгнув с высокой горы. Значит, мне нельзя возвращаться, лучше уж умереть от голода. Останусь здесь и снова обыщу Ланку, а заодно и лес, что растет за ее стенами.

Приняв решение, Хануман мысленно обратился к Раме и Сите, к Шиве, Индре, ветру, луне и огню, к Сугриве. Вознося молитвы, он спрыгнул со стены и устремился в лес, как стрела, выпущенная из лука. Лес поразил Ханумана. Никогда прежде он не видел столь прекрасных благоухающих деревьев, усыпанных яркими цветами. Одно дерево стояло особняком, окруженное серебряной оградой. Хануман забрался на него, уверенный, что, если Сита находится в лесу, она непременно придет к этому чудесному дереву. С вершины дерева он увидел мраморный дворец с коралловыми лестницами и сияющими золотыми полами. На сверкающем полу лежала женщина, ослабевшая, облаченная в грязные одежды. Среди охранявших ее ужасных ракшасов она казалась ланью, окруженной разъяренными псами.

Хануман решил, что эта несчастная пленница – Сита, ибо она напоминала луну, зашедшую за тучу, и на ней были украшения, о которых говорил Рама. Хануман утер слезы радости и подумал о Раме и Лакшмане. Но пока он сидел на дереве, в лес явился очнувшийся ото сна Равана со своими многочисленными женами. Они следовали за супругом, словно вспышки молнии за грозовой тучей, а их ножные браслеты издавали звон.