Читать книгу В нашем доме на Старомонетном, на выселках и в поле - Группа авторов - Страница 6

Сергей Николаевич Матвеев был одним из трех репрессированных в советское время сотрудников Института географии АН СССР, был хорошим человеком и талантливым ученым. Он погиб незадолго до реабилитации.

Два других имени – Ю. Д. Цинзерлинг и Я. С. Эдельштейн. Оба также погибли в заключении и реабилитированы посмертно. О Якове Самойловиче Эдельштейне есть публикации в «Известиях АН СССР. Серия географическая», № 5 за 1969 год и в книге «Репрессированные геологи». М.: СПб., 1999.

Мы можем гордиться тем, что в трудные годы репрессий, насколько об этом можно судить по имеющимся документам и рассказам коллег, сотрудники Института не только не доносили «органам» друг на друга, но сохраняли дух взаимного уважения и взаимопомощи.

Жизнь Сергея Николаевича оборвалась в расцвете сил, трагически кончилась в рязанской тюрьме. Он был осужден за то, что издал небольшую книгу в соавторстве с опальным сыном опального писателя Леонида Андреева. Друзья в Институте географии до последнего дня надеялись вызволить его из тюрьмы. Его институтский товарищ и соратник по работам в Средней Азии, зам. директора института В. М. Кузнецов получил из Рязани два сообщения о нем. В первом, о том, что он болен, переведен из мещерских лесов в Рязанскую тюрьму и может быть освобожден. Дело было ранней весной 1953 г. В. М. Кузнецов приготовил теплые вещи и транспорт для возвращения С. Н. Матвеева в Москву, сообщил об этом М. А. Глазовской, с которой Сергей Николаевич также работал в Средней Азии и сохранял дружеские отношения. Но было поздно, во втором письме сообщалось о смерти С. Н. Матвеева.

В юбилейной монографии «Институт географии и его люди», вышедшей в 2008 г., о С. Н. Матвееве сказано немного: физикогеограф, геоморфолог, в Институте – в 1935–1946 гг.; работал в экспедициях во многих равнинных и горных регионах; занимался физико-географическим страноведением; в 1941 г. при составлении плана новой структуры Института предполагалось назначить его руководителем секции географии капиталистических стран в отделе физической географии. В 1948 г. был арестован по делу сына писателя Леонида Андреева. Умер в 1953 г. в районе Мещерских лесов, где отбывал ссылку. Реабилитирован в 1955 г.

Это третье упоминание о Матвееве в печати, первое было 20 лет назад в статье Э. М. Мурзаева о нем, Б. Л. Личкове и Я. С. Эдельштейне, второе 10 лет назад в книге о репрессированных геологах.

Работая более полувека в Институте географии РАН, я практически ничего не слышал о Матвееве, но был знаком с его двумя интересными книгами – физико-географическим описанием Турции (авторская монография) 1946 г. и о горах Юго-Восточного Казахстана (в соавторстве с Г. А. Авсюком и М. С. Калецкой) 1945 г. Его супруга и соратница М. С. Калецкая – интересный, опытный геоморфолог – работала вместе со мной в отделе геоморфологии, но не упоминала своего супруга, а у меня не было оснований интересоваться им. К тому же я был молод и, когда тебе 23 года, то работы 15–20-летней давности и их авторы выглядят если не раритетами, то уж точно старыми, не привлекают внимания. О Матвееве я ничего не знал, был поглощен организацией путешествий в Китай и Монголию, подготовкой, подчас изнурительной, первых публикаций и проч.

В 1996 г. я впервые познакомился с замечательной горной страной – Горным Алтаем – долинами Бии, Чуи и Чулышмана. Вернулся из экспедиции, погрузился в научную литературу по этому региону и обнаружил содержательную статью С. Н. Матвеева об осыпях долины Чулышмана (1939 г.). Статья выгодно отличалась от известных мне работ по геоморфологии Горного Алтая тщательностью проведенного исследования и методическими подходами. Ее автор изучал строение и динамику осыпей крутых склонов долины Чулышмана, применяя нивелировку и используя прогрессивные подходы немецких ученых. К тому времени у меня был опыт геоморфологических исследований в Азии и Европе, я был знаком с трудами наших зарубежных коллег и мог оценить рассматриваемую статью как соответствующую европейскому научному уровню. Более того, в ней намечались перспективы изучения экзогенной геодинамики горных стран. Образ геоморфолога С. Н. Матвеева стал привлекательным, а его статья необходимой. Я обратился к его супруге М. С. Калецкой с просьбой подарить мне оттиск статьи, через день получил его, перечитал и храню по сей день. Неоднократно рассказывал об этой работе сибирским ученым и по их просьбе дарил им ее ксерокопии.

У меня укрепился научный интерес к С. Н. Матвееву и появился интерес к нему, как личности. В беседе с М. А. Глазовской, работавшей с ним в 1940-х годах в Средней Азии и в Институте географии, я узнал о том, что С. Н. Матвеев был способным, вдумчивым и квалифицированным ученым, владел европейскими иностранными языками; изучая Турцию, быстро выучил турецкий; хорошо знал отечественную и зарубежную научную литературу. Характер у него был спокойный, ровный; это был интеллигентный человек, воспитанный в лучших русских традициях. Будучи мягким и привлекательным, он обращал на себя внимание молодых дам, замечавших его длинные ресницы. Женился он на энергичной М. С. Калецкой, работал с ней в Институте, в экспедициях на Кольском полуострове, Алтае, в Алтайском заповеднике, Казахстане и Средней Азии. Это была дружная, достойная пара. Поскольку вряд ли мы когда-нибудь узнаем о Матвееве, как о личности, что-то новое, обратимся к его трудам, содержание которых хотя бы частично восполнит этот пробел.

Перед составлением упоминавшейся статьи об осыпях долины Чулышмана Матвеев опубликовал в 1938 г. оригинальные, основанные на полевых наблюдениях, статьи о лавинах и о каменных потоках, а в 1940 г. о воздушной волне, вызываемой лавинами. В этих статьях проявились способности ученого в сопоставлении полученных в экспедиции материалов с данными других исследователей.

Приведем несколько примеров. Первый – положив в основу результаты изучения каменных потоков на склонах гор Кольского полуострова, Матвеев создал в 1938 г. крупную обобщающую работу по этой проблеме. В приведенной в ней таблице он привел классификацию каменных потоков, включив в нее пять групп: щебневые потоки, каменные моря, каменные глетчеры, потоки обломков горных обвалов, переходные формы к осыпям и особый тип щебневых потоков, возникающих в результате регулярного падения обломков. Для каждой группы рассматривался характер областей питания, стока и отложения, а также приводились региональные примеры. Последние поражают своим разнообразием, свидетельствуют о высокой эрудиции ученого и его широком географическом кругозоре. Это – Фолклендские о-ва и Урал, Шпицберген и Альпы, Скандинавия и Шпицберген, Уругвай и Арктика, Памир и горы Сан-Жуан в Колорадо, Тироль и Канада.

Второй пример из упоминавшейся работы об осыпях долины Чулышмана 1939 г. В ней ученый показал, что профиль склона осыпи является результатом взаимодействия процессов подготовки горных пород в области ниши отрыва и процессов денудации в самом конусе и может служить основой для выделения стадий развития осыпей. Особое внимание уделил конечной стадии – стадии зарастания, которая проявляется в 3–4 этапа, «характеризующихся, с одной стороны, определенным систематическим составом растительности, с другой – определенным строем фитоценозов». Для каждого этапа приведены подробные списки мхов, лишайников, травянистых, кустарниковых форм и «деревянистой растительности».

Третий пример. В статье о лавинах 1938 г., на мой взгляд, особый интерес представляют новые для тех лет данные ученого о морфологических последствиях схода лавин. Путем расчетов он показал, что механический эффект лавин огромен и может сравниться с механическим эффектом огромных оползней; формами, создаваемыми «лавинной денудацией» служат лавинные борозды и окаймляющие их валы остроугольных обломков. При движении лавины могут выбрасывать обломочный материал далеко за пределы борозды. Особое внимание в статье уделено морфологическим последствиям лавинного ветра, проявляющимся на расстоянии многих километров по долине, где сошла лавина. Наконец, очень интересны данные о связи между сильными землетрясениями, лавинами и подвижками ледников. С. Н. Матвеев на примере ледника Маласпина показал, что сильное землетрясение 1899 г. вызвало сход многочисленных лавин, накопление огромных масс снега и спустя 6 лет «наступление ледников с неслыханной доселе скоростью»; отметил роль лавин в питании некоторых ледников Средней Азии особого типа, получившего название «туркестанского». Не менее тщательно Матвеев проанализировал и гидрологическую роль лавин.

Все кратко рассмотренные статьи были изданы в престижном академическом географическом издании «Проблемы физической географии». На этом закончился довоенный этап научной деятельности С. Н. Матвеева.

Войну С. Н. Матвеев и М. С. Калецкая провели в эвакуации в Алма-Ате, откуда ездили в экспедиции в горы и на равнины Юго-Восточного Казахстана.

Из трудов военного времени интересна статья С. Н. Матвеева, посвященная борьбе с катастрофическими явлениями грязекаменных потоков (селей) на основе учения о геоморфологических процессах, опубликованная в 1944 г. в Изв. АН СССР, сер. географ. и геофиз. Она является одной из первых работ на эту важную тему.

Выше были приведены примеры из совершенно забытых статей С. Н. Матвеева. Они в свое время были очень актуальны и в наше время представляют известный научный – историко-географический и методический – интерес.

Немногим более известны монографические работы ученого и среди них книга о геоморфологии гор Юго-Восточного Казахстана, изданная Казахским филиалом АН СССР и Институтом географии АН СССР в 1945 г. в Алма-Ате. Она представляет развернутый текст-объяснение к геоморфологической карте м-ба 1:1 000 000 этого региона. При ее составлении проявились способности С. Н. Матвеева работать и писать в коллективе ученых – его друзей и соратников Г. А. Авсюка, М. А. Глазовской и М. С. Калецкой.

Проводя геоморфологические исследования в Восточном Казахстане, я неоднократно обращался к карте и тексту этой серьезной монографии, отдавал дань тщательности сбора, обработки и обобщения содержащихся в ней геоморфологических материалов.

Географы старшего поколения запомнили и оценили упоминавшуюся в начале статьи книгу С. Н. Матвеева «Турция. Физико-географическое описание» (М.: Изд-во АН СССР, 1945). При подготовке к изданию автор имел сильного оппонента в лице А. А. Григорьева, опубликовавшего на четверть века ранее в журнале «Природа» интересную географическую статью о Турции. В рассматриваемой монографии С. Н. Матвеев показал себя высококвалифицированным физикогеографом и страноведом, знатоком зарубежной, включая турецкую, научной литературы по Малой Азии. При этом он, оставаясь геоморфологом, тщательно проанализировал имеющийся в его распоряжении геологический, исторический и геоморфологический материал, а среди последнего важные теоретические представления Вальтера Пенка о роли больших складок в формировании рельефа запада Малой Азии. Материалы его монографии были позже использованы при составлении капитального коллективного труда «Физическая география зарубежной Азии».

При проведении маршрутных геоморфологических исследований в западных и центральных регионах Турции в рамках аридной геоморфологии мне оказали ощутимую помощь материалы монографии С. Н. Матвеева. Выяснилось, что геолого-геоморфологические данные значительно устарели и представляют в основном историко-географический интерес. Зато исторические и археологические данные по особенностям антропогенных воздействий и преобразований, в частности о роли наиболее древних городских поселений, по описаниям природы в античную эпоху и ряд других сюжетов сохранили свою привлекательность.

Мне известны семь работ С. Н. Матвеева – пять статей и две монографии, каждая из них по-своему интересна. О них кратко сказано выше. Знакомство с ними убедило меня в том, что Сергей Николаевич Матвеев – ученый ранней генерации сотрудников Института географии РАН, руководимого А. А. Григорьевым, был разносторонним, способным и энергичным географом широкого профиля, проводившим полевые исследования в трудных и малоизученных регионах нашей страны, хорошо знавший и умело использовавший научную литературу той эпохи. Это был одаренный и талантливый географ с большим будущим в нашей науке.

Светлую память о нем нужно сохранить для будущих поколений. Может быть, не случайно эту статью о С. Н. Матвееве я закончил 7 января 2011 года – в Светлый праздник Рождества Христова.

От редактора-составителя.

Этот очерк Валерий Павлович Чичагов написал о С. Н. Матвееве как геоморфолог о геоморфологе. Но, конечно же, не мог не затронуть тему, вынесенную в заглавие. И это не случайно. Ведь в истории Института арест и смерть Сергея Николаевича – это исключительный случай. Сотрудники ИГАНа погибали в экспедициях (такова профессия), на фронтах Великой Отечественной войны и в тылу, но участь многочисленных жертв сталинского террора, охватывавшего все наше общество, их миновала. Навязанные извне попытки организовать процессы над географами Института, подобные тем, что инициировал Т. Д. Лысенко, не удались, хотя и имели место. Кампании против А. А. Григорьева и против Л. С. Берга состоялись, но не завершились трагически.

В институтском коллективе действовал иммунитет против скандалов, склок, против грязных дел. Пресловутый «пятый пункт» (графа «национальность» в документах советского времени) игнорировался. Дух сотрудничества, доброжелательности, взаимопомощи всегда явственно ощущался в Институте. Об этом пишут практически все авторы очерков, специально выделяя эту тему или говоря о ней «между строк».

Эта атмосфера существовала как будто бы сама по себе, как естественная атмосфера научного сообщества. Но ее поддерживали и оберегали все – и руководители коллектива (от них, разумеется, зависело очень многое), и весь коллектив. Вот характерный пример.

На Курском стационаре Института в Центрально-Черноземном заповеднике работала Елена Константиновна Дайнеко, наш почвовед. Раним утром, по пути на опытную площадку, она встретила посреди заповедной степи человека с мольбертом, писавшего этюд с натуры. Поодаль, тоже на заповедной целине, стояла черная «Волга». Нужно сказать, что сотрудники Института, работавшие на стационаре, всегда помогали егерям заповедника охранять его от нарушителей режима. В заповеднике можно было появляться только с пропуском, подписанным директором, или в сопровождении работников заповедника. Е.К. попросила незнакомца предъявить пропуск. Вначале реакции не последовало. В ответ на вторую настойчивую просьбу человек с мольбертом раздраженно вынул красную корочку – партийный билет – и показал подпись выдавшего его. Это была подпись Л. И. Брежнева. Незнакомец оказался первым секретарем Курского обкома КПСС. Елена Константиновна резонно заметила, что это отнюдь не пропуск и попросила товарища не нарушать строгие правила охраны заповедника. Товарищ угрожающее посмотрел на Е.К., что-то пробормотал, закрыл мольберт и уселся в свою «Волгу», стремительно укатившую прочь.

Е.К. вернулась на базу стационара и рассказала о своей встрече. Рассказ всех встревожил. И не зря. Через пару часов на стационар на спецмашинах приехали посланцы секретаря обкома и потребовали выдать им некую сотрудницу для допроса и разбирательства. Начальником стационара был Давид Львович Арманд. Он категорически отверг эти требования и попросил передать товарищу секретарю, что немедленно связывается с президентом Академии наук и сообщает о возмутительном поведении товарища. Затем распоряжается свернуть работу стационара, а ЦК КПСС просит разобраться – может ли товарищ, игнорирующий первый декрет В. И. Ленина, как известно, посвященный созданию заповедников, выполнять обязанности первого секретаря обкома.

Посланцы уехали ни с чем. Но через некоторое время в Институт пришло письмо из обкома с требованием наказать Е. К. Дайнеко. Партийное бюро Института для порядка пожурило Е.К., но «спустило это дело на тормозах».

Между прочим, вскоре секретарь обкома лишился своего поста. А наш коллектив воспринял историю как образец естественного, должного поведения сотрудников академического института.