Читать книгу Письма женщин к Пушкину - Группа авторов - Страница 8

П.А. Осипова была дочерью крупного псковского помещика XVIII века Александра Максимовича Вындомского. Он служил в гвардии, вращался в большом свете, затем уединился в свои поместья, где занимался «отчасти стихотворством, а более всего – сельским хозяйством». Прасковья Александровна была его младшей дочерью. Она родилась 23 сентября 1781 г. В момент приезда Пушкина в Михайловскую ссылку ей было 43 года, в год смерти поэта – 56 лет. В год рождения Пушкина 13 февраля 1799 г. Прасковья Александровна вышла замуж за тверского помещика Ник. Ив. Вульфа, от которого имела сына Алексея и дочерей Анну и Евпраксию. Все они вошли в пушкинскую биографию. Овдовев в 1813 г., Прасковья Александровна вышла впоследствии замуж за Ив. Соф. Осипова, скончавшегося в год приезда Пушкина в Михайловское, 5 февраля 1824 г.

П.А. Осипова находилась в недалеком свойстве с Пушкиным; ее родная сестра Елизавета была замужем за Як. Ис. Ганибалом, двоюродным дядей поэта по матери.

Прасковью Александровну Осипову характеризовали у нас обычно по различным историческим данным ее родословной (она по матери была из рода Кашкиных, а дед Аристарх Кашкин был видным вельможей Екатерины II) или же отчасти по письмам к ней Пушкина. Высказывания же самой П. А. Осиповой – ее дружеские письма к поэту – при этом недостаточно принимались во внимание. Между тем они дают основание для углубления многих известных черт ее характера и раскрытия некоторых других, до сих пор недостаточно освещенных.

Из приведенных выше писем старшей дочери Осиповой – Анны Николаевны Вульф мы видели, что Прасковья Александровна была по-женски увлечена Пушкиным и даже старалась всячески отстранить от него возможных соперниц. «Она одна хочет одержать над вами победу», – с досадой пишет Пушкину Анна Николаевна, сосланная матерью в далекие Малинники.

Прасковья Александровна действительно питала к Пушкину сильное чувство. С глубокой и искренней нежностью она называет его «мой дорогой и всегда любимый Пушкин», «сын моего сердца». «Целую ваши прекрасные глаза, которые я так люблю», – пишет она ему. При этом она проявляет исключительную заботливость о нем – устраивает его земельные и хозяйственные дела, тщательно исполняет его поручения, заботится о его доходах, дает ему практические советы и указания. Недаром в одном из писем она сообщает: – «Я охотно сделаюсь вашей управительницей».

Письма Пушкина – величайшая радость и гордость для нее. Она благоговейно хранит каждый листок его переписки и нисколько не преувеличивает, сообщая ему уже в 1833 г., что перечитывает его письма «с наслаждением скупца, пересчитывающего груды золота, которые копит».

Ее женская влюбленность в поэта сочеталась с неизменной материнской нежностью к нему; не без улыбки, но с невольным сочувствием к ее заботливому попечению о поэте читаешь в ее письмах сведения о банке крыжовенного варенья, которую ей никак не удается переслать из Тригорского в Петербург своему горячо любимому Пушкину, пока, наконец, 9 января 1837 г. заветная банка не выезжает из Тригорского. По срокам тогдашних переездов нужно думать, что Пушкин еще успел получить, за несколько дней до дуэли, этот последний знак внимания своей верной тригорской подруги.

Пушкин имел все основания высоко ценить П. А. Осипову. Это была незаурядно образованная женщина, начитанная в истории, знакомая с литературой, следящая за новинками поэзии. Недаром отец ее занимался стихотворством и сама она принимала в своем доме Пушкина, Языкова, Дельвига. Каждая новая книжка «Современника» для нее – событие, а над «Повестями Белкина» она проводит бессонную ночь.

Любопытно отметить, что в области политики она придерживалась передовых воззрений, опережая в этом отношении иногда даже своего знаменитого корреспондента и друга. Когда в 30-е годы произошло примирение Пушкина с правительством, П. А. Осипова в оценке политической современности оказалась несравненно независимее и радикальнее его. В то время как Пушкин, сообщая о бунте в военных поселениях, с возмущением говорит об «утонченном зверстве» бунтовщиков и сочувственно отзывается об императоре, который «усмирил бунт с удивительной храбростью и хладнокровием», Прасковья Александровна придерживается иных мнений: «Пока бравый Николай будет придерживаться способа военного управления страной, дела будут идти все хуже и хуже, т. к. он, очевидно, внимательно не прочел или же совсем не читал «Историю Византии» Сегюра (и многих других, писавших о причинах падения империй)». В то время, как Пушкин приветствует победы русских войск в Польше, Осипова решительно называет польскую войну «дурацкой».

Интересна и разница их отношения к другому политическому слуху. «Император, – пишет Пушкин в 1835 г., – даровал милость большинству заговорщиков 1825 г. (разрешение Кюхельбекеру, напр., жить в южной части Сибири)». Иначе относится к этому скептически-умная Осипова: она готова радоваться вести об улучшении положения «несчастных ссыльных – но правда ли это? Не только ли в Петербурге этому поверят?».

Она жестоко иронизирует над «избирательными глупостями» своего сословия (дворянские выборы) и с большой свободой убеждений заявляет в начале 30-х годов, что «наше дворянство еще похоже на варваров». В отличие от многих петербургских знакомых Пушкина, Осипова относилась явно отрицательно к личности Николая I и к системе его управления страной. Даже по кратким высказываниям ее в письмах к Пушкину Прасковью Александровну следует отнести к рядам оппозиционного дворянства первой четверти XIX века. Это отчетливо сказывается и в ее глубоком сочувствии «несчастным ссыльным» 1825 г. Отметим, что декабрист Муравьев-Апостол и петрашевец Кашкин оба находились в довольно близком родстве с владелицей Тригорского.

Пушкин относился к П. А. Осиповой с чувством серьезной и почтительной привязанности, он никогда не допускал по ее адресу тех насмешливых отзывов, которые были для него привычны в отношении многих других женщин. Ей посвятил он «Подражания Корану», «Простите, верные дубравы!», «Быть может, уж недолго мне…» и прелестный мадригал:

П.А. Осипова намного пережила своего друга-поэта. Она скончалась 8 апреля 1859 г. и погребена на погосте Городища в полуверсте от Тригорского.

П.А. Осипова – А.С. Пушкину

Конец 1826 г. Тригорское

…в новом году вы отдохнете – и затем улетите из наших объятий – к новым радостям, к новым наслаждениям – к новой славе. Прощайте, целую ваши прекрасные глаза, которые я так люблю. П. О.[12] Сбоку: А. Пушкину где он найдется.

П.А. Осипова – А. С. Пушкину

19 июля 1831 г. Тригорское

Благодарю вас за любезное письмо, которое я только что получила, мой дорогой Александр, благодарю за дружеское его содержание; мы надеемся, что Евпраксия будет счастлива с избранным ею человеком, который, по-видимому, обладает всеми качествами, укрепляющими семейное счастье. 8-го этого месяца состоялось бракосочетание; я провела 3 дня во Вреве, и ваше письмо пришло во время моего отсутствия, кроме того, оно было адресовано в Опочку – и пролежало там несколько лишних дней. Несмотря на известия, помещенные в Петербургской литературной газете, холера не была в Острове – кроме как в головах врачей, и до прошлого понедельника Псков тоже был ею пощажен. С тех пор я ничего о ней не слыхала. Наш маленький кружок, благодарение богу, до сих пор оставался нетронутым – но в Островском уезде болезнь, говорят, появилась, впрочем, кажется, не в угрожающих формах. Вообще же, вероятно, большая смертность должна быть приписана неуменью лечить эту болезнь и той скорости, с которой она развивается у больного, а не ее эпидемическому характеру. Это болезнь повальная, а не зараза. Мы живем потихоньку и благодарим бога за его охраняющую благость, но мы не можем быть ни счастливы, ни спокойны, пока не будем уверены, что наши друзья в Петербурге, Царском и Павловске вне опасности. Нравятся ли мне ваши воздушные замки? Я не успокоюсь, пока это не осуществится, если я найду к этому малейшую возможность – но если это невозможно, есть на окраине моих полей на берегу большой реки маленькое имение, прелестное местечко, домик, окруженный прекрасной березовой рощей. Земля продается одна, без крестьян. Не хотите ли ее приобрести, если владельцы Савкина не захотят с ним расстаться? Впрочем, я постараюсь сделать все возможное. Прошу вас передать вашей прекрасной супруге привет от меня, как от человека, который нежно вас любит, восхищается ею понаслышке и готов полюбить ее всем сердцем. Да сохранит и сбережет вас бог, вот мысль, господствующая сейчас в моем уме и сердце.

А.С. Пушкин – П. А. Осиповой

29 июля 1831 г. Царское Село

Ваше молчание начинало меня тревожить, дорогая и любимая Прасковья Александровна; письмо ваше успокоило меня как нельзя более кстати. Еще раз поздравляю вас и желаю вам всем от глубины сердца – благополучия, спокойствия и здоровья. Я сам относил ваши письма в Павловск и, признаюсь, смертельно желал узнать их содержание; но матушки моей не было дома. Вы знаете о приключении, бывшем с ними, о шалости Ольги, о карантине и проч. Теперь, слава богу, все кончено. Родители мои более не под арестом, холеры бояться уж нечего. В Петербурге она скоро прекратится. Знаете ли, что в Новгороде, в военных поселениях, были мятежи? Солдаты взбунтовались, и все под тем же нелепым предлогом отравления. Генералы, офицеры и доктора умерщвлены с утонченным зверством. Император отправился туда и усмирил бунт с удивительной храбростью и хладнокровием; народу не следует привыкать к бунтам, а бунтовщикам – к его присутствию. Кажется, все кончено. Вы судите о болезни гораздо лучше, нежели доктора и правительство. «Болезнь повальная, а не зараза, следственно, карантины лишние; нужны одни предосторожности в пище и одежде». Если бы эта истина была нам ранее известна, мы избегнули бы многих бедствий. Теперь холеру лечат как всякую отраву – деревянным маслом и теплым молоком, не забывая и паровой ванны. Дай бог, чтоб рецепт этот не понадобился вам в Тригорском.

Вам вручаю мои интересы и планы. Я не особенно держусь за Савкино или какое другое место; я желаю только быть вашим соседом и обладателем хорошенькой местности. Благоволите сообщить мне о цене той или другой усадьбы. Обстоятельства задержат меня, по-видимому, в Петербурге более, чем бы я желал, но это нисколько не изменяет ни моих намерений, ни надежд.

Примите уверение в моей преданности и совершенном уважении. Поклон всему вашему семейству.

П.А. Осипова – А. С. Пушкину и Н. Н. Пушкиной

21 августа 1831 г. Тригорское

Холера в окрестностях Тригорского имеет только то неудобство, что задерживает почту; этому нужно, вероятно, приписать медленное прибытие вашего письма от 29 июня. Я получила его, мой дорогой Александр, только 11 августа, а так как мое здоровье все это время было не очень-то хорошо, я не смогла вам ответить раньше. Затем меня навестили преосвященный и г-н Пещуров, после чего мне было необходимо съездить к Борису (барон Вревский) и Евпраксии; наконец, тысяча мелочей мешала мне написать вам – до сегодняшнего дня. Благодарю вас за ваше доверие ко мне, но чем оно больше, тем более я буду чувствовать себя обязанной быть достойной его – и моя совесть не даст мне покоя. Поэтому, рискуя вам надоесть, я спрашиваю вас, мой молодой друг, какою суммою вы располагаете для приобретения того, что вы называете хижиной, – я думаю, не больше 4 или 5 тысяч – жители Савкина имеют 45 десятин земли, разделенной между тремя владельцами, двое из них почти согласились на продажу, но самый старый не решается и потому запрашивает безумную цену. Но если вы мне скажете, сколько вы хотите истратить на приобретение – у нас есть способ согласовать желания старика с нашими. Ведь что вам делать с землей, которая отдалит вас от Михайловского – (и осмелюсь сказать по вашему любезному выражению) от Тригорского, вся прелесть которого теперь для меня лишь в надежде на ваше соседство. Потому-то, до тех пор пока я не потеряю всякой надежды, я буду стоять за Савкино. Мы узнали, увы, о мятеже в военных поселениях. Вы правы, говоря о том, что не нужно. Но пока бравый Николай будет придерживаться военного образа правления, дела будут идти все хуже и хуже. Вероятно, он не прочитал внимательно, а может, и совсем не читал «Историю Византии» Сегюра![13] Что думают у вас об этой дурацкой войне с поляками? Когда она кончится. Я забываюсь в удовольствии болтать с вами, любезный сын моего сердца. Если бы бумага моя занимала пространство неба, а чернила для писания поставляло бы мне море, у меня всегда была бы еще мысль, чтобы выразить вам свою привязанность, а однако два слова скажут это также хорошо: любите меня в четверть того, как я вас люблю, и с меня будет достаточно. Анета и Александрина вам кланяются. Прасковья Осипова.

Тысяча приветов от меня вашим родителям.

Те три строки, с которыми вы обратились ко мне, сударыня, в только что полученном мною письме вашего супруга, поистине доставили мне больше удовольствия, чем иные три страницы, и я благодарю вас от всего сердца. Радуюсь надежде когда-нибудь вас увидеть, так как готова восхищаться вами и полюбить вас, как все, кто имеет удовольствие вас знать. Вы делаете счастливыми людей, которых я люблю, это уже право на мою благодарность. Прошу верить в самые нежные чувства вашей покорнейшей слуги Прасковьи Осиповой.

Если моя дорогая Ольга среди вас, будьте добры передать ей от меня тысячу приятных вещей.

А.С. Пушкин – П. А. Осиповой

11 сентября 1831 г. Царское Село

Искренне благодарю вас, сударыня, за труды, какие вы взяли на себя, ведя переговоры с обитателями замка в Савкине. Если среди них имеется один слишком несговорчивый, нет ли возможности сговориться с двумя другими, оставив первого в стороне? Впрочем, дело не из спешных: новые занятия задержат меня в Петербурге по крайней мере на два или три года. Я этим очень огорчен: я надеялся провести их близ Тригорского.

Жена моя искренне благодарит вас за строки, которые вы изволили написать ей. Это добрейший ребенок, готовый любить вас от всего сердца.

Я не пишу вам о взятии Варшавы. Можете судить, с каким восторгом мы узнали об этом после 9 месяцев несчастий. Что скажет Европа – вот занимающий нас вопрос.

Холера закончила свои опустошения в Петербурге, но она совершит теперь объезд провинции. Остерегайтесь ее, сударыня. Ваши желудочные боли приводят меня в трепет. Помните, что холеру рассматривают, как простое отравление: молока и масла – и затем остерегайтесь простуды.

Прощайте, сударыня, верьте моему уважению и искренней привязанности. Шлю приветствия всему вашему семейству.

П.А. Осипова – А.С.Пушкину

29 сентября 1831 г. Тригорское

Когда я прочитала в прошлую субботу с неописуемым наслаждением «Три стихотворения на взятие Варшавы», мое воображение было этим так занято, что всю ночь я видела вас во сне. Я помню, что поцеловала вас в глаза, и – представьте, какая приятная неожиданность, – в то же утро почтальон принес мне ваше письмо от 11. Я хотела бы поцеловать каждый из ваших милых глаз, дорогой Александр, за свидетельства того внимания, которое вы мне уделяете – но будьте покойны. Холера обошла, как по плану, всю губернию – города, как и деревни, – но произвела опустошения менее, чем в других местах. Но поистине замечательно, что она не показывалась в Великих Луках и в Новоржеве, пока не привезли тело Великого Кн. Конст., а затем разразилась там жестоко. Никто не был болен в свите Великого Князя, и однако же через 24 часа после того, как они покинули дом Д. Н. Филозофова, заболело, по крайней мере, человек 70, и так всюду после их проезда. В подтверждение этого нашего наблюдения я только что получила письмо от моей племянницы Бегичевой, которая нас уведомляет, что за последнее время болезнь опять усилилась в Петербурге, ежедневно заболевают 26 и более человек, и я предполагаю, что та же причина производит то же самое действие, и так как размеры Петерб. больше, чем все другие места, где проезжало тело В. К., – болезнь продолжится там дольше. Повторяю вам, она не поднимается на высоту наших гор. Великие умы сходятся, и у нас была одна и та же мысль насчет Савкина. Акулина Герасим., которой принадлежит половина земли, может быть, ее продаст. Есть некоторая надежда, так как вы говорите, что это дело неспешное; но то, что вы сообщаете о вашем прибывании в Петербурге, заставляет меня думать, не совсем ли хотите вы там обосноваться. Савкино может быть только хижиной на два летних месяца, и если вы его приобретете – потребуется целое лето, чтобы сделать его обитаемым. Прошу вас передать привет вашей прекрасной жене, мои дочери шлют вам свой. Напомните обо мне немного моей дорогой Н. О.(Надежде Осиповне Пушкиной, матери поэта); я это время сильно болела лихорадкой, последствием болей в желудке; теперь я поправилась. Прощайте, будьте здоровы и верьте всегда моей нежной преданности. П. О.