Читать книгу Точка невозврата. Сборник стихов - Группа авторов - Страница 3

Получив инструктаж, знал, что ждёт впереди —

Полегло до него здесь немало.

А желание жить, как заноза в груди,

Человеку уснуть не давало.

Что он думал о славе, сказать не берусь,

Только правило знал он простое —

Если ты не предатель, не шкурник, не трус,

Обязательно будешь героем,

Как бы ты ни погиб, даже с прочими в ряд

Похороненный в общей могиле…

Выжить шанс невелик, но он есть, ведь не зря ж

Человека для жизни крестили.

Для бессбойной отцепки сложил парашют,

Запасную приладил обойму,

Даже зная, в какое их пекло пошлют,

Он мечтал перед завтрашним боем:

Вот окончится чёртова эта война

И его наградят перед строем,

А ещё – есть в деревне девчонка одна,

С ней детей у него будет трое.

В темноту, как в загробную жизнь, улетал

Самолёт за разрывы орудий.

Рваный воздух гребли под себя два винта,

Крохи жизни у смерти воруя.

За момент до того, как достиг альтиметр

Обозначенной всем цифры восемь,

Третьим с края сидел человек на скамье

В ожиданье команды «Готовься!»

Впопыхах собиралась солдата душа

В рай, где дверь перед нею откроют,

А он думал, сжимая в руках ППШа,

Что детей у него будет трое.

Слезами мокнет небо наших щёк,

Как крылья птицы выцветший платок,

А что там в складках у него шуршит?

То соль от нашей высохшей души.

Платок ты этот можешь простирнуть,

Прервётся в поднебесье птицы путь,

Дождём обид прольётся на фаянс

Что раньше отболело внутри нас.

Все тучи уплывут за горизонт,

И крылья птицы сложат точно зонт,

А то, как плачет небо наших щёк,

Расскажет только выцветший платок.

К тебе как в храм любви спешу походкой светской,

А будь татарин я, то шёл бы как в мечеть.

Я кротостью твоей, сродни улыбки детской,

Сражён, мой милый друг, сильнее всех мечей.

Тевтоном на Руси в железном облаченье

На озере Чудском я по тебе тащусь.

Настолько велико к тебе моё влеченье,

Ты только прикажи, под лёд я провалюсь.

Когда с тобою я в томительной разлуке,

Мне с думой о тебе весь день ходить не лень.

Меня влекут твои пленительные руки,

Им добровольно я готов отдаться в плен.

Податлив я, как лён, вей из меня верёвки.

Веди меня в ту степь и взнуздывай меня.

Ты мною управляй, я на подъём нелёгкий,

Но под тобой живей задорного коня.

Когда б я был гусар, как наш Денис Давыдов,

Поэтов всех мастей тебя б заставил петь,

Я сам к тебе в полон французом пленным выдан

И стал ему под стать галантен как медведь,

Попавшийся в капкан. О чувствах беспардонно

Расскажет на весь мир счастливейший мой рык

Про то, как угодил я в омут глаз бездонный,

А был бы я узбек, сказал бы, что в арык.

Но ты меня простишь, что не хожу к обедне,

За мыслей кавардак и помыслов бедлам.

Прикажешь, наступлю я на ухо медведем

Вздыхателям твоим иль просто в ухо дам.

Накал страстей сродни Шекспиру Уильяму

В моей груди как смерч загнал меня впросак,

И рухнул я под ним в безвылазную яму.

Да ты же fell in love – сказал бы англосакс —

Когда упал в любовь, не надо лицемерить,

Не выползал ещё из ямы той никто.

Поэт – не конь в пальто, но врёт как сивый мерин.

И как ты низко пал… А я б сказал – «А то!»

По-ихнему, of course, да я упал, конечно,

В любовь упал, мой друг, по-нашему – попал.

Будь я Омар Хайям иль перс иной беспечный,

Тебе бы на фарси я оду написал.

Но я не англосакс, не перс и не татарин,

Хотя ни одного из них я не хулю

И более того скажу: спасибо, парни.

Без них не передать, как я тебя люблю.

Уехал бы в Сибирь деньков на триста,

В карманах рюкзака с собою взял

Том Гегеля, «Записки декабриста»

И тёплые носки, без них нельзя.

Обосновался бы в верховьях Лены,

По азимуту даже не доплыть.

Не потому, что я боюсь измены,

А чтобы имя Лена не забыть.

Сушил грибы, ловил бы я подуста,

Чай кипятил на пламени свечи.

Не потому, что дров в тайге негусто,

А чтоб не греть напрасно кирпичи.

Грешно тепло переводить впустую.

О теплоте слагал бы я стиши,

Не потому, что я по ней тоскую,

А потому, что рядом ни души.

На лодке б написал «Великий Ленин»,

Нанайцы мне бы отдавали честь

Не потому, что человек был гений,

А с Леной общее меж ними есть.

Писал бы письма, злился бы чертовски,

Что почта возвращает их назад

Всё потому, что в адресе московском

Я бы пометку делал – в Ленин град.

Китайцы возвели меж нами стену.

Но не за это я на них взбешён,

А потому, что иероглиф Лена

В грамматике китайской не нашёл.

Весеннего дождавшись потепленья,

Я б на «Великом Ленине» уплыл,

Чтоб городской опять предаться лени,

Елене посвятить остаток сил.

Очередные пролежу полгода,

Я до безделья жадный, как упырь.

Но такова мужицкая порода —

Я снова заканючу про Сибирь.

Из городского не сбежать мне плена.

Елена мой не выполнит каприз,

За мною не рванёт в верховья Лены,

Да я и сам, увы, не декабрист.

В маленьком семечке спряталось яблони деревце…

Семечко яблони – Татьяна Васса

В маленьком семечке спряталось яблони деревце,

В лоне земли ему быть эмбрионом и девицей

Красною стать, украшением сада, усадьбы

И осыпать всю деревню цветами на свадьбы.

Завязь растить ей природой даны полномочия,

Мыть под дождём и спасать молодь от червоточины

Той, что наносит ветрами откуда незнамо,

Это уже не сквозняк, а семейная драма.

Яблоки сплошь краснощёкие мать в люди вывести

Думает, чтоб на прилавках к ним ценники вывесить…

Знать бы ей, что привлекательность – путь в группу риска,

Семечко малое лишь сохранится в огрызке.

Яблоню срубят, когда разорится имение,

Но жизни цикл не прервать топором в исступлении.

Вцепится в землю и пустит глубокие корни,

Непривитыми дичками кого-то накормит

Простоволосая яблоня, впредь за околицей

Ей пребывать – где расти, выбирать не приходится.

А для чего прорастать ей ветвями сквозь время?

– Чтобы оставить потом только малое семя…

По субботней Москве прокатились кавказские свадьбы,

Разрывая гудками машин ненавистную им тишину.

Бывший антисемит злился на подмосковной усадьбе.

Недоумок-скинхед бил индуса, спасая страну.

Петербург задыхался от нечисти и безобразий,

Что творила элита, схвативши народ за гортань.

В этот раз Колыбель наплодила на свет столько мрази…

Впрочем, в деторождении ей не уступит Рязань.

Из Воронежа мрак от чиновничьего беспредела

Полз с экранов ТиВи, погружая страну в геноцид.

У парадных подъездов толпа возмущенно гудела,

Обостряя у местных чинуш дерматит и цистит.

А в Хабаровске люди пасхальные красили яйца,

Минус десять в квартире минувшей зимой испытав.

Депортации ждали вчерашние братья-китайцы,

На товарный состав изумлённые лица задрав.

Божий Сын отдыхал от забот, упирались колени

В дальние острова, что хранили снегов белизну.

На богатствах страна, развалившись собакой на сене,

Почивала, покуда японцы глотали слюну.

Красна девица встанет, нарядится к праздничной мессе,

Сгонит мух с алтаря, улыбнётся ей ангел с небес,

Дух святой низойдёт, как услышит – Иисусе воскресе,

И ответит уставшим: Воистину люди воскрес!

День израненным зверем

В дверь стучится мою.

Что умрёт он, не верю,

Я ему отворю.

Я зажгу ему свечку,

Чтоб хоть чем-то помочь,

Уложу спать под вечер

И укутаю в ночь.

День щенком благодарным

Мои губы лизнёт,

Завернувшись в Стожары

Будет греться от звёзд.

А под утро померкнет

Лун рассеянный блеск.

День тайком на рассвете

Убежит в дальний лес,

Чтобы к вечеру клячей

Еле ноги влачить

И дневные болячки

Звёздным небом лечить.

Изменились времена окаянные.

В стрингах пляшет у шеста красна-девица

Перед мордами от дури румяными,

А скинхед безмозглый наголо бреется.

По программам разбрелись люди лучшие,

Только слова не услышишь там путного.

А кто храмы посещает по случаю

Патриархов с олигархами путают.

Для того ли брали Зимний товарищи,

И стреляли в Белый дом их противники,

Чтобы нам теперь страдать от вульгарщины,

И лечиться не в лугах – в платных клиниках?…

Как бы вытащить всех с нового Зимнего,

Да пройтись по мордам, с жира лоснящимся?

И хоть просьба эта невыполнимая,

Да поможет нам в ней Матерь Скорбящая.

Лучник, в цель жизни стреляющий, мученик,

Юность, познавшая пыль бездорожья,

Был ли у вас ненадежный попутчик,

Ангел, земным притяженьем стреноженный?

Хмырь-поводырь вас водил, да обманывал,

Россказни сказывал, нечисть двуликая,

Ересью ласковой в сети заманивал,

Наспех плетёные белою ниткою.

Шли вы за ним, обрезаясь осокою

На мелководье и на малодушии,

В небо стреляли и цели высокие

Падали с неба подстреленной тушкою.

Стрелы пускали попасть в невозможное,

А попадали всё больше в ненужное

С тайной надеждой, что цель поражённая

Вдруг обернётся царевной-лягушкою.

Путь уточняя на редких прогалинах,

С лешими вы наигрались в напраслину.

За неудачи себя не ругали вы,

И потому жизнь прожили прекрасную.

Человек хороший жил бы ещё,

Но однажды пьяный выплыл в поддёвке…

А вдове его был выставлен счёт,

Что утоп её мужик без путёвки.

Ей потери горькой не подсластить,

Землянику собирать стало негде,

Всё, что можно на Руси откусить,

Пребывает в долгосрочной аренде.

В лес соседский деду выйти нельзя

Под угрозою огромного штрафа,

Если только состоятельный зять

Из бандитов старику не потрафит

И позволит на охоту сходить,

Пропуск выпишет пройти за калитку,

Ходатайство даст ружьё прикупить —

Инвалидам ведь по зрению скидка.

На огромнейших гектарах жильё

Под себя переписали вельможи,

А простому человеку под лёд

Лишь за деньги провалиться возможно.

Хорошо ему на всё бы забить,

Но чтоб в лучший мир пожаловать в гости,

Надо весь остаток жизни копить,

Чтобы место оплатить на погосте.

И кому вменить он сможет в вину,

Что исчезла та страна безвозвратно,

Где когда-то человек на Луну

Выл, представьте, абсолютно бесплатно?